Начать с прошлого

  1.
 Мария. До и после.

Мария шла по занесенной снегом улице. И, как то часто случается, она чувствовала непреодолимую тяжесть на душе. Белыми хлопьями падал снег, превращаясь ни во что и в очень многое одновременно. Это удивительное свойство снега; каждая снежинка по одиночке исчезает, тает с молниеносной скоростью, но вместе каждая кроха сотворяет нечто огромное и долговечное, устилая белым бархатом всю землю. Так и люди: по одному - ничто, а вместе - многое.

Но Мария была одна. По крайне мере она так чувствовала. И в целом мире не было подобной ей снежинки. Вот потому и растворялась, таяла она сейчас во мраке безысходности. Одиночество свалилось так вдруг и так накрепко прижало её к земле, что никак нельзя было вдохнуть полной грудью аромат прекрасного, удивительно красивого мира, полного вместе с тем несчастных людей. На кого не взгляни - иной раз делается больно и грустно, гнусное чувство заседает в сердце навеки. Так почему же люди не могут просто жить? Жить счастливо и благодарно…

Мария шла. И каждый шаг её был подобен попытке вырваться из оков несправедливости, боли, ужаса. Ещё вчера мир её был совсем иным. Сегодня - душа её была полна жгучей ненависти, презрения, обиды, отчаяния. А мир между тем оставался неизменным. Люди не перестали жить, дышать, любить, надеяться, добиваться и радоваться. Ни одно живое существо не разделяло её боли и печали в полной мере.

Она была одна. И это сильнее всего сказывалось на её мировоззрении. Она была ещё юна, многого не понимала - не могла понять или не хотела, не важно. Но рядом не было никого, кто понял бы её до конца, кто выпил бы её яд до последней капли. Хотя нельзя сказать, что не было вокруг сочувствующих и неравнодушных совсем уж людей; просто это всё было «не то», просто это всё было «не так», просто это всё были «не те». И никто поистине не мог бы понять её при всём своём желании. Тут она в свою очередь это знала, не сильно осуждала - люди есть люди. Однако легче ей тоже от того не становилось. Осознание - это понимание, но не принятие.

Итак, она шла. Всюду спешили люди, задевали друг друга локтями, как поётся в одной песне; мчались машины, горели фонари, работали светофоры.
Да, рядом с ней шла лишь молчаливая боль и печаль, страдалица - тень её. Правду наверное говорят философы: русские люди любят пострадать. Впрочем, вероятно, не только русские. Это черта человека, это его грань, это его особенность. А граней в людях очень много, как загадок в этом мире, неподдающихся самым крепким умам. Мария чувствовала и злобу, и бессилие.

Иногда ей делалось всё безразличным, отступало чувство тревоги и страха, чувство, будто что-то непременно должно произойти, хотя произошло уже и так немало. Однако спустя не столь долгое время все переживания и опасения возвращались, лицо делалось тревожным и принимало беззащитные, испуганные черты. Одно не отступало чувство ни на минуту - печаль.

Мария повернула к дому. Снег перестал. Лишь редкие пушинки со всей своей нежностью и мягкостью теперь могли оседать на её всклокоченных волосах. Тут, в этом дворе, всегда было мало людей. И сейчас девушка была рада этому факту. Не смотря на её чувство одиночества, видеть чужие лица ей вряд ли очень хотелось.
 
Мария поднялась на предпоследний этаж. По коридору до своей квартиры она шла медленно, тяжёлыми и словно вынужденными шагами. Подперев дверь плечом, она стала её открывать. И каждый неторопливый проворот ключа в замочной скважине погружал её в новое уныние, наращивая уровень боли, отзывающейся в душе. Дверь открылась, распахнулась настежь.

Не хотя девушка вошла. Она сползла молчаливо по стене перед зеркалом. В голове пронеслись мучительные воспоминания и тысячью кинжалов впились в её бедное сердце. А перед собой она увидела лишь отражение утомлённого и полного горечи лица. Мария презирала это лицо за все его пороки, нет, не внешние - внутренние. Какой-то частью своей неокрепшей души она ненавидела это лицо и корила...

В голове у Марии поселились новые сокрушения и мысли. Но времени долго восседать на холодном полу посреди прихожей в полной бессознательности и в удручающем бездействии у неё не было. Девушка заставила себя скинуть обувь и верхнюю одежду, прошла на кухню, но тут попала в новую ловушку - наткнулась на фотографию, что погрузила её в смертельную тоску и сожаления.

Подавляя всхлипы, Мария огляделась.
Мрак царил в этом жилище. Ни один луч серого небосклона не проникал сюда; путь свету перекрывали плотно затянувшие окно шторы. Пустота, тишина, горе - больше ничего не сулили хозяину стены. Комнаты безжизненные и холодные, запущенные, забитые уже ненужным хламом - это представало взору вошедшего.

Мария жила одна. Не так давно, но всё же достаточно, чтобы понять все тяготы этого бремени. Здесь она чувствовала себя ещё хуже, чем на улице, тут она готова была пуститься с головой в распростёртые объятия беспросветного отчаяния. Однако одно спасало её - необходимость посещать лекции в университете. В свои девятнадцать лет она хорошо понимала значимость этого процесса. «Жаль, сегодня пятница… Как бы не сойти с ума за предстоящие два дня бездействия и заточения!» - подумалось ей.

В последний раз взглянула Мария на фотографию. Лицо, ещё счастливое, ещё веселое, такое родное и живое следило за каждым её движением, и лишь искренняя улыбка одного этого человека, пусть и только портретная, освещала весь этот тонущий в море смятения и упадка мир бедной девушки. Мария резко отвернулась. Ей больно было видеть это лицо, такое родное, но уже невозвратимое. Ей не верилось до последнего, что всё так обернулось. Мир для неё разделился на «до» и «после». И «после» было ужасно мучительно. Она не верила, отказывалась верить в это «после».

  2.
 Мария. Воспоминания.

Чувство вины, зародившись однажды, впоследствии отравляет душу медленно, но верно. Ощущение пустоты окутывает и топит всё больше в океане беспросветного уныния. Апатия всё сильнее овладевает телом. Разочарование убивает безапелляционно все светлые надежды. Горечь всё круче рисует обрыв, с которого ещё предстоит упасть на пике отчаяния, набирающего пока обороты.

Ночи Марии давались нелегко. Часто ей трудно было отпустить все свои тревожные мысли и просто заснуть крепким сном. В тиски сдавливали обстоятельства, что навалились в последние месяцы так внезапно и решительно. И, когда жизнь девушки перевернулась окончательно, она утратила часть себя, оставшуюся навсегда в прошлом, а другую свою часть ещё не успела обрести, не веря уже в светлое будущее.

По ночам её иногда мучили кошмары. Трагедии ждали её не только в жизни, но и во сне. Поэтому Мария даже стала бояться этого времени суток, когда разум брал во владение весь её мир, и фантазия с энтузиазмом разрисовывала даже тут всё в чёрные краски, уже до боли привычные. Отходя ото сна, Мария чувствовала, как бьётся её сердце, как страх и тревога окутывают сознание, как тяжёлые воспоминания вновь берут в плен.

Каждое утро начиналось обыкновенно с длительного приёма душа. Стоя под холодными струями воды, Мария немного приходила в себя и собирала мысли в точку. Затем, укутавшись в плюшевый халат, она садилась на кухне в одно из кресел у окна, приподнимала шторы и сонным, потерянным взглядом окидывала окрестности и горизонт. Примерно в это время на часах било пять утра. Ещё оставалось время на сборы, быстрый перекус и последние перед выходом из дома раздумья.

Но сегодня была суббота. Мария осталась дома.
Ей хотелось что-нибудь сделать, даже что-то такое ощутимое, глобальное, но при этом, какие бы варианты не перебирала она в голове, ни одним делом не возникало желание заняться. И так во многом; лишь только минутный порыв доходил до конкретики, тут же сходил на нет, являя сотню причин к воплощению замысла не приступать, как бы идеально всё не выглядело в голове, в далёких планах и прозрачных мечтах.

Сегодня, следя из окна за редкими машинами, что мчались рьяно по автостраде, Мария думала о чём-то новом для неё, но окуналась и в обыкновенные свои размышления. Она нередко оценивала пейзаж за окном, так непохожий на прежний.
Вообще, Мария любила посмотреть в окно. Так она видела через прекрасное всю чудовищность происходящего. Поздним вечером, когда Мария раздвигала шторы в своей комнате и всматривалась в такую до боли знакомую улицу через стеклянную призму времени, она видела, как мчатся машины по ночным дорогам…

Светят устало фонари. Подрагивают огоньки в зелёных, бежевых, сероватых, многоэтажках. Обречённо смотрит издали шиномонтаж. Проезжают последние поезда со своим ленивым: чучух-чучух. В окнах электричек иногда видятся чужие, незнакомые лица. И где-то подальше, вдоль железной дороги, горит неустанно надпись «24»…
Марии были дороги эти улицы, памятно было каждое место, ценна была каждая деталь. Она сравнивала. Всё шло из детства. Только вот…

Тогда всё было совсем иначе. Всё было лучше, светлее, приятней. Всё играло другими красками. А теперь? Теперь всё изменилось, в её жизнь пришли новые знания: время, боль, судьба. Всё шло под откос. Она страдала одна, хотя вокруг было так много готовых помочь, приютить, даже жаждущих этого. А она не хотела… Она сама отказывалась всякий раз, ища себе оправдания.

Она безумно винила себя… И во многом. Да, Мария чувствовала, будто виновата кругом. Ей было стыдно, ей было горько, ей было больно, но мучилась она больше всего тем, что ничего не могла ни вернуть, ни исправить. И она тупо смотрела в окно, будто что-то непременно должно было от этого измениться.

Так было всегда. Так случилось и сегодня.
Но заблудившись в мыслях, несущихся вслед за уходящей вдаль электричкой, её беспокойный ум зацепился за воспоминание, всколыхнувшее незажившую рану. Одного этого хватило, чтобы пуститься с головой в мысли о прошлом, чтобы поднять с полок предательской памяти всё то, что когда-то причинило адскую боль, то, что стало причиной несчастиям, то, что хочется забыть, потому что исправить уже невозможно.
 
Она вспомнила.
Это случилось несколько месяцев назад. Они ехали в больницу, держась под руки, наступая в лужи и расплёскивая мутные капли вокруг. Идти быстро не получалось из-за ватных ног, кружащейся головы, общей слабости и боли - одним словом, из-за болезни. Они чуть-чуть покачивались, иногда останавливались, чтобы передохнуть. От метро до больницы непросто было дойти в подобном состоянии, хорошо, что их было двое, что было, на кого опереться.

Ехали машины. Горели светофоры. Приходилось ждать зелёный свет, смотреть по сторонам, перебегать рельсы перед виднеющимся вдали трамваем, видеть серое осеннее небо и слышать шумные разговоры, весёлые возгласы, пустяковые жалобы - у всех всё было, как и прежде, но только не у них. Вывески магазинов, ароматы только что приготовленной еды, тянущиеся на улицу из ресторанов, незнакомые лица. Всё дышало, всё жило и двигалось в своём обыкновенном темпе. Прохожим не было дела до того, куда так спешили они, что так их тяготило. Холодный ветер пробирал до глубины души, но от этого ли болело сердце?

Вот они подошли к территории больницы. Теперь они в окружении больных, таких же несчастных, но ещё надеющихся пойти на поправку. Врачи, кабинеты, пугающие звуки, процедуры, лица, всюду лица. Все смотрят друг на друга, всем интересно, кого чем наградила судьба и насколько кому не повезло… В воздухе немой вопрос: «Быть может, есть те, у кого всё хуже, чем у меня?». Иногда люди не просят многого от жизни, им порой вовсе не надо, чтобы у них было всё хорошо, но им совершенно необходимо знать, что у кого-то всё очень-очень плохо.

Мария осталась у кабинета. Она не пошла внутрь, а лишь обхватила двумя руками свой рюкзачок, сжав пальцами крепко-накрепко молнию. Слёзы не шли, они остались где-то на подходе к глазницам и замерли еле ощутимым осадком, собравшимся в ком и подступившим к горлу. Она стала ждать. И мысли застыли в неведомом танце, запутавшись, смешавшись окончательно.

Но вот вышел врач, позвал её в кабинет. Там собрался консилиум, там тоже были лица, много лиц. Их облики смешались то ли в выражения жалости, то ли беспомощности, а может, просто в маски циничности.
Эти люди в белых халатах, будто всем своим естеством пытались оправдаться, будто выговаривая своими лицами: «Мы сделали всё, что могли».
Их выражения скрипели совсем как проржавевший механизм переставших идти часов, намекающий на вину хозяина, на его невнимательность, неаккуратность, отрицающий свою собственную вину в поломке. Они несколькими словами недвусмысленно дали понять, что это начало конца - необратимое начало неизбежного конца.
Сказали тоже, что: «Надо было раньше приходить», - мол: «Сами виноваты, запустили своё здоровье, чего от нас теперь хотите?».

Мария взяла под руку этого человека, такого родного, такого любимого, не разобравшего ни одного слова врачей, всё ещё верящего в то, что может выздороветь. Сердце девушки сжалось, запульсировало в висках. Злость хотела вырваться наружу, но Мария не стала закатывать скандал, обвинять кого-либо, сыпать проклятиями или, наоборот, молить о помощи, отрицать, она просто пыталась осознать тот факт, что лучше уже не будет, что дальше только…

Сквозь слёзы она улыбалась. Кто-то или что-то научило её так делать всякий раз, когда было больно, но надо было идти дальше. Она впоследствии пронесёт это через всю жизнь, быть может, это позволит ей оставаться сильной в глазах других, но для себя самой сделает невероятно слабой, ничтожной, бессильной...

Так они вышли на улицу.
Под крупными каплями дождя, от которых не спасал прогибающийся под ветром зонтик, они быстро промокли и замёрзли. Мария почувствовала себя зонтиком, как бы это не звучало. Ей на мгновение показалось, что она точно так же не может сопротивляться этому ветру - року судьбы, уносящему её всё дальше и дальше от счастливой и беззаботной жизни.

Родное лицо среди всех прочих, на которые вдруг стало совсем плевать, такое потупившееся, потерявшееся, казалось бы, только что осмыслевшее слова врачей… На это было невозможно смотреть. Мария отвернулась. Как можно улыбаться человеку, которому осталось совсем немного, который не хочет и не может этого понять, который никак не способен на это повлиять, что-то исправить, который полностью до сих пор не осознает, что произошло за эти три чёртовых месяца, в которые так стремительно стала увядать его жизнь?

Мария заплакала.
Это воспоминание тяжело ей далось. После приговора врачей та крохотная надежда, теплящаяся ещё в её душе, потухла навсегда. Больше не было сил и смысла говорить себе, что всё хорошо, что всё можно исправить, ведь… Исправить можно не всё. И это был не тот случай, чтобы верить в чудо до последнего.

С того дня она перестала улыбаться. Нет, не совсем. Мария нередко выдавливала дежурную улыбку или вынужденную, притворную, чтобы не огорчать никого, чтобы делать вид, что всё действительно «нормально», отвечая на этот чисто формальный вопрос: «как дела?». Но искренности уже не было, да и откуда бы ей взяться? Душа девушки изнывала, билась в истерике и не могла выбраться из этой клетки, в которую завела её судьба. Откуда взяться улыбке настоящей, действительно радостной, счастливой?

Она вытерла слезы. Поднялась со стула и упёрлась лбом в стену. Завтра будет новый день, завтра будет новое утро, завтра она на целые сутки станет ближе к освобождению от своего горя, к исцелению ран… Может быть. Но лечит ли время? Ей всегда казалось, что нет.

  3.
 Станислав. Из детства.

Его никогда не принимало общество. От него всегда хотели слишком многого, того, чего никак не мог и не хотел он дать. В семье от него ждали успехов, титулов, наград, отличных оценок, хотя бы хороших, а он больше не мог выдавливать из себя то, чем не являлся. Сверстники хотели видеть, что он с ними на одной волне, хотя и это было не так. Когда окружение в нём разочаровалось, похоронило его идеальность, его самого, Станислав почувствовал себя брошенным, одиноким и обозлённым на весь мир. Да, парень не мог дать всем того, что по какой-то причине от него ждали с самого детства, но должен ли был он соответствовать чужим требованиям и меркам? Значила ли хоть что-то и хоть для кого-то его личность, которую так старательно в нём стремились задавить?

В средней школе начались проблемы с коллективом. Буллинг, травля… Ровесники шли на конфликт, Станислав пытался это игнорировать, но его хватало ненадолго. Не сказать, что взрослые ничего не знали о нападках одноклассников, но они и не пытались узнать больше, не шли на помощь и не хотели разбираться, решив просто закрыть на всё глаза. Учителя делали вид, будто ничего не замечают, а отец как-то раз сказал: «Ты мужчина. Мужчина должен разбираться со своими проблемами сам». Но мог ли Станислав решить это сам? И что это за слово - «должен»?

Вообще его отец был довольно твёрдым человеком, не знавшим никогда, что такое ласка, что такое любовь и объятия. Он редко бывал дома, а однажды ушёл «за хлебом».
Станислав знал, что брак родителей трещит по швам, но не был готов к тому, что отец забудет о нём, как только переступит порог, и уедет на несколько лет прочь на своей красной машине, у которой всё время стучит под капотом.

Мать работала на трёх работах, чтобы платить за коммунальные услуги, кормить и одевать сына, иногда отдавать косточки бродячим собакам и подливать молоко котам, облюбовавшим их пятиэтажку. Она была доброй, но так уставала, что не могла дарить сыну любовь и тепло, а только изредка подходила и устраивала допрос с пристрастием из-за очередной двойки. Ей хотелось знать, что сын добьётся большего, чем она, получит хорошее образование, никогда не будет знать нужды и ни от кого зависеть.

В дни, когда приезжала бабушка, Станислав бежал в её объятия, но через минуту, ответив неудовлетворительно на её вопрос об успехах и учёбе, убегал с заплаканным лицом в свою комнату и прятался под одеяло, кусая ногти. Он хотел бы сказать, что учится на одни пятёрки и отлично знает математику, но… Что делать, если это было не так?

Когда Станислав получил паспорт, отец вернулся, чтобы просить прощения и пытаться всё исправить. Он ничуть не изменился, только капельку поседел. Глаза его уже не горели, и тембр голоса стал слегка ниже. Мать его простила, или только сделала вид, бросила работу, но зато занялась домашним бытом, отчего стала уставать не меньше, а подчас даже больше, чем пропадая на работе. Родители пытались склеить то, что было навеки разбито и давно разлетелось тысячью осколков по этой двухкомнатной квартире на окраине города. А Станиславу это было не нужно. Он знал, что, как прежде, уже не будет. Да и не должно быть.

Отец отдал Станислава на самбо и с первого дня ждал выдающихся результатов, повторяя каждый раз: «Твой дед был мастером спорта. Ты должен побеждать».
Но парень быстро понял, что ненавидит спорт и соревнования. Он ходил на тренировки только под страхом ругани с отцом и матерью. Школу парень и так всегда ненавидел.

Однажды одноклассники его избили, и он понял одно: надо быть сильным, если хочешь дать отпор. Но Станислав не был сильным, ему вообще тяжело было набрать мышечную массу, и крепким здоровьем он никогда не отличался. Благодаря спорту, парень постепенно обрёл желаемую форму, как бы не плевался от занятий, начал ощущать собственную силу, но по-прежнему не мог отстоять себя перед сверстниками.
В старшей школе у него так и не появилось друзей. Да, были те, с кем он мог пропадать до утра и притворяться другим человеком, с кем часто и много выпивал, курил в школьных туалетах и воровал алкоголь в магазинах, убегал с жутко бьющимся сердцем от контролёров и полиции, перебегал железные дороги перед мчащимся поездом и ложился на рельсы… Но эти люди не были его друзьями. Они были фальшивками, такими, как и он сам, созданными, чтобы скрыться от этого мира под масками безбашенности и вседозволенности.

Так Станислав стал прожигать свою жизнь. А ещё бросил спорт, плюнув на мнение всех, кому был хоть сколько-то дорог. Он больше не боялся идти на конфликт, наоборот, всюду выражал протест, на всех срывался и отыгрывался за свои обиды, не думая ни о чьих чувствах и всех принимая за врагов. Он больше не верил… Не верил людям, этому миру, себе. Он плыл по течению и не ставил перед собой целей. В институте Станислав не доучился, бросил ещё на первом курсе и довольно долго не занимался ничем, а только вёл праздную жизнь и каждый вечер, переходящий плавно в утро, выпивал с мнимыми друзьями, видя в бутылке своё спасение и весь смысл жизни. Только под постоянным давлением родственников Станислав устроился работать простым грузчиком.
Ему стукнуло двадцать. И он не собирался ничего менять в своей жизни.

  4.
 Станислав. Незнакомая улица.

Станислав оглянулся. Он стоял посреди улицы и не знал, как тут оказался. Его потерянный взгляд спотыкался о глаза, кричащие, упрекающие его в его бессознательности. От него пахло спиртом за километр, он покачивался из стороны в сторону, на часах было два часа дня. Понятно, почему всюду в лицах прохожих изображалось осуждение.

