Лигия
После войны, залечив раны, он успел жениться на дочери профессора, развестись с ней по причине отсутствия детей и занять место руководителя Комитета водного хозяйства столицы. В перерыве между разводом и назначением на ответственный пост дед познакомился со своей второй женой – моей бабушкой.
Произошло это следующим образом: протекающая через город речушка вышла из берегов и затопила пару улиц и подвал медицинского института. А там находился анатомический театр, из окон которого поплыли человеческие кости, черепа, препарированные органы. Местные не могли ограничиться подобным объяснением: истово, по-азиатски, громким шепотом, с выпученными глазами, порывисто жестикулируя, передавали они друг другу душераздирающие подробности: по центральному проспекту плавают трупы утопленников, части тел. Тысячи людей погибли! Десятки тысяч без крова остались! Река снова выйдет из берегов, и мы все умрем!
Что может быть глупее, скучнее и скоротечнее историй восточного городского фольклора...
Между тем, несмотря на ужасное, по мещанским меркам, наводнение, городская жизнь не замирала ни на минуту, в частности, продолжали работать городские трамваи.
Из одного из них, солнечным июньским утром, вышла очаровательная девушка, недавно получившая диплом врача-терапевта. Она немного замешкалась: нужно было перескочить через лужу, находящуюся между подножкой трамвая и бордюром остановки. На помощь ей пришел незнакомый молодой человек в форме сержанта авиации. Так началось их знакомство, закончившееся церемонией бракосочетания в центральном бюро ЗАГС.
После свадьбы кресло главы Комитета водного хозяйства стало стеснять деда. Человек он был энергичный и амбициозный, с широким кругом знакомств. В тридцать три года заниматься вопросами водообеспечения? В новой квартире, в двухэтажном здании с красной звездой на фронтоне, собирались его друзья с женами, обсуждали новые возможности карьерного роста. Дед с женой также совершали визиты: однажды они посетили дом женщины, которая занимала пост министра.
– Мои родители знают твоих, моя мать все свои платья заказывает у твоего отца, – сказала деду женщина-министр и продолжила, – ты неплохо руководишь своим комитетом, а мне в министерстве нужны дельные мужики. Будешь моим заместителем?
При бабушке она не упомянула о том, что у деда было несколько любовниц, но ему самому, в первый день работы в министерстве, пригрозила:
– Заведешь здесь гарем или примешь на работу бывших пассий – вышвырну, не посмотрю, что ты – фронтовик, и твои приступы обиженного самолюбия со мной не пройдут – тут не медкомиссия, война закончилась, и церемониться с тобой никто не будет.
Это был намек на эпизод десятилетней давности: еще шли бои, когда деду, после ранения, запретили возвращаться в военную авиацию. Его самолет был подбит, пришлось прыгать с парашютом. В результате – обгоревшее лицо, потеря зрения на шесть месяцев, в течение которых в туалет тебя водит санитарка или медсестра, и приговор: «негоден». Один из членов медкомиссии, военком, небрежно заметил деду: «Чего тебе не сидится, обязательно хочется героем умереть?» В ответ дед запустил в советчика чернильницей. Последовали угрозы: военком пытался припугнуть деда словом «трибунал», но сник и был вынужден пойти на мировую, когда дед, указывая на портрет Сталина, заявил о своем намерении лично осведомиться у Иосифа Виссарионовича о его, Сталина, мнении по поводу слов тыловой крысы в адрес человека, пролившего свою кровь за советскую Родину. Таким образом, моему предку удалось одержать убедительную победу над своим обидчиком: у людей вообще, а у азиатов в особенности, уровень хамства и агрессивности прямо пропорционален уровню страха перед начальством. Как бы то ни было, на фронт дед вернуться не смог. Зато траекторию полета чернильницы в направлении пухлой физиономии военкома некоторое время обсуждал весь город.
…Поначалу дед соблюдал договоренность со своей начальницей – следовал моральному кодексу советского человека. Но потом сорвался: во время отпуска на малой родине моей бабки умудрился переспать с некой Лигией – соседкой по улице. Не знаю, почему ее так звали – то ли родители этой дамы были знакомы с творчеством Сенкевича, то ли перечитали Блока.
Бабушка не выдержала – чаша ее терпения была переполнена. Странно, что она не развелась уже после выкидыша во время первой беременности – свекровь заставила ее таскать воду на второй этаж, а муж даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь жене или осадить мать. Все же, с ее стороны это был сильный поступок – далеко не каждая женщина решится на развод с человеком, занимающим довольно высокое положение в социуме.
После развода дед остался в столице, бабка, забрав дочь, уехала к родителям в провинцию. Впоследствии он успеет поруководить несколькими заводами, будет следить за дочерью, внуком, инкогнито присутствовать на похоронах своей второй жены. А она станет заслуженным врачом республики и кавалером ордена Дружбы народов, в статусе народного депутата будет переписываться с митрополитом Зиновием, духовным отцом грузинского патриарха Илии II….
А в восьмидесятых года прошлого века на прием к моей маме явится женщина лет шестидесяти, с увеличившимся к старости носом, с длинными, высвеченными пергидролем соломенного цвета волосами и ехидным взглядом.
– Ой, а Вы – дочка такого-то? – с деланным удивлением спросит она и, словно прося прощение за грехи молодости, начнет канючить, – Вы же меня вылечите?
И мама вылечит ее.
Какая, вы говорите, самая тяжелая профессия? Полицейский? С государственной лицензией на применение силы? Не смешите меня. Юрист? Предположим. Учитель? Да ладно! Может, повар или программист? Не лгите себе – здоровье – вот чем мы дорожим больше всего на свете. Вы же не обращаетесь к тренеру по фитнесу, шахтеру, журналисту, дизайнеру или чиновнику, когда вам нездоровится? Вы бежите к доктору. Потому что дорожите своей жизнью. Поэтому врач, любезные – самая тяжелая, изнуряющая профессия! И профессия отнюдь не гуманная – что гуманного в том, что врач обязан спасать жизнь преступников или отщепенцев? Или жизнь того, кто разрушил твою семью?
Адвокат может отказаться от защиты интересов серийного убийцы или наркобарона. Хотя бы попытаться отказаться. А если так поступит врач? Откажется от оперирования тяжело раненого педофила или переевшего неудобоваримой пищи взяточника? Вы, трепетно относящиеся к проблемам защиты прав животных, первыми начнете поносить такого доктора, аргументируя свою инфантильную риторику несуществующими аргументами и доводами из текста клятвы Гиппократа. Впрочем, запрещена же в США врачебная помощь террористам…. Ах да, с вашей точки зрения – бесчеловечный закон….
Свидетельство о публикации №224082801892