Повесть - Мишка. Глава-4. Афганский синдром

               
                Глава – 4.
               
                « Афганский синдром».

Яков Лукич – родился в светлый, солнечный день.
По радио целый день говорили о смене партийного курса и вновь избранного Генерального секретаря. Ему было не до этого.
Главный врач районной больницы больно ткнул в бок врача гинеколога -« А этого рыженького мальчика – отдадим дедушке».
« Какой дурак сказал, что он дедушка – он его папа».
И оба улыбались как майские розы. Папа за рождения сына облагодетельствовал строевым лесом на два сруба. Бревнышко к бревнышку корабельной сосны. Бьёшь обухом топора – звенит как металл.

Крестили ребенка в тайне.
Никиту Сергеевича хоть и сняли с позором, но дружить с попами указаний от партии не было.
Поздно ночью, бывший церковный служка крестил новорожденного на развалинах господского храма.
Негромко читал молитву, за неимением купели младенца опускали в простой медный таз. Неярко горела свеча, и яркая луна освещала сие таинство через снесенный купол храма.
Недалеко от храма виднелся заброшенный и обгорелый фундамент церковной сторожки.
Где принял мученическую смерть родной прадедушка младенца.
Сторожку сожгли вместе с живым еще графом и настоятелем храма – отцом Романом. Пьяные революционные матросы кокаинисты и сифилитики пытали их с целью выдать тайник с церковным золотом и утварью.
Страна голодала. Нужно было золото для закупки хлеба, да и себе на удовольствия жизни тоже нужен был золотой запас.
Были и раскалённые шомпола и размозжённые кувалдой фаланги пальцы рук. Вынесли все муки. Хотя и кричали неестественно громко от боли лютой. Не выдали.

Клад нашли в начале двухтысячных годов.
Закопанным в подвале избы церковного старосты.
Старик умер от голода и холода – зимой 1942 года.
Нашли в холодной, нетопленой избе с наполовину изъеденной кожаной рукавицей. Резал кожу, тонкими полосками варил и ел. Пока были силы и дрова.
Но ни копеечки с церковной кассы и господского добра не взял.
Господского и церковного золота с лихвой хватило восстановить храм Божий.

Рядом в господской конюшне погибла и Нинель. Родная прабабушка маленького Якова Лукича.
Вахмистр, убивший, Луку Митрофановича искал, комиссара отряда – товарища Стального.
Оттолкнул от подглядывающего в щель ворот матроса – часового. Резко зашел в конюшню.
Большие на выкате, испуганные глаза, кучерявые чернявые волосы, слипшиеся от пота Моисея Абрамовича.
Голая, с бесстыдно раздвинутыми ногами Нинка. Связанная и валяющая на конской попоне.
Белоснежная грудь, искусана и в крови. Избитое и разодранное лицо. Сплошной кровоподтёк.

« Присоединяйтесь товарищ. Нам господского добра не жалко. Сладкая бабенка, даром, что помещица».
Комиссар стоял голый с огромным рыхлым животом, облизывал руки от крови – «Кусалась старая сука, как собака».

Крепко задумался вахмистр...... И что они творят над собственным народом и как за это будут отвечать...... Перед Богом..... А сейчас, что он может сделать этой женщине - только прекратить мучения....
Дважды взлетела шашка бывшего вахмистра.
Со свистом, почти без крови.
- Вот и отмучилась раба Божия .......
Зашатался вахмистр, упал воя диким зверем рядом с убиенной им грешницей. Вспомнил ее маленькой и девкой на выданье. С синими глазами, как лесные озера.
Комиссар вскинул маузер и трясущейся рукой нажимал на курок.В спину вахмистру.....
На звуки выстрелов прибежали революционные матросы.
Уже одетый в кожанку товарищ Стальной пояснил – «Вахмистр хотел освободить барыню. Я давно ему не верил. Товарищи. Революцию в белых перчатках не делают».

Глубокой ночью всех троих убиенных  мучеников прихожане упокоили в одной могиле. Сверху поставили большой круглый камень.

Тело застреленного вахмистра забрала мать старушка.
Был он местный рожак, с дальнего края деревни – Собаковке. Как ее звали деревенские. Люди там злые жили – как собаки.Злые даже для деревни Злыднево.

Похоронили там же на Собаковке.
На высоком берегу речушки, под деревянным обелиском с жестяной звездой. « Тов. Зыкин – красный герой. Зверски убит за Советскую власть».
Комиссар и тут выкрутился, не привыкать ему было врать....
Хоронили всем коллективом комитета бедноты. Поклялись, что отомстят убийцам.

В начале двухтысячных переехал тот обелиск по весне трактор с пьяным Сашкой Лебедевым.
Не успели оглянуться, как дорогу набили тяжелые лесовозы.
Прямо по могилке. Ничего и не осталось от красного героя. Даже памяти.

Яков Лукич рос умным и грамотным ребенком. Почти все школьные олимпиады его, лыжник, комсомолец. Яркий лидер.
Старики шептались – « Вылитый граф Шелопаевский. Тот тоже был рыжий и умный. Как профессор».
Надежда Викторовна родила еще дух детей. Мальчика и девочку. Погодков.