Ему двадцать лет. Он не знает, для чего живёт, и не пытается узнать. И ему отчасти это нравится, хоть он и знает, что это неправильно. Он не держится за жизнь, ни за что не борется, у него нет страхов, нет слабостей, потому что ни один человек не близок ему, и потому что жизнь ему не дорога. Он совсем один, поэтому может выбирать изо дня в день: жить или умереть. И ему нравится эта рулетка. Он может лечь на проезжей части в три часа ночи и ждать, пока его тело подсветят фары чужой машины. Он может повиснуть над самым краем крыши и не бояться упасть. Ему всё-равно…
Ему плевать, что испытывает судьбу на прочность, ведь он не боится проиграть в этой лотерее. У него нет счастливых билетов - все ему одинаково безразличны. И нет дела до того, кто будет о нём горевать…

Но вот он стоит посреди улицы. И не знает, как забрёл сюда, с кем, когда. Общество снова его порицает. Всё так, как всегда, кроме одного…
Теперь в его мозгу, как червь, вьётся мысль: «Это совсем ненормально, Стас».
Бьёт четверть третьего. Станислав проводит рукой по затылку и рассматривает ладонь, на которой остаётся алой полосой его кровь. Ноет спина, голова трещит. Куртки нет, видимо, потерялась не так давно, мороз сковывает тело. Незнакомая улица. Люди. Машины. Телефон, как всегда, разряжен. Как добраться до дома?

Он идёт вдоль дороги, голосуя, но в ответ на его нетрезвые движения из окон машин снова выглядывает только осуждение. Всем безразличен он, его судьба и жизнь, пока это не портит вечер или утро, пока не предстает перед глазами детей и не касается напрямую. Всем по большому счёту плевать на него в частности, только вот не устраивает общая обстановка на улицах родного города.

Станислав широкими неустойчивыми шагами двинулся вдоль дороги по усыпанному снегом тротуару, увязая иногда в сугробах. Но вдруг рядом с ним затормозила машина, и слегка опустилось окно, из которого энергично помахал кто-то смутно знакомый. Станислав поёжился от холода и прыгнул в автомобиль, соображая, кто его добродетель.

К нему повернулось вытянутое лицо с хищной ухмылкой и глазами, тут же пристально впившимися ему в душу. Что-то было не так… Это подтверждало долгое молчание и какое-то внезапное предчувствие. С водительского сиденья послышался тяжёлый и многозначительный вздох. В зеркале заднего вида сверкнули по-недоброму чьи-то глаза. Станислав пытался сосредоточиться на том, что ему говорили, но упорно не понимал, всё качая головой.
Ему дали бутылку с привычным ядом, чтобы «лучше думалось». Он тут же сделал пару глотков и снова застыл весь во внимании. Машина остановилась у его дома.

  - Понимаешь, Стас, - заговорил на этот раз грубым басом водитель, устанавливая зрительный контакт через зеркало. - Мы знаем, что ты не хотел никому причинить вреда, но… Ты ведь понимаешь, молчание стоит дорого. Одним словом, если ты не принесёшь завтра деньги, мы пойдём в полицию, и тогда нам придётся всё рассказать. Но мы ведь этого не хотим, верно? - он сделал красноречивую паузу. - Ты нас понимаешь, Стас?

Но звуки уже не долетали до бедного Станислава. Он с ужасом пытался припомнить, о чём говорят эти двое. Всему виной алкоголь, конечно. Если бы он не пил вчера, то помнил бы сегодня, что произошло. Но он не помнил…
И подобно белому шуму всё звенела в его голове фраза: «Ты нас понимаешь, Стас?» - будто поставленная на повтор и жужжащая до тошноты противно.

Станислав открыл дверь машины и буквально выпрыгнул на трясущихся ногах в белый пушистый сугроб, проваливаясь глубоко вниз. Здесь почти никогда не чистили тротуары. Он чертыхнулся и застыл на месте, утопая всё дальше в снегу. Машина снова завелась и с громкими хлопками улетела прочь из района. Станислав упал лицом в снег, не чувствуя холода.

Небо быстро потемнело, и началось что-то вроде метели. Станиславу пришлось встать и зайти в подъезд, дрожа всем телом в мокрой одежде. В квартире никого не было, а если бы кто-то и был, Станислав всё-равно прошёл бы мимо, не удостоив взглядом. Стянув с себя промокшую до нитки одежду, он залез в ванну и набрал тёплой воды. Многое надо было обдумать и пережить. Где ему взять деньги? Что вообще произошло? Неужели… Он кого-то убил?
Честно говоря, Станислав не помнил даже, кто эти люди, решившие его шантажировать. В этот день он проклял алкоголь и себя… Неизвестно, что из этого больше.

  5.
 Диана. Приговоренная.

Вы когда-нибудь задавали себе вопрос о том, что бы делали, если бы узнали, что вам осталось жить три дня?

Диана шла по длинному коридору под нервно мерцающим светом больничной лампы. В её голове вертелась всё одна мысль. На глаза навернулись слёзы. Близкие, друзья и даже врачи всё время твердили ей, что нельзя унывать, что шанс всегда есть, что нужно бороться.

Но что теперь? Где все эти банальные фразы, придуманные для самообмана? Что делать, когда последняя надежда рухнула о каменное лицо врача, который лишь развёл руками. Нет, она не винила его. Он сделал всё, что мог, тут он действительно приложил все усилия. Но стоило ли вечно уговаривать её на бесконечные процедуры, если ей осталось, может, год или два, а может, меньше?
 
Девушка вышла на улицу.
Хлопья белого пушистого снега тут же приземлились на её бледные щёки и длинные ресницы. Руки повисли, как плети, словно обессилев.

Скоро Новый год.
Люди снуют туда сюда с набитыми пакетами в руках. Через пару дней начнётся новый этап. Перелистнётся ещё одна страница, и планета станет на год старее. Миллиарды людей сядут за стол и будут чокаться под старые добрые фильмы. А она? Где она в этом неизменном расписании мира?

Диана провела ладонью по холодной щеке, смахивая то ли слезу, то ли снежинку. Ноги повели её к дому, но мысли остались где-то там, в клетке с бежевыми обоями и чёрными сидушками у кабинетов, там, где всегда нервно мигает освещение, там, где кто-то обретает и теряет надежду.

Дома её, конечно, спросят: «Что сказал врач?». Но разве кто-то будет готов услышать ответ? Мама приготовит вкусный ужин и позовёт домочадцев, папа придёт с работы и поцелует Диану в макушку, брат аккуратно толкнёт в плечо и сядет напротив, ободряюще улыбаясь. Все будут делать вид, что всё хорошо. Но так ли это?

Конечно, по телевизору будет идти их любимая передача. На каждый шорох будет лениво лаять лохматая собака, растянувшаяся под столом. За окном непременно продолжит идти снег, а на небе появится силуэт желтоватой луны.
Диана знает всё наперёд. В её жизни нет ничего необычного… Только тот факт, что… Ей осталось жить меньше года.

Она откроет дверь и зайдёт в квартиру с улыбкой. Как можно иначе? Она ведь «сильная» и «никогда не унывает». Диана скажет, что всё хорошо и терапия идёт на пользу. Родители обнимут её, собака оближет ладони и всё лицо, брат выпустит пару шуток, и они сядут за стол и будут смотреть любимую передачу. Но… Что, если Диана хочет не этого? Что, если она предпочла бы провести оставшиеся дни иначе? Не притворяясь, не натягивая фальшивую улыбку и не замечая на себе жалостливые взгляды?

Ей почти девятнадцать лет.
Она ходит на пары в колледж и мечтает стать знаменитой художницей. Ей нравится её жизнь, она ничего не хотела бы поменять, но… Если бы только у неё было больше времени, если бы только не приходилось ходить в больницу, как на работу, и не надо было бояться, что завтра не настанет.

Диана подошла к магазину и заглянула внутрь через большое запотевшее окно.
На полках почти ничего не осталось, все спешили закупиться перед праздником. Диана зашла внутрь и бросила смущённый взгляд на парня, сидящего за кассой.
Он всегда работает тут, каждый день с восьми до девяти сидит за прилавком, чтобы накопить на права и обзавестись собственной машиной, хоть бы и в кредит.

Они учились в одном классе, но за все года не сказали друг другу и слова. Он всегда пользовался популярностью и не обращал на неё внимания, а она слишком боялась подойти первой. После девятого класса она поступила в колледж, а он провалил экзамены, и отец устроил его работать в этот магазин.

Диана часто заходила сюда за хлебом или молоком. Она никогда не говорила с этим парнем, просто часто бросала на него взгляд, задерживаясь у полок с ненужными ей продуктами, а потом молча расплачивалась картой и торопливо исчезала. А он слишком хорошо знал, что её дом в соседнем районе, и что она приходит сюда только ради него…

Сегодня Диана сразу подошла к кассе и как-то странно посмотрела на него, хлопая длинными ресницами. Он улыбнулся, но этим только испугал её, и она, покраснев, бросилась вон из магазина.
На улице началась метель, Диану чуть не сбило с ног сильным порывом ветра, смешавшегося со снегом в безумном танце. В одном из окон магазина появилось два зорких глаза, проводивших Диану до конца улицы. Её сердце неистово билось. Она не знала от чего именно. Ей на мгновение показалось, что теперь уж точно можно к нему подойти, раз другого шанса может и не представиться… Но этот минутный порыв сошёл на нет, и она почувствовала себя ужасно глупо в его глазах.

Вскоре Диана поднялась на свой этаж и уже достала увесистую связку ключей, как вдруг что-то заставило её отойти от двери и опуститься на ступеньки возле квартиры, сотрясаясь всем телом.
Может, лучше сказать родителям правду? Нет, она не взрослая, она ребёнок. А может ли ребёнок взвалить такой тяжкий груз единственно на свои собственные плечи? «Может!» - ответила с железной уверенностью себе Диана и обхватила плечи миниатюрными ладонями, скрестив руки и словно успокаивая себя, укачивая, как малыша.

Через несколько минут она встанет с новыми силами и с улыбкой зайдёт в квартиру, будет улыбаться весь вечер и смеяться над шутками брата. Мама разрежет торт, купленный, разумеется, «просто так», потому что «что-то захотелось», папа поставит чайник и включит их любимую передачу, брат будет всё время рассказывать что-нибудь, конечно же, очень весёлое, и собака будет сопеть под столом, грея ноги своих любимых хозяев и изредка повиливая пушистым хвостом…

  6.
 Диана. Пугающая вечность.

Диана проснулась в окружении воздушных шаров, привязанных к её кровати. Точно, ведь сегодня её день рождения! Лёгкая улыбка с прежними нотками печали озарила её бледное лицо, усеянное веснушками. Прядь рыжих волос выбилась из маленького хвостика и прикрыла сонные глаза.

В дверь постучали. На пороге появилось вечно весёлое лицо брата.

  - С днём рождения, сестрёнка! - крикнул он, бросаясь обнимать именинницу. - Ну вот ты и стала ещё на год старее!
  - Не смешно, - усмехнулась Диана и закатила глаза, задыхаясь от крепких объятий.
 
В комнату вошли родители, вручили несколько праздничных пакетов с подарками, поздравили, поцеловали любимую дочь и поспешили на работу. Брат тоже быстро ушёл. Диане предстояло провести весь день в страшном одиночестве, в обществе своих беспокойных мыслей и жуткого страха.

Когда все ушли, квартира словно упала во мрак, спустилась в чан с кипящим отчаянием и потеряла все светлые оттенки. Диана зашторила окна, поморщившись от яркого белого света, свойственного обыкновенным зимним дням, и включила телевизор, обхватив обеими руками чашку с мороженым. Что может быть прекраснее пломбира в конце декабря? Диана не хотела терять ни минуты и решила с этого дня делать всё, чего пожелает её душа, и, главное, ни за что не упрекать себя.
 
Безусловно, она вспомнила и о парне из магазина. Сегодня она твёрдо для себя решила, что обязательно познакомится с ним. Для этого ведь вовсе не обязательно быть идеальной? Ведь так?
Вообще Диана всегда стремилась быть такой в глазах других. Поэтому боялась подойти первой к парню, который понравился, поэтому никогда не любила большие и шумные компании, поэтому предпочитала старое и привычное чему-то новому. Она не хотела допустить ошибки, потерять свою идеальность в глазах других… Хотя прекрасно понимала, что никакой идеальности нет, что своими действиями она скорее доказывает обратное.

Диана училась в младшей школе на одни только пятёрки и больно реагировала, когда получала оценки ниже. Родители не требовали от неё многого, они позволяли ей быть самостоятельной и лишь иногда вмешивались с советами и напутствиями. Но сама Диана требовала от себя большего. Ей хотелось быть лучшей во всём. Так в средней школе она совсем закрылась от сверстников и очень быстро потеряла все преимущества, сравнявшись по успеваемости с подавляющим большинством.

Когда она узнала о своей болезни, ей стало всё равно на оценки, но по-прежнему было важно поддерживать свой образ в глазах одноклассников, запрещая себе быть настоящей, сковывая себя какими-то рамками и требованиями, которым хотела соответствовать. Постепенно мир девушки стал меняться. Диана поступила в художественную школу, забыв про обычные уроки, а потом и вовсе решила уйти после девятого класса, хотя изначально планировала доучиться до конца и попасть в приличный вуз.

У неё была пара-тройка друзей, но зато тех, с которыми ей действительно было о чём поговорить. Только вот жизнь развела их по разным дорогам, которым не суждено было пересекаться так часто, как то было нужно Диане в её состоянии. Одна подруга переехала в другой город, вторая завела новых друзей в своём колледже и стала реже выходить на связь, а третья вообще исчезла. Диана скучала по ним, но понимала, что им лучше без неё. Зачем другим тонуть в её горе? Они заслуживают жить своей жизнью и радоваться тому, что живут. А она… На её долю выпало другое испытание.

Так что, сидя перед телевизором и вовсе не слушая его монотонную болтовню, Диана в гордом одиночестве вынуждена была размышлять о жизни, которая грозила оборваться так скоро. Вообще она всегда любила думать, фантазировать, представлять свою судьбу. Но… Сейчас, когда будущее определилось помимо её воли, мысли потеряли свою лёгкость и приятность. Теперь они доставляли только боль... Она так много хотела успеть, но так мало могла…

Ей было страшно ещё и то, как всё пройдёт. Что за жизнь после смерти? Переродится ли её душа? Что с ней станет, когда она поневоле шагнёт в эту пугающую вечность? Диана прочла много книг об этом, когда ещё только готовилась к подобному приговору. Но там не было ничего, что могло бы её хоть как-то успокоить. Люди ничего об этом не знают, поэтому и боятся. Нет ничего страшнее, чем неизвестность. Да и что скрывать, Диана совсем не хотела шагать в эту неизвестность. Она хотела жить всем своим юным сердцем.

На экране мобильника высветились сообщения. Почему-то все родственники и горячо любимые подруги предпочли отделаться сухим текстом…
Видимо просто не решились позвонить. Все знали, что она не вполне здорова, и что шансов на полное излечение очень мало. И Диана прекрасно понимала их чувства, они просто не знали, как говорить с ней без жалости и фальшивых ноток в голосе. Да она и сама не хотела бы сейчас отвечать на тонну звонков… Слышать в их голосах жизнь, полную надежд и возможностей. Она никого не хотела слышать и даже боялась, что вдруг родители решат вернуться пораньше.

Диана устала. Ей не хотелось врать, делать вид, что всё в порядке. Ведь не всё в порядке… Её бесило, что она улыбается, когда уголки рта безумно больно и горько приподнимать. Ей надоели шутки брата, забота матери, внимание отца…

Она уткнулась в своего пушистого друга, что так хотел её утешить. Он один в этом доме не желал обманываться и всё уже знал, чувствовал, и перед ним она не боялась плакать, только ему она и сказала правду, и он не ушёл, а только свернулся калачиком на её дрожащих коленках и уткнулся в ладонь, мокрую от слёз.

За окном всё также шёл снег. Люди спешили с работы домой. Родители поднимались по лестнице. Брат только подходил к дому. Эти двое так и сидели в обнимку перед телевизором. И ничего, что мороженое в чашке растаяло, пёс с удовольствием съел и такое…

  7.
 Мария. Ничего не вернуть.

Мария стояла под снегопадом. Она пришла в этот парк, чтобы сесть на скамейку, до боли знакомую, и рассматривать лица прохожих, укутанные в тёплые шарфы.

Раньше на этой скамейке они сидели вместе. У них больше никого не было… Они были совсем одни. Но им хорошо было вдвоём, потому что друг другу они давали необходимое тепло, отгоняли беды и печали. И пусть иногда было одиноко, особенно в большие праздники, такие как приближающийся Новый год, но зато они проводили его всегда вместе, пересматривая старые фильмы и лёжа в кровати с кружкой какао и мандаринками. Это был их праздник, и они любили его, потому что новогодние традиции всегда сближают души. Когда били куранты, они вспоминали всех тех, кого с ними нет, а потом обнимали друг друга и чокались кружками с какао. Но…

Этот Новый год Марии предстояло встретить в полном одиночестве, чувствуя только холод и слёзы, льющиеся ручьём по лицу. Ей больше не к кому идти. У неё не осталось родных. Все знакомые, конечно, разошлись по домам и готовились праздновать в семейном кругу. А она была одна, как эта скамейка, зря брошенная тут на петляющей дорожке в окружении голых деревьев…

Мария присела на скамейку с потерянным видом. В полуденное время тут трудно было встретить хоть кого-нибудь. Но… Она увидела одиноко идущего по белоснежной тропе человека. Он пугливо озирался по сторонам, и все движения его были обрывистыми, нервными. Мария поднялась на ноги и пошла за ним. Зачем? Она и сама не поняла. Что-то потянуло, какой-то неведомый импульс, и девушка ему поддалась.

Он не видел её, спрятавшись глубоко в капюшон. Мария кралась за ним с большим отрывом, бесшумно ступая по насту. И они всё дальше уходили от парковых дорожек, углублялись всё больше и больше в снежную чащу. Позади наконец осталась и беседка, от которой начал своё движение странный незнакомец. Мария почувствовала, как холодок пробежал по коже, и сердце забилось сильнее. Она шла за ним, но не понимала, зачем идёт, хотела остановиться, убежать в противоположном направлении, но уже не могла, что-то словно тащило за ним.

Вдруг он остановился и почти свалился на колени, будто потеряв равновесие, но в следующую секунду Мария отчётливо увидела, как он стал торопливо что-то закапывать в землю. Она замерла на месте, силясь рассмотреть из-за его сгорбившейся спины то, что так старательно прятал он под снежным покровом, но отсюда ей ничего не было видно. Мария чуть-чуть отошла вбок и только краем глаза успела заметить что-то багровое под покрасневшими от холода пальцами незнакомца. Но тут её выдал звук треснувшей под ногами палки, и, перепугавшись до чёртиков, она скользнула за шершавый ствол дерева, прижавшись к нему всем телом.
Незнакомец, конечно, тут же бросил свой испуганный взгляд в сторону её убежища, но, не заметив никого, стал оглядываться по сторонам и затем поднялся на ноги, скидывая капюшон. Сердце Марии совсем замерло, когда он пошёл в её сторону.
Снег устрашающе заскрипел под его грязными ботинками. Мария вытянулась в тонкую струнку, молясь всем богам, чтобы он не увидел её. И…

Медленно и тяжело переставляя непослушные ноги, он прошёл мимо, даже не заподозрив её присутствия.
Мария проводила его безумным взглядом, страх уже смешался с облегчением и изумлением. В голове её застыли помешанные его глаза, которые на минуту она успела разглядеть из своего укрытия. Кто он? И что делал здесь, в самой глубине парка, в полуденное время, в конце декабря?

Если бы на её месте оказался кто-то другой, возможно, просто пошёл бы на то место, где закопана была разгадка, раскопал бы и всё увидел своими глазами, но Мария не стала этого делать. Вместо этого она поспешила вернуться на главную дорогу и долго стояла там в полной растерянности. По дороге домой, когда уже стемнело, и на улицах включили фонари, Мария стала замечать силуэты. И всё ей казалось, что это он… Что он увидел её тогда и преследует теперь. Но всякий раз девушка догадывалась, что ей это только мерещится. Он не мог её видеть… Ведь не мог же?

Только оказавшись в квартире, Мария немного успокоилась. Но мысли всё вертелись в её голове и сплетались в колючий клубок. Она схватилась за голову и посмотрела в зеркало. В её лице читалось даже лёгкое сумасшествие. Зачем вообще она пошла за ним? Неужели у неё мало проблем?

Опять в душу полезла прежняя боль. Мария кинула измученный взгляд на портрет. Нежная улыбка осветила всю комнату, но на глазах девушки сверкнули только горькие слёзы. Самого для неё дорого человека больше нет. Что может быть хуже? Мария так скучает по ней, по её особенному весёлому взгляду, по большим и широко распахнутым всегда глазам, по седовласой чёлке, торчащей чуть вверх, по звонкому и невероятно доброму смеху…
Говорят, по смеху можно узнать человека, прочитать всю его суть. Так вот её смех был самым прекрасным, самым беззлобным и искренним, ни капли не глупым и совсем не противным… Её смех был настоящим, её смех делал Марию счастливой. Когда девушка растворялась в её объятиях, все проблемы этого мира разлетались прочь на все четыре стороны и больше не тревожили разум и сердце. Тёплые большие ладони и слегка небрежные, неуклюжие движения. Особенный прикус. Горящий взгляд. Всё это было… Всё это жило ещё в памяти и с каждым днём врезалось сильнее. Эту утрату нельзя было просто пережить.

