Повесть - Мишка. Глава -3. Светлое время

               
                Глава 3.
               
                « Светлое время».

Разграбив хутор отряд ушел.
Горбатая кухарка Пелагея с сыном как православные люди – занесли обезображенное смертью тело хозяина в баню.
Принесли икону, прочитали в полной тиши молитву. Принялись обмывать.
Пришла, держась за стен полностью обессиленая  Анна. Молча стояла. Не было сил не плакать, ни биться в истерике.
Дикой болью схватил низ живота.
Через час, прямо на полу бани, на сене, залитом кровью мужа, родила сына.
Крик рожденного сына как бы отгонял всю нечисть от разграбленного и разбитого хутора.
Баня на мгновенье озарилась ярким сиянием. « Вот он касатик рыжий, весь как граф Шелопаевский» - поднимая младенца над головой, сказала Пелагея.
« Лука Лукич» - шептала искусанными губами Анна.

Жили бедно. Еле сводя концы с концами. Голодали.
Анна устроилась с грехом пополам на работу в ЕПО счетоводом.
Лука рос крепким не по годам развитым подростком. В тринадцать лет забросил учебу. Ушел на кузню учеником кузнеца.
Не мог больше терпеть в школе выходки сверстников. И обидные клички типа – "Ваше сиятельство, скотина рыжая".
Терпел он и верил, что наступит и на его улице праздник.

В ноябре 1941 года потребовался Советской власти и он.
« Не побрезговали. Значит, правда Гитлер завтра Москву возьмет. Если детей врагов народа в Красную армию призывают» - ядовито подумал он, читая текст повестки.

В ночь перед призывом, исчез на пару часов из дома.
Ходил по разграбленному хутору, разговаривал с обгорелым срубом. Гладил его бревна руками,плача.
Ярко заполыхали на поле две не обмолоченных скирды ржи. « Это Вам за папеньку с бабушкой моих».

Первой холодной военной зимой пол – деревни умерло голодной смертью.
План зерна фронту надо было выполнять любой ценой.
Никто не раздумывал - « Все для фронта, все для победы».

Анна умерла в тяжких муках весной 1942. Истекла кровью, таская на элеваторе чувалы с зерном под девяносто килограммов.
Брали вчетвером за углы бабы и грузили не подъёмные мешки на подводы и вагоны. Дожила до светлого праздника Победы из бригады – одна. Девочка подросток.
На сытом месте, на элеваторе.
А после Сталинграда - грузчиками немцев пленных пригнали работать.

Лука попал в составе маршевой роты в действующую армию на издыхании наступления под Москвой.
Супостата отогнали на сто километров от столицы и стали.
Наткнулись на отчаянное и организованное сопротивление немца.
Как лбом прошибить бетонную стену.
Через день яростные контратаки немца.
Кавалерийский корпус, куда попал Лука, за день боя был выкошен практически весь. Под конец дня немцы ударили по флангам танками.
Самолеты с крестами безжалостно поливали огнем пушек и бомбовыми ударами позиции корпуса. Ходили прямо над головами. С диким воем.
Батарея противотанковых орудий была смята за десять минут боя.
Конницу давили танками, в живую. Лошади тяжело вязли в снегу. Беспомощно ржали.
Он, потеряв шапку, метался меж разрывов снарядов, ползал контуженный по полю.
Пока здоровенный немец не поймал его за шиворот и не впихнул в колонну пленных.

Утром немцы вывели замерзших пленных на построение из пакгауза железнодорожной станции.
« Коммунисты, командиры, евреи» - заныл сутулый рябой переводчик.
« Вот он юде» - вытащил Лука из строя Мишку Шифнера и плюнул ему в лицо.
"Папеньку моего убили гады".

Продолжил он службу он уже в другом обличии.
Попал полицаем в небольшой районный центр Брянской области.
Сильно не зверствовал, не выслуживался.
И в бой за новую родину сильно не рвался. Грабил потихоньку, выбивал золотые коронки у расстрелянных. Надежно все припрятывал.
Уже летом 1942 года понял – выстоит проклятая Советская власть.
Ни смотря, ни на что.
Выстоит и погонит немчуру на Запад. И спокойно ждал своей участи.

