Вольная земля и наше земледелие. Глава I

СТАТЬИ И ОЧЕРКИ А. А. ДИВИЛЬКОВСКОГО

Сборник публикует его составитель Ю. В. Мещаненко*

………………………………………………………………………………………
      
А. Дивильковский
      
ВОЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ И НАШЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЕ

Книгоиздательство Е. Д. Мягкова «КОЛОКОЛ»

С.–Петербург

1906

Типография товарищества «Общественная Польза»

Страниц всего: 56


   6

                I. Нынешняя деревенская неволя.

   Немного умения надо было земледельцу, пока земля была вольная. Нужно было только расчистить да выжечь поляну в лесу, да кое-как взодрать землю сохой – тут и всё искусство. Совсем другое дело пошло, когда земледельцу пришлось пахать уже не целину, а всё одну и ту же старую землю. Во-первых, нельзя уже стало выбирать для пахоты землю получше, а надо было обрабатывать такую, какая есть, даже и самую плохую, а во-вторых, и самая хорошая земля в течение нескольких лет перестала бы давать урожай, если пахать её каждый год без отдыха и удобрения.

   Поэтому, когда прекратилась вольная земля, то земледельцам пришлось совсем оставить старинный, лёгкий способ хозяйничанья и перейти на трёхпольное хозяйство с удобрением, – а тут уж гораздо больше требуется и труда, и уменья, и скотины, и, вообще, хозяйства. С тех пор и до нынешнего времени наши крестьяне по всей почти России ведут хозяйство на три поля. Правда, то, что трёхполье бывает выгодней и верней для земледельца, чем старинный способ. Здесь хозяин больше надежду кладёт на свою заботу о земле, чем на погоду да на доброту земли.

   Поэтому и урожаи у него бывают по годам ровнее, старинный же земледелец кругом зависит от погоды да от удачи. Всё это правда, да зато старинным людям не приходилось и жить от одной только земли. Вокруг них огромные леса были полны всякой дичью, зверем, мёдом, реки кишели множеством рыбы, на просторных пастбищах они держали большие стада всякой скотины. А после того лесов и пастбищ стало гораздо меньше, дичь перевелась, дикая пчела – тоже, рыба тоже всё больше пошла на убыль. Оставалась человеку для прокормления почти одна только земля. Кроме того, и хозяйства у нынешнего земледельца гораздо больше, чем у старинного; ему уже не так-то легко, словно цыгану, сняться разом с места всем домом, да идти на другое место.

   7

   Нынешний земледелец прикован к своему участку земли, словно крепкой железной цепью. Вся его жизнь тут зарыта и, если у него с землёй не всё благополучно, то и вся его жизнь страдает В чём же состоит благополучие нынешнего земледельческого трёхпольного хозяйства и когда именно оно бывает неблагополучно?

   Благополучие его в том состоит, чтобы никогда не было недостатка ни в чём нужном для хозяйства: ни в инструментах (плугах, боронах, косах и пр.), ни в работниках, ни в удобрении, ни в рабочем скоте. Значит, не должно быть также недостатка и в корме для скота – в выгонах, сенокосах, а также в водопоях; не должно быть и нехватки в подстилке для скота – соломе, и в строевом лесе для хозяйственных построек и изгородей, и в дровах – для овинов и проч. Значит, и земли у земледельца должно быть столько, чтобы хватило и для пахоты, и для покосов, и для выгонов, и было бы достаточно и леса и воды. Если, к тому же пахоты у него ровно столько, что хлеба с неё хватает лишь на прокорм хозяина с семейством, то это слишком мало; пахоты должно быть больше этого, – для того, чтобы хлеба оставалось про запас, на случай плохих урожаев: тогда хозяин может из своих запасов продержаться до лучшего урожая, не входя в долги ростовщикам.

   Только такой земледелец, который располагает с излишком всем, что требуется для его трёхпольного хозяйства, и может считаться настоящим земледельцем, крепким хозяином, которого не подорвёт никакое лихолетье.

