Гора. часть седьмая

   Держась за камни и прижимаясь к пыльному склону, мы делали свои первые осторожные шаги. Солнце осталось за краем горы, и сразу стало прохладней. В нескольких метрах вниз от вершины мы сползли к выступу, достаточно большому, чтобы уместить нас всех. Мы сделали свой первый привал. Никто не решался смотреть вниз, чтобы понять, в каком направлении сползать. Мне понадобилось собрать всю силу воли, чтобы заставить себя оглядеться. Внизу, метрах в сорока от нас, скала образовывала ещё один выступ. Если сползти к нему, мы могли бы отдохнуть на его плоской поверхности, и постараться найти относительно пологий спуск. Так мы решили. Вряд ли наше решение было продиктовано здравым смыслом, из-за высоты сознание наше путалось. Крики Афганца до нас доходили невнятными звуками, разобрать которые я не мог, как ни пытался. Если бы я мог его услышать, едва ли я внял бы его  призывам, слишком в тот момент я его ненавидел. Справа от нас, совсем рядом, вниз уходила гладкая полоса, по которой спустился Афганец. Медлительный Профессор поправил свой планшет и, не глядя на нас, сказал:

- Я буду спускаться по правой стороне.

– Как ты это сделаешь? Спросил я, ошарашенный опасностью его выбора. – Ты побежишь вниз как Афганец?

– Нет, ответил Профессор. – Я перебегу полосу и спущусь по вон той тропе, он жестом показал на некое подобие тропы, которую я не видел раньше. Речь Профессора оставалась связной, высокогорье не изменило его сознания, наверно, потому что этот кудрявый гад выдул всю воду из своей фляжки.

– Но она же практически вертикальная, испуганно проговорил я. Чех и Серый вопросов не задавали. Все мы продолжали стоять лицом к стене на ватных ногах, боясь сделать лишнее движение. Оторвать взгляд от стены требовало неимоверных усилий.

 - Гравитация начинается не со стула, - учил меня в детстве брат. - Она не начинается со стола. Верхняя полка добротного немецкого шкафа под низким потолком хрущёвки становилась для меня и брата кабиной самолета, а мы, надев старую пожарную каску и потрепанные шофёрские очки, представляли себя лётчиками сбитого фашистами советского истребителя. Из горящего фюзеляжа, открыв фонарь и поджав коленки, мы бесстрашно падали в бездну. На земле лётчиков ждало сложенное вчетверо стёганное одеяло…

     В кровь ободрав ладони и колени, нащупывая дрожащими ногами камень или небольшой выступ для того чтобы сделать шаг вниз, в следующие два часа нам удалось спуститься к намеченному выступу. Оказавшись на нём, мы с облегчением вздохнули.  Впервые за время спуска, прижавшись спинами к скале, мы смогли сесть лицом к пропасти. Удивительное дело, стоило лишить тело возможности бесконтрольно сползать вниз, как высота переставала вызывать паралич мозга. Страх оставался, но паника потихоньку исчезала, несмотря на одышку, появлялась возможность прийти в себя и немного отдохнуть. Удивительно и то, как быстро человек осознаёт, что без воды ему долго не протянуть. Мозг отказывается понимать отсутствие воды и просит, просит, требует влить в себя любую жидкость. Мы не пили с самого утра. Я и Серый ещё могли терпеть, но Чех терпеть отказывался. Высохшая вокруг его рта пена светилась  белым пятном, лицо осунулось, появилась агрессия. Скрючившись, он истошным криком требовал от нас воды, словно мы прятали от него доступ к водопроводному крану.

     Некоторое время спустя я решился подползти к уступу. Я увидел Профессора, и стоявшего рядом с ним Афганца. Каким образом Профессору удалось побороть страх и спуститься по жуткой тропе? Я решил оценить наши шансы на спуск под выступом. Осторожно наклонившись, я посмотрел в пустоту. Новая пропасть откладывала дорогу домой. Эта новость лишила Чеха и Серого остатков сил. Серый, уперев взгляд в бездну, осипшим из-за внезапно возникшего сухого кашля голосом произнёс: вызывай вертолёт. Я сначала подумал, что ослышался, но когда до меня, наконец, дошло, что Серый не шутит, я захрипел в приступе истерического смеха. Боже мой, думал я. В дополнение к страху и обезвоживанию, ещё не хватало, чтобы мы все здесь сошли с ума. Путанность сознания играла с нами свои злые шутки. Один требовал воды, второй немедленного прилёта спасателей. Но Серый вовсе не шутил. Во время вечерних посиделок у костра кто-то из спортсменов рассказал, как на днях военные спасли группу покалеченных альпинистов. Ровным голосом, смотря сквозь меня, Серый изложил свой нехитрый план: он остаётся здесь, на этом уступе, мы же спускаемся и вызываем спасательный вертолёт. Отличный план, если, конечно, не учитывать, что спускаться нам бы пришлось вместе с измождённым, постоянно блюющим чехом.