Летом 1943 года в лесной деревеньке егеря под командой гестаповца выследили раненного комиссара партизанского отряда.
Прятала его в бане семья лесника. Навел местный житель. До войны товарищ Стальной был первый секретарь райкома партии. Выперли его с верхов партийного аппарата. Троцкистам сочувствовал. Но национальная партийная система выживания сбоя не дала.
Чистосердечно раскаивался, сдал пару единомышленников органам и с партийным взысканием вниз. В народные массы. На партийную работу.
Зверствовал неимоверно. План по расстрелам 1937 года - перевыполнил на – 800 процентов. Искупал грехи перед товарищем Сталиным. Перед партией большевиков.

Семью лесника всю повесили на воротах. Избу сожгли.
Комиссара пытали в сарае. Где он трусливо прятался в подвале.
Сознался и выдал всех. Да и не сознаться было невозможно.
Пытали так, что у стоящего в охране – Луки, волосы вставали дыбом. Одни раскаленные шомпола что стоили.
А как били на наковальне кувалдой по фалангам пальцев рук?
Жуть.
Но запомнил, не смотря на ужасы как звали, по имени отчеству товарища Стального. Маменька часто произносила эту фамилию ему еще сызмальства. « Помни имя душегуба папенькиного - Моисей Абрамович Демиденко».

Зондер команда егерей ушла дальше в лес.
« Этого в гестапо» - дал команду немец в пенсне.
Господин Мольтке.
Худое вытянутое лицо с большими конопатками веснушек. Круглые очки. Как у товарища Берия.

Погрузили окровавленное тело в телегу.
За несколько километров до райцентра, остановил лошадь. « Кому пискнешь, убью» - сказал он напарнику.
« Издох он от ран - как собака».
Долго он ждал этой встречи.
Золотые зубы выбил еще у живого.
Представил, как убивали отца.
Сашка полицай еле оторвал Луку от истерзанного комиссарского тела.

Танки и пехота Красной армии за неделю боев вскрыли немецкую оборону в районе Брянска. Шел сентябрь 1943 года.
С пленными полицаями особо долго не рассупонивались.
Особо рьяных исполнителей немецкого командования и темных личностей с заляпанными кровью руками – отдавали на суд партизанам и местным жителям.
Красивая сказка о выездных трибуналах над предателями Родины была придумана позже.
Реальный народный суд был скор и жесток.
Предателям и мокрушником везло, если их поганая жизнь заканчивалась пулей у стенки. Или веревкой на телеграфном столбе.
Без физических мучений и издевательств перед смертью.
Душевных мук они не испытывали. Часто их забивал народ – насмерть.
Или разрывал на куски машинами.
И могил у них не было – как у бешеных собак.
Простых пособников и рядовых исполнителей – в лагеря.
И неизвестно кому больше повезло в этой гонке за сохранение своей шкуры.
Иной раз заключенные лагерей завидовали участи ликвидированных братьев по предательству.
Мучения были лютые. Не человечески лютые.
И ненависть ко всему живому. Человек ел живую плоть живого человека. Без жалости и скидку на сострадание.

Быстро определили в лагеря.
Несколько месяцев в лагерях Средней полосы.
Дальше на Севера. Везли до далекой станции Инта – целый месяц.
На каждой крупной станции термоса с баландой, ведра с водой. Разницы особой не было. Несколько жиринок сверху и все. Весь суп.
Хлебушка черняшки почти не было.
Назад из вагона несколько трупов. Мерли как мухи. Кто то вскрывал вены.
Навстречу шли многочисленные воинские эшелоны.
Новая военная техника на платформах, теплушки. Сытый запах от них. Солдатской каши и щами. От голода сводило живот, опухли ноги.