   А такой земледелец, у которого в обрез и земли, и лесу, и воды, и работников, и скотины, и инструментов, такой земледелец недолго продержится; как только случится неурожай, пожар, скотский падёж или другое несчастье, он сразу потеряет свою силу, во всём у него пойдёт нехватка, он не в состоянии будет, как следует, беречь свою кормилицу-землю, ходить за нею, как она того требует; дальше – больше, мало-помалу, и земля у него захудает, и хозяйство запустится, и сам он обнищает, попадёт в кабалу ростовщикам.

   8

   Одним словом, при трёхполье, – не то, что было на вольной земле, при тогдашнем «заимочном», кочевом сельском хозяйстве Тут мало одних голых рук да охоты к работе, надо ещё скопить себе хозяйственный запас, откуда и черпать, как из кладовой, при надобности, и притом постоянно надо блюсти, чтобы запас этот не убывал, а прибывал… Вот отчего, разумеется, всякий деревенский хозяин во сне и наяву, всё думает, как бы побольше скопить да где бы не упустить своего интереса.

      Но только почему же дела так идут в нашей стране, что как ни стараются все земледельцы побольше поставить суслонов у себя на задах, как ни рады они были бы к своей земле ещё присоединить побольше земельки, как ни любят они разводить коров, лошадей, овец и свиней, – а почти никому из них это не удаётся. Одних только работников, правда, родится и вырастает больше даже, чем нужно, но что же поделаешь с одними работниками, когда им не с чем взяться? Отчего же это, в самом деле, так выходит, что многое множество усердных, трудолюбивых, не жалеющих на работе своей силы земледельцев у нас, в России, не могут никак добиться того, чтобы поставить своё хозяйство на ноги, дать ему крепкий корень, с которого его не мог бы свалить первый налетевший ветерок?

   Отчего это у нас всякое почти деревенское хозяйство до того хило и слабо, что каждый неурожай производит сперва повальную голодовку в десятках губерний зараз, а потом и вовсе сгоняет с земли тысячи хозяев и расталкивает их по всему свету понапрасну искать своей доли? Отчего всё это бывает?

   На это всякий сразу ответит: оттого, что народу развелось слишком много, а земли и прежде было у крестьян маловато, теперь же и вовсе мало стало для такого множества людей. И, конечно, это правда. Земли остаётся у земледельцев наших почти всё столько же, а народ быстро размножается – происходит большое стеснение для хозяев; на мелком участке нет уже никакой возможности скопить какие-либо запасы, значит, приходится хозяйничать на авось – а это уже

   9

   последнее дело. Малоземелье у нас в России – это верно.

   Но только не в малоземелье главная причина всей беды. В России всё-таки приходится удобной земли на каждого крестьянина, кругом, по полторы-две десятины на душу, а во многих других странах – и того меньше пользуются землёй крестьяне. Есть страны – например, Германия, Франция, Швейцария, Англия, где люди размножились куда сильней нашего, так, что весь народ, вообще, живёт у них в 4, в 5 и в 6 раз теснее нашего, крестьянам же приходится едва ли по одной десятине на душу, а глядишь, люди как-то живут, и живут богаче, исправней нашего, и ведут хозяйство. Так вышло у них от двух причин.

   Первая: когда народ у них по деревням очень размножился, то излишек людей уходил в город, на фабрики, на заводы, в торговлю и проч., и там находил себе довольно заработков, там же навсегда и поселялся. Другая причина та, что и оставшийся по деревням народ, научился справляться и на малых участках земли не хуже, чем на больших.

   Для этого пришлось тамошним крестьянам забросить трёхполье и приняться за иные способы возделывания земли, которые дают хозяину гораздо больше выгоды на том же участке и даже на худшей земле. Они завели травосеяние, искусственное удобрение и орошение полей канавами, сменяют по 4, по 6 и 8 полей, вместо наших трёх и проч. От этого у них обычный урожай стал – сам-13, сам-14. Другие же крестьяне чужих стран вовсе перестали и сеять хлеб, а занимаются на продажу огородами, садами, молочным хозяйством, свекловицей для сахарных заводов и проч.

