Васишта. Глава 2

                Глава 2 БАБКА УЛЬЯНА

          Полоцкая земля была одним из центров Древнерусского государства, с северо-запада гранича с литовским землями. Она занимала особое положение среди других русских княжеств, ведя самостоятельную политику и постоянно враждуя с ними. С древности правители Полоцка не признавали главенство Киева и постоянно боролись с «названными братьями» Рюриковичами. И их самонадеянность привела к тому, что в этом уделе со временем стали править литовские наместники.
          Царь Иван Грозный не мог смириться с тем, что исконно русские земли попали под управление Литовского княжества, к сожалению, предпринятая осада города в 7026 (1518) году не увенчалась успехом. И он поставил под Полоцком воеводу князя Михаила Фёдоровича Долгорукого с дружиной для присмотра этих земель, возврат которых отложил до лучших времён, сейчас же главным делом был захват Казани. Иван IV хотел уничтожить Золотую Орду, творившую немало бед на его земле. Татары разоряли города, селения и  уводили в полон русских людей, продавая их так же в соседние государства. Помимо захвата богатого города, его привлекали плодородные земли и выход к Волге, которая открывала путь к завоеванию Астраханского царства. Несколько попыток покорить Казань оказались неудачными, и в 7060 (1552) году, после тщательной подготовки, царь снова решает вторгнуться в  Орду.

          Воевода Михайло Долгорукий жил в поселении, окружённом частоколом, вокруг которого располагались избы служивых людей и селян. Благодаря ему, в этих краях уже тридцать лет не было войн, и люди жили без страха.
          Жена воеводы Млада Игоревна родила ему трёх дочерей и двух сыновей. Старшую дочь он успешно выдал замуж, а две ещё находились под присмотром нянек. Гордостью его были сыновья, продолжатели рода Долгоруких. Старшему Андрею  по зиме исполнилось тринадцать. Был он не по годам рослым, хорошо владел оружием и обучался ратному делу вместе со служивыми. Иногда и сам Михайло Фёдорович вставал с ним в бой на мечах, отмечая ловкость и напористость сына.
          А вот Васька был не чета Андрею. Ратная служба его не привлекала, к оружию был холоден, хотя на деревянных мечах побеждал своих одногодок, да и постарше ребят тоже, но в победах особой радости не испытывал. Чаще всего сидел за книгами в своей светёлке или бежал в кузню и в лес.
          В кузнеце, что стояла на отшибе за поселением во избежание пожаров, работал подмастерьем мужик по имени Тугай. Мать у него была татаркой, отец русским. Поэтому говорил он с детства на двух языках. Это и привлекало к нему Ваську. За год выучил незнакомый язык и общался свободно на нём с Тугаем и его матерью. А ведь шёл-то ему всего тогда десятый годок!
          Михайло Фёдорович поражался такой способности сына, присматривался к нему, понимая, что он не такой как все. Бывало, глянет своими синими глазищами - будто до души пробирает, и если попросит что, то устоять невозможно. Из мамок-нянек верёвки вил, но меру знал, ласковый был, а те в нём души не чаяли. Читать и писать раньше всех научился, да так, будто это само у него получалось. А ведь иной взрослый пока грамоту осилит, сто потов прольёт.
          Не нравилось только воеводе, что сын пристрастился бегать к ведунье бабке Ульяне, что жила в лесу среди диких зверей. Рядом с людьми ей было неуютно, вот и ушла туда, где никто не мешал и было тихо. Но тропа к ней не зарастала: прибегали за травами от хвори или беду отвести заговором, а в благодарность оставляли продукты - денег не брала. Хотел воевода поговорить с Василием, да всё как-то недосуг было, дела закрутили-завертели. С зимы стали готовиться к походу на Казань, ковали мечи, подковы, собирали со всего удела продовольствие, лошадей. Знал Михайло Фёдорович, что за короткий срок к походу не подготовиться, а по теплу он точно будет, надо только дождаться грамоты от царя.
 