Мария винила себя очень за многое. Ей хотелось бы сделать больше, сделать её счастливой, подарить ей весь мир… Она хотела видеть её улыбку, слышать смех… Она не могла смириться и забыть. Этот человек с самым добрым на этой земле сердцем сделал для неё так много, так много ей подарил, отдал всю свою любовь и сделал той, кем она является. А теперь… Теперь ничего не вернуть. Теперь не встретиться вновь и не утонуть в родных объятиях, будто всё хорошо, будто ничего не случилось.

Мария винила себя за то, что все эти последние месяцы, даже год, она уделяла так мало внимания, отмахивалась от её слов и раздражалась на все действия. Ей было стыдно и горько вспоминать, как вела она себя даже и в последние недели. Она так зациклилась на врачах и процедурах, сочла себя совсем взрослой и стала ещё более резкой и холодной, будто машина, хотя должна была дарить любовь и тепло, ласку. Кажется, до последнего Мария не верила и хотела думать, что впереди ещё так много времени, что они всё ещё успеют, но… Когда всё случилось, Мария с ужасом осознала, что ничего уже не вернуть и не повторить, что нельзя ответить заново на просьбу, ответить иначе, ответить с нежностью и теплом, что нельзя ни в чём помочь, нельзя сказать, как сильно она её любит…

Всё осталось в прошлом, и Мария осталась в прошлом, хотя ей нужно было идти вперёд. Она не могла себе простить того, что не была чуткой и ласковой внучкой…
И болью отзывалась мысль о том, что уже ничего не исправить, что время никогда не воротится назад и стрелка часов не согласится шагнуть в обратную сторону…

Ровно через сутки наступит Новый год.
Мария сядет перед телевизором и будет ждать, когда этот грустный праздник пройдёт. Она не захочет смотреть ни один старый фильм, которые крутят обыкновенно в новогодние дни, ведь это будет ей напоминать о больном, ещё совсем не зажившем. Девушка не будет ни есть, ни пить, ни смотреть на салют из окон балкона. Она не поговорит ни с кем по телефону и не обменяется поздравлениями. Вместо этого просто ляжет под одеяло с головой, слушая фоном болтовню самого последнего канала, который можно было включить на этом телевизоре. Она будет ждать утра, не смыкая глаз, плакать безмолвно и крутиться по кровати, ища удобную позу. Мария забудет про того человека из парка, про то, что он там закапывал. Ей не будет дела ни до чего, кроме болезненных воспоминаний. Она снова окунётся в этот мрак, из которого вырвалась на несколько минут, ступив по тропе, ведущей к чужим тайнам, увидев больные красные глаза, горящие, как у загнанного в тупик дикого зверя. Ей будет безразлично всё в этом мире…

  8.
 Диана. Полночь.

Сегодня, гуляя в парке, Диана увидела странную картину.

Девушка, сидящая на скамейке в нескольких метрах от неё, вдруг вскочила с места и направилась вслед за исчезающим в снежных кустах силуэтом. Через какое-то время на дорожку вернулся высокий белокурый парень, за которым так стремительно рванула загадочная девушка. Он как-то испуганно, суетливо заглянул в необыкновенно голубые глаза Дианы и широкими шагами двинулся прочь нервной походкой. Спустя пару минут чуть-чуть подальше к дорожке вышла и девушка, опасливо крутя головой в разные стороны. Её потерянный, встревоженный взгляд желал зацепиться за что-нибудь, но никак не мог остановиться на одном месте. Кажется, в своём состоянии она даже не заметила Диану, с удивлением наблюдающую за ней из чёрной резной беседки. Впрочем, эта девушка вскоре торопливо зашагала прочь в том же направлении, что и парень. Диане показалось, что бедняжка дрожала, и вряд ли это было связано с холодом. День был на удивление тёплым…

Обдумывая эту сцену сейчас, Диана представляла в своей голове разные варианты того, что могло произойти в парке, но всё никак не могла понять, что связывает этих двоих.
Вообще у неё и без того было, о чём подумать. Рано утром она зашла в тот магазин в соседнем районе и подсунула записку тому парню. Остановившись потом снаружи, Диана заглянула в окно и заметила, что он прочитал её послание, как-то неоднозначно усмехнувшись. Но, конечно Диана не заподозрила ничего плохого, ведь это же был не просто парень, это был «он».

В немногословном своём послании девушка просила прийти в полночь к зелёной скамейке во дворе её дома. Как бы не звучало это излишне драматизировано, ей пришло в голову написать именно так. И она всем сердцем верила, что он придёт. Обязательно придёт… Правда? Ей было неловко заговорить с ним об этом вслух, да и подойти она по-прежнему боялась, ведь в магазин могли зайти другие люди. Насчёт записки Диана тоже сомневалась. Она больше всего не хотела показаться навязчивой или глупой. Но и медлить Диана больше не могла. Кто знает, быть может, это её последний день?

Весь вечер она бегала по дому в какой-то эйфории. Ей нравилась мысль, что они вот-вот встретятся, что она наконец решилась, что он, конечно же, не может оказаться мерзавцем и не прийти. Казалось, минуты замерли. Но это волнующее ожидание так грело душу… Диана уже знала в чём пойдёт, хоть это было и совсем неважно, ведь под курткой её наряда не было бы видно. Но ей хотелось выглядеть на все сто, ей хотелось чувствовать то же, что и все, хотелось быть, как все, быть живой и красивой, и кем-то любимой…

На какое-то время Диана забыла о своей участи. Она будто смогла обмануть своё сознание, и несказанно этому радовалась. Как собиралась она выйти из дома в столь позднее время? Диана слишком хорошо знала, что после работы родители рано ложатся спать, и когда их головы касаются подушки, глаза тут же смыкаются, и они засыпают самым крепким сном, так что, вероятно, даже и не услышат, как провернётся замок входной двери. А брат? А брат, может, и сам вернётся только глубокой ночью.
 
Диана включила на полную громкость музыку, мысленно попросив прощения у соседей, и бросилась в свой безумный танец, подпрыгивая до самого потолка. Собака лениво подняла на неё свои сонные глаза и помахала хвостом, будто тоже радуясь за неё. Когда все любимые треки были исполнены, девушка рухнула без сил на кровать и с блаженством прикрыла глаза.
Сознание унеслось прочь из этой комнаты. Кажется, во сне ей всё виделись его глаза, чёрные, как ночь, и кудрявые волосы… Улыбка и лисий взгляд. Она представляла, как заговорит с ним, как он аккуратно приобнимет её на прощанье, доведёт до самой двери подъезда и попросит написать, когда она поднимется в квартиру. В своей фантазии Диана рисовала не человека… Она придумала принца, сбежавшего только что из доброй сказки ради неё. Но кем был этот парень на самом деле, в реальности?

На старых настенных часах пробило без десяти двенадцать. Диана тихо вышла в коридор, схватила куртку и, набрасывая её на ходу, почти беззвучно покинула квартиру. На улице было ужасно холодно. Мария поёжилась, ускорив шаг. Во дворе не было ни одной живой души, горели только фонари, оставляя на чёрных тротуарах, присыпанных белым порошком, только световую проекцию девушки. Сжавшись и потирая замёрзшие руки, Диана подошла к зелёной скамейке и стала ждать. Но с каждой новой минутой терпение медленно покидало её, погружая в целый ряд сомнений.

У неё не было с собой часов, но ей показалось, что прошла целая вечность. Одинокая луна одаривала землю своим бледным светом, звёзды совсем сегодня скрылись в синеватой черноте ночного неба. Где-то в доме залаяли собаки, видимо, почуяв чужака.
Диана с надеждой в последний раз посмотрела по сторонам. Очевидно, что он не придёт. Прошло слишком много времени… Наверное, стрелки на часах подошли ближе к часу. Не стоит мёрзнуть дальше, всё и так слишком понятно…

Диана опустила глаза в снег, напоминающий сахар, которым стоило бы заесть эту горечь разочарования. Неужели, она в нём ошиблась? Выходит, он совсем не особенный? Зачем же тогда она, амбассадор наивности, ходила всё это время в тот дальний магазин, надеясь снова увидеть его глаза, полные неведомой тьмы?
Её сердце разбилось в одночасье о стену неоправданных ожиданий, рассыпаясь затем острыми осколками по всей душе и начиная резать по-живому. Диана почувствовала себя такой глупой и обманутой. Обманутой не им, а самой собой. Зачем захотела поверить она в сладкую сказку, забыв про действительность? Из этой выходки вышло лишь то, что она разбила собственное сердце и лишила себя веры в людей и в этот мир. Её вновь засосала трясина прежних переживаний, нахлынувших теперь даже сильнее.

Ей было и стыдно, и уже смешно. Она не ожидала от себя такого. Разве можно было придумать то, чего нет, нарисовать фальшивый идеал в лице того, кто вовсе не может ему соответствовать. Но зачем тогда он улыбался ей? Что это было? Насмешка? Диана забралась под одеяло и отвернулась к стене. Она решила, что больше никогда не пойдёт в тот магазин…

Ровно через сутки наступит Новый год.
Вся семья сядет за большим столом, чтобы встретить этот праздник вместе. Диана будет грустить весь вечер и за всё время произнесёт лишь несколько бессвязных фраз.
Её, конечно, спросят: «Что случилось, родная?».
И она, конечно, ответит: «Ничего, мам, всё хорошо. Я просто… Не выспалась».
Брат позовёт смотреть салют, собака спрячется под диван, испугавшись громких звуков. Родители зажгут бенгальские огни и выключат свет на несколько минут. Потом начнётся праздничный концерт, и папа пригласит маму на медленный танец. Брат пойдёт отмечать дальше с друзьями, а пёс ляжет комочком на коленях Дианы. В мыслях девушки, как всегда, не будет ничего утешительного. Она будет думать о том, сколько ей осталось, и доживёт ли она до следующего нового года. Вспомнится ли ей в этот вечер тот парень? Да. И он будет ещё долго ей вспоминаться, как ответ мира на её слишком большую, видимо, просьбу. Ей просто хотелось любить, а он оказался не тем. Но кто знает, найдёт ли она «того» за отведённое ей время?

  9.
 Станислав. Руки в крови.

Станислав закрылся у себя в комнате. Вчера он нашёл под кроватью обагрённый кровью кастет, которого никогда у него не было. Парень знал, что у его отца тоже не могло быть подобного оружия, у друзей тем более. Но ощущение, что он уже видел этот кастет и даже держал в своих руках, не покидало его. Станислав не помнил точно, когда и при каких условиях мог его видеть, но отрывки смазанных воспоминаний говорили сами за себя.

Кроме оружия Станислав с ужасом заметил алые пятна и на своей рубашке, в которой вернулся от едва знакомых шантажистов. Что-то подсказывало ему, что история слишком мутная и довольно неправдоподобная. Он был уверен, что не смог бы причинить вреда другому человеку даже и в опьянении. Станислав знал цену жизни, только не своей… Но он уж точно бы не позволил себе отнять жизнь другого человека! Ведь не позволил бы?

Сегодня он избавился и от кастета, и от рубашки. Страшная тайна превращала его в сумасшедшего. Его руки и ноги тряслись, когда он выходил из дома, не перестали дрожать и тогда, когда вернулся обратно. Ему всё казалось, что все уже знают о его преступлении. Что те двое были в полиции, что его уже ищут, могут схватить в любую минуту. Конечно, он слышал выражение «на воре и шапка горит», но что делать, если этот необузданный страх вырывается всё время наружу и кричит о виновности помимо воли? Будь он в сознании, в не болезненном и твёрдом уме, уж наверно не стал бы заглядывать безумными глазами в лицо каждому прохожему, выдавая своё безумие и страх, выдавая свою преступность.

В парке его видела девушка. Он тоже её видел. Она стояла у чёрной резной беседки, впиваясь в него любопытным взглядом. Её голубые глаза горели чем-то таинственным, чем-то, чего он не понимал. Рыжая прядь выбилась из-под шапками, обрамляя худоватое личико. Что-то особенное угадывалось в её лице, что-то, совсем непохожее на остальных. Станислав был уверен лишь в одном…
Она точно не знала ничего о нём и его скелете, припрятанном пока ещё недостаточно надёжно в шкафу, о котором каким-то образом было известно по меньшей мере двум пренеприятнейшим типам. Парень с ужасом представлял тот час, когда шантажисты придут за данью. Этот час ведь непременно должен был настать, как бы не противился Станислав.

Он слышал, как в парке треснула ветка за одним из старых дубов. Но парень знал наверняка, что девушка из беседки не сходила с дорожки. И это его успокаивало.
Вернувшись домой, парень сразу нырнул в свою комнату и закрыл дверь на замок. И хотя мать постучала настойчиво, он даже не ответил ей. Она позвала отца, и тот стал что-то раздражённо кричать, но Станиславу было по-прежнему всё равно. Его заботило другое.

«Кто ещё знает о том, что произошло? Чёрт, я ведь даже не помню где это случилось, где я был той ночью? Кого я убил и почему? Вот бы встретить этих двоих сегодня, чтобы всё разрешилось скорее. Завтра Новый год! Я не могу жить дальше и не знать ни одной детали… Если всё это правда… Зачем я ещё жив? Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт! Почему я всё время влипаю в неприятности? Стас, ты прожил почти четверть своей жалкой жизни… Что ты делаешь? Как ты это допустил? Чёрт бы побрал этот алкоголь… Я больше не хочу, я больше не могу! Надо лечиться… Мне пора лечиться… Или…» - вот какие мысли всё одолевали бедного парня.

Его изводила сама идея того, что он мог кого-то убить… Может, это всё неправда? Может, это хитроумная уловка? Станислав поверил бы скорее в то, что всё лишь выдумка… Но ведь это были не просто слова двух малознакомых аферистов! Ведь доказательства хранились под его собственной кроватью…

Как всё это могло произойти с ним? Станислав не врал, он действительно не помнил. Память старательно вычеркнула все подробности из его головы, оставив какие-то блёклые обрывки, бессвязные элементы и пустоты между ними. Что было ему делать?
Станислав знал лишь, что прежде всего следует разобраться в деталях. Пусть эти двое для начала расскажут всё от «а» до «я».
И когда он узнает всё, убедится до конца, что всё чудовищная правда, тогда… О, тогда он сам накажет себя! Не пойдёт в полицию, не признается никому, не заплатит шантажистам денег, не доставит им такой радости, а казнит себя, совершенно точно казнит. Ведь, если всё правда, то это станет последней каплей ненависти к себе. Это станет отличным оправданием тому, что в тайне для себя всегда хотел он сделать и не решался, к чему стремился на подсознательном уровне, заливая своё необъяснимое горе медленным ядом.

Станислав обхватил голову руками, прячась от мира и от своих беспокойных мыслей. Он не мог спать, не мог есть. Его голова ужасно болела. Нет, он больше не пил, не пил ни капли. Голова раскалывалась лишь от постоянных размышлений, причиняющих сердцу боль. Снова и снова, как заевшая пластинка, крутилось одно и тоже. Одни слова, одни идеи.

Станислав не мог смириться с тем, что его руки в крови. Он вдруг вскакивал с места и по кругу ходил, по замкнутому кругу, пытаясь вырваться из водоворота мыслей. Его затягивало, накрывали волны. И вокруг не было никого, кто кинулся бы ему на помощь и вытащил из этой проклятой воды. Станислав сам завёл себя в тупик, в клетку из своих предрассудков. Он не ненавидел людей и своих родителей. Он всегда их любил. Но то, что доставляло ему общение с ними, заставило навсегда замкнуть этот круг так, чтобы невозможно было разорвать. Он сам завёл себя в капкан, в ловушку, доводящую до безумия и дикости.

В комнату всё рвались родители. Они чувствовали, что с их «мальчиком» что-то не так. Но он не давал им помочь, не подпускал к себе, как раненый зверь, залёгший в своей тёмной пещере в гордом одиночестве. Станислав не обращал абсолютно никакого внимания на их тревожные голоса и почти дошедшую до истерики панику матери… Ему было безразлично всё, кроме причинно-следственных связей его преступления, известных, похоже, одному Богу.

Уже через сутки наступит Новый год.
Станислав будет проклинать всё на свете, особенно эти тяжкие минуты, часы и дни, прошедшие с того рокового дня, когда впервые объявились шантажисты. Эти двое так и не связались с ним, хотя хотели получить свои деньги в ближайшие сутки после разговора в машине. Это покажется Станиславу странным и будет мучить не меньше, чем всё остальное. Парень не выйдет из своей комнаты, плюнув на мольбу матери и угрозы отца. Когда будут бить куранты, и во всей стране наступит долгожданная полночь, Станислав лишь распахнёт окно и жутко пожалеет, что его этаж находится так низко над землёй…

  10.
 Мария. Прошлое и Будущее.

Наступила весна.
Лёд оттаял, морозы прекратились, страдания Марии - нет. Очередной бессонной и мучительной ночью девушке всё же удалось сомкнуть глаза и перенестись в мир собственных иллюзий и фантазий. И ей приснился сон…

Два человека стояли на мосту. По правилам этого сна один из них непременно должен был прыгнуть. Мария же стояла скорее обывателем на распутье между ними, никак не решаясь сделать выбор. С одной стороны стояло Прошлое - воспоминания, которыми можно было жить вечно, забыв обо всё нам свете. С другой стороны - Будущее, пахнущее жизнью, цветущее даже в сухой, затвердевшей земле. 
Они готовы были тотчас прыгнуть, не раздумывая. И лишь кому-то одному суждено было остаться, предопределяя судьбу Марии. Но вдруг она не успеет протянуть руку и потеряет и то, и другое? Что тогда? Мария останется без прошлого и без будущего, выходит, сотрётся с лица земли? Нужно было выбирать, кому протянуть руку помощи…

Крайне тяжело было Марии в эту минуту, она даже задрожала всем телом наяву, а что творилось с её душой во сне, остаётся только предполагать. Она не хотела отпускать Прошлое. В нём было всё то, что когда-то делало её счастливой, всё, что было так дорогу сердцу… В нём была вся её жизнь! Но будущее… Как могла она потерять его? Ведь без будущего нет жизни! Мария не хотела выбирать, не готова была. Но иначе нельзя. Такие правила. Нужно принять решение!

Мария в последний раз перевела растерянный взгляд с Прошлого на Будущее. Грянул гром и дождь полил со всем своим стихийным буйством. Оба претендента подвинулись ближе к краю… Прошлое охрипшим голосом крикнуло: «Пора решать!». Будущее оробело, нервно сглотнув подступивший ком сопротивления, зажмурило глаза и затряслось, то ли от страха, то ли от поднявшегося ураганного ветра. Мария подсознательно дёрнулась уже в его сторону, чтобы успокоить, приласкать, за что Прошлое бросило на неё секундный насмешливый и несколько презрительный взгляд. Затем раздался неразборчивый, раздражающий звук, но несмотря на свою неясность довёл решимость претендентов до крайней степени…

И вот, Мария с ужасом сама подбежала уже к краю и, всем телом изогнувшись, чуть ли не свисла с моста, а затем замерла, наблюдая за расходящимися по чернеющей воде кругами…
Будущее осталось стоять на мосту.

Мария проснулась. В окна бил полуденный свет.
Девушка в панике вскочила с кровати и в каком-то невыразимом ужасе глянула на часы… Проспала. Через полчаса ей нужно быть чуть ли на другом конце города, а она всё ещё с запутанными волосами, лишь пару минут назад проснувшись, в полускинутой ночной рубашке судорожно мечется по квартире, пытаясь припомнить свой будничный алгоритм действий. Мимолётом, уже выходя из дома, Мария взглянула на своё отражение. В её лице появилось что-то новое, какая-то неизвестная до сих пор черта…

Сон оставил свой отпечаток. Ещё в метро, где-то в глубине подземного туннеля, в нервно раскачивающемся вагоне, в такт ему раскачивалась и Мария, глубоко задумавшись и в своих думах чуть не пропустив нужную станцию. Она прокручивала в голове метафоричность событий минувшей ночи и силилась проникнуть в тайну их смысла, постигнуть загадку их предназначения.

Разгадка ей так и не далась. Выпрыгнув из уже закрывающихся дверей поезда и на мгновение опешив, Мария поспешила примкнуть к хаотичному потоку вечно опаздывающих куда-то людей. Но, как и в любом деле, здесь главное приспособиться: изучить все особенности движения, найти лазейки и привыкнуть к необходимости двигаться во всеобщем ритме. Это целое искусство…

Интересно, что человек, как и любое другое существо, способен ко всему приспособиться, ко всему привыкнуть. Вопрос состоит только в том - какой ценой. Цена эта бывает иногда совсем непомерна…

И вот, на эскалаторе Марию кто-то бесцеремонно задел локтём, пытаясь протиснуться вперёд и пробежать вверх по ступенькам. Обычно подобные личности, не умеющие ждать и следовать общим негласным правилам, вызывают неприязнь, заставляя кинуть им вслед какую-нибудь колкость, особенно спросонья. Но Мария предпочла промолчать, во-первых, по своему внутреннему укладу, а во-вторых, потому что снова витала в своих мыслях, и только этот толчок вывел её из раздумий.