   Этим способом они при продаже перестают делать конкуренцию крестьянам-хлебопашцам, и находят себе новую, ещё не избитую дорогу. Для этого, впрочем, тоже нужно, чтобы в городах было кому покупать от них всё, что они получат от своих трудов. Но уже сказано, что множество народу там ушло из деревень в город, и даже больше народу живёт по городам, чем в деревнях.

   Значит, неблагополучие наших земледельцев

   10

двойное. Первое, им бы надобно, по их трёхпольному хозяйству, гораздо больше земли – может быть до 20 и 25 десятин на каждое хозяйство. Тогда только земледелец мог бы собирать достаточно (то есть, в избытке) хлеба и соломы, и ему хватило бы корму для скота и навозу для полей. Только на таком участке он был бы крепким, хозяйственным крестьянином, который кормит своё семейство трудами рук своих. А теперь на хозяйство приходится едва по 4, по 5 десятин, кругом, а у множества хозяев и этого нет.

      Первое неблагополучие, значит, – большая нехватка земли для трёхпольного хозяйства у наших земледельцев. Второе неблагополучие в том состоит, что и развязаться с трёхпольем нельзя, потому что заняться, как в Германии или Франции, новыми способами хлебопашества, или от хлебопашества перейти на иное какое-нибудь хозяйство на своей земле – так нужно иметь порядочные средства. Ведь такое улучшенное хозяйство требует ещё больше, чем трёхполье всяких построек, дорогих инструментов, много всяких снастей и улучшений. Да и никак невозможно нашему крестьянину улучшать хозяйство, когда его земля разбросана нивушками да полосками по всему деревенскому полю. Какое уж тут улучшение!

   Если бы что-либо и стал делать к лучшему, то соседи не допустят – он им мешает. И ходить нашему земледельцу на какие-либо заработки в города – тоже далеко не так удобно, как за границей; конечно, много наших крестьян уходит в большие города – в Питер, Москву, Харьков, Одессу и другие, и там устраиваются извозчиками, дворниками, чернорабочими на заводах и прочее; но всё же таких заработков слишком мало, и множество ещё остаётся по деревням народу, который в заработке нуждается, а заработка в городах получить не в состоянии.

   У нас, не как за границей– едва одна восьмая часть всего народа живёт в городах, а семь восьмых – в деревнях и принуждены кормиться, большей частью, от земли. Так что у нас, в России, нет такого облегчения для земли, как за границей; народ, размножаясь, почти не сходит с земли, не заселяет городов, а всё остаётся на том же месте, при земле.

   11

   Нелегко также нашим земледельцам и переселиться для ведения сельского хозяйства, вдаль, куда-нибудь в чужое место, где земли ещё много. Порядочно идёт наших крестьян на переселение в Сибирь и на Амур; да только всё же это – капля в море, и очень это трудно, потому что места совсем иные, неподходящие, требуют больших трудов ещё для того, чтобы сделать землю удобной (большей частью – дикие леса, горы и земля холодная). Кроме того, требуются тоже порядочные средства для переселения и нового устройства, а без таких средств – пропадёшь. Оттого и переселяются тысячи, а земледельцев у нас – миллионы. Есть и ещё заработки в России – сельские работы (жатва, сенокос, молотьба) в степях на Дону, в Херсонской, Екатеринославской губерниях, в Крыму; только эти отхожие заработки сильно упали в последние годы: хозяева позаводили там машины жатвенные да молотильные, а при машинах работников надо гораздо меньше. И вот многие теперь напрасно ищут там работы, а ворочаются по домам, не солоно хлебавши.
 
   Выходит так: для трёхполья не хватает ни земли, ни денег, чтобы поправить своё хозяйство; для нового, улучшенного хозяйства тоже нет средств и возможностей; уйти от земли ни в город, ни в Сибирь множеству земледельцев нет возможности – отхожих промыслов всё меньше, а не больше. А кроме того, ещё и у себя, по соседству, в помещичьи экономии, в батраки мало надежды поступить, потому что помещики батраков держат мало, да и платят очень уж плохо. Вот и приходится множеству народа тесниться всё на одной и той же земле, наделы всё больше и больше делятся и мельчают, земля всё меньше получает навозу, всё больше распахиваются покосы и выгоны, урожаи всё плоше. И земледелец, опустив руки от горя, должен сидеть, не двигаясь, на своём наделе, словно арестант в тюрьме. К наделу он прикован, словно железной цепью, а там, за межою деревенского поля, по всему белому свету, все пути ему заказаны.

