Фаны. Спуск

   Держась за камни, прижимаясь к пыльному склону, мы делали первые осторожные шаги вниз. Солнце осталось за краем горы, и небо, растворив дымку, накрыло нас прохладным синим куполом. От всеобъемлющей тишины звенело в ушах. Спустишись к выступу, достаточно большому, чтобы уместить нас всех, мы отдыхали. Никто не решался смотреть вниз, чтобы понять, куда сползать дальше. Прошли долгие минуты, прежде чем я смог заставить себя думать. Внизу, метрах в сорока от нас, скала образовывала ещё один выступ, на его плоской поверхности мы могли бы отдышаться и выбрать безопасный спуск. Так мы решили. Вряд ли наше решение было продиктовано здравым смыслом, из-за высоты сознание наше путалось. Крики Афганца доходили невнятными звуками, разобрать которые я, как ни пытался, не мог, и ненависть к нему во мне тогда ещё не улеглась.

    Справа от нас обрывом уходила к самому основанию та страшная полоса, по которой спустился Афганец. Медлительный Профессор поправил свой планшет и, не глядя на нас, сказал:

- Я буду спускаться по правой стороне.

– По какой? - Не сразу понял я смыл сказанного. – Зигзагом вниз, как Афганец?

– Нет, - он жестом показал на некое углубление в скале, которое я без него не разглядел. - Я перебегу полосу и спущусь по жёлобу. Профессор говорил связно, высокогорье никак не повлияло на его сознание, наверно, потому что эта кудрявая гнида выдула всю воду из единственной фляжки.

– Но он же практически вертикальный, испуганно проговорил я. Чех и Серый вопросов не задавали. Оторвать взгляд от стены, вдоль которой мы все стояли, требовало усилий.

- Он не такой страшный, каким кажется отсюда. В любом случае, это шанс, которым я воспользуюсь.

     Ободрав ладони, нащупывая дрожащими ногами камень или ветку, в следующие два часа нам удалось спуститься к намеченному выступу. Мы устали и впервые с облегчением вздохнули, когда, прижавшись спинами к скале, смогли сесть лицом к пропасти. Удивительно, но стоило найти возможность остановить бесконтрольное сползание, как высота переставала сковывать тело. Страх оставался, но потихоньку исчезало паническое настороение, несмотря на одышку, появлялась возможность прийти в себя. Удивительно и то, как быстро организм приходит к пониманию, что без воды ему долго не выдержать и просит, просит, требует влить в себя любую жидкость. Мы не пили с самого утра. Я и Серый могли терпеть, но Чех терпеть отказывался. Лицо его осунулось, на нём выступили бороздки то ли высохшего пота, то ли блевотины. Скрючившись, он истошным криком требовал от нас воды, и мне потребовалось усилие, чтобы не размазать свою окровавленную ладонь о его побелевший рот.

     Отдохнув, я решился подползти к уступу. Я увидел Профессора и стоявшего рядом Афганца. Повезло Профессору, вода помогла ему удержать рассудок, найти разумное решение и спуститься по жуткой тропе. Я решил оценить наши шансы на спуск под выступом и, наклонившись, посмотрел в пустоту. Стало понятно, что ещё одна пропасть под нами откладывала дорогу домой. Эта новость лишила парней остатков сил. Серый, уперев взгляд в бездну, осипшим голосом вызывал по несуществующей рации вертолёт. Я сначала подумал, что ослышался, но когда до меня, наконец, дошло, что он не шутит, я зашёлся в сухом кашле от истерического смеха. В дополнение к страху и обезвоживанию ещё не хватало, чтобы мы здесь сошли с ума. Путанность сознания играла с нами злую шутку. Чех требовал воды, Серый - немедленного прилёта спасателей, при этом в своём воспалённом мозгу Серый действовал рационально, потому что вчера, во время ночных возляний у костра кто-то из спортсменов рассказал ему про спасённых военными альпинистов. Когда же я показал ему, что вместо рации он держит камень, Серый изложил новый план: он остаётся на уступе, мы же спускаемся и вызываем спасательный вертолёт. Отличный план, если, конечно, не учитывать, что спускаться мне придётся с измождённым и выблевавшим свои кишки чехом.