Лука Лукич любил и их отцовской любовью, но в наследники не прочил.
Не было в них Шелопаевской стати и полета ума. Как в старшем сыне.
Бараны и неучи. В мать пошли – пустобрехи.
В далеком 1983 году призвали Якова Лукича – Родину защищать. Святой долг для каждого гражданина Советского Союза.
Яков Лукич парень красавец.
Рост под метр восемьдесят. Спортсмен.
Закончил – лесной техникум.
« Под Псков попадет в пехоту. Каждую субботу – увольнения, кино, мороженное, пирожное».
Районный военком, сын однорукого председателя колхоза инвалида так не думал – « В учебку его, в Среднеазиатский военный округ. Отец предатель не воевал, так сынок пусть грудь подставит».
Огнем полыхал Афганистан.
После каждого гроба в район, военком пил запоем.
Чувствуя свою вину перед этими пацанами, погибшим в бою. Ехал в область, кричал, требовал, писал рапорта об отправке в Ограниченный контингент.
С обратного пути обратно напивался и выл от душевной боли, размазывая слезы двупалой рукой. Пальцы отсек минометный осколок, метя в пулеметный расчет ПК на юге Африке.

За месяц до выпуска из учебного подразделения Якову стали сниться дурные сны. Такие страшные, что криком диким кричал. Будя нечеловеческим криком учебную роту.
Не хотел он отдать свою молодую жизнь за речкой.
Ой, как не хотел.

За неделю до отправки в войска сына за речку, в далекий гарнизон приехала Надежда Викторовна. Красавица. Даром, что родила трех детей. Точеный стан, грудь задрана до носа, двумя неподъёмными пудовыми половинами.
И все это добро под слегка закрытой кофточкой.
Русая коса до пояса.
И зеленые глаза как заливные луга. И смех заразительный, искренний.

Узнала когда командир дивизии идет с обеда обратно на службу.
Смех, сломанный каблук и зеленые глаза.
И все. Отмененные бесконечные совещания и проверки. Генерала срочно вызвали в округ. На двое суток.

 Так называемый - округ располагался на берегу водохранилища. Небольшое скромное с виду – двухэтажное здание. Все в зелени винограда и плодовых деревьев. Физкультурно – оздоровительный комплекс. Два часовых по периметру, на КПП зверь прапорылище. Никто не пройдет.
Генерал ползал в ногах Надежды. Влюбился как пацан. Он и красоты не видел никогда такой женской. Обещал, и жениться и увезти ее в Москву.
Идиллия прекратилась поутру.
Звонок Командующего округом – « Что то ты увлекся зятек - с бабой то. Заканчивай учения и через два часа дома. К семье. Хватит, погулял».
Куда деваться- долг есть долг. Даже если он и семейным. Воспоминания пронеслась белым вихрем цвета абрикоса в Ферганской долине.

Он молодой капитан с друзьями обмывал очередное воинское звание в греческом зале чайханы. Вышел покурить под чинару.
Два местных джигита бьют небольшого роста –русскую девушку.
Не поделили, та истошно кричит. Помощи нет. И не будет.
Сын первого секретаря горкома и сын председателя горисполкома. Настоящие баи в городе. Милицейский патруль испуганно спрятался в кустах.
«Какая - то там русская. Попробуй вмешаться – сразу из органов попрут. Андропов не дремлет с комитетом Госбезопасности».
Вмешался он – смертельно пьяный капитан. Командир лучшей мотострелковой роты полка. С десяток ударов и все. Враг повержен. На земле валялись избитыми два сынка партийных руководителей и милицейский патруль. Вступившийся за сыновей хозяев города.

Проснулся в доме дехканина.
Дешевый номер, лампочка под абажуром. Нижнее белье, разбросанное по полу. Безобразная женская грудь и толстые ноги.

Командир дивизии вызвал его через пару месяцев.
Смотря пристально в глаза, спросил – « Спал с Наташкой? Как коммунист коммуниста спрашиваю. А не как отец»?
« Да вроде бы разок было по пьяному делу. Месяца два назад. Товарищ генерал - майор» - промямлил он. Опустив глаза в пол.
« Дело может быть дело и пьяное. А аборт на четвертом месяце никто делать не будет. Значит так Тертычный Микола, ты уже начальник штаба батальона, через месяц учеба в академии имени Фрунзе. Насчет поступления не беспокойся – поздравляю. Жену – благодари. Иди поцелуй».

И пошла дальше служба по накатанной колее. Все воинские звания – досрочно. Академия имени Фрунзе и Академия Генерального штаба с отличием.
Дома жена – жаба, жабой и двое похожих на нее детей. Жизнь не мила.
Единственная отрада водка временами и такие Надежды.