   Это-то и есть главная причина неблагополучия наших деревенских жителей, а не одно лишь мало-

   12

земелье. Некуда податься земледельцу со своей земли – вот причина. Ведь и земли было бы не так уж мало, и народу не так уж много, если бы было куда народу разместиться по заработкам. В других странах народу куда больше против нашего, а жить там лучше, легче. Главное, значит, дело в том и состоит, что у нас, в России, кроме земли, мало заведено всяких промыслов по городам, заводских, торговых и иных. В каждом государстве должно быть равнение между землёй и промыслами, как на весах, а у нас этого далеко нет, у нас земля слишком перетягивает, народ наш больше только и знает, что землю да землю – вот ему и тесно стало.

   Не находя себе ни стороннего промысла, ни средств для исправления и улучшения своего хозяйства наш земледелец поневоле бросается на последнее, что есть у него под боком; он бросается нанимать землю у соседних помещиков и богачей, у кого есть земля. Заплатить нашему земледельцу, по большей части, нечем, поэтому он нанимает землю из отработков, или же испольно, с уплатою хлебом или сеном из следующего урожая. Но совсем иное дело, когда землю снимает кто-либо для прибылей за условленную плату деньгами хозяину земли, а иное дело – когда земля снимается бедняком из нужды, для необходимого прокормления.

   Тут владелец земли хорошо видит, что бедняку без неё не обойтись, а потому и назначает ей цену, какую сам хочет: ведь бедняк из того только бьётся, чтобы было, где приложить свою силу да заработок на пропитание; всё что сверх того даст земля, он, по нужде, согласится отдать владельцу. Кроме того,  владельцы земли всегда стараются сбыть окрестным крестьянам аренду заранее, ещё с зимы, а то и за год, и за два года вперёд, да притом раздать им же под будущую тоже работу на полях владельца ссуды хлебом и деньгами; а потом, когда придёт время рассчитываться, все эдакие ссуды взыскиваются работой и хлебом вдвое, втрое. И земледелец поневоле всему подчиняется, потому что у него крайняя нужда; часто, к тому же, бывает так, что ему и на своём-то наделе хозяйни-

   13

чать невозможно, не взявши в аренду соседней земли у помещика; часто наделы так бывают отрезаны ещё со времени освобождения крестьян, что выгонять скотину или прогонять её на водопой можно только по отрезкам, по помещичьей земле. Такое же утеснение бывает и с сенокосом и лесом. Так всё и собирается кругом деревенского хозяина, что ему от самой невыгодной для него аренды просто уйти некуда. Возьмёт аренду, скрепя сердце, а там не выйдет даже и тот расчёт, чтобы с неё хоть прокормиться; то неурожай, а то землевладельцу или своим деревенским кулакам столько долгов приходится заплатить, что себе почти ничего не остаётся, и надо опять, поневоле лезть в новые долги тем же людям. Долги становятся неизбывны, а аренда себе в убыток. И всё-таки ту же аренду опять продолжают брать. Где уж тут и мечтать сделаться настоящим, исправным, запасливым земледельцем, когда человек идёт ко дну, словно пловец, который выбился из сил!

