Научи меня прощать. Книга вторая. Глава 49
Предыдущая глава: http://proza.ru/2024/08/14/118
Осторожно, боясь капнуть мимо крошечной детали, которая была зажата в пальцах левой руки, Иван поднес носик тюбика с клеем к гладкой поверхности пластика.
Прозрачная клеевая капля, тягучая, но подвижная, выползла из тюбика и повисла, замерев в двух миллиметрах от нужной стороны модели самолета, куда должна была быть размещена маленькая пластиковая штуковина.
Приладить её на место Иван не успел, потому что дверь распахнулась и к нему в комнату влетела сестра, имевшая одновременно рассерженный и испуганный вид.
Капля, так и не покинувшая своего жилища, вернулась обратно, втянутая быстрым движением пальцев мальчика, слегка сжавших тюбик.
Иван с неудовольствием посмотрел на Марью.
- В чем дело? – спросил он, нахмурившись, - мы же договорились, что ты сначала будешь стучать, прежде чем зайти ко мне. «У меня должно быть собственное личное пространство!» Это же твои слова? Сама устанавливаешь правила, а потом сама же их нарушаешь, Марья. Получается, что я правила соблюдаю, а для тебя они вовсе не обязательны? Так нечестно!
Девочка не ответила, усевшись на кровать брата, подтянув ноги к груди и обхватив их руками.
- Так и будешь сидеть, надувшись? Ну, сиди.
Иван снова отвернулся к оставленной работе.
Но не успел он снова взять в руки тюбик с клеем, как Марья заговорила:
- Почему я ничего не чувствую? – настороженно спросила она и стиснула колени ещё сильнее.
- Что именно? – отозвался брат, сосредоточенно пытаясь всё-таки мазнуть клеем по нужной детали.
- Я больше почти ничего не чувствую! – громче выпалила Марья и уставилась на спину брата, словно собиралась его испепелить, - у тебя также?
Иван быстро оглянулся на неё и спокойно кивнул.
- Я же говорил тебе... То, что мы научились делать – это не навсегда, - мальчик, наконец, приладил на место деталь и теперь любовался результатом.
Потом он положил незаконченную ещё модель самолета на край стола, убрал в ящик пинцет, инструменты и клей, повернулся к сестре.
Увидев её насупленную, обиженную физиономию, невольно улыбнулся, встал со своего стула и уселся с ней рядом.
- Марья тебе уже двенадцать лет, а ты ведёшь себя, как маленькая, - назидательно произнес мальчик, обхватывая сестру за плечи, - я же предупреждал.
- Но… Я думала, что это ещё не скоро произойдёт… - Марья едва не плакала.
- Это опасно, Марья, неужели ты не понимаешь? – Иван сверкнул на сестру глазами, - вспомни хотя бы тех мальчишек, что поймали тебя у школы? Что могло произойти, если бы я не появился вовремя? Ты себя совершенно не контролировала… По мне, так это очень даже хорошо, что теперь мы будем с тобой, как обычные дети.
- Так будет всегда? – Марья шмыгнула носом.
- Наверное, - брат пожал плечами, - но… Ты ведь всё-таки что-то ощущаешь ещё, верно?
Девочка кивнула.
- Совсем немного, - задумчиво сказала она, - могу сказать, кто радуется, а кто грустит, точно знаю, когда больно и даже, где болит, чувствую. Но больше ничего не получается, как бы я не сосредотачивалась.
Брат, улыбнувшись, взъерошил пятернёй волосы у неё на голове.
Сам он почти не переживал о том, что их с сестрой «особенность» с определенного времени вдруг начала пропадать. Если честно, ему самому она только мешала. Не потому, что ему не нравилось чувствовать, что он сильнее остальных.
Скорее, чувство неприязни появилось из-за сестры, которая оказалась куда более импульсивна. Как он не предупреждал Марью, сколько разговоров не вел – она всё равно умудрялась влезть в какие-нибудь неприятности.
Разумеется, ему, как брату, приходилось постоянно быть на чеку, чтобы иметь возможность в любую секунду броситься на выручку.