Крикнул негромко – « Николай Егорович».
Беззвучно шагая по коврам, появился старший прапорщик. Его – доверенное лицо. Таскал его по всем должностям своим – был его как бы адъютантам по особым поручениям.
Догадывался, что он сигнализирует куда надо. А куда деться? Времена такие. Без органов никак. Его уберешь, приставят нового.
« Пригласи,пожалуйста, майора Иванова, и как уйдет – автомобилиста дивизионного ко мне бегом».
Начальник Особого отдела дивизии майор Иванов не заставил себя ждать.
Вынырнул почти моментально, как черт из табакерки.
С утра ждал эту тему разговора.
Комдив лично встретил майора, махнул рукой на стулья – « Мол, присаживайся за стол».
Достал початую бутылку коньяка, тарелку с лимоном и тоненько нарезанным финским сервелатом. Выпили, пару стопок не отвлекаясь на разговоры.
« Ну что Александр Николаевич будем делать с пацанами» - спросил комдив.

«Смирнов Яков Лукич – согласен, за речку не пойдет.
Просмотрели мои коллеги – отец осужден по 58 статье. Хоть и амнистирован в 1956 году. Дело сейчас на рассмотрении в Главной военной прокуратуре. Будет – реабилитирован. Полностью. Первый секретарь обкома лично просит».
Будет в учебном подразделении молодежь учить. Сержант из него выйдет образцовый.

«Баяр Бердымухаммедов - Согласен, дедушка действительно активно участвовал в басмачестве. Имеет родственников в Афганистане. Но, у него отец – первый секретарь райкома партии. Хлопковод. Кавалер – ордена Ленина. Номер не пройдет. Вы представляете, как западные радиостанции вой подымут, за то, что партийные чиновники - детей от войны прячут »?

Выпили третью, не чокаясь.
Через час осушили и вторую бутылку.
« А если у него перитонит лопнет, в ночь перед отправкой в войска»? «Какой перитонит» - не понял генерал? « Аппендицит острый порвется у сынка партийного чиновника» - образумил чекист.
« Начальника госпиталя ко мне быстро» - рявкнул генерал.
Доктор понял все моментально. Особист умел внушать свою волю людям. Раз и навсегда. Грешен был и доктор. Приторговывал – промедолом.

Из последних сил комдив инструктировал – начальника автомобильной службы дивизии. Сломал его все- таки особист. Мастер, сразу видно.

« Значит так подполковник. Берешь моего Николая Егоровича и через три дня Волга ГАЗ – 24, в Москве. Станция метро Беговая, Главное управление кадров Вооруженных сил. Позвонишь по этому телефону. Отдашь машину порученцу генерала. Документы и перегоночные номера в бардачке».

Увольнялся Яков Лукич Смирнов – старшиной.
Отличником боевой и политической подготовки. Герой, воин интернационалист. Дважды сопровождал командира дивизии в командировку в Афганистан.

Отслужив год, он приметил в своем взводе щуплого мальчишку. Шурик Секскутов.
За глаза – Секс.
Тощий, а мозгов килограммов шесть.
Москвич, отец работал барменом в гостинице - Москва. Уважаемый человек. Дача. Машина. В Болгарию и Польшу ездил.
Водочкой сливочной приторговывал. Из полупустых бутылок сливал остатки недопитой водки, запаковывал заново и продавал трижды дороже. Вечером. Таксистам.
Валюту скупал, шмотки всякие заграничные.
Словом жил, а не существовал. И на Советскую власть не жаловался. Она ему подарила золотую путевку в жизнь.
Шурик и вдолбил ему в голову, дураку деревенскому, что почем.
Остался Шурик в учебке – каптерщиком. Услаждал слух дедушек старослужащих своими бесподобными песнями. Да и папа бармен как бы случайно перед выпуском заехал на личной Волге.
Что не сделаешь ради единственного сына. Дочь за барную стойку не поставишь. А машину Санька после дембеля быстро отработает. Смышленый парнишка.

Умный не по годам Яков Лукич еще тогда понял, что за Западом и Москвой его сытое будущее. Иностранцев возить на охоту и рыбалку. Баня, девки, деревенская экзотика. Вон их сколько грудастых пропадает.Катание на санях с цыганами. Вот его стезя и путь в графские покои, и сытую старость.

Демобилизовался, засучив рукава и без сна и отдыха, работал почти тридцать лет.
И первый в районе кооператив и малая авиация и охота и рыбалка для богатых людей. Кровью и потом наживал состояние.
Восстановил и благоустроил хутор деда.
Терема из лиственницы в два обхвата. Хозяйственные пристройки. Здание бассейна. Вертолетная площадка. Взлетно посадочная полоса для легкомоторной авиации.
Один из богатейших и уважаемых людей в области.
Старший сын, Лука Яковлевич, еще нет и тридцати годков – а уже министр сельского хозяйства области. Губернаторский протеже. Еще пару шажков и Чиновник в Стольном граде. Московский Чиновник, потомок графа Шелопайского.
Три поколения Смирновых рвались к этому, не жалея живота своего.
Осталось всего пару шагов. Высокий Московский гость завтра удачно поохотится и дело сделано. Губернатор уйдет в Москву на повышения и сынок следом. Как ниточка за иголочкой.
Завтра. Завтра будет и почет и уважение. Сладостно засыпая, думал он.
« Дурак в думках богатеет»

Москва. Улица - Правды.2017 год.
Продолжение следует......