Приём шёл уже около пяти минут. Мария стушевалась, подходя к кабинету и ругая себя за опоздание. Однако, войдя, она не услышала ни одного упрёка и поэтому слегка успокоилась, усаживаясь в обитое синим бархатом кресло. Через диоптрии строгих очков, на Марию уставились два глаза, неподвижные и терпеливые. Какое-то время длилось молчание. Затем женщина, положив ногу на ногу и выдавив лёгкую, непринуждённую улыбку, покрутила в воздухе своим красным каблуком, задала несколько формальных вопросов невероятно спокойным, размеренным голосом и записала в свой ярко-зелёный блокнот: «Мария Кузнецова, 19 лет».

Весь приём прошёл довольно быстро и легко. Никаких болезненных тем, глубоких анализов, неприятных вопросов. Только непринуждённая атмосфера, пространные разговоры и возможность выговориться. Мария ожидала совсем не этого, когда шла на приём к психотерапевту. Ей казалось, что сразу на неё накинутся, начнут копаться в прошлом, в травмах и триггерных точках, доведут до слёз своими расспросами, а потом просто дадут пару-тройку бесполезных советов. Но вместо этого она увидела безграничное терпение, ненавязчивое желание помочь и заинтересованность в каждом, на первый взгляд даже не важном, слове.

В конце приёма Мария решила рассказать о своём сне. Всё время психолог слушала её очень внимательно и не перебивала. Изложить увиденное Марии удалось только вкратце, несколько сбивчиво и эмоционально. Но большую часть важных фактов она всё же смогла передать в точности.

  - Мария, вы сказали, - заговорила психолог, когда рассказ был закончен. - Что стояли между прошлым и будущим.
  - Да, верно.
  - Вы долго не могли сделать выбор. Скажите, что вас держит в прошлом?
  - Это длинная история… Я бы не хотела сейчас об этом… Я не готова.
  - Хорошо. Тогда на сегодня мы закончили.
  - Спасибо, до свидания.
  - До свидания, Мария.

  11.
 Станислав. Слабый и безвольный.

Ситуация усугублялась с каждой неделей всё больше. Станислав продолжал отказываться от еды и почти совсем перестал выходить из комнаты, не то что из дома. Но в один весенний день родители потеряли терпение, и отец выломал дверь его спальни. Тогда мать бросилась к сыну, уткнувшемуся лицом в подушку, и стала нервно трясти в страшном испуге. Станислав даже не пошевелился, не открыл глаза и не произнёс ни слова.

  - С меня хватит, - крикнул отец своим волевым и авторитарным тоном, теряя самообладание. - Собирайся, Стас. Я жду тебя в машине!

И он вылетел из квартиры, как ошпаренный. Мать попыталась поднять Станислава, посадить на кровати, но тот лишь рухнул обессиленно на подушку и снова закрыл глаза.

  - Стас, - возопила она жалобным, исстрадавшимся голосом. - Прошу, поезжай с отцом! Он… Мы хотим тебе помочь. Скажи, что с тобой происходит? Только не ври мне, я же всё вижу! Я знаю, тебе что-то не даёт покоя! Сердце матери не обманешь… Прошу, сынок, скажи! Мы с отцом поможем, что бы там ни было, просто скажи! Слышишь, Стас?
  - А если я убил человека, мама? - вдруг пронзил воздух безумной фразой парень, резко открыв глаза и обречённо взглянув на мать. - Вы мне тоже поможете?
  - Что? - вскрикнула бедная женщина, прижав ладонь к лицу. - Что ты такое говоришь, сынок? Ты шутишь так? Стас!

Но Станислав поднялся с кровати, не слушая крики почти дошедшей до исступления матери, и медленно направился к коридору. Лишь в дверях он остановился и, повернув вполоборота голову, взглянул на мать всё тем же своим взглядом.

  - Да, - слегка изменил он интонацию. - Не волнуйся, мама! Я пошутил.

И Станислав вышел из комнаты, а потом и из квартиры. Он сел в старую, дребезжащую машину отца, и они поехали в неизвестном направлении, не нарушая суровое молчание, накаляющее обстановку.

Остановив машину у высотного здания бизнес центра, отец буркнул сухо: «Выходи. Мы приехали». Станислав вышел. День был промозглый и ветер пробирал до дрожи, залетая в самые потаённые уголки души. Парень понял, куда ведёт его отец. Пару лет назад он точно также привёз его сюда в надежде, что психолог сможет помочь им наладить отношения. Но второму приёму не суждено было случиться. Станислав совершенно прямо и твёрдо заявил, что не пойдёт больше ни на один сеанс. И все попытки переубедить его были вскоре брошены. Теперь же отец снова решил попробовать самое лёгкое средство.
«Действительно, - подумал парень. - Зачем говорить с сыном, когда это могут сделать другие?». Станислав был зол, но шёл смиренно за отцом.

Из кабинета вышла девушка с длинными каштановыми волосами и необычайно грустными зелёными глазами. Отчего-то увидев Станислава, она подпрыгнула и попятилась назад в каком-то диком испуге.

  - Какие-то проблемы? - сразу вскинулся отец Станислава, смерив девушку враждебным взглядом.
  - Извините, - только и пролепетала она, убегая прочь.
  - Зачем ты её напугал?
  - А по-моему, её напугал ты, Стас, - скептически посмотрел на него отец, открывая дверь кабинета.

Приём прошёл довольно мирно и без каверзных вопросов. Отец всё время молчал, не желая мешать специалисту. Но когда приём стал подходить к концу, женщина в строгих очках попросила его выйти. Конечно, вначале в его лице застыло крайнее недовольство, но потом он всё же великодушно выполнил просьбу и вышел из кабинета.

  - Вы выглядите напуганным, Станислав, - сказала психолог, как только дверь за отцом парня закрылась.
  - Разве? - непроизвольно сменил он позу, чувствуя, как струйка холодного пота стекла по спине.
  - Да, мне так показалось. Скажите, у вас есть зависимость?
  - Зависимость? - рассеянно переспросил Станислав. - Да, наверное есть. Я теряю контроль, когда пью. И не помню на утро, что происходило ночью.
  - Вы пьёте один или с друзьями?
  - Они не друзья, но да, это почти всегда случалось в компании.
  - Как часто вы выпиваете в компании, Станислав?
  - Да каждый день почти… Но это было раньше, а после того, как, - осёкся вдруг парень, как-то судорожно дёрнувшись всем телом. - Я бросил…
  - После того, как что?
  - Это не важно.
  - Поверьте, Станислав, как практика показывает, всё то, что кажется неважным, нередко имеет ключевую роль.
  - Я не хотел бы больше говорить об этом.
  - Вам есть, что скрывать?
  - Нет… Конечно, нет, - вскочил на ноги парень, отступая к двери и показательно бросая свой взволнованный взгляд на часы. - Мы закончили? Мне нужно идти.
  - Идите, Станислав, идите, - вздохнула чуть слышно психолог, записывая в своём ярко-зелёном блокноте новое имя: «Станислав Горецкий, 20 лет».

На выходе Станислава поймал за плечо отец с вопросом: «Ну что?». Парень лишь махнул рукой, чем вызвал сильное недовольство. Но отец промолчал. Они вышли вместе, однако Станислав остановился вдруг на месте, не дойдя до машины каких-то несколько шагов. Отец замер с непониманием и развёл в стороны руки.

  - Я не поеду домой.
  - Что, прости? - с вызовом растянул отец.
  - Я не поеду домой, - более настойчиво повторил Станислав. - Мне нужно проветриться. Я слишком долго сидел дома. Ты имеешь что-то против?
  - Да, имею! Стас, мы с матерью не знаем, чего от тебя ожидать. Я говорил с ней по телефону, пока ты мило беседовал о своих таинственных проблемах с этой дамой… Мать кричала и плакала, говорила, что ты, якобы, убил человека! Как это понимать? Сколько вообще можно терпеть твои выходки? - совсем распалился отец. - Знаешь, что? Ты просто бессердечный баловень, бесполезный и неблагодарный! Это всё мать, она тебя таким воспитала! Ты беспомощный и жалкий, Стас, ты не можешь ничего, кроме как разгружать ящики и запивать всё своё горе бездонным стаканом! Ты не знаешь ни черта, Стас, ты жизни не знаешь, а умудряешься её вести под откос, вести в тупик, в пропасть, из которой однажды уже не сможешь подняться! Я хотел бы гордиться своим сыном… Но посмотри на себя! Тебе двадцать чёртовых лет, и чего ты добился? Я не такого сына хотел! Слышишь, не такого, Стас! Ты родился слабым и безвольным, таким же и остался!
  - Хватит, - крикнул в порыве Станислав и замахнулся на отца впервые в жизни.

На глазах его застыли слёзы, отец замолчал в недоумении. Станислав опустил кулак, его красное лицо и сдвинутые брови, учащённое дыхание и резкий приступ гнева нашли выход в одном движении и тут же потеряли. Парень круто развернулся и с остервенением бросился куда глаза глядят. Отец тут же понял, что погорячился и горько пожалел об этом. Всё сказанное было брошено в сердцах, он всегда был вспыльчивым и не мог остановиться вовремя, а после почти всегда просил прощения и раскаивался в своих словах и поступках. Но ничего уже было не исправить…

Станислав, скрывшись за поворотом, вдруг остановился. Какая-то одержимость охватила его, и дикая мысль вторглась в сознание. Парень захотел сейчас же покончить со всем. Он знал, куда нужно идти. Он помнил, что где-то рядом должен быть мост. Высокий мост…

«Слабый и безвольный? - шептал еле слышно Станислав, приближаясь к мосту. - Сейчас я покажу, какой я слабый! Сегодня, сейчас!».

  12.
 Диана. Безумно.

Диана брела по улицам родного города без особого желания, только потому, что так было надо. Вокруг толпились люди, шумели, гудели, смеялись. Столько веселья, неутомимой радости было в их лицах, в это мгновение они видели только себя и миг своего кратковременного счастья. Жизнь всегда чёрно-белая, хоть некоторые и замечают в ней лишь серые тона. Но сложно поспорить с тем, что случаются секунды счастья и минуты печали. Веселье, наслаждение и упоение всегда проходят, являя на смену себе уныние, горе и сожаления. Ничто не вечно, всё течёт и меняется. Счастье так неуловимо и быстротечно, но ведь и страдания проходят так или иначе, уступая место благополучию и удаче.

Фёдор Михайлович Достоевский писал: «В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо - наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво - не кисни, это тоже не навсегда».

Но Диана не знала, как можно пережить такой феноменальный удар судьбы, каким её наградили. Очевидно, это было испытание... Только вот ждёт ли её благоприятный период после бессонных дней и ночей, потраченных на муки разума? Сколько ей осталось идти по этой исполосованной чёрно-белой дороге? Когда эта рулетка вдруг сыграет ставку и весь жизненный путь вмиг оборвётся? Когда один единственный выстрел убьёт навсегда, убьёт безжалостно и невозвратимо?

Лечащий врач направил Диану к психотерапевту. Девушка восприняла эту новость с печальной усмешкой. Это был явно последний этап восхождения на неприступную гору жизни. Оставалось только… Излить душу незнакомому человеку? Легко!

Диана поднялась по крутой лестнице на второй этаж, презирая лифт, напичканный новыми технологиями, и постучалась в кабинет. Через несколько секунд раздался из глубины комнаты женский голос с фразой: «Проходите, присаживайтесь».

Девушка торопливо прикрыла за собой дверь, опустилась в бархатное кресло и тут же скрестила руки на груди, прекрасно зная, что это закрытый жест, а вдобавок ещё и опустила глаза в пол, игнорируя прямой взгляд психолога. Женщина в строгих очках двусмысленно приподняла уголок рта, как бы в некоторого рода усмешке, замечая протест пациентки.

Диана отвечала на все вопросы сухо и ёмко, всё также не отрывая глаз от одной точки в центре пола. Приём стал подходить к концу. Женщина в строгих очках записала в свой ярко-зелёный блокнот с какой-то особой пометкой: «Диана Страховец, 19 лет».
Она смотрела на девушку с выделанной серьёзностью и непредвзятостью, хотя сама еле сдерживала слёзы и подступивший к горлу ком. Ей было безумно жаль совсем юную Диану, она знала её диагноз…

И Диане тоже было безумно жаль себя. От этого-то «безумно» она и сошла окончательно с ума, медленно и патетично направляясь после приёма в сторону большого автомобильного моста.

По дороге Диане вспомнились все родные и близкие, друзья, случайные знакомые, парень из магазина, незнакомка из парка… Кстати, выходя после приёма от психотерапевта, Диана столкнулась с девушкой, смутно ей кого-то напомнившей. У неё были каштановые волосы, свисающие каскадом до поясницы, и изумрудные глаза, в которых читалась глубокая вселенская печаль, оставшаяся, непременно, от какой-нибудь сильной трагедии неразборчивым осадком в душе. Эта девушка совсем не узнала Диану, похоже, она даже и не видела её тогда, в парке… А Диана вспомнила, что встретила её впервые именно там.

С такими мыслями, вспоминая всё на свете и анализируя события последних месяцев, Диана неспешно приблизилась к мосту. И как только он замаячил на горизонте, все мысли собрались в одну точку и сфокусировались на главном вопросе: быть или не быть?

Диана так боялась смерти, что сама вдруг захотела заглянуть ей в лицо, а в крайнем случае даже прыгнуть в её распростёртые объятия. Вот и мост. Девушка подошла к перилам и, нависнув над водной гладью, стала наблюдать за кругами, расходящимися по манящей в свои сети реке. И в мутном отражении закатного неба было что-то действительно чарующее, зовущее в свою обитель…

Зажглись фонари, люди перестали совсем почти проходить мимо, лишь редкие прохожие мелькали и сразу исчезали в темноте позднего вечера. Машины всё ещё шумели, вставая в пробку и затем с раздражением срываясь с места на бешеной скорости. Диана с тяжёлым сердцем всё ещё стояла на мосту и разглядывала водное зеркало помрачневшего неба.

Она пришла сюда прыгать вовсе не по своей воле, а скорее - по воле чёрта, живущего в её душе и в душе каждого человека. Её действия и мимолётный порыв могли в одночасье предрешить всю её судьбу и судьбы людей, родных ей до боли. Диана не ведала, что творит, но полна была этой внезапной горячей решимости и встала на парапет вся в холодном поту - не только от страха, но и от сильного чувства, от небывалой готовности совершить задуманное. Однако какая-то её часть не согласна была всё ещё вполне истребить себя, стереть с лица земли, искоренить напрочь.

Диана играла на струнах своей души, безжалостно насмехаясь где-то в глубине надо всем происходящим, но насмехаясь с непреодолимой печалью и тоской, болезненно, изранено. И всё-таки с неописуемой злостью и ненавистью, она шла наперекор сомнениям всяческим. Она была жертвой рока, но не выносила этой своей жертвенности и потому хотела всё предрешить сама, уйти вот так легко и быстро, по своему желанию, в нужное время и в выбранный час.

Диана, задумавшись, довольно долго так стояла на парапете, и никому до этого не было дела. Все проходили мимо, торопились по своим делам, спешили к супругам и детям в тёплые, уютные дома, даже не поворачивая головы в сторону чужого заблудшего ребёнка…

Несмотря на минутную решимость, в душе Дианы с каждой секундой сомнений становилось больше. Стоит ли идти на такие кардинальные меры? Будет ли лучше, если она совершит этот необратимый, фатальный поступок? Прыжок казался пыткой и освобождением одновременно: мучения - вначале, спасение - в конце. Но в середине этой процессии таилось что-то неведомое, тревожащее душу, непредсказуемое и пугающее…

Что ж, Диана хотела жить! Очень хотела… Именно поэтому пришла сюда, чтобы заставить себя перестать желать то, что, увы, стало невозможным по решению самого мироздания. Диана не могла больше думать о том, как и когда это произойдёт, проще и удобнее было всё устроить самой, свершить раньше назначенного то, что так неизбежно, самоустраниться и не мучаться больше. Ведь если что-то неизбежно должно случиться, зачем же оттягивать момент?

Девушка приготовилась шагнуть в вечность, что так пугала её день ото дня. Надрывный крик застыл в её слабой груди. На мгновение, казалось, её сердце перестало биться…

  13.
 На мосту. Воскресенье.

Парень добежал до моста и весь запыхавшийся бросился к парапету. Уже горели своим тусклым желтоватым светом уличные фонари. Рассекали тишину бесконечные ряды автомобилей. Прохожих уже не было. В темноватом небе неохотно проступила бледная-бледная луна.

Вдруг Станислав заметил чуть поодаль девушку, совсем юную, напуганную, но собравшуюся прыгать. Он медленно и бесшумно подкрался к ней и… Ему на одно мгновение показалось, что она уже делает шаг и тело её отрывается от перил. Парень, не раздумывая, подскочил к ней и обхватил корпус руками, не давая вырваться вперёд. Бедная забилась в истерике, выбиваясь из рук незнакомца, зачем-то помешавшего прыгнуть.

Станислав оттащил её от края моста и они вместе рухнули на землю. Он так и не расцепил своих рук, опасаясь, что она попробует прыгнуть снова. Но девушка не двигалась. Она замерла, вглядываясь в бесчисленное множество звёзд, возвышающихся над этим миром. Сегодня рулетка не сыграла… Вселенной не угодно было отпустить её на покой по собственному желанию.

Тут подбежала к этим двоим ещё одна девушка, в страшном испуге округлив свои зелёные глаза и бросаясь на помощь к мнимой жертве. Она налетела на Станислава и стала вырывать из его рук неподвижное тело, он отпустил и с непониманием уставился на зеленоглазую незнакомку, поднимаясь с земли.

  - Отошёл от неё, - закричала громко и твёрдо Мария, кстати для себя отмечая в эти секунды, что этот мост она видела в своём сне. - Я знаю, ты… Я видела тебя, я вспомнила твои глаза! Ты - убийца!

Станислав весь оторопел. Он впервые увидел эту девушку сегодня у кабинета психолога и был уверен, что раньше нигде не встречал. Возгласы же её так его застали врасплох, что он замер с испуганным видом на месте и потерял все слова. Диана немного пришла в себя и, услышав восклицания уже знакомой зеленоглазки, отпрыгнула от неё в сторону, переводя ошеломлённый взгляд с её встревоженного лица на конвульсивно подёргивающегося парня.

  - Что? - только и выдавил из себя наконец Станислав. - Кто ты такая вообще?
  - Важнее - кто ты! Что ты хотел с ней сделать? Я вызываю полицию!
  - Да ничего я не хотел с ней делать… Я, - замялся парень, опуская глаза. - Я вообще пришёл сюда прыгать, если тебе интересно.
  - Ты пришёл прыгать? - переспросила с недоумением Диана. - Зачем же ты тогда меня спас, раз сам хотел того же, что и я?
  - Что ты сделал? - совсем потерялась Мария. - Спас?
  - Чёрт, что вообще происходит? Кто вы обе такие?
  - Я тоже пришла сюда прыгать, и если бы ты не помешал… Вот зачем? Кто тебя просил?
  - А что, ты боишься, что на вторую попытку не хватит смелости? А я вот думаю, что ты просто поторопилась с решением! Тебе вообще сколько лет? Где твои родители? - он перевёл взгляд на Марию. - А ты? Почему ты меня назвала убийцей? Что ты обо мне знаешь?
  - Я… Прости, но я видела, как ты пару месяцев назад спрятал под снегом что-то очень странное в парке.
  - И я видела, - подтвердила Диана. - Вернее, я видела только, как ты вышел из-за деревьев на дорогу, дрожа всем телом, но явно не от холода. Ты чего-то или кого-то боялся. Испугался, что кто-то раскроет твои тайны, увидит, что ты там спрятал? Что ты делал там, в парке?
  - Это очень долгая история. И вы всё-равно ничего не докажите!
  - Я видела тебя. И я думаю, что смогу найти то место…
  - Так, стоп! Мы начали совсем не с того. Мы ничего друг о друге не знаем. Как можно продолжать этот абсурдный разговор? Ты несколько минут назад собиралась покончить с собой. А ты вообще взялась здесь неизвестно откуда!
  - Не забывай, что из нас троих ты тут самый загадочный персонаж! - перебила Диана.
  - Я предлагаю спокойно обо всём поговорить. И, давайте, уже уйдём подальше от этого проклятого моста!

Девушки, синхронно вздохнув, согласились, и все трое двинулись к небольшому скверу. Кто знает, для чего свела их судьба в этот день на мосту? И для чего переплела между собой старательно их пути, не позволив двоим совершить фатальную ошибку?

Дело двигалось к ночи.
Отец Станислава не находил себе места, не отрывая беспокойного взгляда от наручных часов с толстым кожаным ремнём. Мать сидела, казалось, лишённая чувств, слёзы застыли на её ужасно красных глазах, и безмолвный страх сковал тело и душу. Отец вдруг схватился за сердце, чувствуя, как пол уходит из-под ног, и сознание плывёт в неведомые дали. Но он удержался на своих ватных ногах и медленно опустился на диван.

Родители Дианы только вернулись с работы и, оборвав её телефон, тут же забили во все колокола. Они заметили, что в последние недели с их девочкой словно что-то случилось. Она сильно изменилась, и они предчувствовали какую-то страшную тайну, которую Диана от них тщательно скрывала. Брата дома не было, но как только родители позвонили ему, высказав все свои опасения, он кинулся её искать по всем знакомым, которых знал, только всё тщетно.

