ЗЛОЙ. Вместо послесловия

Я долго сомневалась, стоит ли рассказывать о пережитом. И долго думала над вопросом: для чего я хочу, чтобы об этом прочитали другие люди? Логичнее было бы заставить себя совсем забыть о тех ужасах, которые до сих пор живы в моей памяти и которые ложатся на строки также легко, как входит горячий нож в масло.

Проблема в том, что забыть об этом невозможно. Мне уже за тридцать, а сны, в которых отец скандалит, бьет посуду, опрокидывает мебель,  бьет меня или маму, все еще не перестают мне сниться. И я просыпаюсь в таком же состоянии, в каком прожила свое детство: в страхе, в ужасе, в панике. Все воспоминания, с которыми я постоянно борюсь и обычно стараюсь спрятать как можно глубже, в самые отдаленные закоулки памяти, легко и без помех всплывает во снах, когда я бессильна и не в состоянии отогнать нежелательные видения из прошлого. Я устала жить в постоянной бессмысленной и безрезультатной борьбе с этими воспоминаниями. Мне захотелось освободиться от них. И лучшего способа, чем выговорить их, озвучить, воплотить в слова и отпустить, я не нашла.

Из-за проблем с отцом я однажды чуть не потеряла веру в Бога, в которого меня учил верить мой дедушка. Я долго была обижена на Всевышнего за то, что он никогда не спасал нас от побоев и не наказывал нашего домашнего изверга. Я почти перестала верить в молитвы, в добро, в ангелов, в чудеса и в то, что на земле существует справедливость. Я не знала и не могла понять, почему Бог нас так наказал, за что ниспослал нам эти испытания и какой высокий смысл был заложен в наше беспросветное и несчастное существование. Мне часто хотелось умереть, но мое любопытство, - чем всё это закончится, - было всегда сильнее, чем отчаяние и жалость к самой себе. Теперь я знаю: у человека всегда есть выбор, от которого зависит вся его жизнь. И в этом – великий замысел Вселенной. 

Мой отец в свое время сделал этот выбор. И он предопределил  дальнейшие события его жизни. Я тоже однажды сделала свой выбор. И определенно, я могла стать совершенно другим человеком. Не таким, каким являюсь сейчас.  Терпя  в стенах своего дома постоянные оскорбления, унижения и побои, я могла вырасти  жестокой и обижать тех, кто был слабее, вымещая на них свою злобу и досаду. Я могла стать уличной хулиганкой, водить дружбу с плохими парнями, искать у них одобрения и защиты и учиться быть такой же, как они. Но я не хотела становиться жестокой и грубой, чтобы не быть похожей на своего отца.
 
Одеваясь не так красиво и современно, можно даже сказать, откровенно хуже, чем многие мои сверстники, не имея того, что имели в моем возрасте другие подростки, я могла влиться в одну из многочисленных шаек шпаны, коих было предостаточно в нашем микрорайоне. И могла бы запросто отнимать у слабых то, чего не было у меня: деньги, одежду, украшения, модные игрушки, да все, что угодно. Я могла бы лазить по чужим квартирам и делать то, что мой отец с самого раннего возраста умел делать лучше всего: воровать. Но я не хотела становиться воровкой, чтобы не быть похожей на своего отца.

Живя в постоянном страхе и испытывая непрекращающееся  моральное давление, я могла бы уйти из дома и начать бродяжничать в поисках свободы и независимости. Не имея нормальных отношений с отцом, который воспитывал бы во мне истинные женские качества, я могла бы начать искать себе хорошего и заботливого «папочку» на улице. Такого, который никогда не говорил бы, что я ни на что не годная тупая кривоногая и криворукая уродина. Такого, который научил бы меня уважать себя как будущую женщину и любить свое тело. Но я не хотела становиться бродягой и потаскухой, чтобы не оправдывать самых худших и отвратительных ожиданий своего отца.

Наблюдая, как вел себя мой отец в проблемных ситуациях, я однажды могла бы принять за основу свойственное ему поведение, и во всех своих будущих трудностях или провалах обвинять всех вокруг, перекладывая ответственность за собственные ошибки и промахи на тех, кто рядом. Сваливая на них вину за то, что у меня что-то не получается. Говоря, что не могу ничего добиться только из-за того, что все мне мешают, препятствуют, чинят козни и радуются моим неудачам. Но я не хотела занимать такую позицию, чтобы не быть похожей на своего отца.