Именно поэтому, после случая с инфарктом у деда Якова, когда они Марьей сумели вовремя заметить неладное, мальчик внимательно следил за собой. Когда заметил, что ему становится всё сложнее сосредотачиваться на внушении, он, вместо того, чтобы расстроиться, как Марья, обрадовался.
Ему хотелось жить, как всем остальным мальчишкам: гонять мяч до позднего вечера, несмотря на разбитые коленки. Или устраивать велогонки на ближайшем стадионе, а не ходить тенью за сестрой, которая, как выяснилось со временем, оказалась намного сильнее его.
Только поначалу Марья его слушалась. Потом всё начало выходить из-под контроля…
- Не переживай, - мальчик улыбнулся сестре, - так должно было произойти.
- Ты что, готов вот так, сам, отказаться от того, что мы с тобой умеем? Тебе что, на самом деле всё равно? – девочка с недоумением посмотрела на брата.
- Ну… - протянул Иван, смешно морща лоб, - если честно, не совсем всё равно, конечно. Умение внушить другому человеку собственные мысли – это здорово. Но, Марья… Это опасная вещь, вот что я тебе скажу. Сейчас мы с тобой ещё маленькие…
- Говори за себя! – тут же вспылила сестра, - нашел тоже мне, маленькую!
- Не злись, - Иван миролюбиво заглянул Марье в глаза, - я не хочу ссориться. Я всего лишь хочу тебе сказать, что наша сила сейчас небольшая. Но что будет, когда нам исполнится, например, пятнадцать, а потом двадцать? Чем старше мы будем становиться, тем сильнее сможем влиять на других. Я такого не хочу.
- Почему? – Марья снова удивилась, - это же здорово! И потом, ты же научил меня, как правильно себя вести, что нужно делать, чтобы не навредить себе?
- Марья, - покачал головой мальчик, - ты опять говоришь только о себе. Хорошо, мы не навредим себе. А другим? Что, если мы сможем навредить кому-то другому, об этом ты думала?
Девочка задумалась.
- Нет, - наконец подав голос, ответила она, - я всегда думала только о том, чтобы всё было хорошо только у меня…
- Вот видишь, - Иван снова подошел к Марье, сел рядом, взял в свою крепкую, мальчишескую ладонь руку сестры, - Марья, я боюсь того, что умею… Сначала это было, как игра, а теперь я не хочу больше играть! Поэтому считаю, что будет только лучше от того, что мы перестанем быть особенными. Мы будем обыкновенными детьми. Это хорошо, я уверен, понимаешь?
Марья покачала головой.
- Мы никогда не будем обыкновенными, - сказала она задумчиво, - я слышала, как мама с бабушкой говорили о том, что мы с тобой не такие, как все.
- Ты подслушивала? – Иван уставился на Марью.
- Вовсе нет, - пожала та плечами, - это вышло случайно. Но бабушка сказала маме, что раз какой-то там отец считает нас особенными, значит, так оно и есть.
- Какой отец? – удивился Иван, - папа?
- Нет! Бабушка с мамой говорили о каком-то другом человеке, и называли его «отцом», только у него такое имя чудное, я его не запомнила.
- Это, действительно, странно…
- Может быть, спросим у мамы? – Марья вскочила со своего места, устремившись к двери.
- Марья, стой! – брат едва успел ухватить девочку за руку, - нельзя!
- Почему? – Марья остановилась, но весь её вид выражал недовольство и сопротивление.
- Сама подумай, - Иван снова усадил сестру на место, - тогда взрослые точно попробуют выяснить, что с нами не так. Вспомни, как они были удивлены, когда мы с тобой заставили их вызвать врачей к дедушке? Ты что, хочешь всё им рассказать?
- Теперь и рассказывать не о чем, - грустно сказала Марья и опять обхватила руками колени, - мы с тобой теперь обыкновенные… Как все.
Иван улыбнулся, широко и обезоруживающе.
- Марья, тебе понравится быть обыкновенной. Я обещаю!
Он подмигнул ей и снова взялся за модель самолёта…
***
- Тысячу лет тебя не видела, раздевайся скорее! – тормошила Валерия Наташу, - надевай свои любимые тапочки и проходи!