И за одну лишь Марию переживать было некому. Только невидимой тенью, блеском безмолвной луны и неясным шёпотом листьев волновалась за неё единственная родная душа.

День этот был поистине знаменательным.
Одно сердце забилось с новым тактом, увидев проблеск будущего. И целых два существа, чувствующих глубокое внутреннее одиночество, могли сегодня расстаться с жизнью, погибнуть из-за поспешности своего смертоносного решения, но судьба мастерски помешала этому. Ведь сегодня был не просто день…
Сегодня было воскресенье.

  14.
 Исповедь. Три печали.

Трое сидели на скамейке в небольшом скверике возле дороги. Время перевалило за девять часов вечера. Машины наконец реже стали проезжать. Людей на улице почти не осталось. Неподалёку чернела река, подражая ночному небу. Три сердца билось на одной волне - волне горькой, безутешной и неутолимой печали.

Диана грустно улыбнулась, вдруг посмотрев другими глазами на Станислава. Тот сидел, задумавшись и смотря в одну точку перед собой. Его брови сдвинулись, а перед глазами будто застыло нечто ужасное. Мария сидела с краю, отвернувшись в сторону и думая о своём.

  - Зачем ты пришла на мост? - спросил вдруг Станислав, окинув Диану укоризненным взглядом. - Неужели, ты думаешь, что это выход?
  - Да, я так думала несколько минут назад. Но это не то, чего я хочу. Просто… Всё слишком сложно. Я запуталась.
  - Вот и я… Запутался, - усмехнулся нервно парень и опять о чём-то задумался. - Но ведь это ошибка, так нельзя! Мне страшно думать, что, опоздай я на пару минут, ты прыгнула бы… И ничего было бы уже не исправить!
  - А сам? Ты же сам для этого пришёл, а вовсе не для того, чтоб спасти меня! И теперь ты читаешь мне нотации?
  - Да, но… У меня были на то причины. А у тебя?
  - У всех у нас причины. И я не думаю, что у тебя всё настолько плохо! По крайней мере, не хуже, чем у меня.
  - Поверь, - заметил Станислав, несколько странно блеснув глазами. - Всё хуже некуда!

Повисла пауза. Мария всё сидела отстранённо на краю лавочки, не сказав до сих пор ни слова. Станислав тоже погрузился в себя, тщательно что-то обдумывая. Диана прокрутила ещё раз в голове сцену на мосту.

  - Знаешь, - прервала она тишину через несколько минут. - Я верю тебе. Ты не мог бы причинить никому вреда. Расскажешь, что случилось на самом деле? Ты сказал, это долгая история. Но ведь мы не торопимся, да?
  - Я не могу рассказать.
  - Почему? Всё-равно ты собирался прыгать. Разве после этого есть разница?
  - Разница всегда есть, - тяжело вздохнул парень, повернувшись к Диане лицом. - Ты точно хочешь знать правду?
  - Разве она так ужасна?
  - Да.
  - Тогда точно хочу, - усмехнулась с апломбом Диана.
  - Ну хорошо, слушай: она права, - кивнул Станислав на Марию, которая вдруг тоже повернулась к ним. - Я убийца.
  - Нет, я так не думаю, - покачала головой Диана, не усомнившись и сейчас в его невиновности. - Ты не из тех, кто может лишить другого жизни. Ты бы скорее причинил вред себе, чем другому. Что произошло? Расскажи всё.
  - Правда в том, что я сам не знаю всего. Вернее, не знаю почти ничего. Вы сочтёте меня трусом и подлецом, если расскажу.
  - В наших глазах ты уже трус и подлец, раз боишься рассказать. Так что хуже не будет, - каким-то убитым голосом вмешалась Мария в разговор. - Да и мы все, похоже, не святые, раз встретились при таких обстоятельствах.

И Станислав рассказал всё, как ну духу, не скрыв ничего из того, что сам знал. Девушки выслушали молча и без осуждений. Закончив свой рассказ, парень выдохнул с облегчением. Впервые за эти недели, столь для него мучительные, он говорил о своём преступлении прямо и без обиняков с кем-то, кроме себя, с кем-то, кроме своего болезненного сознания, истощённого муками совести.

  - И что ты собираешься делать? - поинтересовалась Мария.
  - Да ничего. Разве я что-то могу? Те двое пропали, оставив меня медленно сходить с ума в сомнениях и бесконечных вопросах. Я сотню раз пытался вспомнить, что произошло той ночью на самом деле. Но я не помню.
  - Сам что думаешь? Ты способен на такое?
  - Откуда мне знать? - устало пожал плечами Станислав; рассказ выжал из него все соки. - Говорю же, я тогда много выпил и совсем не соображал. Но мне страшно думать о том, что я способен убить человека. Какая разница, какое припасено у меня оправдание? Подобному преступлению оправданий нет. Ну что, пойдёте в полицию? Тем лучше, я уже устал от этого мытарства. Я живу, как в бреду. Пусть, хоть кто-то разберётся во всём этом!
  - Я думаю, те двое соврали тебе, - задумчиво вставила вдруг Диана. - Соврали, чтобы взять с тебя побольше денег. Но разве ты богат?
  - Нет…
  - Тогда странно. Но в любом случае они рассчитывали лишь на то, что ты сможешь достать деньги, не важно каким способом. Под давлением страха люди могут многое сделать, даже не понимая всей серьёзности дела и того, на какие последствия себя обрекают. Но тут мне непонятно другое: почему они исчезли? На что ставка?
  - Не знаю. И знать не хочу. Если они всё подстроили, чего никак не может быть, то это слишком жестоко и глупо одновременно. Но я уверен, что что-то всё-таки случилось в ту ночь, только не знаю что! На моём затылке была кровь. Куртки при мне не было, хотя выйти из дома я без неё не мог, ведь стояли сильные морозы. К тому же, в своей комнате я обнаружил окровавленный кастет и свою рубашку. Они лежали под моей кроватью, понимаете? Под кроватью! Как они могли это подстроить?
  - Подстроить можно всё, что угодно, - не сдавалась Диана.
  - Спасибо, что так хочешь доказать мою невиновность, но даже я не могу быть настолько в себе уверен…
  - Ладно, с этим мы разберёмся, - перебила Мария. - История действительно мутная. И ясно, что шантажистам доверять нельзя. Попробуем всё узнать сами. Но давайте вы для начала хотя бы скажите, как вас зовут, хорошо?
  - Станислав. Просто Стас.
  - Диана.
  - Очень приятно! Мария. Так и что же случилось у тебя, Диана? Не станешь отрицать, что у тебя была не менее веская причина для прыжка?
  - Да, была, - поникла сразу девушка. - Думаю, это довольно ироничная история… Понимаете, мне недолго осталось жить. Моя болезнь неизлечима. Раньше была надежда на то, что неизбежный конец можно оттянуть на одно-два десятилетия. Но несколько месяцев назад мне сказали, что дальше лечение продолжать бессмысленно. Оказалось, что больше года мне никак не прожить.
  - И поэтому ты решила проститься с жизнью сама?
  - Да. К чему это томительное ожидание?
  - Но ведь у тебя есть время, которое ты можешь провести с пользой…
  - С какой пользой, Стас? Ты не понимаешь, и никто не понимает! Что это за жизнь? Засыпая ночью, я боюсь, что для меня утро не настанет. Выходя из дома, я боюсь, что не вернусь обратно и не увижусь с семьёй. И все, кто мне дорог, мучаются каждый божий день вместе со мной! Мне страшно, а им больно. Зачем продолжать эти страдания?
  - А почему ты решаешь за всех? Может, им лучше быть рядом с тобой до последнего, чем потерять раньше времени? Ты вообще не подумала об их чувствах! Что будут думать твои родители? Что это они виноваты, что они не были рядом и не смогли отговорить! Ты обрекаешь их на большие страдания! Чувство вины - страшное чувство, способное убить любящее сердце! - закончила чуть ли не со слезами на глазах Мария.
  - А ты? - посмотрела несколько хищно на неё Диана. - С тобой что не так?
  - Ну я же не собиралась прыгать… Почему со мной что-то должно быть не так?
  - Успокойся. Я не нападаю, просто заметила, что ты, может, несчастнее нас. Рассказывай теперь, потому что мы раскрыли тебе свои тайны!
  - Я потеряла дорогого человека. И у меня больше никого не осталось. На этом всё. Считается за несчастье?

Диана и Стас сочувственно промолчали, а Мария сорвалась с места и энергично пошла вперёд, роняя горькие слёзы и в каждом шаге высвобождая всю свою злость на этот мир. Станислав было пошёл за ней, но Диана остановила его.

  - Не надо. Если бы она хотела, осталась бы тут. Дай ей побыть одной, это полезно.
  - Только если рядом нет большого автомобильного моста, перекинутого через глубокую реку, - невесело усмехнулся парень, присаживаясь тем не менее обратно на скамейку.

Исповедь была завершена. Три печали остались витать в воздухе фантомами произнесённых с чувством слов. На город опустилась полночь. В воздухе сгустилась звонкая тишина и темнота. Мария стояла на мосту и смотрела на водную гладь…
Медленно наступал понедельник.

  15.
 Общая тайна. Страшный грех.

Светало. Никто из троих не вернулся домой. Они по-прежнему сидели вместе на скамейке в сквере. Диана давно дремала на плече у Марии, которая вскоре после своего экспансивного ухода вернулась обратно в сквер. Почти всю ночь они болтали обо всём подряд, силясь забыть о своих трагедиях…

Станислав теперь молчал, Мария тоже. Он всё думал о том, что сказала ему Диана. Она так верила в него, так, как никто прежде не верил… А Мария боялась шелохнуться, слушая мирное сопение Дианы. Она прочувствовалась её историей, просто не сразу смогла это в себе понять и обнаружить. На самом деле ей захотелось как-то по-матерински прижать девушку к себе, обнять, утешить. Сама Диана видела уже десятый сон и не собиралась открывать глаза. Ей нравились иллюзорные миры, в которые заводила её богатая фантазия.

Но идиллию прервал звонок внезапно включившегося мобильника. Диана растерянно подняла голову, пытаясь пошире распахнуть всё ещё сонные глаза. Мария даже подпрыгнула от неожиданности и с некоторым укором уставилась на Станислава. Тот пожал плечами и сбросил звонок.

  - Кто это был? - поинтересовалась Мария.
  - Отец. Не хочу с ним говорить.
  - Поругались?
  - Вроде того, - уклончиво ответил парень.
  - Ты всю ночь пропадал неизвестно где, мог бы и ответить. Он волнуется.
  - Откуда тебе знать? Ему нет до меня дела. И всю жизнь не было. Он вчера заявил, что «не такого сына хотел». Но знаешь, в чём правда? Правда в том, что я просто не оправдал его ожиданий, хотя сам он для этого не приложил никаких усилий. А я вообще не соответствую никогда чужим требованиям и непонятным идеалам! Я к этому уже привык, конечно, но… Каждый раз это больно слышать и осознавать. Думаешь, я доволен тем, кто я есть? Ни капли! - горько усмехнулся Станислав. - Только вот ничего не изменить! Я действительно ни на что не способен. И в этом есть моя вина, что скрывать… Но уже поздно браться за ум. Уже не исправить всех ошибок.
  - Всех, разумеется, не исправить. Но многое ты ещё можешь изменить. Всё дело в тебе, все твои рамки лишь в голове. Стоит захотеть, и ты многого сможешь добиться. Не без усилий, конечно!
  - А что, уже утро? - прервала их Диана, пытаясь понять, что происходит вокруг.
  - Да, уже утро, Диана.
  - Чёрт! Родители, наверное, с ума сошли…
  - Так иди домой.
  - А вы?
  - Я домой не вернусь, - категорично покачал головой Станислав.
  - А куда ты пойдёшь? - скептически посмотрела на него Мария.
  - Не знаю. Может, здесь останусь.
  - Это глупо! Что бы у вас там ни было с отцом, ты не можешь ночевать на улице.
  - Сегодня же ночевал... И ты, кстати, тоже.
  - Только сегодня - это одно дело, а каждый день - совсем другое… - Мария замолчала, что-то с минуту обдумывая. - Ладно! Пойдём со мной. Всё равно у меня одна комната пустует. Может, станет чуть менее мрачно…
  - Спасибо, конечно, но нет.
  - Объяснись.
  - Неужели, после всего, что ты обо мне узнала, ты не боишься пускать меня в свой дом? Всё-таки я тебе не брат, даже не друг... Не хочу садиться тебе на шею.
  - Пойдём, герой! - рассмеялась Мария. - Я запомню, что ты гордый. Но это не повод становиться бездомным, правда? Пойдём!
  - Стойте, - встала вместе с ними со скамейки Диана. - Мы увидимся снова?
  - Да, только не драматизируй, - улыбнулась Мария. - Мы теперь вместе, у нас общая тайна. Да, Стас? К тому же, надо разобраться во всей этой истории с шантажистами. Встретимся здесь завтра. Мы постараемся что-нибудь разузнать… Может, и у тебя появятся новые мысли.
  - Хорошо, тогда здесь же завтра в шесть.

И Диана торопливыми шагами направилась к автобусной остановке. Мария задумчиво посмотрела ей вслед. Столько стали было в характере юной девушки, столько стойкого и непоколебимого рвения к жизни… В Марии столько не было.
По дороге Мария и Станислав молчали. Каждый грустил о своём. Мысли их кружились беспокойным вихрем. Только у самого дома Мария вдруг остановилась и взглянула как-то неоднозначно на Станислава.

  - Передумала? - с пониманием уточнил парень, приготовившись идти прочь.
  - Нет, я только подумала вдруг… Что, если шантажисты заявятся в твой дом, а тебя там нет?
  - Не думаю, что они появятся вот так внезапно спустя несколько месяцев.
  - Помянешь чёрта - и вот он. Так что на твоём месте я не была бы так уверена. Но дело твоё. Ну что, пойдём?

Они зашли в подъезд. Станислав до последнего не верил, что она готова впустить в свой дом едва знакомого человека, не зная вполне его намерений и, более того, допуская тот факт, что он может быть виновен в чьей-то гибели. Такая вера в людей вновь удивила его. Уже два человека на этой земле способны были разглядеть в нём что-то, кроме своего недовольства. Выходит, он не такой уж и ничтожный, не такой дефективный?
А может, дело в том, что эти две девушки сами до того возвышены надо всеми другими, так особенны и прекрасны, что и в нём видят не такое уж и плохое отражение себя?

Станислав проникся услышанными историями Марии и Дианы. Ему по-человечески стало жаль их обеих. Тема жизни и смерти отделяла и ту, и другую от счастья и беззаботности. Обе мучались от схожей в своём корне проблемы. Да и сам он, по сути, тоже страдал по той же причине. Человек, о мнимом убийстве которого шла речь в разговоре с шантажистами, был сейчас жив или мёртв. И вот этот главный вопрос сильнее всего тревожил парня: совершил ли он самый страшный грех или нет?

  16.
 Спица в колесе. Волк в овечьей шкуре.

Прошло чуть больше месяца.
Мария сидела в полицейском участке в комнате для допросов. Она нервно теребила серебряный браслет на левой руке, с шумом вдыхая и выдыхая спёртый воздух. В лёгких, казалось, скопилось кучкой пыли сильное волнение, заставляющее сердце отклонятся в своих биениях от прописанной нормы. В мыслях застыли воспоминания…

За дверью послышались наконец шаги. Потом прекратились. Стали доноситься неясные обрывки скомканных фраз. Затем в допросную зашёл следователь, медленно и церемонно направляясь к столу. Он молча взял в руки исписанные чужими показаниями листы и неторопливо начал убирать в свою чёрную папку.

  - Когда я смогу вернуться домой? - не выдержала Мария, прикусывая нервно губу.
  - Не беспокойтесь так, - совершенно спокойным и несколько при этом саркастичным тоном ответил следователь. - Я задам вам несколько вопросов, и, как только услышу правду, вы сможете уйти. Договорились?

Мария промолчала, опуская в пол прослезившиеся и от того покрасневшие глаза. Лампочка нервно моргнула, наблюдая за допросом с ужасно серого потолка. Следователь наконец положил папку на стол и устремил свой пристальный взгляд прямо на девушку.

  - Что вы делали в ночь с пятого на шестое мая текущего года? - начал он, не отрывая глаз от её лица, скорчившегося в неком презрении.
  - Я была дома, в своей комнате, - ненавистным голосом заговорила Мария, цедя слова сквозь зубы и нервно моргая. - И вообще в тот день и в последующий я не выходила из квартиры.
  - Очень хорошо, что не выходили. Я это проверю. Кто-то может подтвердить?
  - Нет, не думаю.
  - Соседи? Друзья? Кто-то мог вас всё-таки видеть в тот день накануне преступления?
  - Я же говорю, что нет. Я живу одна, в тот день со мной был только Стас…
  - Ну хорошо… А что вы можете сказать о нём? Гражданин Горецкий в последнее время вёл себя, как обычно? Не было ли чего-то странного в его поведении?
  - Нет, не было.
  - Мария, я хорошо вас понимаю. Вы многого натерпелись, устали… Но если вы нам не поможете, то кто? Я считаю, что во всём случившемся надо как следует разобраться. Вы со мной согласны?
  - Разумеется.
  - Что ж, рад это слышать, - поднялся со своего места с угрюмым лицом следователь и собрался уже уходить. - Не уезжайте из города. Я вызову вас на допрос в другой день, а сейчас, боюсь, вы мало чем можете нам помочь! До свидания, Мария. Надеюсь, вы наберётесь сил к следующей нашей встречи и ответите на все вопросы следствия!
  - Всего хорошего, - бросила, всё также не разжимая рта, Мария и тоже поднялась с места.

На улице светило жаркое солнце, слепя глаза и припекая голову. Погода решила разыграться в начале мая, не дожидаясь конца обычно довольно промозглой весны. Мария вышла из участка и, спускаясь вниз по широким ступеням, обвела своим потухшим взглядом вокруг. Опять в этом мире всё осталось неизменным, безразлично плюнув на трагический исход одного человека из миллиардов живущих на нашей земле. Руки девушки повисли, как плети. Как только она начала жить чем-то новым, судьба решила бросить её в прежнюю яму, лишив этого «нового» и заключив в старую знакомую клетку, из которой, казалось, было не суждено выбраться…

Дома её снова ждало лишь отчаяние и одиночество. Она не знала, что ей делать дальше. Как бороться против системы? Мария была очередной спицей в колесе, мчащемся по головам. От неё ждали показаний. Но каких? Что могла она сказать? Ей было известно слишком мало… Хотя всем сердцем она верила в невиновность обвиняемого.

Да, за этот месяц многое случилось!
Весь день Мария просидела дома, завернувшись в одеяло перед телевизором. Она пыталась собраться с мыслями, но опять ничего не выходило. Воспоминания обрывками лезли в голову…

Пару недель назад объявились шантажисты. Они связались по телефону со Станиславом и назначили встречу, всё также требуя принести деньги. Парень не собирался выполнять их требования, но с уверенностью заявил Марии, что встретится с ними для того только, чтоб узнать правду и добиться объяснений. У Марии сразу возникло плохое предчувствие, но она не знала, как отговорить его. За всё время, которое они прожили вместе, их дружеские отношения переросли в нечто большее. Мария влюбилась. И она всей душой, всем своим добрым сердцем, верила, что он не виновен ни в чём, и что его обманули. Но такие улики, как кастет и рубашка, обагрённые чьей-то кровью, заставляли то и дело сомневаться. Эти неоспоримые факты Мария не могла объяснить, и Станислав не мог…

Мария потрясла головой и взглянула на часы. Половина шестого. Девушка спешно оделась и вылетела из дома. В сквере у их лавочки её уже ждала Диана… Мария выглядела болезненно, и Диана это сразу заметила, с тревогой вглядываясь в её лицо.