« Пост для охраны изменников Родины сдал». « Пост для охраны изменников Родины принял».
Охрана, натасканная до предела всех уставных правил. Два ряда колючей проволоки, лютые овчарки.
Малейшая задержка в строю, резкое движение – автоматная очередь.
Кинули на шахту, в прорыв. Уголек рубить. В забой. « Молодой, пол- года протянет».
Больше пол- года не протягивал никто. Вытягивали ноги – вперед. Чтобы никогда их не согнуть и не выпрямить. Их в движении.
«Я приехал на Инту.
Уголь добывати.
Ох и твердый уголь тот,
В рот его е …ти» - пели в злых частушках. Кто мог. Петь. У кого хватало сил.

Через три месяца попытался залезть в петлю.
Работа невыносимая.
Двухразовые выходные. В год.
На первое мая. И седьмое ноября.
Сняли. Точнее вынули. Из петли.
Как водиться побили, не зло. Слегка – ногами. Так поучили, чтобы за жизнь держался.
На четвертый месяц повезло.
Два доходяги тащили его в лагерную больничку. В лаве породой придавило.
Так для проформы.
Оклематься и встать в строй шансов не было.
Шахта высосала все силы, без остатка и тянулась уже костлявой рукой за жизнью. Почти год за колючкой.

На повороте, через колючку гнали пленных немцев.
Мелькнуло знакомое лицо.
Высокое вытянутое лицо с большими конопатками веснушек. Круглые очки. Как у товарища Берия.
Только морда уже не надменная. И мундирчик – рядового пехоты. Товарищ – герр Мольтке.
« Гражданин Мольтке – такой же как и он - зек » - ударило в голову. Взяли его в Минском котле. " Тоже гад не убежал в Фатерланд" - радостно заныло в душе.

Из больнички вышел через месяц.
Отъелся и выспался. На белых простынях.
Познакомился с нужными людьми и попробовал в любовных ласках Клавку медсестру. Красавица. Правда тощевата немного. Побила и ее жизнь в оккупации.

Клава в оккупации путалась с немцами. Чтобы не сдохнуть с голоду. Получила - червончик срока. За сотрудничество. Повезло.
Жизнь налаживалась.
Определили рабочим подсобником в прачечную. Даже с лагеря выпускали. Белье возили в лазарет соседних лагерей.

А это уже почти лагерная элита.
С ворами конечно не ручкался, но был на неплохом счету у лагерного начальства. Не трогали и не обижали.
Да и он типа почтальона был. Негласно. У уважаемых людей.

Через год начальника лагеря перевели с повышением в Москву.
« За блестящую организацию и проведение оперативно – розыскной работы».
В соседнем лагере выявили целую группу старших офицеров специальных служб Германии.
Скрывались под личиной рядовых Вермахта.
Пытались устроить крупную диверсию на железной дороге.
Не вышло. Органы – их не обманешь. Они всегда начеку на защите социалистического Отечества.

Освободился по амнистии. Дома никто не ждал.

Деревенские встретили как бешеную собаку. У половины деревни кормильцы не пришли с войны.
Председатель колхоза, инвалид с одной рукой и медалью « За отвагу» на груди, руки не подал.
Махнул в сторону леса – « В лесники иди. В колхозе тебе не место». Хотя каждая пара мужских рук ценилась на вес золота.

Но крестьянскую крепкую породу невозможно сломать.
Обжился он и в лесниках.
Времена были голодные и суровые. А лес он в деревне, как и хлеб.Всегда – голова и в цене.
Обзавелся нужными знакомствами, и пошла копеечка к кусочку хлебушка.
Кому кругляка на баньку свалит, кому и строевого леса на дом.
Под видом сухостоя санитарной рубки.
Кому пяток машин дровишек березы. Вместо одной машины ольхи, по выписанным документам.

Через пяток лет и избу срубил и хозяйством обзавелся.
Корова ведерница и лошадь. Конечно не батюшкино хозяйство, но по послевоенным меркам – достойный хозяин. Не хухры мухры.