- А твои где? – Наташа послушно сунула ноги в пушистые, серые тапки.
- Серёжа повёл Марью с Иваном в цирк, - на ходу объяснила Валерия, таща племянницу за собой в комнату, - зато мы с тобой весь вечер будем предоставлены сами себе. Отлично, правда?
- Что, наскучила семейная жизнь? – Наташа улыбнулась.
- Типун тебе на язык, - беззлобно рассмеялась Валерия, - семейной жизнью я вполне довольна. Просто я соскучилась! И потом, у всех дела-дела-дела… Не видимся месяцами. Рассказывай скорее!
- О чем? – хитро улыбнулась Наташа.
- Обо всем! – Валерия строго посмотрела на племянницу из-под тонких стекол модных очков, - как поживает твой бывший муж? Как тебе Вано? Когда свадьба? Где вы планируете жить - у тебя или у него?
Валерия сыпала вопросами, разливая по тарелкам ароматный грибной суп.
- Подожди, подожди! – запротестовала Наташа, - может быть, всё по порядку?
- Можно и по порядку, - покладисто согласилась Валерия, двигая к ней поближе корзинку с ломтиками белого хлеба, - тогда начни с Вано, хорошо? Ты уже привыкла к его имени?
- Привыкла, - Наташа усмехнулась, - поначалу было непривычно, да и он сам сказал, что чаще всего его зовут Иваном, но… Мне кажется, что ему подходит это имя. Оно необычное, но и самого Вано нельзя назвать обычным…
- Эх, Наталка, - мечтательно произнесла Валерия, - сразу видно, что ты влюбилась. Правда?
- Правда, Лера, - кивнула Наташа, мечтательно тряхнув головой, - Вано он… Знаешь, он настоящий. Без капризов, без бесконечных претензий, от которых я так устала, живя с Игорьком. Теперь мне есть, с чем сравнивать.
- Он опять приходил?
Наташа вздохнула.
- Приходил… Что-то не клеится у него там, в новой семье. Последний раз встретил меня возле подъезда и уговаривал простить его, дать ему второй шанс. Говорил, что даже у преступников есть право оправдаться, исправиться, искупить вину…
- А ты? – Валерия даже отложила ложку.
- Лера, я не хочу не то, что с ним жить, я его вид выношу с трудом, понимаешь? Правильно говорят, что разбитую чашку не склеишь. Игорёк сам виноват в том, что произошло, он сам всё разрушил. Конечно, я тоже виновата. Сначала была влюблена, очарована, не видела его настоящего. А когда увидела – постоянно уговаривала себя, что всё изменится, что Игорь неплохой человек и он станет другим, стоит только с ним поговорить.
- И ты говорила… - Валерия кивнула головой, - я знаю.
- Да, Лера, - Наташа покрутила в пальцах кусочек хлеба и задумчиво откусила от него кусочек, - понимаешь, если бы я не встретила Вано, наверное, я бы пыталась склеить даже разбитую чашку. Однако, теперь всё изменилось. Я узнала, как это – быть любимой настолько, что с тебя, буквально, сдувают пылинки. Предугадывают каждое твое желание. Знаешь, у меня иногда даже мурашки по спине пробегают, потому что мне мерещиться, что Вано и мысли умеет читать. Во всяком случае, мои точно!
Валерия понимающе улыбнулась.
- Ну, это тебе, действительно, мерещится, - сказала она, отставляя пустую тарелку, - хотя я тебя очень хорошо понимаю.
- Потому что у тебя есть Серёжа? – догадливо прищурила глаза Наташа.
Валерия кивнула.
- Потому, что у меня есть Серёжа, - повторила она, вставая из-за стола, - я думаю, такие чувства испытывает каждый человек, который встречает свою настоящую судьбу. Мы все очень за тебя рады, Наталка. Честно. Мама Зина сразу сказала, что Вано – хороший человек, а главное, помнишь, как его встретил Граф?
- Ещё бы, - Наташа рассмеялась, - сначала недовольно фыркал, когда учуял запах постороннего кота, а потом не желал отпускать. Это же додуматься нужно было – уволочь чужой ботинок и спрятать его под кроватью!
