Некролог авансом

                ".о мёртвых либо хорошо,
                либо ничего...
                кроме правды..."

.
Она ещё не покинула этот мир, хотя каждый день, нет...  каждый час... обещает мне..
С самого раннего детства я слышу эту её речь, изрядно приправленную напускным трагизмом:
"Вот не станет у тебя мамы, а как умру, отец женится на другой, и будет у тебя мачеха.."
После этих слов мать делала страшное лицо и пыталась меня схватить как бы костлявыми руками до тех пор, пока я не начинала плакать...
Насладившись моими слезами, она снова превращалась в "добрую мамочку"
- ой, а откуда эти слёзки, кто здесь был?
- здесь была страшная мачеха, - кричала я, захлебываясь в рыданиях, - а ведь ты ещё не умерла!!!
Мама хохотала как "валдайский колокольчик"...
Я росла, и басни о мачехе перестали меня пугать.. Перестали настолько, что как только начинала играть эта "заезженная пластинка", я заливалась откровенным хохотом, и мой смех звучал "мощным колоколом" как набат (для мамы), как благовест (для меня).
Меня тут же обзывали матереубийцей и гордо удалялись за дверь на пару минут, чтобы ворваться, словно дверь заперта, с истерикой: "Ты меня не любишь! Ты любишь своего папочку, а он даже не хотел забирать тебя из роддома, когда узнал, что ты не мальчик!"
Дальше следовал выдуманный ею и заученный рассказ, как папа меня "НЕ любит"..
Папа меня любил, очень, и я это знала. Это было, как теперь уже можно сказать, нашей общей невербальной тайной, нашим общим оберегом. Папуля был импульсивен, мог сгоряча влепить затрещину, от души, а потом искренне попросить прощения, или объяснить, за что.
Эта искренность и была проявлением его любви.
Когда мама уезжала в командировку, я начинала понимать, что такое рай. Рай для меня лично.
В один из таких периодов мы учили стихотворение Пушкина, посвящёное декабристам...
"... Оковы рухнут, и свобода вас примет радостно у входа..." - читала я у доски на уроке с невероятным выражением, за что получила "пять с плюсом".
Когда не стало Папы (ему только исполнилось 56, острая сердечная недостаточность), первое, что я услышала от своей матери: "ах, я сейчас умру, а ты плачешь о том, кого уже нет".
Почти четверть века спустя, когда умирал от рака мой муж, нас с сыном пустили к нему в палату интенсивной терапии всего на пять минут, мать моя знала об этом, и стала мне названивать на мобильный, пришлось выйти в коридор... Что же я услышала в трубку?...
Да-да... "Мне плохо, я умираю, а ты возишься с трупом, Бог тебе этого не простит, матереубийца!"
Я вернулась в палату, обняла Сашу и прошептала в самое ухо, как сильно я его люблю. Это была одна из последних встреч..
Рассказала сыну о разговоре, мы поехали к маме, вызвали скорую.
Кардиограмма - хоть в космос...
Прошло ещё пять лет, из которых мама не выходит на улицу четыре года, её перекосило, по квартире ходит с трудом из-за страшного сколеоза и остеохондроза, всё так же жалуется на боли в сердце и каждый час изрыгает слова прощания, которые настолько набили оскомину, что вытеснили во мне элементарную жалость...
Когда телефон мой не тревожится её звонками более двух часов, я пытаюсь вспомнить что-то хорошее, связанное с моей мамой, ведь было же, не могло не быть... Я прислушиваюсь к своей памяти, кричу в неё, как в колодец: "скажи мне о маме доброе, подари мгновение.." молчит моя память... Даже уши закладывает от такой пронзительной тишины...
И мне видится в недалёком будущем, как мама процеживает сквозь зубы надо мной во гробе: "Матереубийца! Бросила меня, а я сейчас умру...! "
.
М., 28-29.08.2024  © Марина Буренкова