Председатель колхоза уже так не привередничал. Правда, руки не подавал, но шею гнул.

По осени привел хозяйку в дом.
Высокая конопатая девчонка. Но породистая.
С брюхом – аборт делать поздно.
Доучилась в городе. В педагогическом училище. Научили…. Надежду Викторовну. Правда, научилась не тому.
Мать, забитая нуждой и детьми – тощая баба. Отец – пропал без вести на фронте. Сестер и братьев – пять душ. Выгнали ее с дома.
Пожалел девку, но с прицелом. Он никогда ничего не делал просто так. Да и разница в возрасте почти двадцать лет.

Он помнил еще по лагерю Клавку медсестру.Стандартная з/ к.
Понесла от сержанта конвоира.
Хлебушком ее подкармливал. Ей светил соответственно перевод на легкую работу и в лагерь для мамочек.
Сержанту скорый трибунал. И лагерь. Да видно сержант не простой был, для лагерного окружения.

Лагерная шестерка шепнула ему на ухо - « Мол, ждут тебя уважаемые люди».
В дальнем завешенном углу барака, спросили - « Слышали мил человек, ты с Клавкой спутался»?
Спросили, ласково так, с улыбкой.
От этих слов у него спина от страха мокрая стала.
« Да не бойся дурашка, мы тебя не зарежем. Напишешь начальнику, что имел с ней связь. И все».
Сунули в руки сверток.
« Здесь водка с закусью, заварка и пакетик маленький.
Подсыпь Клавке в чай грибочков сушенных из пакетика».
И загоготал, со зверским выражением лица – уважаемый человек. Ему долго снился по ночам тот смех.

Вечером посидели с радостной Клавкой. Перед отправкой ее в специальный лагерь. Попили чайка.
Ночью фельдшер еле спас Клавкину жизнь. Сильное кровотечение и выкидыш на позднем сроке.

Будучи много времени спустя, в лесу, наткнулся он на эти грибки. Нарвал и положил подальше. Подальше, на всякий случай. Авось пригодиться.

Через пару недель совместного проживания попарились бане.
Яков Лукич махнул с устатку пару стаканов самогона.
Супруге – чай, только чай. Специально заваренный. Нечего голытьбу плодить, бастрюков всяких.
Ночью скорая помощь увезла ее в район. « Еще бы немного и потеряли бы. Кровотечение очень сильное» - доложил ему главврач больницы.
« Ты мил человек спину не гни. Дадим тебе лес на сруб. А ты девку лечи, чтоб наследника мне родила. Вот и весь сказ».

Через три года Надежда Викторовна понесла.
Уже не сопливая девчонка. А жена – главного лесничего района.
Степенного уважаемого человека.
Даром что сидел в лагерях за измену Родины. Лесничества района по два годовых плана давали Народному хозяйству. Да и про областное партийное начальство он не забывал. Такой лиственный сруб срубил, что хоть на ВДНХ отправляй. Дворец.

За год до события рождения сына съездил он в места боевой юности.
Нашел он тот дуб приметный. На опушке леса.
Отсчитал ровно сорок шагов. Плюнул на черенок лопаты, начал копать.
На глубине трех штыков лязгнул металл.

Золотишко с зубных коронок, сдал знакомому зубному технику.
За пол - цены.
Хватило купить лотерейный билет с выигрышем – автомобиль ГАЗ – 21.
Битый он был. Жизнью битый и Советской властью.
Знал, что выигрыш с лотерейных билетов не конфискуется  по приговору суда.
Да и как объяснить любопытным односельчанам – где он деньги взял на покупку машину? Да и ОБХСС не дремал. Кушать то кушали с его рук, да всякое могло случиться. " Ничего не вечно под Луной".
При зарплате главного лесничего в 100 рублей, новыми деньгами.
Десяток тысяч оставил на подарок жене – наследника носит.
Пистолет Вальтер надежно припрятал в надежное место. Жизнь она долгая - пригодиться в хозяйстве.

Москва. Улица - Правды....2017 год.
Продолжение - следует.