- Граф плохого не посоветует, - серьёзно сказала Валерия и подмигнула племяннице, - берём!
Обе женщины развеселились.
- Кстати, отцу Вано тоже нравится, ты заметила? – Валерия задала очередной вопрос.
- Заметила, - Наташа снова кивнула, принимая от женщины чашку с чаем, - мнению дедушки я доверяю. Жаль, что я не делала этого раньше, ведь ему и Зине изначально не нравилось, что я выбрала в мужья Игорька…
- Ни о чем не жалей, - вдруг сказала Валерия серьёзно, - в этой жизни у каждого свой путь. Возможно, если бы ты не провела столько лет замужем за Игорем, ты бы никогда не встретила Вано. Не думала об этом?
- Наверное, ты права, - Наташа согласно кивнула и повела плечами, словно ей было холодно, - знаешь, даже представлять не хочу, каким Игорёк станет в старости. Если бы я не сбежала от него сейчас, я бы точно сбежала от него позже.
- Тебе ли рассуждать о старости? - махнула рукой Валерия, - вот я - другое дело.
- Так, стоп! Ничья! - предложила Наташа, - ни меня, ни тебя ещё рано записывать в старушки!
- Договорились! - Валерия принялась нарезать на куски пирог.
- Морковный... - втянула носом аромат Наташа, - так приятно, что ты помнишь, что именно такой пирог мне нравится.
- Ты моя единственная племянница, - повернулась к ней Валерия, - как я могу забыть?
- Вано сделал мне предложение, - призналась Наташа и залилась краской.
- Вот! Я знала, что самое главное ты оставишь на потом. Надеюсь, ты ответила согласием?
- Пока не ответила, - улыбнулась Наташа, - но собираюсь это сделать. Вано сейчас в рейсе. Я обещала дать ему ответ, когда он вернётся.
- Бублик уехал с ним? - спросила Валерия, пряча улыбку.
- Конечно, они неразлучны, - Наташа подперла рукой щеку, - знаешь, иногда мне кажется, что Бублик вполне способен разговаривать, настолько умный у него взгляд. Как дела у двойняшек?
Валерия положила на её тарелку ещё один кусок пирога, прежде чем ответить.
- Хорошо, - женщина на секунду задумалась, - но в последнее время они изменились... Знаешь, Ваня стал как будто серьёзнее, даже сдержаннее, что ли... А вот Марья наоборот. Мне кажется, её что-то сильно беспокоит. Я пыталась с ними поговорить, и вместе, и по отдельности, но ответ всегда один: "Мама, не нагнетай!" Это у них модный сленг сейчас такой.
- Ты себя вспомни, - усмехнулась Наташа, - у кого-то "шнурки в стакане"** были в ходу. Это куда интереснее обычного: "Не нагнетай!"
- Согласна! - Валерия улыбнулась и тоже взялась за пирог...
***
Маша сидела перед мольбертом и сосредоточенно смотрела на то, что было изображено на картине.
Лицо пожилой женщины, стоявшей у калитки старого, ветхого домика, было морщинистым и простодушным. Она стояла вполоборота, слегка наклоняясь, в одной руке старушка держала обычное цинковое ведро. В ведро с любопытством заглядывала коза, а пятнистый кот, сидевший на заборе, уютно потягивался.
Самой девушке нравился результат. Но, увы, преподаватель живописи считала иначе.
Маша не ожидала, что Карина Романовна настолько низко оценит её работу.
Остановившись перед её мольбертом, Карина Романовна очень долго изучала рисунок.
Девушке даже показалось, что её сердце стало колотиться сильнее от того, насколько долго преподаватель молчала.
Эта женщина была уникумом: профессор кафедры живописи, руководитель мастерской пейзажа, заслуженный художник… Единственная женщина среди маститых мужчин – уже одно это делало её исключительной.
- Девочка моя, но это же никуда не годится! – изрекла, наконец, художница, метнув в сторону огорошенной Маши гневный взгляд, - это же сплошной академизм! Голый академизм!