  - Как он? Ты его видела? - взяла Диана её за руку.
  - Нет, я только разговаривала со следователем.
  - Они никак от тебя не отстанут? Ты ведь совсем не причём!
  - Да, только вот они в этом сомневаются… Диана, я не знаю, как ему помочь! Я никого не могу спасти от беды, даже самых близких! Когда больше всего они во мне нуждаются, я бессильна! Я так устала, - зарыдала Мария, уткнувшись в плечо подруги. - Я не могу сопротивляться этому миру! Всё против меня…
  - Мы справимся, слышишь? - попыталась её утешить Диана, легонько проводя ладонью по мягким волосам. - Мы поможем ему! Я попрошу родителей, хочешь? Они могут помочь!
  - Как?
  - У моего отца есть связи, он найдёт адвоката…
  - Мне нечем ему заплатить!
  - О деньгах не думай… Это всё не важно. Главное, чтобы Стас вышел на свободу. Он ведь не виновен…
  - А вдруг? Вдруг всё это правда?
  - С каких пор ты сомневаешься в нём? Мы обе знаем, что он не мог бы никого убить! Так что перестань, слышишь? И борись!
  - Но мы не можем этого знать! - почти вскричала Мария, задыхаясь от слёз. - Порой самые добрые и беззлобные с виду люди на деле оказываются искусными лжецами и хищниками, волками в овечьей шкуре…
  - Так разберись во всём сама, начни своё расследование. Это лучше, чем глотать бесполезные слёзы и сходить с ума от бесконечных сомнений… Слушай, его отец знает, что его арестовали?
  - Скорее всего. Ведь его тоже допрашивали, я думаю. А что?
  - Просто… Может, поговорить с ним?
  - Это плохая идея.
  - Ты же сама говорила, что не смотря на ссоры, он не перестаёт быть его отцом.
  - Говорила, но тут другое. Стас разозлиться, если узнает, что я к нему ходила. К тому же, его родители вряд ли станут со мной разговаривать.
  - Но иначе ты не сможешь ничего узнать. Пойдём вместе?
  - Может быть, надо подумать.
  - У нас на счету каждая минута… Преступления лучше всего раскрываются по горячим следам.
  - Ну да, конечно, - усмехнулась Мария, собираясь уходить.
  - Ты куда?
  - Не знаю. Домой, наверное. Встретимся завтра. Ладно? Если можешь, ты поговори с отцом… Как только я смогу, верну всё, что буду должна.
  - Хорошо. Поговори со Стасом, с его отцом… Я позабочусь об адвокате. И, Маш, не сомневайся в нём, и в себе не сомневайся! Мы докажем, что он не виновен, обязательно докажем…

Девушки пошли в разные стороны. Мария остановилась через несколько минут. И остановилась она на мосту, вглядываясь в речную муть. Ей вспомнилось, как…

Станислав попрощался с ней, поцеловав в щёку, и закрыл за собой дверь. Она же подошла к окну, очень бледная и полная внезапной тревоги. Через несколько минут она увидела его спину, а затем лицо, он остановился у железной дороги и посмотрел в окна верхних этажей, ища в них Марию. Он знал, что девушка будет провожать его взглядом до самого поворота во дворы стоящего напротив дома. Мария точно не видела, но ей показалось, что он подбадривающе улыбнулся ей перед тем, как исчезнуть в тоннеле. Вскоре она увидела его с другой стороны железной дороги, и сердце кольнуло сильнее. Мария отошла от окна, задёрнув занавеску…

Девушка взглянула последний раз на блеск воды в лучах заходящего солнца и направилась к дому. Отворив дверь квартиры, она сползла устало по стене и вперилась в своё отражение. Возникло чувство дежавю. Мария поплыла в своих мыслях, думая обо всём подряд.

Тут в дверь позвонили. Девушка подпрыгнула от неожиданности, и сердце неистово заколотилось от страха. Она никого не ждала... Мария медленно и тихо поднялась и посмотрела в глазок. Никого. Только свет нервно моргал, выдавая чьё-то недавнее присутствие. Мария выждала несколько минут, а потом осторожно провернула замок и приоткрыла немного дверь. На полу у квартиры стояла небольшая картонная коробка, зачем-то перевязанная красной лентой. Мария какое-то время настороженно вглядывалась в эту подозрительную посылку. Даже страшно было предположить, кто мог оставить её у двери…

Однако девушка подняла коробку и, не внося в квартиру, прямо тут, в коридоре, аккуратно сняла ленту и приоткрыла крышку. К счастью, внутри не оказалось ничего опасного. Только маленькие часики, стрелки которых перестали идти, и приложенная к ним записка: «Если нужны ответы, приходи в свой любимый сквер».

Мария зашла в квартиру, оставив коробку снаружи. Похоже, время на сломанных часах было выставлено специально. И до назначенного часа оставалось немного времени…

  17.
 Преступник или жертва? Ложь стала явной.

Мария стояла в сквере. Вокруг сгустилась кромешная темнота, а бесполезный свет фонаря просто в ней затерялся, не принося никакой пользы. Мария ждала уже около четверти часа здесь. Но никто так и не пришёл. Она собиралась уже уходить, как вдруг из темноты на дорожку вышел силуэт, тщательно скрывающий лицо. Он немного постоял и посмотрел на девушку издалека, а потом подошёл всего на два шага и сделал Марии знак не подходить ближе. Девушка недоверчиво кивнула и с нетерпением замерла на месте, чувствуя мелкую дрожь, пробежавшую по телу.

  - Вы хотели мне что-то сказать по поводу преступления Стаса? Я вас слушаю.
  - Это я.
  - Что?
  - Я - та самая жертва. Только я прекрасно знаю, что он не виноват, его подставили. На самом деле, он пострадал не меньше, чем я, он пытался меня защитить. И я хотела бы теперь в свою очередь помочь ему…
  - Почему бы вам просто не пойти в полицию и не рассказать всё следователю?
  - Мне нельзя представать перед законом. Я… Это не важно. Если хочешь ему помочь, то послушай, что я скажу… Я знаю, как доказать его невиновность! Кастет… На нём его кровь. Тебе нужно его найти и отнести в полицию. Ты ведь знаешь, где искать?
  - Возможно… Я не уверена! Что вообще там случилось?

Таинственная незнакомка подошла ещё на два шага ближе и поведала Марии все события той зимней ночи. Ложь шантажистов стала явной. Сердце девушки радостно забилось. Значит, он не виноват! По крайней мере в одном преступлении не виноват…

Тут стоит, слегка сократив рассказ свидетельницы, упомянуть о случившемся на самом деле той ночью…

Несчастный кастет принадлежал одному из шантажистов.
Именно он и занёс его над головой таинственной незнакомки. Станислав же в этот момент был рядом и, как мог в своём состоянии (он выпил уже прилично к тому времени), остановил убийцу и отвлёк на себя. Жертва спаслась бегством и потом издалека лишь увидела, как Станислава оглушили этим самым кастетом, и парень упал навзничь.

Убийца был то ли в страшном испуге, то ли в страшном гневе, но долго над телом не простоял, скрывшись где-то в подворотне. Тогда таинственная незнакомка подбежала к бездыханному Станиславу, потрясла за плечо, пытаясь привести в чувства.
Голова парня была в крови и женщина не придумала ничего лучше, чем снять его куртку и вытереть кровь, а затем подложить под голову. Станислав дышал, и это несказанно её радовало, но вызвать скорую или полицию она не могла (причины умалчиваются).

Вскоре парень стал приходить в себя, но сознание его было спутанным, и идти сам он не мог. Незнакомка не знала что делать, она помогла ему подняться и довела до какого-то случайного дома, а там оставила на произвол судьбы, опасаясь, что её увидят с ним.
Таким образом Станислав остался один сидеть на лавочке на незнакомой улице, почти ничего не соображая, и так просидел до самого утра. К счастью, рана оказалась не очень серьёзной и потом обошлось без последствий…

Рубашку же он испачкал уже потом, когда провёл ладонью по затылку и обнаружил кровь. Так что он не был преступником, скорее - жертвой. Как оказались кастет и рубашка под кроватью? Это ещё одна занимательная история…

Считается, что преступник всегда возвращается на место преступления.
Вот и наш несостоявшийся убийца, вернувшись и не обнаружив ни полиции, ни тела, решил объехать соседние улицы. Не мог же человек с такой раной уйти далеко?
И вот из окон своей машины настоящий преступник увидел Станислава, идущего, как ни в чём ни бывало, вдоль дороги. Подлец затормозил и пригласил парня сесть в автомобиль, убедившись в том, что тот совсем его не помнит.

В машине уже сидел его друг и подельник. Вдвоём они решили запудрить Станиславу мозги окончательно и, замечая успех своего предприятия, совсем потеряли страх и потребовали с жертвы ещё и деньги. Так убийца превратился в шантажиста.

Кастет Станиславу засунули в карман брюк, прощаясь. Парень в своём состоянии ничего и не заметил. Дома он сам снял окровавленную рубашку и кинул под кровать, всё ещё плохо осознавая, что происходит. Кастет выпал из его брюк, развешанных на стуле. Станислав же решил принять душ. Вернувшись в комнату и увидев обагрённое кровью оружие, он так испугался, что спрятал поскорее его в уже лежащую под кроватью рубашку.
Но рана дала о себе знать, и на следующее утро Станислав уже не помнил, что сам убрал улики под кровать. Поэтому, как бы заново их обнаружив, он взаправду решил, что совершил преступление. Он действительно ничего почти не помнил о той ночи, но только не от алкоголя (хотя отчасти и это повлияло), а от полученной травмы, которая и сыграла с ним злую шутку…

  - Но даже если я найду кастет, - заметила Мария, уже прощаясь с незнакомкой. - Как это поможет? Его обвиняют в другом преступлении… Ведь подельник убийцы мёртв, а Станислава нашли над его телом и в его крови! Я знаю теперь совершенно точно, что он не виновен ни в одном преступлении, ни в другом, но… Как доказать правосудию, что это не он убил настоящего преступника?
  - Найди второго. Второй - убийца, - кинула напоследок таинственная женщина, так и не раскрывшая своего лица, и исчезла в ночной темноте.

Было столь поздно, что Марии даже страшно было идти домой, к тому же она была всё ещё под впечатлением от услышанной истории. Так что в каждом тёмном углу, за каждым поворотом, девушка видела опасность. В голове не укладывалось, как можно было провернуть такую авантюру и подставить ни в чём не повинного человека? А главное, вопрос состоял в том: кто же этот второй? Кто этот безумный лжец и беспощадный убийца? Мария почувствовала даже азарт. Ей хотелось дойти до конца и узнать всю правду, обличить настоящего и одного единственного преступника, освободить наконец Станислава…

На следующий день Мария отправилась в парк. С трудом, но всё же нашла она то самое место, куда закопал Станислав улики. Вооружившись небольшой лопатой, она стала копать, пока не наткнулась на что-то твёрдое. Дальше пришлось запачкаться в земле. Кастет был закопан почти на поверхности, но сейчас оказался втоптан чуть глубже, поэтому пришлось его доставать из сырой земли чуть ли не голыми руками. Чуть в стороне торчал угол белой ткани. Это была рубашка.

Добыв доказательства, Мария поспешила в участок и потребовала именно того следователя, с которым говорила вчера. Кажется, сегодня он был в хорошем расположении духа. Марию это слегка насторожило. И не спроста.

 - Добрый день, - расплылся он в многозначительной улыбке. - Вы хотели мне что-то рассказать? Это уже не так важно, Мария. Ваш Горецкий уже во всём признался сам!
  - Как? Признался в чём?
  - В том, что в декабре этого года совершил преступление. Он пока не может дать следствию конкретные факты, но исходя из его чистосердечного признания и разъяснения отношений с убитым, устанавливается чёткий мотив. Убитый шантажировал его, вы об этом знали, Мария? Знали! Я это вижу…
  - Но дело в том, что я принесла доказательства его невиновности. Да, пока я не могу утверждать, что он не причастен к тому преступлению, в котором вы его обвиняете… Но то, в чём он признался… Совершенно точно и ответственно заявляю, в этом он не может быть виноват. Тут он сам стал жертвой весьма подлых людей!
  - Что вы говорите, - присвистнул следователь с насмешливым видом. - Жертвой, значит! И где ваши доказательства?
  - Вот, возьмите, - она протянула ему собранные в пакет улики. - Моих отпечатков там нет, можете не искать. Так что, надеюсь, сомнений в их подлинности у вас не возникнет. Всего хорошего! Я вернусь с доказательствами того, что Стас не причастен и ко второму преступлению!
  - Да-да, - презрительно кинул следователь через плечо. - До скорой встречи, Мария. Играйте, да только не заигрывайтесь…

  18.
 Освободиться. Начать заново.

Диана не обманула Марию. Её отец действительно помог с адвокатом. Так что после выходки Марии с уликами, адвокат с лёгкостью добился того, чтобы Станислава выпустили из изолятора. Орудия убийства на месте преступления не нашли. А единственный мотив рассыпался в пух и прах. Так что Станислава объявили не виновным за неимением доказательств обратного.

Следователь, конечно, был зол. Он думал, что тут дело ясное и без подводных камней, и рассчитывал поскорее его закрыть, но Мария расстроила весь его замысел… Она была ему, как кость в горле. Хотя, как следователь, этот седовласый мужчина в почтенном возрасте, был не так уж и плох. Поэтому, он тут же зацепился за второго шантажиста, как и посоветовала ему на одном из допросов Мария. На кастете нашли отпечатки пальцев только самого Станислава, но не мог же он им огреть сам себя по затылку? Очевидно, парня подставили. Теперь следователь это прекрасно понимал, хотя и, признаться, всё ещё подозревал его в убийстве первого шантажиста, о втором же ему было мало что известно, только приблизительный фоторобот, составленный со слов самого Станислава. Но оставим следствие… Пусть разбираются сами.

Станислав сидел в парке один. Он думал о том, что произошло. Мария рассказала ему правду, но он настолько успел поверить в свою виновность, сидя в изоляторе, что теперь сомневался в её словах…

Чтобы полностью освободиться, нужно начать с прошлого. За прутьями камер убивается воля, но что, если эти прутья могут вырасти и в нашей душе, не давая покоя и свободы? А в прошлом у Станислава было слишком много того, что хотелось поскорее забыть, и уж точно не хотелось вспоминать совсем. Но чтобы забыть, иногда приходится вспомнить…

Станислав думал ещё и о том, что за все эти дни отец ни разу не пришёл к нему, не пытался увидеться и поговорить. Выходит, он сразу поверил, что сын его - преступник, сразу отрёкся от него? Станислав знал, что адвоката ему наняли не собственные родители, а родители Дианы, совершенно незнакомые люди. Это пугало, бесило, вгоняло в уныние.

А день медленно шёл и клонился к сумеркам.
Но Станислав не хотел уходить. Он всё сидел на скамейке и слушал весеннее пение птиц, доносящееся из зарослей парка. Над его головой сплелись ветви деревьев, шурша молодой листвой и прикрывая потускневший небосвод. В воздухе рассыпалось еле уловимыми нотами одиночество, смешавшееся с прочими чувствами в нечто неразборчивое, но с успехом отравляющее душу. Станислав не хотел идти к Марии, ещё больше не хотел возвращаться домой к родителям. Кажется, он мог бы встретить рассвет тут, на этой уединённой лавочке в окружении не пользующихся спросом дорожек… Но и тут было тошно, противно от собственных мыслей и чувств.
А ещё не давало покоя мёртвенно-бледное лицо шантажиста, над которым склонился Станислав перед самым своим арестом… Трудно было развидеть этот ужас.

Ещё немного посидев, Станислав медленно и неохотно встал с лавочки, окинув её прощальным взором, и двинулся вперёд, ещё не зная куда отправляется. Так он дошёл до вокзала. Из вещей у него были только документы и пара мелких купюр, мобильник и ключи от старой жизни. Он и не думал, что вот так просто уедет, забыв обо всём и обо всех. Ему, конечно, сказали в полиции не покидать город, но… Станиславу стало резко всё равно. Он купил билет на электричку и поехал… Он не спросил, какая конечная станция, потому что знал, что где-нибудь на полпути выпрыгнет из вагона, весь потерянный и всклокоченный, встанет посреди перрона и будет бессмысленно смотреть на пути, на прибывающие электрички и уходящие вдаль товарные поезда, а потом обязательно вернётся обратно, вероятно, уже глубокой ночью…

Так и случилось.
В первом часу ночи Станислав позвонил в квартиру. Ему открыла Диана. Звонок, конечно, разбудил всех домочадцев, так что за спиной девушки вскоре появились отец и брат. Они с недоверием уставились на позднего гостя, но Диана вдруг закрыла дверь, что-то им шепнула, а потом, набросив куртку, вышла на лестничную клетку. Станислав посмотрел на неё благодарно, а она только протёрла сонные глаза, силясь открыть их посильнее, чтоб не выпасть вдруг из предстоящего разговора. Через минуту они уже вдвоём сидели на ступеньках у квартиры, устремив уставшие глаза в серый бетонный пол.

  - Почему ты не пошёл к Маше? - первая заговорила Диана. - Она же ждёт тебя. И ей ты обязан своим освобождением, она ведь…
  - Тебе я тоже обязан, - не дал ей договорить Станислав. - Если бы не ты… Передай отцу, что я отдам деньги за адвоката, как только встану на ноги. Я хочу уехать отсюда, когда следствие закончится и с меня снимут все подозрения. Я устал от этого города, от людей, от шума и суеты, от всего этого бреда, который тут преследует меня с самого рождения. Может, вырвавшись отсюда, я смогу что-нибудь изменить, начать заново! Я хочу подать документы в институт и получить всё-таки образование… Надо подумать только, какое…
  - И чем ты будешь заниматься?
  - Не знаю, Диана. Я всего этого ещё не знаю. А ты? Ты смотри, не смей сдаваться, слышишь? Ты ведь сейчас учишься? Учись обязательно, не бросай!
  - Да, я почти доучилась. Но знаешь, я хочу писать картины, хочу посвятить себя искусству! Я поняла, что не могу больше тратить ни дня на то, что мне даже не пригодится! Я хочу успеть пожить по-своему, сделать что-нибудь безумное, смелое, сотворить прекрасное и… В общем, не вижу смысла учиться дальше. Если это мой последний год, то мне надо торопиться, надо успеть создать что-нибудь стоящее, создать что-нибудь такое, что запечатлеет мою историю, пусть только в красках и абстрактных сюжетах, на века, расскажет обо мне другим и позволит жить вечно в моих картинах!
  - Звучит неплохо, - с трудом сдержал подступившие слёзы парень, стараясь выдавить изо всех сил одобрительную улыбку, но вышло только, болезненно сморщившись, приподнять уголок рта. - Прости, я правда рад.
  - Ничего, - рассмеялась притворно Диана. - Я привыкла! Не переживай, мне тоже жалко иногда, что так всё у меня выходит, но… Ты вроде сказал: «Не смей сдаваться!»... Я и не сдаюсь. Ну а ты? Всё-таки чем бы ты хотел заниматься? Может, тоже что-нибудь творческое? Проза, поэзия, скульптура, кино?
  - О, нет! - воскликнул тут же парень, протестуя и усмехаясь её предположению. - Это всё не для меня! Хотя… Кино, возможно, да. Но это только как хобби, мне нужен постоянный заработок.
  - Режиссура? Продюсирование? Актёрство? - с энтузиазмом стала набрасывать варианты Диана. -  Может, ты у нас звукорежиссёр или оператор? Что? Почему ты смеёшься?
  - Вообще, я даже мечтал в детстве стать режиссёром… Но даже если я бы и хотел сейчас им стать, то не смог бы… Я не поступлю ни в один вуз… Для этого нужен или огромный потенциал, или связи. Тем более я совсем уже забыл всё, чему меня учили в школе.
  - Мой отец поможет! - так и загорелась Диана, чуть ли не хлопая в ладоши. - У него есть связи! А с экзаменами я могу помочь! Я, конечно, сама не на золотую медаль школу закончила, но что-то знаю.
  - Во-первых, что у тебя за отец такой? Там связи, там связи, - Станислав переменился вдруг в лице. - А во-вторых, если отбросить шутки в сторону, я итак уже многим ему обязан!
  - Брось, если он может помочь, то обязательно тебе поможет. Он же не делает это себе в ущерб, верно?
  - Но я не сын ему, не крестник, не племянник…
  - Да-да, ни брат, ни сват, - иронично заключила Диана, потупив глаза.
  - Именно.
  - Всё равно я с ним поговорю, - отрезала девушка, уже открывая дверь.
  - Спасибо, что выслушала.
  - Тебе есть, где ночевать?
  - Да… Да! Найду.
  - Ну конечно! Найдёт он… Заходи уже, - закатила она глаза, шире открывая дверь и пропуская Станислава вперёд. - Ни брат, ни сват! По коридору вперёд и направо. Я тебе постелю в гостинной. Собаку не бойся, она не кусается, только тявкает, особенно по ночам и на гостей…

  19.
 Эскизы. Сказать смерти: «не сегодня».

Диана по-прежнему боялась смерти, и из-за этого вечного страха она не могла жить. Выходит, что страх запер её где-то посередине, превращая каждый новый день в однообразную пытку. Ночной разговор с другом несколько её приободрил. Она твёрдо решила посвятить себя полностью живописи и создать неповторимое полотно с контрастными цветами и глубоким смыслом.

Она увлекалась и вдохновлялась абстракционизмом, видела глубокий замысел и философию в картине Кандинского «Композиция VI», заглядывалась на картину Делоне «Марсово поле: Красная башня», с интересом рассматривала «Чёрный квадрат» Малевича, но также горячо любила в живописи и импрессионизм. Масса идей для собственного будущего шедевра зрела в голове девушки. Кажется, ей и во снах иногда приходили сюжеты для картин. Утром она торопилась их запечатлеть в свой альбом карандашными набросками.

Сегодня она проснулась тоже в большом вдохновении. Ночью она увидела образ последнего кусочка композиции, приходящей ей во снах вот уже несколько дней подряд по частям. Поэтому, только голова Дианы оторвалась от подушки, она тут же вооружилась простым карандашом. Весь последующий час девушка работала над эскизом, пытаясь в точности передать затейливые линии, штрихи, силуэты. От работы её однако отвлёк Станислав, постучавшись робко в дверь.

Диана впустила его в комнату, в которой царил страшный творческий бардак. Краски, карандаши, скомканные листы бумаги и… Наброски. В углу стоял мольберт с натюрмортом, а на подоконнике лежало ещё несколько свежих работ. Всё предстало перед глазами парня, и он, в безумном удивлении, стоял, переводя свой изумлённый взгляд с ярких картин и чёрно-белых рисунков на их гениального автора, не в силах ничего сказать.