     С Серым в университете мы лишь здоровались. На курсе он был известен как тёртый малый, вечерами крутился с друзьями "на пятаке" у Невского, выменивал вещи у иностранцев и затем перепродавал с наваром. Делал он своё дело хорошо, в универе шмотками не светил, но студенты знали о его мажорстве, и возможно, недолюбливали, да и было, наверно, за что, броской одеждой он выделялся из серой массы, был недоверчив, молчалив, однако мало кто знал, что Серый был человеком с ранимой душой, способным на добрые дела. Ребят как Серый я вовсе не сторонился, потому что и сам не чурался выторговывать у них фирменные шмотки, и потому что втайне от всех был в то время на подспорье у валютчиков средней руки. Обмен валюты было занятием опасным, гораздо опасней, чем прямое общение с иностранцами на улице, за это можно было схлопотать реальный и долгий строк, но мои дела делались в тихой квартире на Фурштадской и приносили кое-какой доход, что меня тогда вполне устраивало.

     Мы посидели ещё немного, Серый постепенно пришёл в себя и был готов продолжить спуск. Теперь мы должны были подняться над выступом, обойти его и, перейдя адскую дорожку, по которой сегодня спустился Афганец, попробовать пройти по тропе Профессора.

     Подъём дался гораздо легче, сказался наш утренний опыт. Серый лез первым, за ним полз Чех. Замыкающим был я. Серый пребывал в своём мире, он плохо контролировал шаги, периодически обсыпая наши головы мелкой каменной крошкой. Кричать мы уже не могли, горло у каждого из нас давно пересохло. В какой то момент выпавший из под его ноги небольшой камушек попал Чеху в голову, тот охнул и осел от внезапной боли, чудом продолжая держаться за камни. Не знаю, подействовал ли на него попавший в голову осколок, или включился запасной двигатель в его организме, но через короткое время чех пришёл в себя. Он начал с силой втягивать в себя воздух. Я хрипел от злости, рот был полон пыли, кричать не было сил…

     Мы поднялись до нужного нам уровня. Двигаться вдоль горы оказалось гораздо труднее. Склон был круче, чем я предполагал. Тело сползало вниз по шершавой лысине каменной громады. Чтобы добраться до следующего выбранного нами камня, мы хватались руками за короткие стебли сухого, покрытого шипами кустарника, упирались ногами в сухую стену горы, долго дышали и набирались сил. Острые шипы впивались в кожу и оставались там, боли в тот момент я не чувствовал. Желание выжить заставляло меня каждое мгновение пытаться остановить движение тела вниз, колючие ветки были моим спасательным кругом.

     Мы, наконец, доползли до дорожки. Её отполированную поверхность можно было потрогать, она была рядом, на расстоянии вытянутой руки. Нам нужно было решаться. Паники не было, но оставался страх, который мешал думать. Заставить себя встать, пересечь её было выше моего понимания, однако другого пути у нас не было. Я помнил слова Афганца, помнил, как легко он по ней спускался. Серый шагнул первым. Он перелетел эту чёртову дорожку в три секунды. После небольшой паузы дорожку перешёл Чех. Не смотреть вниз, не смотреть вниз, не смотреть вниз... Я пробежал по ней на одном дыхании, не различая своих шагов, удерживая глазами росший на той стороне куст. Мы отдохнули и поползли дальше, от камня к камню, от куста к кусту. Оставалось найти тропу, и вскоре мы её обнаружили.  К несчастью, тропа была отделена от нас пропастью, глубоким каменным ущельем, образующимся ниже по склону, над которым нависал узкий базальтовый выступ. И нам по нему предстояло пройти.

      От обезвоживания, постоянного страха сорваться, от ощущения безысходности перед гравитацией, когда тело сползает вниз, и не было сил заставить его остановиться, мои нервы не выдержали. Возникшая апатия подавила моё сознание, мне было всё равно. Чех и Серый проходили над выступом, а я смотрел в глубину ущелья, до которого можно было сделать всего один шаг.

Продолжение: часть восьмая http://proza.ru/2024/08/28/754