- А что в этом плохого? – выдавила из себя девушка, чувствуя, что сильно краснеет.
- Вот именно! – Карина Романовна высоко задрала подбородок и стала похожа на балерину, вставшую на пуанты, - ничего плохого в этом нет. Однако, это не означает, что в этом есть масса хорошего.
Она повернулась к остальным ученикам класса, замершим у мольбертов.
- Запомните! Ничто так не убивает вашу индивидуальность, как стремление к одному лишь классицизму! Настоящий художник – это не только умение видеть. Это умение постигать сущность вещей, доносить эту суть до зрителя. Если картина всего лишь приятна для глаза – это не более чем пустая, мещанская мазня! Настоящий художник видит целостность мира во всем, в каждой, даже самой маленькой детали! Всем вам прививали любовь к классицизму, как единственно правильному способу отражения внутреннего мира людей, природы, вещей… Однако, могу вас уверить, что это не так! Никому ещё не вредила небольшая степень бунтарства.
Художница снова повернулась к Маше.
- У вас есть потенциал, очень неплохой потенциал. Я видела ваши пейзажи… Вот в них сразу угадывается индивидуальность, именно этим вы «зацепили» меня, как преподавателя. Но чтобы стать хорошим портретистом, нужно нечто большее, чем умение просто рисовать цветы.
Карина Романовна многозначительно хмыкнула и перешла к другому ряду учеников.
Маша чувствовала на себе взгляды остальных студентов.
Возможно, Карина Романовна была права…
Маша привыкла к похвалам, привыкла, что у неё всегда всё прекрасно получалось, но теперь она не в училище, нужно привыкать к тому, что здесь, в институте, среди других талантливых студентов, она уже всего лишь одна из многих, а не самая талантливая.
Ушат холодной воды подействовал отрезвляюще. И всё же, отчего-то было обидно.
***
Маша понуро брела к лестнице, ведущей со второго этажа корпуса, когда её кто-то окликнул.
Вздрогнув, она обернулась.
Её догонял молодой человек с копной темных, непослушных, вьющихся волос.
- Маша? – он остановился напротив.
- Что? – не поняла девушка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
- Тебя ведь зовут Машей? – спросил молодой человек, широко улыбнувшись девушке.
- Да, - с недоумением произнесла она, не понимая, что хочет от неё этот парень, которого немногочисленные девушки их курса уже прозвали «Аполлоном».
Маша мельком оглядела молодого человека, натренированным взглядом выхватывая детали: высокий, крепкий, темноволосый… Непослушные, довольно сильно вьющиеся волосы, жесткие даже на вид… Тонкие губы, нос идеально правильной формы, карие глаза, резко очерченный подбородок… Да, пожалуй, этот парень был красив и определенно нравился женщинам...
- Я – Адам, - представился молодой человек с некоторым пафосом.
- Поздравляю, - равнодушно откликнулась девушка, собираясь продолжить свой путь к лестнице.
Подобного ответа парень точно не ожидал.
Видимо, он привык к тому, что его довольно редкое имя сразу производило на девушек сильное впечатление. Ответ девушки его неприятно удивил, но отступать он не был намерен.
- Подожди же! – Адам схватил Машу за руку.
Девушка удивленно на него воззрилась и резким движение стряхнула с себя чужое прикосновение, словно оно неприятно обожгло кожу.
- Я всего лишь хотел представиться и предложить свою помощь, - сказал молодой человек, а глаза его цепко ощупывали тоненькую фигурку стоявшей рядом девушки.
- Спасибо, - вежливо ответила Маша, поднимая на него глаза, - но мне не нужна помощь.
Адам замер, когда она на него посмотрела.
Миловидное лицо в обрамлении светло-каштановых волос… Но Адама поразили глаза девушки: они были голубого цвета, такого яркого и насыщенного, что у парня в голове мелькнула мысль, что теперь он воочию видит обладательницу настоящих, «васильковых» глаз.
Вот это девушка! На первый взгляд – просто миленькая, но стоит увидеть её глаза, обвести взглядом всю её ладную фигурку… Настоящая красавица!