  - Прости, тут ужасный беспорядок, - засуетилась Диана, пытаясь хоть что-нибудь распихать по местам на скорую руку.
  - Ничего, я… Это всё ты? - только и выдал он несколько бессвязно и растерянно.
  - Плохо?
  - Нет, я лучше ничего не видел в своей жизни… Да ты просто виртуозный художник, оказывается! 
  - Не говори глупостей, это всё черновики, - застенчиво улыбнулась Диана, собирая с пола только что нацарапанные карандашом наброски.
  - Черновики? Да ты на одних черновиках можешь заработать состояние… Я видел другие работы, за которые люди платили миллионы, но они и рядом не стояли с твоими. Можно? - несмело взял в руки он один из последних эскизов, не отрывая от него свой восхищённый взгляд. - Как тебе всё это приходит в голову? Я бы так не смог… Даже придумать, не то что изобразить на бумаге!
  - Мне снится иногда, - смущённо пояснила Диана, пряча в пол свои светло-голубые глаза и чувствуя, как что-то тёплое и приятное разливается по душе. Признание её таланта? Непредвзятый восторг другого человека? Похоже, что так. Ведь что может быть лучше для творца, верно?

Ещё немного поговорив о творчестве, о работах Дианы, они вышли из её комнаты, перекусили и отправились на прогулку. Погода была замечательной, солнце нежно пригревало землю, но не палило своим светом, а маленькие облачка неспешно гнал по ярко-голубому небу слабый ветерок, обдувающий так кстати. Зелёная-зелёная трава пахла свежестью, и деревья, отбрасывая на парковые дорожки свою тень, приятно шелестели обновлённой листвой.
Сердце Дианы пело, как птицы в этом парке.
Станислава тоже приятно волновало что-то внутри. На душе у этих двоих словно тоже расцвела долгожданная весна, обещающая долгое и счастливое лето. От того и весь мир для них блистал, даже будь на улице непогода.

  - Я позвоню Маше? - вдруг прервала сладостную тишину Диана. - Может быть, она тоже придёт?
  - Нет, - резко остановился Станислав, как-то странно посмотрев на девушку. - Лучше не надо.
  - Что у вас произошло? Она так хотела помочь, да ведь она, считай, тебя освободила! А ты теперь её избегаешь… Объясни, почему.
  - Я не могу тебе этого объяснить, - тяжело вздохнул он, устремляя свой взор куда-то вдаль. - Просто не звони. Ладно? Мне нужно время, я не уверен в своих чувствах, в том, чего хочу, как хочу… И я не могу с ней видеться, пока не пойму, что со мной происходит. Так лучше для нас обоих.
  - Я так не думаю…
  - Диана, пожалуйста! - настойчиво произнёс Станислав, продолжив движение.

Они замолчали на какое-то время, обдумывая каждый своё. Диана не знала, как помочь и что сказать. А он просто не хотел ничего объяснять, потому что действительно не мог, сомневаясь в себе и прежде всего желая определить для себя собственные чувства. Вскоре они остановились у палатки с мороженым, и Станислав взял им два стаканчика.

  - Скажи, - посмотрел он на Диану вдруг очень серьёзно, когда они подошли к фонтану на главной площади. - Ты всё ещё боишься?
  - Боюсь чего?
  - Смерти…
  - Да. Все её боятся, - перебарывая чувства, вымучила она ответ, ощущая, как на душе снова образовался груз, тянущий к неприятным размышлениям. - С чего вдруг ты решил спросить?
  - Я всё думаю, спрашиваю себя об этом, - продолжил Станислав, не замечая перемен в лице и голосе Дианы. - Прыгнул бы я тогда, на мосту, если бы не увидел тебя? Кажется, что да, но… Возможно, нет.
  - Это так важно? Не прыгнул в итоге, и слава Богу. Зачем снова об этом думать?
  - Потому что невозможно забыть! Спрашивая себя сейчас, я бы сказал, что не прыгнул бы, но тогда всё было иначе, тогда я мог без раздумий сделать шаг. И это страшно, Диана! Страшно осознавать, что человек уязвим настолько, что от одного своего порыва, от случайности совпавших в один миг обстоятельств, может себя погубить, совершить непоправимую ошибку и исчезнуть навсегда! Может, виной всему глубокое внутреннее одиночество, непонимание и презрение общества, страшная трагедия, неудачи, преследующие изо дня в день… Не важно! Так не должно быть… Хочется верить, что любое самоубийство можно предотвратить, но так ли это? В один решающий момент рядом может никого не оказаться, никого, кто мог бы остановить тебя! Только ты и один шаг, отделяющий от ужасной ошибки… Это пугает, ведь я не могу быть уверен в том, что больше этого не повторится со мной, я не могу обуздать свои чувства… Это у меня от отца. Я не отличаюсь хорошим самоконтролем.
  - Не бойся, сколько смогу, буду рядом и не позволю тебе соскочить, - заключила с усмешкой Диана. - Эту жизнь ты должен пройти до самого последнего уровня! И я, сколько это будет от меня хоть сколько-нибудь зависеть, буду бороться! Я решила сказать смерти: «не сегодня». И так говорить я буду до самого конца! Глядишь, он и не придёт…

  20.
 Смириться. Жить дальше.

Мария не могла смириться. Когда она осталась одна, когда Станислава задержали, в голову вновь пришли мысли о прежней боли, за последний месяц чуть отступившей на задний план. Девушку вновь терзала боль потери, воспоминания из прошлого лезли безутешным горем в её слабую, неокрепшую душу.

Но сейчас, сегодня, Мария почувствовала и нечто новое. Она видела в последних поступках Станислава некое предательство по отношению к ней. Он не вернулся, сбежал сразу после освобождения и даже не позвонил. От Дианы среди ночи девушка получила сообщение о том, что Станислав «пришёл к ней», и что «с ним всё в порядке». Тогда Мария спросила в ответном сообщении: «Он что-нибудь говорил обо мне?». И увидела лишь три жестокие, холодные буквы «н», «е», «т», читая их раздельно, будто надеясь в сумме получить что-нибудь другое.

Она встала пораньше утром, привела себя в порядок, отправилась на променад, всей душой надеясь встретить где-нибудь в тени деревьев Станислава, разыскивающего именно её. Но она ведь понимала же, что это лишь фантазия, что так не будет… Да и не должно быть. В мыслях закралось предчувствие, что история их на этом закончена, что пути их дальше расходятся в разные стороны, каким бы печальным фактом это не казалось.

Бесцельно шагая по узким парковым дорожкам, девушка остановилась у пруда, вглядываясь в зеркальное отражение неба и деревьев, нависших над травянистым берегом. Отблески солнца расходились небольшими чёрточками по воде, которую рассекали два прекрасных белых лебедя, величественно поднявших и несущих высоко над водной гладью свои головы на длинных изгибающихся шеях. Их красота, их символичность… Что-то, что разглядела она в них, заставило её взять в руки телефон и позвонить Станиславу.

Но он не взял трубку. Тогда Мария хотела было уже набрать номер Дианы, но вдруг передумала, увидев, как один лебедь оттолкнул другого чуть в сторону. Это тоже было символично. Мария оставила птиц и двинулась дальше, уже не мечтая встретить сегодня Станислава.

И вот, выйдя на главную площадь, она вдруг заметила среди множества лиц, спешащих в обыкновенной суматохе дней, Диану и… Станислава. Они шли вместе и вдруг остановились у фонтана, увлечённо о чём-то беседуя. Мария немного приблизилась, но Диана вдруг отвернулась от Станислава, посмотрев как-раз в её сторону, и девушка, не желая быть увиденной, поспешила скрыться за чьими-то спинами, а потом и вовсе быстрыми шагами направилась к одной из небольших дорожек, уходящих вглубь парка. Там она затерялась среди деревьев и маленьких построек. Вышла к пруду. Лебедей не было…

Мария вернулась домой в расстроенных чувствах. Вроде она не увидела ничего такого, что могло бы вселить в неё такую досаду и ревность… И всё же это были её чувства, на которые она, как человек, имела право. Признаться, Мария и сама понимала, что ничего не случилось, что те двое просто говорили. «Просто» гуляли, «просто» не захотели позвать её с собой. Тут всё было «просто»… А она всё усложняла. Но разве это было безосновательно?

Через пару часов Мария поехала к психологу. Весь прошедший месяц она приходила на приёмы, но некоторые пропустила. Постепенно женщина в строгих очках раскалывала её панцирь, в который давно уже Мария забралась в попытке спрятаться от жестокого мира. Психолог расспрашивала осторожно и издалека про детство, про семейные ценности, словом, про всё, что до сих пор причиняло девушке боль, только лишь возникало в мыслях. Сегодня же разговор был более конкретным и откровенным. Психолог всё записывала что-то в свой ярко-зелёный блокнот, почти в него не глядя и наблюдая лишь за глазами, горящими малахитовой печалью.

  - Потеря близкого человека - это серьёзное потрясение. Скажите, Мария, - подбирая слова, стала снова расспрашивать женщина в строгих очках. - Вы поэтому выбрали свою специальность? Вы думаете, став врачом, сможете спасти чью-то жизнь, чего когда-то не смогли сделать для родного человека?
  - Возможно, - задумалась Мария. - Да, наверно так и есть.
  - Вы никогда не допускали мысль, Мария, что это ошибочный путь? Вы видите себя в этой профессии или заставляете себя в ней видеть?
  - Нет… Не знаю. Не думала об этом.
  - Хорошо, задам вопрос иначе, кем вы мечтали стать в детстве? Кем собирались стать до трагедии?
  - Я… Я не знала, кем хочу быть, - стала вспоминать Мария, вытягивая самые далёкие воспоминания. - Никогда. Но… Я не хочу бросать институт. Я доучусь, чем бы ни был обоснован мой выбор. Мне нравится профессия, в ней у меня есть будущее.
  - Рада слышать, - одарила психолог Марию лёгкой улыбкой одобрения.
  - Хотела бы я заниматься чем-то ещё? - вдруг продолжила девушка свои рассуждения. - Вероятно, что да. Книги… Поэзия. Меня это питает. В детстве я читала книги, очень любила проводить так вечера, засиживалась до самой ночи. И мне хотелось написать что-то своё, придумать целый мир, создать свою историю. И у меня были склонности в детстве, я отлично писала сочинения и складывала рифмы, когда мы… Играли с бабушкой. Но потом… Когда всё это началось… Ну вы поняли! Тогда что-то щёлкнуло и я… Бросила книги, бросила всё на свете! Надежда ещё была, но я ничем не могла занять свою беспокойную голову. Наблюдая за бесконечными процедурами, беседами с врачами, я подумала, что хотела бы помогать тем, у кого осталось мало надежды. Я захотела быть этой надеждой... Я не взяла во внимание, что часто подобные истории заканчиваются не так, как детские сказки, и не так, как многие добрые фильмы со счастливым концом! И я поступила на медицинский факультет, надеясь, что действительно смогу спасать жизни даже в самых тяжёлых случаях. А потом… Потом случилось то, что случилось, но я уже не могла сойти с намеченного пути, потому что это единственная возможность встать на ноги, получить востребованную специальность и начать работать, пока не закончились последние сбережения. И когда я стала ближе к реализму, рвение к фантастическим историям, к выдумкам, сулящим всюду чудеса, пропало, как пропала и вера в эти самые чудеса! Такая вот история.

Дальше они ещё долго беседовали на эту тему. Мария призналась, что время от времени и сейчас пишет стихи. Потом психолог решила углубиться в проблему, долго рассуждая на этот счёт. Уже в конце приёма, женщина сняла наконец свои строгие очки, отложила ярко-зелёный блокнот в сторону и, сложив руки в лодочку, упёрла локти в колени, как бы вытянувшись вперёд.

  - Боль пора прожить и отпустить, Мария, - сказала она, разглядывая дальний угол комнаты по мере своих размышлений.
  - Я пыталась, пыталась много раз! Ничего не выходит. Я даже написала однажды письмо, в котором отразила всё сокровенное, попросила прощения, поблагодарила за всё, что она для меня сделала, попрощалась, как хотела бы попрощаться в тот день… Ведь я… Я правда, - уже навзрыд заплакала девушка, из последних сил держа себя в руках последние минуты разговора. - Правда так благодарна, так ценю! И я так её любила, люблю, продолжаю любить!... - она всхлипывала несколько минут, задыхаясь от слёз и не в силах продолжать. - И всегда буду любить! Не могу отпустить, не могу, слышите!
  - О, Мария, никто не запрещает вам её любить, - поспешила вмешаться психолог. - Но пора перестать жить прошлым. Она всегда будет в вашем сердце, но вы не виноваты ни в чём перед ней, вы сделали всё что могли, тем более в ваши года… И теперь вы должны жить дальше! Жить для неё, жить в её память. Скажите, Мария, что вы сделали с тем письмом?
  - Я его сожгла…

  21.
 Новая истина. Рай на земле.

Прошло несколько дней, может, неделя. Станислав поселился у Дианы. Её родители не были против такого соседства, они радовались, что Диана снова начала улыбаться, как раньше - не ради притворства, а по-настоящему.
Девушка продолжала творить, создавая всё новые и новые эскизы, которым суждено было когда-нибудь стать частью чего-то цельного и завершённого. Станислав стал каждый раз наблюдать за лёгкими и уверенными движениями её карандаша, поистине восхищаясь её долгой и кропотливой работой. Самые мелкие детали прорисовки оживали на бумаге, образуя единую композицию и буквально заставляя не отрывать от наброска восхищённого взгляда.

Сегодня Диана и Станислав вышли рано утром прогуляться по пустым улицам всё ещё спящего города. Только начинало светать, фонари ещё работали. Диана с трудом успевала быстрым шагом следовать за Станиславом, который целенаправленно её куда-то вёл. Наконец они вышли к набережной и остановились у автомобильного моста, у того, с которого всё началось. Девушка застыла с недоумением, стараясь разгадать таинственное выражение лица своего компаньона. Тот, пытаясь восстановить дыхание и успокоить сердце, ревущее, как мотор автомобиля, всё вертел головой по сторонам, почему-то боясь посмотреть в глаза Дианы, на лице которой уже показалась лёгкая улыбка непонимания.

  - В общем, - начал, собравшись с силами, парень. - Я люблю тебя! И любил с самого первого дня, с самого первого взгляда… Ещё тогда, в парке, я увидел сначала только твои глаза, горящие синим пламенем, а вокруг белый-белый снег… И эти голубые глаза так и застыли с тех пор в моей памяти! Но потом я понял, что полюбил твою душу, полюбил больше, чем всё на свете, больше, чем чарующий лёд глаз. Твои мысли, твои слова, твоя поддержка и любовь к жизни… Мне всю жизнь не хватало лишь этого! За тобой я готов идти на край света, и никто другой не способен дать мне того необходимого спокойствия и сладкого забвения, каким одариваешь меня ты…
  - Стас, - переменилась в лице Диана. Она вдруг стала очень серьёзна и выдержала небольшую паузу, обдумывая всё сказанное Станиславом. - Нет, я, конечно, разделяю твои чувства, но так нельзя… Вы с Машей вместе, а значит, мы вместе быть не можем. Понимаешь?
  - Я… Да, она многое для меня сделала. Я знаю. И я чувствую себя негодяем, но… Любовь - это огонёк, способный вмиг разгореться и также быстро потухнуть, если зажёгся случайно. Но с тобой другое! С тобой этот огонёк слабого пламени перерос в огонь, в пожар моего сердца… И без синего льда твоих глаз моё сердце превратится в пепел, в золу и прах. Да, я согласен, что с моей стороны подло и низко вот так обходиться с Машей… Но если я люблю тебя, что мне ещё остаётся делать?
  - Поговори с ней. Я не хочу быть причиной ничьих несчастий и обид. Прежде чем начинать что-то новое, всегда нужно заканчивать старое, иначе ничего хорошего и долговечного из этого не получится!
  - Конечно, - тут же кивнул Станислав, отступив назад на несколько шагов и приготовившись уже бежать к Марии. - Ты права! Так будет правильно. Я приду, приду к тебе потом… И тогда?
  - И тогда поговорим. И, Стас, только не обижай её своими словами ещё больше… Ладно?

Но Станислав уже и не слышал, он бежал вперёд без оглядки. Его сердце всё время предательски рвалось вон из грудной клетки, и он никак не мог унять своё сердцебиение. Казалось, от этого мысли и слова с трудом генерировались в его голове. Он дал волю чувствам, и они поглотили его разум.

Станислав постучал в дверь. Звонок не работал, он это знал - заметил, когда уходил отсюда в последний раз. Неприятные мысли вдруг завертелись в его голове. Мария открыла не сразу, но, увидев что-то серьёзное и радикальное в выражении его лица, впустила тут же без слов, и он прошёл на кухню.

  - Чай? - спросила девушка сонным голосом, скрестив руки на груди и подперев стену.
  - Нет, - растянул как-то потерянно парень. - Спасибо. Маш, прости меня!
  - За что? - пытаясь быть беспристрастной, но всё-таки с ноткой обиды и укоризны спросила Мария, вперившись пытливым взглядом в Станислава.
  - За всё! - усмехнулся он. - Нет, правда… Я пришёл поговорить о нас.
  - И что? Что именно ты хочешь мне сказать?... Диана? Да, - протянула Мария, догадавшись, в чём дело, и громко прыснула, усмехаясь своей интуиции. - Значит, Диана! Хорошо. Это всё, что ты хотел сказать «о нас»?
  - Прости… Прости, пожалуйста! Хочешь, встану на колени? - воскликнул Станислав, действительно опускаясь на колени перед девушкой. - Прости! Мне жаль… Я не знал, что так всё получиться… Я не хотел! Но я люблю её! В ней что-то особенное, понимаешь? Особенное для меня! Ты обязательно найдёшь того, для кого станешь путеводной звездой… Но для меня эта звезда - Диана! Я понял это недавно и… Для меня это стало новой истиной, понимаешь? Ну прости, я подлец, я знаю… Когда-нибудь… Ты когда-нибудь меня сможешь простить? - в каком-то уже исступлении поднял он свой потупленный взгляд на Марию, что из последних сил сохраняла самообладание, слушая всю его пламенную речь с каменным лицом и, кажется, даже не моргнув ни разу.
  - Уходи, - только и бросила она, отвернувшись к окну и рассматривая облака, парящие в серо-белом небосклоне.

Станислав выдержал какое-то время, прежде чем медленно подняться и обессиленно направиться к выходу. Из коридора он бросил последний страдальческий взгляд в её сторону, но увидел лишь спину, ровную и неподвижную, как неприступная стена. Но за этой стеной скрылись две скупые слезы, которые, не удержавшись, скатились по невозмутимому лицу. Когда дверь за Станиславом захлопнулась, Мария осела на полу, застыв как бы в неком трансе, и глубоко задумалась опять о жизни.

Станислав же помчался к Диане, не понимая, какие чувства в нём превалируют. Зашёл в её комнату он окрылённый то ли своей любовью, то ли облегчением, которое вдруг испытал, объяснившись с Марией впервые после своего освобождения. Он передал Диане суть их короткого разговора и заметил, что рассказ её очень расстроил. Она попросила Станислава дать ей время побыть одной и всё обдумать, сказала, что не может ничего ему обещать. Когда он вышел, девушка подошла сначала тоже к окну, как и Мария, всмотрелась в молодые листья пышных крон и задумалась о том, что произошло, а потом тоже как-то печально и отрешённо опустилась на пол, прислонившись спиной к батарее.

Ей было жаль терять такую подругу, как Мария. У них было на самом деле много общего. Она вспомнила, как встречались они в сквере и болтали обо всём подряд, как делились своими переживаниями и изливали душу… И кто же знал, что тут выйдет такой вот треугольник! Но дело было в том, что она действительно влюбилась в Станислава, как и он, не сразу это в себе разгадав. И если бы не его признание, она бы ни за что не воспрепятствовала их отношениям с Марией… Но тут! Она не ожидала, что её чувства к нему окажутся взаимными. Неужели, судьба всё-таки послала ей «того», позволила любить и быть любимой, успела преподнести ей такой подарок напоследок? И если это всё явь, а не сон, сколько продлится их история? Ведь… В любой момент её жизнь может оборваться.

Диана вдруг подумала и о том, что не хочет сделать его несчастным. Во-первых, она всё-таки больна, во-вторых, никто не знает, сколько ей осталось. А он? Если, как он выразился, «без синего льда её глаз его сердце превратится в пепел, в золу и прах», то какую же боль может причинить ему её уход? Но с другой стороны, разве об этом стоило сейчас думать? Да, рай или ад ждёт её так или иначе на небесах после смерти… Но ведь сейчас её рай на земле!

Диана не знала, что ответить Станиславу, поэтому решила взять побольше времени на размышления. Парень поник, но отнёсся с пониманием. Он вышел из её квартиры, рассудив, что так будет лучше всего, и направился к своему собственному дому, дорогу к которому почти забыл за всё это время. Да, не зря его туда потянуло…

  22.
 Я тебя прощаю. Скрыта темнотой.