   Но не это ещё самое худое, хоть и кажется – на что бы уж хуже. Самое худое дело то, что наши утопающие без помощи пловцы ещё и тянут вниз друг дружку. Каждый деревенский хозяин, в погоне за наёмной землёй, старается опередить всех своих соседей. Как ни плоха будь эта земля, как ни безвыгодна для хозяина аренда и как ни хорошо знает это хозяин, которому от арендованной земли получается одна лишь отрава, – а всё-таки все соседи стараются, наперебой, перехватить один от другого такое счастье, потому что – упустишь его – потеряешь и последнюю надежду кое-как пробиться. А собственнику-то наёмной земли, помещику или богачу это и на руку; коли арендаторы его делают между собой конкуренцию,  то можно, значит, навязать им землю по ещё большей цене; точно так же поступает он и с прочими хозяевами, которые берутся для него пахать, косить и справлять все хозяйственные работы не за землю, а просто, за ссуды вперёд деньгами или хлебом. В конце концов, такому собственнику земли не к чему становится вести своё хозяйство собственным скотом, собственными инструментами и батра-

   14

ками. Зачем ему всё это, когда он гораздо больше и вернее получит свою выгоду, раздав всю землю беднякам в аренду, да в обработку «на круг» (по одной десятине в каждом поле и в покосе)? Не к чему тоже ему и сдавать землю в аренду на года какому-нибудь обстоятельному хозяину, который станет тут искать прибыли на свой капитал: обстоятельный хозяин ни за что не даст за землю той цены, как бедняк, потому что ему нет никакого расчёта столько давать. Ведь он для себя постарается и лучше вспахать, и лучше удобрить поле, значит больше затраты сделать, и эту затрату надо вернуть, да ещё прибыль получить. Он и не даёт большой аренды. Отсюда выходит, что, если и сыщется в какой деревне земледелец, который мог бы на арендованной земле вести настоящее хозяйство, а не кое-как ковырять землю, как это делает малосильный хозяин, – то такому земледельцу почти нигде не сыскать аренды по себе – не дадут свои же соседи-бедняки, которые друг перед другом взбивают цену на аренду, хоть и поневоле.

   Если же эдакий хозяйственный земледелец затеет прикупить себе собственной земли, и на ней завести хозяйство по-новому, с посевом, например, клевера, с шестью полями, то и здесь ему будет препятствие: земля стала уж очень дорога, оттого, что даёт помещикам и богачам очень хороший доход, по милости множества нуждающихся земледельцев.

   Вот как это хитро выходит: самый лучший доход богатому человеку идёт с самого плохого, неимущего люда! Кто бы мог поверить эдакой басне, если бы мы каждый день, в каждой деревне ту басню своими глазами не видали? Теперь нам всё понятно, отчего именно в нашей стране никак не могут, как ни бьются, много множество трудолюбивых и недосыпающих на работе крестьян, ни опахать свои три поля, как следует, как сами считают хорошим, ни взяться за новые, лучшие способы хозяйничанья. Не могут они ничего этого, именно потому, что друг дружку сами не пускают, а не пускают один другого не по своей воле, а поневоле. Друг дружке свет застят. Друг дружке дыхнуть не дают. В этом-то и состоит нынешняя деревенская неволя. И видно отсюда, что одному

   15

человеку ничего не поделать с этой громадной неволей, никак из неё не выбиться, если только он хочет жить добросовестно, настоящим земледельцем, а не доставать себе богатство тёмной наживой, ростовщичеством, обманом да кулачеством. Одному человеку нечего и мечтать тут, в земледелии сковать себе своё счастье – наверное пропадёшь. Только когда сразу всем откроются новые дороги к добыванию себе средств и к поправке своего хозяйства, только тогда всякий не будет теснить и давить всякого, тогда только земледельцы тоже станут людьми, а не без надежды утопающими пловцами.
    Когда же настанет такое облегчение жизни сразу для всех деревенских тружеников? Не тогда ли, когда земля снова, по-старинному, станет вольная, как воздух, как вода?..
   Из того, что до сих пор сказано, уже можно немножко понять, что по-старинному земле вольною быть не придётся. Уже первое дело то, что ни простора тогдашнего нынче нет, ни звериной и птичьей охоты, ни рыбной ловли прежней, ни пастбищ и огромных скотских стад – земледельцу надо жить от одной только земли. Второе хозяйство нынче не так просто, больше требует готового запаса и затраты – тем больше, что теперь обязательно надобно всё наново налаживать, пора оставлять уже и трёхполье, а не то, что прадедовское подсечное***, лядинное*** хозяйство по целинам; пора уже заниматься землёй по-новому, по заграничному. А новые-то способы к старинной вольной земле совсем не подходят. С новыми-то способами не бросишь вдруг своего насиженного участка, куда убито много труда, и ума, и заботы, да не переберёшься на другой, поприятней, потому что вся другая земля (например, во Франции) такая же холёная да выхоженная, нет и в помине пустой, нетронутой, свободной целины. Значит, тут смешно мечтать о дедовских привольях, – не ворочаться же к тогдашним, диким способам хозяйничанья. Тут общее облегчение жизни для всех должно произойти по-иному, по-новому, как-то. А как именно оно должно случиться, посмотрим дальше. Сперва разберём ещё поподробнее, отчего так наша родина, Россия обижена заработками для нуждающе-