Эта девушка достойна того, чтобы за ней ухаживал такой молодой человек, как он, Адам. Единственный сын состоятельных родителей, будущий перспективный художник…
Очень перспективный, между прочим, благодаря связям отца.
Адам тут же представил эту девушку рядом с собой в новой, двухкомнатной квартире, которую родители подарили ему по случаю его поступления в институт культуры.
Они будут просто великолепно смотреться вместе!
- Хорошо. Тогда я тебя провожу? – продолжил атаку парень, ничуть не смутившись ответного холодного тона.
- Не стоит, - Маша отрицательно покачала головой.
- Почему? – Адам ослепительно улыбнулся.
- Потому, что у меня есть парень, - отрезала девушка, - и меня не интересуют другие знакомства.
Отвернувшись, она спокойно направилась к лестнице.
***
- Что, Адя, не по зубам тебе этот цветочек? – откуда-то из-за угла вынырнули ещё два парня.
Посмеиваясь, один из них по-братски положил одну руку на плечо Адама.
- Недотрога, - хмыкнул второй.
- Далась тебе эта девчонка, - сказал первый приятель, поигрывая ярким брелоком, который он крутил в пальцах, - зачем она тебе?
- Не понимаешь? – Адам лениво потянулся, разминаясь после долгого сидения за мольбертом.
- Нет, - в таком же тоне отозвался темноволосый молодой человек, а второй утвердительно кивнул, - в твоём полном распоряжении девчонки всего первого и второго курса. Зачем тебе тратить время на эту цыпочку, если есть те, кто согласен на всё только потому, что ты соизволил с ними поздороваться?
- Парни, но ведь в этом весь кайф! – широко улыбнулся приятелям Адам, - иначе никакого интереса – девки сами в койку прыгают. Где страсть, где азарт охотника в погоне за добычей?
- Ну, не знаю, - ответил парень с брелоком, - мне, наоборот, нравится, что не нужно заниматься всеми этими глупостями в виде прогулок под луной и пением серенад под окнами. Кроме того, мы же коллекционеры.
Адам раскатисто захохотал.
- Ты, Кирилл, неверно понимаешь понятие коллекционирования. Вот, смотри, например, ты собираешь монеты других стран. Кто-нибудь, по знакомству, может просто привезти тебе эти монеты, хоть с десяток. Это первый вариант. Второй – это когда ты лично едешь в другую страну, совершая путешествие, и монеты оказываются у тебя по праву.
- Красиво, - хмыкнул Кирилл, - а есть и третий вариант?
- Есть, - в тон ему усмехнулся Адам, - в третьем варианте ты покупаешь редкую иностранную монету на аукционе. Тратишь силы на поиски, потом тратишь немалые деньги, переживаешь, как бы у тебя не перекупили желаемое… В результате становишься обладателем редкости. Понятная аналогия? Что приятнее, по-твоему? Иметь в распоряжении девушек, которые сами на всё согласны, то есть иметь мешок монет, которые не представляют особенной ценности, они блестящие, даже красивые, но не более того. Или же лучше стать обладателем небольшой коллекции настоящих редкостей? Ответь мне?
Приятель глянул на молодого человека с невольным уважением.
- Разумеется, Адя, ты прав,- констатировал он факт, шутливо разведя руками, - но я слишком ленив, чтобы тратить столько времени на обычную девчонку, пусть даже симпатичную.
Теперь захохотал третий из парней.
- Тебе, Кирюха, не времени жалко, а денег, - выдал он, подмигнув Адаму, - ты же у нас известный жмот!
- Неправда, - обиделся тот, - я на наши вечеринки никогда денег не жалею! Но вот на девок… Да! Признаю. На девок мне жаль тратиться, тем более, если вполне можно обойтись бутылкой вина и шоколадкой. И потом, я не имею таких родителей, как у Адама. Будь у меня такой отец, может быть, я тоже собирал бы изысканную коллекцию таких вот «цветочков».
Он мотнул головой в сторону лестницы, куда ушла Маша.
- Будешь устраивать охоту? – Кирилл с интересом взглянул на приятеля.