          Васька забежал на кухню, где хозяйничала Агафья с двумя девками, которые приставлены были помогать ей.
          - Поесть бы чего, Агафьюшка?
          - Так трапезничать не скоро, княжич, - сказала та, ставя в печь горшки, – репа ещё парится.
          - Да мне бы так… перекусить, - посмотрел на неё умоляющим взглядом Василий.
          - Вон там под рядном пироги горячие с кашей и яйцами, возьми, сколь надо, - сдалась кухарка.
          Васька сунул за пазуху несколько пирогов и выскочил на улицу. В конюшне у него был припрятан полотняный  мешочек с овсом, который просила знахарка, и побежал через поселение в лес.
          Бабка Ульяна жила в землянке недалеко от  реки. Быт её был прост: лежанка, печка, стол на берёзовых чурках, которые она сама смастерила, а у двери стояла большая кадушка с водой. К потолку были привязаны берестяные туески с зерном и корнеплодами, чтобы не достали мыши, и развешаны пучки трав.
Знахарка сидела на пороге своего жилища, как будто ждала его.
          - Заходи, касатик, - держась за толстую сучковатую клюку и тяжело поднимаясь, сказала она.
          В землянке не было окон, поэтому весь свет шёл от открытой двери, благо было уже тепло и деревья стояли одетые в молодую листву. Васька поставил на земляной пол, покрытый еловой хвоей, мешок с овсом, достал из-за пазухи пироги и выложил на стол, потом присел на чурбан, что стоял у стены. Бабка села на лавку, покрытую каким-то тряпьём, взяла пирог и, разломив его, понюхала.
          - Духовито Агафья печёт, - сказала она, взглянув на Ваську, – есть будешь?
          Тот помотал головой:
          - Не… сытый.
          - Тогда я поем, - бабка отломила кусок и начала медленно жевать беззубым ртом. - Запомнил, чему в тот раз учила?
          - Ага.
          - Говори, послушаю.
          Тот начал пересказывать заговоры. Бабка кивала головой в знак согласия, изредка поправляя и удивляясь его смышлёности.
          - А на кровь, на лихих людей помнишь ли? – и когда княжич и это прочитал, добавила: - Хороша память… Когда русским людям помогать будешь, думай, как должно быть, а не так, как видишь.
          - А если болящий наш язык не знает? Если басурман какой?
          - Так ему и не надо знать, за него знают.
          - Кто?
          - Силы есть... Не ты лечишь, его лечат, а они знают, что делать. Ты только направляй их.
          Бабка замолчала и уставилась в пространство. Она сидела неподвижно, как будто всё её внимание занимало то, что находилось рядом с Васькиной головой, и он боялся пошевелиться. Наконец она вздохнула, взгляд её потеплел и прояснился.
          - Долгая жизнь у тебя, княжич. Высоко взлетишь. Дорога по воде выпадает в страны далёкие…
          - По реке пойдём?
          - Нет, вода большая… морем прозывается. Но ты не бойся… обойдётся. Пойдём на солнце.
          Она взяла глиняную чашку, зачерпнула из кадки воды и вышла из землянки. Поставив её на пенёк, что-то прошептала и сказала:
          - Глянь на воду. Может, судьбу увидишь.
          Васька встал на колени и уставился в чашку. Долго стоял, не отводя взора, даже глаза слезиться стали. И вдруг вода посветлел, остекленев, и в ней, как в зеркале, увидал он парубка в одежде нездешней. Тот что-то неслышно говорил, глядя на него, потом расплылся белозубой улыбкой.
          - Экий бравенький басурмашка, - сказала бабка Ульяна, которая стояла у него за спиной.
          - Ты тоже видишь? – удивился Василий.
          - Вижу, - устало ответила та. – По судьбе он тебе.
          Княжич встал с колен, отряхнул портки и поклонился знахарке:
          - Пора мне.
          - Иди.
          Она смотрела, как он шёл лёгким шагом по тропинке.
          - Больше, видать, не свидимся, касатик, - прошептала, подняла руку и перекрестила вслед.