Разница между кальмаром и трепангом

     Алексей Божий человек жарил на баяне. Разумеется, из песни слова не выбросишь, не надо инсинуировать замену товарища Сталина на разум, давший стальные крылья отважным авиаторам геополитицкой катастрофы, отдельный факт не является в виде промысла или систематицки, но в случае с человеком Божьим было иначе, взял он псевдоним, типа СиСи Кетч или Чиччиолина, стал Алеша - ша. Я понимаю, что звучит это как - то явно украинизированно, в старорежимной Одессе употребляли такие слова - то, но имеется в виду Одесса не советская и тем паче не нынешняя, но древняя, бабелевская, конечно, раз уж по самой сути гандикапа фаворита снова у нас нарисовываются кони.
      - Странный город, - шелестел по хате ломкий голос младшего сына Гадячского рэбе, - отец скажет тебе, Лютов, что это звезда изгнания, вздохнет печально о коржике субботнем, но мы - то с тобой не евреи, а коммунисты.
      - Верно, - ответил я, прислушиваясь к звукам с улицы. Афонька Бида по своему обычаю зажал голову местечкового часовщика рукой, медленно разрезая ему горло тупым чеченским кинжалом.
      - Людоморы, - поморщился сын рэбе, закрывая окно. - Я, конечно, понимаю, что революция, но почему вот у меня граммофон реквизировали ?
      - Потому и революция, - вдохновился я, открывая окно. - Слушай хрипы кончающегося жида, парень, готовь следом за граммофоном и жизнь свою потратить, без того никак.
      Выбежав на улицу, я побрел к руинам костела, зажимая уши. Но хрип умирающего бился внутри черепа, толкался и рвался наружу. Под ногой вскрикнуло.
      - Кто здесь ? - ужаснулся я, хватаясь за наган.
     - Я.
     Чиркнув спичкой, я увидел телеграфиста Долгушева. Распластанный саблей польского улана по ребрам, он неловко прикрывал бьющееся в груди сердце, притянувшее мой взор своей неказистостью. Обычный комок окровавленного мяса, пульсирующий и сокращающийся, даже и не подумаешь, что именно он символизирует душу человеческую. Нет, прав херург Пирогов, все в голове, сердце - комок мышц, нет там ничего и быть не может.
     - Пулю на меня стратить надо, - строго сказал Долгушев, царапая землю. - Савинковцы наскочат и за ради забавы кишки мне на шомпола навертывать станут. Обидно.
     Я прыгнул сапогами на его лицо. С замиранием своего сердца слушал хруст ломаемых костей, хрипы и стоны.
     - Вот, Лютов, - раздался у меня за спиной голос Биды, - ты и стал пидарасом. Ты теперь как мы, сволочь, людомор.
     Вскрикнув, я побежал куда - то во тьму, пока не наткнулся на санитарную двуколку. На груде трупов сидела наша сестра милосердия, пьяная, расхристанная, вонючая.
     - Хочешь триппер, Лютов ? - захохотала она, падая с двуколки на землю.
     Я выстрелил в нее из нагана и бросился дальше. Скоро меня остановила конская грудь. Верхом на кабардинце сидел хмельной командарм. Усмехнувшись, зачем - то разгладив свои знаменитые усы, он снес мою гудящую голову одним чотким движением шашки. Повернулся к ехавшему позади Климу и сказал :
     - Ссал и срал я на всю литературу этого мира.
     Ворошилов кивнул и ударил командарма кинжалом. Командарм застонал, безвольно съезжая с коня. А Ворошилов отправился прямиком на Первый, благо в то время там еще не было шершавого жиденка и прочей х...ты, превратившей обычное телевидение в бездумную кальку с американского образца, привычно воплощенного через жопу и просто гадко, так что даже рыжая Ландер и та свинтила из этой клоаки, сменив одно говно на другое говнище, назови ты его Инстаграмом или Тилиграмом - по хер.