Адам широко улыбнулся, а его глаза довольно блеснули.
- Непременно буду устраивать, Кирюша, непременно буду…
***
Маша шагала к общежитию, сердито нахмурившись и шагая широко, даже размашисто, что было ей совсем не свойственно.
Ну, что за неудачный день!
Сначала Карине Романовне не понравилась её работа, ещё этот странный парень привязался…
Хотя, конечно, никакой особенной странности не было. У Маши не было низкой самооценки, глядя в зеркало, она понимала, что очень даже симпатична.
Но она встречалась с Павлом.
Этот молодой человек очень нравился ей, нравились его родители, родственники в Сосновке и сестрёнка, которую все домашние ласково называли Маргошей.
Марго была чем-то похожа на Машиного двенадцатилетнего брата Шурика – её брат был так же непоседлив, а его голова была полна самых невероятных идей. Словом, скучно с Шуриком никогда не было.
В сумочке зазвонил мобильник, Маша остановилась посредине тротуара, пытаясь одной рукой открыть молнию на сумке, потому что вторая рука была занята тубусом, в котором Маша обычно носила бумагу, наброски и рисунки.
С трудом справившись с задачей, она извлекла телефон и посмотрела на экран.
Лицо сразу же осветилось улыбкой.
Маша быстро нажала зелёную кнопку.
- Привет, мама Люба! - затараторила она радостно, - как хорошо, что ты позвонила!
- Маша, детка, что-то случилось? – голос Любови на другом конце телефона прозвучал обеспокоенно.
- Конечно, нет! – тут же ответила девушка, поправляя сползший с плеча ремень тубуса, - с чего ты взяла? У меня всё хорошо!
- Мне показалось, что ты расстроена, - ответила женщина, - Маша, точно всё в порядке?
- Мама Люба, всё точно в норме, честное слово, - Маша улыбалась. Ей была приятна забота тёти, которую она давно привыкла звать мамой.
***
Сама Любовь настояла на том, чтобы Маша звала её по имени.
- Мама у тебя одна, Машенька, - говорила она, заплетая девочке косы, - мне очень нравится, что ты стала звать меня мамой, но «мама Люба» будет правильнее.
Называть Алексея папой было куда легче.
Своего настоящего, погибшего отца Маша не любила, только боялась. Поэтому именно Алексей стал для девочки настоящим отцом.
Поначалу и его Маша звала папой Лёшей, однако, очень быстро, имя испарилось из этого словосочетания.
***
- Как папа? – торопливо спросила девушка, а Шурик?
Любовь в трубке вздохнула.
- Ты же знаешь папу, Машуня, он снова сутками пропадает на работе, - в голосе женщины послышались огорченные нотки, - в два голоса вместе с Шуриком уговариваем его взять, наконец, отпуск… Очень хочется съездить на юг…
Маша хихикнула.
- Разумеется, это придумал Шурик, - предположила она.
Любовь рассмеялась.
- Конечно, это Шурик, кто же ещё, - смеясь, ответила она, - как же ещё можно совершенно законно прогулять школу? Да ещё целых полторы недели…
- А что папа? Не соглашается? – Маша тут же представила отца, делающего страшное лицо и размахивающего руками в знак протеста.
- Пока не соглашается, - дипломатично ответила Любовь, - но мы с Шуриком его уговариваем.
Маша снова прыснула со смеху.
- И сколько уже уговариваете? – спросила она и зашагала по тротуару, весело размахивая тубусом, - несколько дней?
- Уже почти неделю, - снова вздохнула Любовь и добавила, - но мы не теряем надежды! Мотивы твоего младшего брата понятны, а мне, Машуня, очень хочется отдохнуть, если честно. Ты же понимаешь, что работа в поликлинике выматывает…
- Мама Люба, держись! Я думаю, что совместными усилиями вы справитесь с папой.
