Фаны. Скала. часть вторая

    Из-под большого валуна, на который мы, возбуждённые подъёмом, скинув мокрые от пота майки, залезли фотографироваться, вылетела крупная птица. Её бурая тень промелькнула над нами, заставив застыть от внезапного ужаса. Мы упали на четвереньки и, задрав головы, наблюдали за тем, как она, сильно и широко взмахивая огромными крыльями, кружила над нашими головами. Тёплый воздух поднимал птицу ввысь, она продолжала парить над нами, и я ждал со страхом, что она сложит крылья и камнем упадёт на одного из нас. Но она не вернулась, и, расширяя круги, вскоре исчезла из виду. Мы понемногу пришли в себя и, спрыгнув с валуна, начали молча одеваться, стараясь не смотреть в глаза друг другу.

-  Беркут, - через какое-то время сказал Афганец, разглядевший светлые пятна на чёрном оперении крыльев, - Гнёздо бережёт, как пить дать вернётся, и тогда, Серый, тебе конец.

- Почему это именно мне? - округлил глаза Серый.

- Блондинов орлы не любят, вот почему! - ухмыльнулся в ответ Афганец.

    Мы оглядели валун и каменистую вершину вокруг него. К счастью, гнезда вблизи не оказалось. «Она стала подниматься всё выше и выше, но очень скоро обожгла себе крылья и упала на самое дно самого глубокого ущелья» крутилась в моей голове фраза из «Кавказской пленницы».

     Кожа начала саднить под солнечными лучами, лицо и плечи мои покраснели то недолгое время, пока мы находились на вершине. Когда мы лезли на неё, гора защищала нас, оставляя в прохладной тени. Здесь же, на вершине, укрыться от солнца было негде. Мы сгрудились в тени валуна, эйфория подъёма понемногу спадала. Намотав на голову тенниску, я прислонившиля к тёплому камню и прикрыл глаза. Стало понятно, что я вымотан подъёмом, почувствовал боль в паху, видимо,  растянул паховые связки. Вдруг сильно захотелось воды.

    Южная сторона горы, снизу казавшаяся нам пологой, на самом деле являлась оледенелым продолжением Фанского хребта, белые макушки которого уходили в слепящую небесную высь. Восточная часть примерно в полу-километре от нас примыкала к темневшей громадине Кырк-Шайтана. С запада гора пестрела острыми глыбами, изрезанными ледником и ветром с пустотами, образовавшимися за миллионы лет и непригодными для безопасного спуска.
 
     Осмотрев окрестности, Афганец рассказал нам, что он планирует делать. Для безопасного спуска он выбрал северный склон. Однако безопасным назвать его можно было только с большой натяжкой. Я слушал Афганца и в изумлении смотрел в голубую пустоту. Я видел перед собой лишь кристально прозрачную, наполненную космической тишиной бездну. Где-то глубоко внизу тёмным бумерангом изгибалась долина. Тонко резала её серебряная нить Искандер-Дарьи. Меня начала бить дрожь.

     - Каждый спускается сам. Я иду первым, - Афганец говорил спокойным ровным голосом. Он смотрел сквозь нас, его слова вылетали обыденно, и в какой-то момент я начал понимать, что он нисколько не шутит, оставляя разбираться со своими страхами перед этой пропастью. Вид стоявшего над бездной Афганца и его деловито спокойные слова вызвали во мне приступ рвоты.

- Не смотрите вниз, - продолжал наставлять он нас.
- Делайте шаги уверенно и быстро. При спуске не поворачивайтесь лицом к стене,  не теряйте скорость и помните - спускаться только быстрым зигзагом. - Голос его терялся в голубой пустоте. - Не забывайте при спуске приставлять шаги. И не бойтесь, потому что страх в горах это смерть, он парализует, не сумеешь побороть страх, остановишься, и тебя потащит вниз. Не ссыте, духи, прорвёмся. Жду вас внизу, под скалой.

     Живым вернувшийся с недавней войны Афганец два года прослужил "за речкой"* рядовым в разведроте, понимал, куда попал и иллюзий не строил, переводил ротному с русского на дари, таскал на себе килограммы свинца, раненых, пленных, страдал от жары, холода и страха быть убитым, убивал сам, был дважды ранен. Лежали, скрытые от постороннего глаза в его дембельском чемоданчике под общежитской кроватью две боевые награды. Сегодняшняя вылазка в горы стала дня него не более чем приключением. Для остальных страх перед спуском оказался неожиданным и настоящим.

    Он напоследок оглядел всех нас, хмыкнул, убрал свою тёмную безволосую ногу с камня и растворился в небесной дымке.

     В те минуты я не запомнил ни одного из его наставлений,  понял только, что спускаться нам придётся одним. В беззвучной злобе мы остались сидеть в тени нагретой солнцем каменной глыбы.

     Прошли долгие минуты, прежде чем мы очнулись от оцепенения. Пересиливая страх, я подошёл к краю пропасти, лёг на плоский камень и, медленно вытянув голову в бездну, заорал истошным голосом.

- Мерзкий предатель! Этому тебя учили в твоём сраном Афгане? Бросать своих?

    К нашему удивлению, Афганец быстро шёл к неширокой, до блеска выутюженной ледниками и камнепадами полосе, уходящей вниз метрах в ста от нас. Для меня, человека, впервые попавшего в горы, его техника спуска по крутому склону вызвала изумление. Он двигался легко, прыгуче, сгибая колени и быстро переставляя ноги. Иногда он останавливался, приседал на корточки и, опираясь на палку, отдыхал. Вскоре он уже вышел к полосе и плавно начал по ней спускаться, едва касаясь руками скалы. Он пересекал узкую опасную гладь зигзагообразными движениями, лицом к пропасти, игнорируя страх перед бездной, как если бы я спускался по эскалатору в московском метро, стойте справа, проходите слева...

- Попади я на такую полосу, меня в три секунды сотрёт в порошок, - глядя на спускавшегося Афганца, произнёс Серый.

- Сука он,  - сказал Чех. Тень Афганца вскоре растворилась в горной дымке.

- Сука и есть, - подтвердил я слова Чеха сквозь зубы и сплюнул.

Крепкий высокий Чех вдруг опустился на корточки рядом со мной, его била крупная дрожь. Профессор тронул чеха за плечо и тихо спросил, - Ты сможешь идти?  Мы спустимся. Афганец прав, это, наверняка, пустяковое дело.

    Никто в ответ не проронил ни слова. Каждый из нас, преодолев приступ страха, сделал первый шаг к пропасти.

* Афганистан

Продолжение: часть шестая http://proza.ru/2024/08/28/745