Кто платил первым?

Многим советским детям очень нравилась сказка о чудесном путешествии шведского мальчика Нильса Хольгерссона с дикими гусями. Среди захватывающих эпизодов этой одиссеи не могла не запомниться история про волшебную дудочку, играя на которой Нильс смог утопить в реке целое полчище противных крыс, угрожавших всему живому в Глиммингенском замке.
Оказывается, писательница Сельма Лагерлёф, сочинившая сказку, заимствовала сюжет о дудочке и крысах из немецкой легенды о Гамельнском крысолове-флейтисте/свирельщике/дудочнике/волынщике/свистуне, а точнее, игреце на дудочке – загадочном и даже зловещем персонаже, обряженном словно шут или цыган в пестрые одежды, почему-то с преобладанием красных и желтых тонов. До сих пор любознательные туристы, приезжающие в старинный город Гамельн (Восточная Вестфалия), могут любоваться внушительным Домом Крысолова с укрепленной  на нем надписью, гласящей, что именно туда заходил тот самый «Piper mit allerlei Farbe bekleidet» («Дударь, разноцветно одетый»).
Братья Гримм, разумеется, включили легенду в сборник немецких народных сказаний, ибо она, записанная еще в середине XVI века, была настолько популярна в Германии (и за ее пределами), что вскоре ее положили на музыку, превратив в народную балладу Rattenfаеnger von Hameln («Крысолов из Гамельна»), ноты которой были записаны в 1806 году…
К чему я, собственно, это рассказываю? Скоро узнаете.
Однажды в Праге мне довелось услышать от знакомого чеха выражение

«Ci chleba jis, toho pisen zpivej» («Чей хлеб ешь, того и песню пой»).

Мой собеседник поинтересовался, как звучит эта поговорка по-русски. Признаюсь, я не нашел ничего лучшего, как привести наше присловье «Кто платит, тот и музыку заказывает». Чех, помнится, покачал головой и бестактно заметил:

- Как-то нескладно.

Ну, да Бог с ним, с чехом. А вот я тогда дал маху, поскольку аналогичная русская пословица приводится у В.И. Даля в его сборнике «Пословицы и поговорки», где она звучит гораздо складнее чешской:
 
«Чей хлеб ешь, того и обычай тешь».

Не знаю, в какой стране родилась эта мудрость, но известна она также как немцам:

«Wes Brot ich ess, des Lied ich sing»,
 
так и англичанам с американцами:

«Whose bread I eat, his song I sing », вариант: «I sing the song of him whose bread I eat».

Оба выражения переводятся одинаково - «Чей хлеб ем, того песню и пою» - и, видимо, были известны никак не позже XVIII века. Интересно, что в  сокровищнице британского фольклора наряду с вышеприведенным выражением имеется и такое, довольно любопытное назидание:

«Don't bite the hand that feeds you» («Не кусай руку, из которой кормят тебя»).

Так откуда же взялось наше отечественное «Кто платит, тот и музыку заказывает»? Как ни прискорбно это признать, но «наше», по утверждениям «специалистов», пришло в русский язык из иностранного, причем недавно – в прошлом веке. Первоначально его якобы употребляли в кабаках, т.е., простите, в ресторанах: кто из посетителей сих заведений платил служителям Эвтерпы за то, чтобы они сыграли определенное музыкальное произведение, тот и оказывался, так сказать, «виновником торжества»...
 
- Из какого-такого иностранного языка? – спросите вы.
 
– Точно установить нельзя. Может быть, из английского, в котором бытует фраза:
 
«He who pays the piper, calls the tune» («Кто платит волынщику/дудочнику/флейтисту и т.д., тот и заказывает/выбирает  музыку/мелодию/мотив/напев и т.д.»;

а, может быть, из того же немецкого:

«Wer die Kapelle bezahlt, bestimmt die Musik» - «Кто платит оркестру, заказывает/предписывает музыку»;

или, наконец, из итальянского с испанским:

- «Сhi paga [l'orchestra/il pifferaio], ordina la musica» (ит. «Кто  платит [оркестру/дудочнику], заказывает/выбирает музыку»);

- «Еl que paga, encarga la musica» (исп. «Тот, кто платит, заказывает музыку»).