Живя в обстановке постоянного эмоционального напряжения и ненависти, я плохо представляла себе, как живут дети в других семьях. Я не могла соотнести слова и их смысл, когда мои друзья говорили, что любят своих отцов. Мне было трудно представить, что в других семьях отцы ведут себя по-другому. Не имея в детстве права голоса, права на собственное мнение, не имея даже возможности на защиту своих собственных интересов и прав, я решила раз и навсегда, что мой будущий ребенок будет воспитан в атмосфере любви и понимания. Я дала себе слово, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы мой ребенок чувствовал себя полноценной личностью, с которой всегда считаются и которая в любой ситуации имеет свой собственный вес. Я обещала себе, что никогда не позволю себе агрессивной грубости в отношении своего ребенка. Что мой ребенок никогда не познает ужаса разочарования, отчаяния, беззащитности и безысходности. Я обещала себе, что в воспитании своего собственного ребенка не буду повторять ошибок моего отца.
 
Страдая от недостатка внимания, усугублявшегося постоянными негативными высказываниями отца в мой адрес, я могла вырасти неуравновешенной и вспыльчивой, могла скандалить и эпатажничать, могла врать и наговаривать, сочинять небылицы и придумывать то, чего никогда не было, выдавая это за правду. Я могла бороться за внимание самыми доступными и не требующими особых усилий способами, ведь отрицательное отношение и плохое реноме всё же лучше, чем совсем ничего. Я могла бы драться, бить стекла, рвать чужую одежду в раздевалке. Испытывая состояние постоянной эмоциональной подавленности внутри своей семьи, я могла бы бросить вызов всему обществу и стать оторвой и возмутительницей спокойствия, сделав невыносимой жизнь моих учителей и привлекая к себе внимание таким безобразным способом. Но я не хотела завоевывать себе отрицательный и, безусловно, дешевый авторитет, чтобы не быть похожей на своего отца.

Я могла бы вырасти забитой и затюканной мямлей, не имеющей собственного мнения. Могла бы всю жизнь бояться поднять глаза и подать голос. Могла бы всегда держаться изолированно и жить в мире собственных фантазий, отрешившись от внешнего мира. Могла бы стать бесцветной, невидимой, плывущей по течению, незаметной и пустой. Могла бы стать конформистом, которому безразлично, что происходит снаружи, за стенками собственного теплого и уютного кокона. Но я не хотела становиться такой, чтобы однажды раз и навсегда лишить своего отца возможности говорить, что я ни на что не способна.

И уж конечно, легче лёгкого я могла бы стать наркоманкой или алкоголичкой, чтобы составить компанию своему отцу и стать, наконец, ему более близкой и понятной. Но я всегда боялась стать такой же, как он. Я никогда не хотела быть одной из тех, кто видит смысл жизни только в том, чтобы как-нибудь заработать на очередную дозу «волшебного зелья» и бесцельно и беззаботно провести очередной день в алкогольно-наркотическом угаре.

В конце концов, я могла вырасти злой. Не важно, на что или на кого. Просто – злой. Принципиально злой. Не любящей людей. Не жалеющей. Не способной на сострадание. Не умеющей сопереживать. Злорадствующей. Черствой. Злопамятной.  Непроницаемой. Циничной. Мстительной. Двуличной. Не способной понимать и принимать других. Зацикленной на себе и на своих желаниях. Бессердечной. Эгоистичной. Бездушной сволочью. Такой же, как мой отец. Но нет, нет, я бы себе этого не позволила никогда. Во мне всегда, с самого детства, пульсирует бессмертное: «Я не люблю себя, когда я трушу. Досадно мне, когда невинных бьют…»

Я не такая, как он, и это был мой осознанный выбор. Но важно другое. Не у всех детей, выросших в аналогичных условиях, хватает воли и мужества не повторять ошибок своих отцов. Было бы замечательно, если бы об этом помнили те, кто сегодня позволяют себе применять физическое или эмоциональное насилие по отношению к членам семьи. Особенно к детям. Особенно к мальчикам – будущим мужьям и отцам. 

***

Перед тем, как поставить последнюю точку, я спросила себя: неужели у меня нет никаких приятных воспоминаний, связанных с отцом? Неужели мне даже не за что его поблагодарить? Есть. Благодаря отцу, в десять лет я узнала и на всю жизнь полюбила Высоцкого. За это – спасибо.


28.04.2013