Сон Попова

Подозреваю, что немногим россиянам известно имя Алексея Константиновича Толстого. А в свое время он был известным поэтом и писателем, автором исторических романов, пьес и известным поэтом. На его стихи писали музыку к песням и романсам.  Несомненно, по романсу многим известны его строки
Колокольчики мои,
Цветики степные!
Что глядите на меня,
Темно-голубые?
И о чем звените вы
В день веселый мая,
Средь некошеной травы
Головой качая?
 Возможно, кто-то ещё помнит его шутливую стихотворную «Историю государства Российского от Гостомысла до Тимашева.» начинающуюся словами

Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед.
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.

  Кто такой Тимашев? Толстой не даёт забыть. Не столько фамилию этого человека, но сам стиль правления Россией.  Тимашев А.К. - начальник штаба корпуса жандармов и третьего отделения собственной его величества канцелярии, а с 1868-1877 г. г. - министр внутренних дел.
Кроме того, А.К. Толстой вместе с братьями Жемчужниковыми писал от имени вымышленного доморощенного глубинного, скрепного, так сказать, литератора Козьмы Пруткова. 
Я же хочу напомнить некоторые строки из, наверное, основательно забытой, поэмы А. К. Толстого «Сон Попова». А напрасно забытой. Начинается она так:

Приснился раз, Бог весть с какой причины,
Советнику Попову странный сон:
Поздравить он министра в именины
В приёмный зал вошёл без панталон;

Но мне кажется знаменательным, стоящим, чтобы его сейчас вспомнить, отрывок, содержащий речь министра. Обычную речь министра того времени. Поэма написана в 1873 году.

Вошёл министр. Он видный был мужчина,
Изящных форм, с приветливым лицом,
Одет в визитку: своего, мол, чина
Не ставлю я пред публикой ребром.
Внушается гражданством дисциплина,
А не мундиром, шитым серебром.
Всё зло у нас от глупых форм избытка,
Я ж века сын — так вот на мне визитка!



*******************************************************
7



Министр меж тем стан изгибал приятно:
«Всех, господа, всех вас благодарю!
Прошу и впредь служить так аккуратно
Отечеству, престолу, алтарю!
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна?
Я в переносном смысле говорю:
Мой идеал полнейшая свобода —
Мне цель народ — и я слуга народа!
8



Прошло у нас то время, господа,—
Могу сказать: печальное то время,—
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес — но не вполне — да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
9



Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
10



Нет, господа! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, господа?»
11



Раздался в зале шёпот одобренья,
Министр поклоном лёгким отвечал,
И тут же, с видом, полным снисхожденья,
Он обходить обширный начал зал:
«Как вам? Что вы? Здорова ли Евгенья
Семеновна? Давно не заезжал
Я к вам, любезный Сидор Тимофеич!
Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!»
12



Стоял в углу, плюгав и одинок,
Какой-то там коллежский регистратор.
Он и к тому, и тем не пренебрёг:
Взял под руку его: «Ах, Антипатор
Васильевич! Что, как ваш кобелёк?
Здоров ли он? Вы ездите в театор?
Что вы сказали? Всё болит живот?
Ах, как мне жаль! Но ничего, пройдёт!»

Прошло сто пятьдесят лет. А как актуально!!! Словно только что произнесено.
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!