Впрочем, немецкая, итальянская и испанская версии так близки друг другу и русскому варианту фразы, что, скорее всего, являются лишь поздней интерпретацией английского прототипа. Но так ли это?
Сами англичане полагают, что выражение родилось в связи с местным, средневековым обычаем нанимать флейтистов или волынщиков, а также барабанщиков, для музыкального сопровождения  торжественных маршей и процессий, или просто для увеселения толпы. Лицо, оплачивавшее услуги игрецов, как правило, определяло и исполняемый ими «репертуар».
Однако, хотя такой обычай действительно существовал, соответствующая поговорка в средневековом английском языке почему-то отсутствовала. До той, якобы, поры, когда, в 1605 году в Англии опубликовали перевод немецкой легенды о гамельнском крысолове под названием «Пестрый дудочник/флейтист из Гамельна» («The Pied Piper of Hamelin»).
Итак, по мнению англичан, в XVII веке у них в языке фиксируется поговорка “he who pays the piper, calls the tune». Им, англичанам, конечно, виднее, однако, по другим источникам, в письменном виде она впервые встречается в одном из писем лорда Честерфилда, датированном 1798 годом.
Как бы то ни было, получается, что континентальное предание, странным образом наложившееся на островной национальный обычай, породило вышеозначенное  речение.  В то же время британские филологи не отрицают, что есть в английском языке и усеченная идиома «to pay the piper» («платить флейтисту»), употребляющаяся в смысле «нести ответственность за свои деяния»,  «отвечать за последствия содеянного», «быть готовым платить по долгам».
Впрочем, сами англичане признают, что дело могло обстоять иначе, поскольку похожую поговорку можно отыскать в других западно-европейских языках, например, во французском:

«Qui paye les violons, donne le ton» («Кто платит скрипачам, задает мотив»).

Пожалуй, это признание сынов туманного Альбиона, ближе к ускользающей от нас истине, и пальма первенства в данном случае действительно принадлежит «пожирателям лягушек». Кстати, французы, объясняя возникновение пословицы, уверены, что данная «трижды рифмованная» фраза (violons-donne-ton) пребывает в тесной связи с  краткой идиомой «payer les violons» (буквально - «платить скрипкам», «оплачивать скрипки», т.е. игру скрипачей), которая  может употребляться в том смысле, что один человек делает, а плодами его дела пользуются другие. Действительно, словосочетание  «payer les violons» первые встречается в восьмой сцене комедии-балета Мольера «Графиня д’Эскарбaньяс» - а это, между прочим, ХVII век -  в следующем контексте:

«… je ne suis pas d’humeur а payer les violons pour faire danser les autres » (в литературном переводе: «…я не собираюсь платить за музыку, когда пляшут другие»,  в буквальном: «... я не настроен платить скрипачам, чтобы танцевали другие»).

Но как объяснить, почему короткая фраза находится в явном противоречии с развернутой? Французские языковеды поясняют, что в XVII веке не только в Испании пылкие кабальерос играли серенады хорошеньким сеньоритам. Играли и во Франции, причем тамошние шевалье нередко соперничали между собой, добиваясь сердца одной и той же очаровательной демуазели. И случалось так, что один платил музыкантам, а другой добивался взаимности. В таких случаях наблюдатели констатировали:

«Il paye les violons et les autres dansent» - «Скрипачам платит один, а танцуют-то другие».

В заключение подчеркнем, что смысл французского выражения «payer les violоns» не соответствует английскому «to pay the piper». Но в этом, конечно, нет ничего удивительного, поскольку, по мнению уроженцев de la belle France (прекрасной Франции),  «l'anglais c'est du francais mal prononce» («английский - это не что иное, как неправильно произносимый французский»).