                *** огневая система при подготовке лесных угодий. Выжигание леса называется лядом или подсекой.

   16

гося земледельца? Где, значит, лежит самый корень деревенской неволи?
 Отчего у нас нельзя вовремя освобождать землю от излишней тяжести, от множества народившихся новых людей? Отчего, как в других странах, у нас нет столько занятий в городах, на заводах и фабриках, в торговле? Ведь тогда бы и городского народа, вообще, было бы больше, и было бы кому сбывать разные изделия от земли. Когда уразумеем, где корень этой недостачи, то будем знать и то, чего надо земледельцу наиболее всего в жизни опасаться и на что ему больше всего надеяться.

               
                А. Дивильковский**

                ………………………………………………………………………………………

Для цитирования:

                А. Дивильковский, ВОЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ И НАШЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЕ, Книгоиздательство Е. Д. Мягкова «КОЛОКОЛ», С.–Пбг, 1906, Стр. 3–56   


               
                ПРИМЕЧАНИЯ СОСТАВИТЕЛЯ:


   В связи с публикацией этой брошюры Петроградским комитетом при Главном управлении МВД по делам печати было возбуждено судебное преследование против виновных в напечатании брошюры под заглавием «А. Дивильковский. Вольная земля и наше земледелие», т. е. против книгоиздательства «Колокол» и типографии «Общественная польза» (Большая Подъяческая, 39) в Санкт-Петербурге.

                (Дело № 148 в Российском Государственном Историческом Архиве, шифр: 776, Оп. 11).

   В ходе подавления революционных событий — в 1907 году они были вынуждены прекратить работу; к тому времени А. А. Дивильковский уже покинул через Финляндию территорию Российской Империи и продолжил свою революционную деятельность в эмиграции в Швейцарии и Франции.


      * Материалы из семейного архива, Архива жандармского Управления в Женеве и Славянской библиотеки в Праге подготовил и составил в сборник Юрий Владимирович Мещаненко, доктор философии (Прага). Тексты приведены к нормам современной орфографии, где это необходимо для понимания смысла современным читателем. В остальном — сохраняю стилистику, пунктуацию и орфографию автора. Букву дореволюционной азбуки ять не позволяет изобразить текстовый редактор сайта проза.ру, поэтому она заменена на букву е, если используется дореформенный алфавит, по той же причине опускаю немецкие умляуты, чешские гачки, французские и другие над- и подстрочные огласовки.


   **Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873–1932) – революционер, публицист, литературный критик, член РСДРП с 1898 г., член Петербургского комитета РСДРП. В эмиграции жил во Франции и Швейцарии с 1906 по 1918 г. 18 марта 1908 года В. И. Ленин выступил от имени РСДРП с речью о значении Парижской коммуны на интернациональном митинге в Женеве, посвященном трем годовщинам: 25-летию со дня смерти К. Маркса, 60-летнему юбилею революции 1848 года в Германии и дню Парижской коммуны. На этом собрании А. А. Дивильковский познакомился с Лениным и до самой смерти Владимира Ильича работал с ним в Московском Кремле помощником Управделами СНК Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича и Николая Петровича Горбунова с 1919 по 1924 год. По поручению Ленина в согласовании со Сталиным организовывал в 1922 году Общество старых большевиков вместе с П. Н. Лепешинским и А. М. Стопани. В семейном архиве хранится членский билет № 4 члена Московского отделения ВОСБ.