     С Серым в университете мы лишь здоровались. На курсе он был известен как тёртый малый, вечерами крутился с друзьями "на пятаке" у Невского, выменивал вещи у иностранцев и затем перепродавал с наваром. Делал он своё дело хорошо, в универе шмотками не светил, но студенты знали о его мажорстве, и возможно, недолюбливали, да и было, наверно, за что, броской одеждой он выделялся из серой массы, был недоверчив, молчалив, однако мало кто знал, что Серый был человеком с ранимой душой, старательным и способным студентом. Лекции он записывал в блокнотики, всегда садился на передние лавки и упорно смотрел в глаза преподавателям. Ребят как Серый я не сторонился, потому что и сам сидел на первых лавках, и ещё потому, что с детства любил выменивать что угодно на что угодно, а в Питере вдобавок нравилось мне выторговывать фирменные шмотки у знакомой переводчицы из Интуриста, а на старших курсах был я недолго на подхвате у ленинградского валютчика татарина. Валюта занятие поопасней обмена шмоток на пятаке, за это можно было схлопотать реальный срок, но те дела делались в тихой квартире на Фурштадской, приносили мне кой-какой доходец, и меня это устраивало.

     Серый пришёл в себя и вскоре мы были готовы подняться над выступом и, перейдя адскую дорожку Афганца, спуститься по тропе Профессора.

     Подъём дался гораздо легче, сказался наш утренний опыт. Серый лез первым, за ним полз Чех. Замыкающим был я. Серый пребывал в своём мире, он плохо контролировал шаги, периодически обсыпая наши головы мелкой каменной крошкой. Кричать мы уже не могли, горло у каждого из нас давно пересохло. В какой то момент выпавший из под его ноги камушек попал Чеху в голову, тот охнул и осел от внезапной боли, чудом продолжая держаться за литофиты. Не знаю, подействовал ли на него тот осколок, или включился аварийный двигатель в его башке, но уже вскоре чех пришёл в себя, задышал, с силой втягивая воздух. Я хрипел от злости, рот был полон пыли, кричать не было сил…

     Мы поднялись до нужного нам уровня. Двигаться вдоль горы оказалось гораздо труднее, склон был крутым и тело сползало вниз по шершавой лысине каменной громады. Чтобы доползти до следующего выбранного нами камня, мы хватались руками за короткие стебли сухого, покрытого шипами кустарника, упирались ногами в стену, дышали и набирались сил. Острые шипы впивались в кожу, боли в тот момент я не чувствовал. Желание выжить заставляло меня каждое мгновение пытаться остановить движение тела вниз, колючие ветки становились спасательным кругом.

     Наконец, мы оказались у дорожки. Я коснулся её отполированной поверхности. Нам нужно было решаться, паники не было, но страх в тот момент победить было невозможно. Дорожка уходила вниз на сотни метров, как Афганец ухитрился по ней сбежать до самого низа? Я боялся об этом думать, даже заставить себя встать и пересечь её было пока выше моего понимания. Другого пути у нас не было.

     Серый шагнул первым. Он перелетел эту чёртову дорожку в три секунды. После небольшой паузы её перешёл Чех. Не смотреть вниз, не смотреть вниз, не смотреть вниз. Я пробежал на одном дыхании, не различая шагов, глазами удерживая ветку росшего на той стороне куста. Мы поползли дальше, от камня к камню, от куста к кусту и вскоре мы обнаружили жёлоб. К несчастью, он был отделён от нас пропастью, глубоким каменным ущельем, образующимся ниже по склону, над которым нависал узкий базальтовый выступ. И нам по нему предстояло пройти.

      От обезвоживания, постоянного страха сорваться, от ощущения безысходности перед гравитацией мои нервы не выдержали. Возникшая апатия подавила моё сознание, мне было всё равно. Чех и Серый проходили над выступом, а я смотрел в глубину ущелья, до которого можно было сделать всего один шаг.

Продолжение: часть восьмая http://proza.ru/2024/08/28/754