Мария сидела в звенящей тишине. Она думала о том, что Станислав предпочёл ей их общую подругу. Ей было больно, но в глубине души она знала всегда, с самого их знакомства, что им не быть вместе. Но Диана… Почему она так поступила, зная, что Мария его любит? Это оставалось загадкой. А он? Что такого увидел он в ней? Любовь его была обусловлена лишь восхищением её гениальностью, её талантом? Или было тут что-то другое? Мария не знала, но силилась узнать. Да и всё та же прежняя печаль на избитую тему не давала ей покоя. Все чувства и мысли смешались, окружив Марию с разных сторон.

Вдруг строки полезли ей в голову внезапным вдохновением. Девушка, вскочив с места, бросилась скорее к телефону и открыла заметки. Сначала она записала пришедшие в голову четыре строчки, а потом остальные четверостишия стали возникать сами собой и образовали нечто такое:

«Я силюсь забыть,
Но никак не выходит.
И хочется взвыть,
Боль совсем не проходит.
Один только взгляд…
И всё тело дрожью!
Сегодня особый наряд,
Окутанный веселой ложью.
Хочется встать, подняться,
Дальше жить!
Но с собой не расквитаться,
Вину свою не пережить.
Хочется плакать
И даже кричать…
Но надо бежать улыбаться
И счастье усердней играть!
Ведь нельзя никогда сдаваться,
Нельзя слабость другим показать!
И ногти больнее врезаются,
И сердце бьётся сильней…
Близкие с нами прощаются,
Хоть любили жизни сильней!
И друзья убегают прочь…
Быть может, они не друзья?
С луной опускается ночь.
Кто такая я?
Сердце бьётся сильней.
Рана невыносимая.
К вечеру станет больней,
Снова собой я гонимая!
Взвою, как волк в ночи…
Ты не пугайся, постой!
У любой двери есть ключи,
Если та не овеяна мглой!
Постучись в мой дом, заходи.
Расскажи о себе, не тая.
Даже если разойдутся наши пути,
Всегда о тебе буду помнить я…»

С горькой усмешкой Мария погасила экран телефона и стала собираться.
Сегодня у неё снова должен был состояться приём у психолога. Заключительный. Мария решила затронуть в этот раз и тему отношений со Станиславом, несколько болезненно для неё закончившихся.

Женщина в строгих очках слушала её очень внимательно, впрочем, как всегда. Но и тут причиной, затаившейся в побочной проблеме со Станиславом, оказалась основная проблема, с которой пришла Мария. Это была, разумеется, боль утраты, которую всё не могла пережить девушка. После предыдущего приёма, психолог долго размышляла над словами Марии о письме, ею составленном и затем сожжённом. В голову ей пришла идея использовать похожую технику, но слегка модернизированную. Уверенности, что это поможет, не было, но можно было попробовать и это для начала, как один из вариантов.

  - Пишите, - сказала психолог, расхаживая по кабинету с сложенными в замок за спиной руками. - Плачьте и пишите, пишите всё что придёт в голову. Пишите долго, пока не устанете. Можете говорить вслух или кричать, если захочется, комкать, рвать бумагу! Я дам ещё. Не сдерживайте себя, каждый порыв не гасите, а приводите в действие. Наша задача - выплеснуть всю боль.
  - Но я не знаю… Не знаю, что написать.
  - А вы напишете, Мария, от её лица фразу: «Я тебя прощаю». Напишите её три раза громко и чётко проговаривая для себя. Затем запишите ниже свои мысли, всё, что ещё хочется сказать, повторить или добавить. Сделайте перерыв. Дайте волю чувствам, эмоциям. Дайте им выход, как захотите, каким угодно методом. Затем снова напишите фразу с которой начали. Три раза. Снова добавьте от себя то, что покажется нужным. И в конце напишите опять фразу: «Я тебя прощаю». Представляйте, что её говорит она, повторяет до тех пор, пока вы в неё не поверите. Держите перед глазами её образ и то, как она произносит эти простые слова, как убеждает вас в них. Вам нужно прописать эту фразу и услышать её столько раз, сколько потребуется для того, чтобы полностью в неё поверить и простить себя.

И женщина в строгих очках удалилась, плотно прикрыв за собой дверь. Мария проделала то, что ей было велено. На это ушло довольно много времени. Мария делала перерывы, плакала и избивала воздух, ходила по кабинету, в котором осталась одна. Когда психолог вернулась, Мария сидела без слёз и без чувств, будто всё это из неё высосали, не оставив внутри ничего, кроме зияющей пустоты. Психолог села напротив неё в своё кресло и удовлетворительно улыбнулась.

  - Ну вот и всё. Запомните, Мария, когда вы выйдите из этого кабинета, все ваши проблемы, всё горе, вся боль останутся здесь, на этих листках. А вы пойдёте дальше, вдыхая свежий воздух родных улиц и чувствуя свободу, свободу от прежнего груза, который вы так долго несли на своих плечах. Но теперь у вас осталась только светлая грусть, светлая память, любовь и благодарность. И этот свет вы должны нести дальше, продолжая помнить, но уже не жалея ни о чём и не виня себя. Вы не должны изображать радость и делать вид, что всё хорошо. Это само придёт со временем. Но не сидите дома, старайтесь побольше выходить куда-нибудь, общаться в компании людей, с которыми вам действительно комфортно находиться рядом. Учитесь, работайте, забудьте о сожалениях, о словах «если бы», «я бы», «я могла», «я должна была» - их не существует. И пишите. Пишите стихотворения, поэмы, не бросайте. Творчество помогает переживать боль, помогает изливать её и отпускать.
 
Когда Мария вышла на улицу, действительно она почувствовала какое-то облегчение. Но осталось ощущение, что в ней чего-то не хватает, что входила она в кабинет целая, а вышла без какой-то очень важной частички, без которой уже трудно было представить своё существование.

Дойдя до моста, того самого, Мария остановилась, улыбнувшись немного печально ностальгическим уже воспоминаниям. Она решила, что не будет никак мешать Станиславу и Диане, ведь ей это совсем не нужно. Более того, Мария даже подумала, что снова может с ними встречаться и болтать всю ночь, как тогда, в первый раз. И, проследив глазами за последними лучами уходящего солнца, Мария увидела очертания месяца, выглянувшего уже с другой стороны неба. И снова девушка взялась за телефон, печатая:

«Разлетается больной кучкой пыли
Всё, что так дорого было,
Все, кого мы когда-то любили…
Лишь бы нас это не убило!
Под улыбкой спрячется боль.
Но судьба, увы, такова!
У каждого своя сугубо роль,
И небу не нужны слова…
Пусть по щеке скользнёт слеза,
Всё есть во власти мироздания.
Зажжётся в вышине ещё одна звезда
И будет наблюдать наши страдания.
Пусти её, пусти в объятия
Небесной пустоты!
Оставь ничтожные проклятия,
Когда-нибудь уйдёшь и ты…
Живи, не мучайся собою,
Гонимый всё душевной пустотой!
В каком-то смысле ведь она с тобою,
Она для тебя горит, хоть скрыта темнотой…»

  23.
 Жизнь есть жизнь. Свет во мраке.

Станислав зашёл в квартиру. Он уже и забыл, как тяжела связка ключей от его дома. Наскоро скинув ботинки, парень прошёл по тёмному коридору до самой кухни. В квартире стояла такая тишина, что создавалось ощущение, будто здесь давно никто не живёт, только пыль и полумрак…

С ужасом, предчувствуя неладное, Станислав заметил, что все окна зашторены, поэтому света и мало, а зеркала затянуты какой-то плотной тканью. Сердце парня перестало на мгновение биться…

Он заглянул в родительскую комнату, из которой доносились лишь звуки старинных часов, доставшихся от деда.
Мать сидела на краю кровати, смотря в стену. Голова её была покрыта чёрным платком, аккуратные бледные пальцы впились накрепко в плюшевый плед. Станислав бросился к её ногам, казалось, она даже не заметила его. Он стал с надрывом трясти её колени, вглядываясь через слёзы в её потускневшие серые глаза и крича что-то бессвязное.

  - Стас? - будто только что вышла она из своего забытья и ласково потрепала сына по светловолосой макушке. - Ты пришёл. Хорошо, что ты пришел, мы тебя ждали с отцом, - тут она и сама прослезилась, и голос её задрожал. - Сыночек, отец…
  - Как? - только и смог выдать Станислав, обхватив мать руками, как в детстве, и заплакал, уткнувшись в её мягкое плечо.

Мать снова потрепала его волосы и опять погрузилась в какой-то ступор. Так они просидели около часа, не отрываясь друг от друга и от своих неспокойных мыслей. Когда Станислав наконец отпустил мать и встал с кровати, она тоже немного пришла в себя и уже более осознанно на него посмотрела.

  - Когда это случилось? - спросил парень, запретив себе что-либо чувствовать и приняв вид холодный и непоколебимый.
  - Да вот уже скоро сорок дней, Стас, - ответила мать. - Он ждал тебя, но так и не дождался. Сердечный приступ! Сердце у него всегда было слабое… А как ты ушёл…
  - Только не вини меня в этом, мама, - как-то твёрдо парировал Станислав. - Всё равно ему не нужен был такой сын, как я! Так что испытывать угрызения совести не буду, - тут, конечно, он соврал, потому что ещё несколько минут назад думал именно о том, что отчасти виноват, и виноват главным образом в том, что не успел попрощаться и помириться с отцом. - А ты… Вы ведь друг друга не любили, я знаю! К чему такой траур?
  - Как же, Стас? Человека всё-таки не стало… И ты не прав, я его любила, Стас, всю жизнь любила, дура несчастная! Да, он был непростым человеком… Но обвинять меня в том, что я его не любила!... Любила, сынок, ещё как любила, - она зарыдала, а Станислав был не в силах смотреть на её слёзы и потому ушёл, с шумом захлопнув входную дверь, отчего мать даже подпрыгнула, на минуту придя в себя.

Безусловно, Станислав чувствовал и горечь, и скорбь, но злость и обида на отца и сейчас брали над ним верх. А ещё слова матери о том, что она его любила… Всё смешалось и очередным опустошением обрушилось на парня, в конец потерявшегося.
Да, удивительно и вместе с тем чудовищно, что распри даже между самыми близкими людьми могут так и не закончиться, остаться во веки вечные без разрешения и примирения.

И это страшно! Страшно, что поссорившись однажды, сказав пусть и одно только лишнее, грубое слово, можно уже никогда не встретиться, можно так и не успеть простить и не успеть попросить прощения…
Можно уйти из жизни, думая что родной сын никогда тебя не простит, что даже видеть тебя не может и поэтому сбежал, живёт неизвестно где и неизвестно как. Можно так и не увидеть родного отца, так и не объясниться с ним, так и не попрощаться, даже не попасть на его похороны и вообще узнать о его смерти совершенно случайно. Это действительно страшно…

От тягостных раздумий однако Станислава отвлёк телефонный звонок. Услышав какие-то весьма странные слова и так и не уловив общий их смысл, парень понял лишь, что должен ехать в полицейский участок немедленно.

В коридоре его встретил следователь. Он смотрел на Станислава уже без особой хищности и предвзятости. Ещё бы!
Настоящий убийца был пойман, сидел за соседней стенкой и отрицал неоспоримые факты, которые следствию стали доподлинно известны. Станислава же теперь пригласили, как свидетеля, на очную ставку с подозреваемым.

Оказалось, что этим утром убийцу и шантажиста задержали неподалёку от нового места преступления. На этот раз ту самую таинственную незнакомку никому спасти не удалось, и преступник всё-таки совершил задуманное. По некоторым источникам следствию было известно, что это было заказное убийство. Доказательством могли стать найденные у подозреваемые деньги, но пока их не обнаружили. Оружие было найдено при задержанном, и кровь жертвы отпечаталась на его подошве, так что сомневаться в его причастности не приходилось. Однако на допросе подозреваемый стал всё отрицать, обвинять Станислава и требовать встречу с ним. Впрочем, следователь счёл это даже выгодным и поэтому действительно вызвал парня на очную ставку.

Увидев наконец эти глаза, дикие, совсем нечеловеческие, Станислав вдруг что-то вспомнил… Ведь это его сводный брат! Как мог он забыть его? Дело в том, что отец познакомил их накануне первой и неудачной попытки убийства, закончившейся лишь травмой и шантажом Станислава. В ту ночь они пропадали где-то вместе… Вот как оказался парень неподалёку от места покушения на незнакомку и успел её уберечь от удара! Но как же забыл он собственного брата? Да, они едва ли были знакомы, но неужели полученная травма заставила Станислава забыть его напрочь?

Многое прояснилось во время допроса, сводные братья говорили совсем откровенно обо всём случившимся, но обвиняемый насмехался над Станиславом и совсем не скрывал этого. Он был явно не совсем в своём уме и всё твердил безумные слова и фразы в какой-то своего рода мании. Когда следователю всё окончательно стало ясно, и все показания были зафиксированы, он дал братьям побеседовать наедине ещё несколько минут.

  - Зачем? - только и спросил Станислав, вглядываясь в зверский и бесноватый огонёк ожесточённых глаз.
  - Жизнь есть жизнь, - расплылся в своей безумной ухмылке убийца и осклабился, пронзая своим неистовым взглядом Станислава как бы с некоторой издёвкой. - Кто-то рождается, кто-то умирает. А я просто существую вокруг природного хаоса! Что же плохого в том, как я существую? В чём моя вина, Стас? - он сделал многозначительную паузу, приняв какой-то серьёзный, но всё такой же помешанный вид, а потом внезапно разразился неистовым хохотом. - Скажи, за что меня судят, брат?
  - Ты сошёл с ума, - кинул Станислав, поднимаясь со своего место, не желая наблюдать за этим подлецом и безумцем, чьи речи невозможно было больше выносить. -  И ты не человек, ты не брат мне! Свою человечность и право называться человеком ты потерял, когда переступил черту, которую переступать никому не позволено! Для меня ты мёртв, но бойся того, что для закона, для правосудия ты всё ещё жив! - с этими словами парень скрылся за захлопнувшейся с шумом дверью.
  - Увидимся на суде, Стас! - крикнул с остервенением убийца, но Станислав уже этого не услышал.

Парень вылетел из участка с молниеносной скоростью. Он больше не хотел думать о том, что имеет что-то общее с этим человеком, тем более - общую кровь. Станислав почувствовал, как внутри нарастает необъяснимая паника. Захотелось бежать, и он сорвался с места. Через четверть часа парень был уже на мосту и двигался в сторону сквера. Любимая лавочка, уже родная, была занята… И занята она была Дианой.
Девушка совершенно случайно оказалась здесь одновременно со Станиславом, она не искала его, это опять судьба свела их вместе. Но как же оба были рады, что вновь встретились, что случилось это именно сейчас!

Станислав был в унынии, всё, что узнал он за последние сутки, потрясло и подавило его. Но у парня был свой свет во мраке - Диана. Она давала ему тягу к жизни и оберегала от ошибок, стала ему путеводной звездой, за которой он был готов идти вечно, стремясь к той же возвышенности, какую видел в ней. Диана делала его лучше. И он это чувствовал.

  Эпилог.

Прошло несколько месяцев.
Мария научилась справляться со своей болью и печалью, хотя до конца так и не избавилась от неё. Чувства вины уже не было, она за всё себя простила, сказала раз и навсегда себе, что сделала всё, что могла, а теперь остаётся только помнить. Продолжая посещать лекции, Мария заметила, что один из сокурсников постоянно за ней наблюдает, но не решается подойти. Кто знает, может, это её любовь?

Мария станет прекрасным врачом и спасёт множество жизней. Она будет давать ту надежду людям, которую и мечтала, и сотни пациентов будут всю жизнь благодарны ей. А своим детям и внукам Мария обязательно расскажет о своей бабушке, которую так любила и продолжает всем сердцем любить.

Когда-нибудь она издаст свой сборник стихов, а постскриптум напишет следующие слова всем тем, кто «остался жить»:

«Так хочется утешить тех, кто до сих пор не может смириться и справиться с болью потери. Хочется сказать, что это пройдёт, но это не так.
Иногда придётся вспоминать об этом, потому что смерть - часть жизни, на которую мы не можем повлиять. Забыть не получиться, да и это не совсем то, что нам нужно. Надо помнить и продолжать любить, но перестать терзать себя мыслями о том, что могло быть по-другому, потому что по-другому быть не могло.
Чувство вины - опасный яд, способный погубить. Он постепенно отравляет душу и не даёт жить дальше, а в конце концов уничтожает окончательно, запуская необратимые механизмы и приводя к большим несчастьям. Надо уметь прощать себя и идти дальше, не сдаваться и верить всем сердцем, что счастье ждёт за поворотом, если только вовремя перевернуть тетрадный лист.
Нельзя зацикливаться, нельзя погибать вместе с теми, кого уже нет, потому что люди живы, пока память о них жива, а мы - и есть память о них, мы можем продлить им жизнь, можем сделать бессмертными, можем написать о них книгу или фильм, посвятить выставку или целый музей, можем говорить всюду о их жизни, ведь жизнь каждого человека настолько ценна и многогранна, настолько насыщена, полна преград и смыслов, что сама по себе является самым интереснейшим сюжетом, который не мог бы придумать ни один писатель или сценарист.
Надо помнить… Всегда помнить. И жить дальше. Это лучшее, что мы можем сделать».

Станислав поступил в университет без чьей-либо помощи, хотя отец Дианы и не отказал ему в одолжении, но парень хотел добиться всего сам, доказать в первую очередь себе, что на многое способен. Он вообще в последнее время был доволен собой, однако чувствовал всё ещё вину в том, что не успел помириться с отцом.
На закате своей жизни Станислав станет совсем другим человеком, смотрящим с высоты прожитых лет на свою молодость с нескрываемой улыбкой, усмехаясь такому себе: юному, горячному, наивному и порой совсем безрассудному.

Когда-нибудь он действительно станет известным режиссёром и снимет фильм, посвящённый силе воли и преодолению трудностей, столь часто встающих на пути человека, напишет в титрах:

«Рядом с вами только нужные люди.
Нужные для поддержки, защиты, роста, заколения - не важно.
Каждая мелкая ссадина - только ссадина, она пройдёт, а вы научитесь терпеть боль, и возможно, станете аккуратнее, возможно, наоборот, смелее и решительнее.
Все неудачи складываются рано или поздно в ваш успех.
Главное - не падайте духом, что бы не выпало на вашу долю.
Сомневайтесь в себе - это полезно, но не теряйте веру в себя.
Помните, что всё можно преодолеть, всегда можно найти выход.
Знайте, что рядом всегда есть люди, которым не безразлична ваша судьба.
Даже если вы чувствуете себя совсем одинокими, это значит лишь то, что вы ещё не заметили их.
Но всегда полагайтесь только на себя, ведь вы единственный постоянный свой союзник, остальные будут меняться - приходить и уходить.
Невзгоды всегда проходят, и те, кто был рядом, вознаграждаются минутой счастья вместе с вами.
Жизнь полосатая, в ней всё чередуется в вечном цикле: радость сменяется горем. Помните, что счастье не вечно, но и беды тоже.
А то, что нас не убивает, делает сильнее».

Диана смогла побороть свои страхи и почти совсем перестать о них думать. В этом, конечно, ей помог Станислав, который больше от неё не отходил, предложив руку и сердце. А на одном из последних исследований выяснилось, что у Дианы всё же есть шанс, что произошла врачебная ошибка, и всё не так страшно, ещё можно бороться. Поэтому Диана возобновила лечение, не веря своему счастью и считая всё происходящее каким-то невероятным чудом.

Мария осталась самой лучшей и близкой её подругой, хотя продолжила слегка недолюбливать Станислава и подтрунивать над ним и его несовершенством. Хоть девушка их обоих и простила, всё же из памяти ничего не вычеркнуть, и не миновать некоторых изменений в отношениях.

Да, кстати, тот парень из магазина пришёл к дому Дианы на следующий день после несостоявшейся встречи. И каждый день потом приходил. На самом деле он сам был влюблён в Диану со школьных лет. Что помешало прийти ему в ту ночь? Загадка. Только теперь он будет приходить каждую неделю в полночь к зелёной скамейке и смотреть издалека в её окно, не встретив за всю свою жизнь никого, кто был бы лучше Дианы, кто смог бы занять её место в его разбитом сердце. А она однажды увидит его… И тут же задёрнет шторы, бросаясь в крепкие объятия Станислава.

Вообще она пойдёт на поправку наперекор судьбе и мнению врачей. Диана проживёт долгую жизнь, яркую и плодотворную.

Когда-нибудь она соединит все свои наброски на одном большом полотне и таким образом создаст потрясающую картину, заработает на ней целое состояние и на обратной стороне холста рядом с подписью оставит такие слова:

«Моя жизнь - то, что я творю каждый день. Моя смерть - страх, которому во мне нет места, пока я дышу. Моя судьба - то, что я сама малюю каждый день яркими красками на чистом полотне, свободном от предрассудков».

  P.S.
«Дорогой читатель, спасибо, что прошёл этот короткий, но, надеюсь, интересный и насыщенный путь вместе с героями истории. Хочется сказать напоследок ещё несколько фраз.
Самое главное - это жизнь. А ценнее жизни - только время, нам на неё отведённое. Нашу судьбу определяют наши собственные решения и поступки. Мы всё можем преодолеть, как бы тяжело ни было. За каждой бурей ждёт свой штиль!»