Гора. часть шестая

 Группа студентов восточников ЛГУ, проходивших языковую практику в Средней Азии, пересекала Анзоб, разделивший Таджикистан на две части. На нашем пути было несколько остановок, одна из которых находилась в палаточном лагере вблизи  озера Искандеркуль, прикрытого от знойных афганских ветров Гиссарским хребтом. В обвешанном цветущими садами городе Пенджикент мы сменили комфортный  автобус на горный ПАЗ, который повёз нас по узкому и небезопасному серпантину южных склонов Зеравшана.

 - Вы не знаете Джурабека Муродова? - оскалился блеском золотых коронок вертлявый водитель, как только мы отъехали от Пенджикента, - Эээ, весь Советский Союз знает нашего Джурабека. - Из прикреплённого к приборной панели магнитофона нудно и безостановочно пел протяжный мужской голос. Вторил ему громкий хорасанский рубоб. Водитель, казалось, не мог спокойно усидеть в потёртом  кресле, он то и дело оборачивался в сторону молоденьких русских студенток, хлопал себя по коленке, подпрыгивал и всячески пытался привлечь их внимание. В какой-то момент он остановил автобус, перебежал дорогу и купил у придорожного торговца небольшой скрученный из газеты мешочек с  таджикскими сладостями. Запрыгнув в салон, он начал высыпать белые, обжаренные в сахарной пудре ядра миндаля в наши ладони. Остальные пассажиры безучастно смотрели на проявление щедрости водителя, отворачиваясь и не подставляя ладоней. Через некоторое время дорога предгорья перестала быть пологой, становясь всё более узкой и крутой, иногда переходя в грунтовую, прижимаясь к скале, пересекая ручьи, мы стали подниматься по горным склонам, с трудом разъезжаясь со встречными машинами. Поведение шофёра изменилось, он больше не крутился, молча и сосредоточенно глядел вперёд и цепко держался за рулевое колесо.

    Фанские горы моментально очаровывают. За тёмно-серыми скальными откосами белели  снежные вершины Зеравшана, в обрывах под узким дорожным серпантином тянулись речные долины, от которых вместе с утренним туманом поднимался к нам запах горной травы, мелькали тополиные рощи, стайки тонких осинок, над которыми ревели горные потоки, вырывавшиеся из-под потемневших за годы пластов ледника и пропадавшие в мокрых трещинах каменных отвесов. Всё это переполняло мои чувства, вызывало восторг, страх и ужас одновременно, всё было дорого. Я смотрел в окно, любовался красотой дикой природы, лабиринтами бедных кишлаков, ютящихся друг к другу вверх по склону, выхватывал в небе птиц и следил за их полётом, то вдруг у дороги видел провожающих нас взглядом детей в бедной одежде, костёр у воды и сидящих вокруг огня людей, или шагающего старика в потрёпанном чапане и стоптанных сапогах. Согнутый в три погибели, неизменно держа одну руку за спиной, старик помахивал тростинкой, погоняя перед собой двух-трёх тонконогих овец.

    В одном из горных селений мы свернули с дороги, притормозив у бетонного выступа, служившего здесь остановкой. Через дорогу, в тени большого дерева шумел людскими голосами небольшой базар, невдалеке у спадающего с горной стены ручья нависала давно не штукатуренная крыша чайханы, красивое, обсиженное людьми место, такие только и писать итальянским мастерам на пасторальных картинах. Водитель, высунувшись в открытое окно, покрутил головой, дёрнул рычаг, заскрипела коробка передачи скоростей, автобус медленно покатил назад и остановился, уткнувшись колёсами о каменный выступ. Убаюканные тряской горной дороги, мы дремали на тёплых  сидениях вдоль заднего окна, несильный толчок заставил нас проснуться. Стараясь размять затёкшие от долгого сидения мышцы, я потянулся, покрутил шеей и посмотрел в раскрытую дверь. Сочные краски растущего вдоль дороги можжевельника контрастировали с убогим домиком чайханы и плоскими, покрытыми пыльными, выжженными на солнце коврами, тапчанами. На широких лавках, в тени нависающей над ними ветви огромного чинара, сидели одетые в белые рубахи бородачи. На их седых головах красовались чалмы и тюбетейки с вышитыми узорами, и пробивающиеся сквозь листья солнечные лучи играли в серебре и золоте этих узоров. Выше по склону яркими пятнами выбивалась из камня зелень травы,  поднимались вверх, заслоняя собой горную вершину, скрученные стволы арчовника.

- Смотри сюда, татарин, - громко позвал меня Афганец. Я развернулся и посмотрел в заднее окно. Мурашки пробежали вниз по моему позвоночнику - задняя часть автобуса, в которой сидели мы, свисала над пропастью, дна которой мне не было видно.

Продолжение: часть седьмая http://proza.ru/2024/08/28/752