- Надеюсь, справимся… - Любовь замолчала на секунду, - Маша, ты сама как? Не жалеешь, что уехала учиться так далеко? Знаю-знаю, я спрашиваю об этом каждый раз, просто я беспокоюсь… Я привыкла, что ты всегда тут, рядом, и вдруг оказывается, что мой ребёнок уже вырос. Никак не могу привыкнуть…
- Я просто отлично, мама Люба, преподаватели в институте прекрасные профессионалы, и все очень мной довольны, - слукавила девушка и почувствовала, что краснеет.
В конце концов, это было почти правдой, ведь Карина Романовна сама сказала, что у неё есть большой потенциал. Значит, нужно просто больше работать, чтобы по-настоящему, на все сто процентов его раскрыть.
- Я так за тебя рада, девочка моя, - послышался в трубке растроганный голос, - и папа очень рад, и Шурик… И бабушка с дедушкой!
- Особенно дедушка, конечно, - Машино лицо снова расплылось в улыбке, - как поживает его знаменитая шевелюра?
- Всё также, - рассмеялась Любовь, - Фёдор Петрович словно законсервированный, совсем не меняется, только полностью поседел. Да и Лидия Николаевна прекрасно выглядит, держит марку, с подругами по театрам ходит и ворчит на мужа, что он так и не смог полюбить высокое искусство… Они держатся молодцом! У твоего папы замечательные родители. Если честно, я в отпуск хотела к ним поехать, но проныра Шурик успел первым! Позвонил старикам и «сделал Карлсона».
- Что сделал? – переспросила Маша, удивленно поднимая брови.
Любовь опять рассмеялась.
- Ну, «Карлсона сделал»… Проще говоря, напустил на себя страдальческий вид и стал причитать: «Я самый больной в мире человек, и мне больше ничего не надо... Кроме, может быть… ну… какой-нибудь торт огромный, гору шоколада и, может быть, какой-нибудь большой-пребольшой кулек конфет…»*
Маша захохотала в голос.
- Представляю, как это прозвучало! «Я самый несчастный в мире человек, и мне больше ничего не надо… Кроме, может быть… ну… поездки на море с родителями…»
- Именно, - отозвалась Любовь, - вот прямо так это и звучало. Старики растаяли и принялись звонить мне. По очереди.
- И теперь вы все вместе обложили папу красными флажками, - продолжила хохотать Маша, - не сомневаюсь, что надолго его не хватит, и он сдастся. Может быть, дня через два.
Любовь понизила голос почти до шепота.
- Я в этом уверена, поэтому я и билеты уже купила и номер в санатории забронировала. Тем более, что у Лёши сейчас нет никаких конференций и научных симпозиумов. Одна рутина. Да, он ведущий хирург, но и ему нужно отдыхать. Он не был в отпуске уже два года! Поэтому мы будем настаивать и продолжаем наступление. Ты с нами?
- Я с вами, - невольно улыбнулась Маша, - папе нужен отдых, ты права.
- Вот и отлично, значит, уговаривай его тоже, когда он позвонит. А он точно будет звонить, он сейчас сторонников ищет… Машенька, мне пора, целую тебя, родная! Все шлют тебе приветы, и тоже будут звонить. Ты молодец и мы очень тобой гордимся!
- Пока, мама Люба, от меня тоже всем привет!
Маша остановилась, сунула телефон обратно в сумочку и зашагала ко входу в общежитие…
_________________________________
*«Малыш и Карлсон» — советский рисованный мультипликационный фильм. Дата выхода 29 октября 1968 г. Экранизация по мотивам одноимённой сказки трилогии о Малыше и Карлсоне Астрид Линдгрен «Карлсон, который живёт на крыше». Один из наиболее популярных мультфильмов режиссёра Бориса Степанцева. Первое применение электрографии в советской мультипликации. В 1970 году вышло продолжение — «Карлсон вернулся».
**"Шнурки в стакане" - выражение молодёжного сленга, которое означало, что родители находятся дома. "Шнурки" возможно потому, что за образ был взят парный предмет, который используется в связке. Что касается стаканов, то существует теория, что это отсылка к стеклянным будкам советских милиционеров — их в простонародье как раз называли "стаканами". Поскольку стражи правопорядка проводили в них большую часть своего времени, их будки приравнивали к домам.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2024/09/04/1776
Свидетельство о публикации №224082800030