148

- Что ты всё прихорашиваешься? От зеркала не отходишь, как девка какая. Подвинься! - Клим Васильевич чуть толкнул брата.

Афанасий Петрович отошёл.

- Всё равно в церкви никого не будет. Мы да Горобцы, - продолжил Клим Васильевич, поправляя галстук.

И опять Афанасий не ответил.

- Ну чего надулся, как мышь на крупу?

- А потому я надулся, как мышь на крупу, что чует моё сердце беду неминучую.

- Во как сказанул. А моё, значит, не чует. Хотя... может, и пронесёт. Что они могут узнать, когда десять лет минуло?

Они - это полицейские чины. Вот уже вторую неделю что-то вынюхивают, допрашивают, высматривают. Заходили и к ним. А что они? Ничего не видели, ничего не знают. Ни про убийство помещика Ливасова, ни про найденную тиару. Полицейские покивали головой, больше не заходили.

- Тот, усатый, крепко дотошный. Глазами так и буравит. Как его фамилия?

- Откуда мне знать? Но на усатого я тоже обратил внимание. Главный у них. Но он, вроде, уже уехал.

- Снова появился. Вот от кого надо бы держаться подальше.

- Верно. И я тебе про то же. Убегать надо. Давай со мной. Сколько раз тебе говорил - уедем за границу - ищи тогда ветра в поле.

- А ты с женой поедешь?

- Да на что она мне нужна? Денежки её приберу. Может, деревню ещё успею продать. Всё, больше мне здесь делать нечего. Буду искать счастье в других краях.

- А мне что говорить, когда про тебя будут спрашивать?

- А ты что, брехать разучился? Скажешь, что сам не знаешь. Волнуешься, кабы не пропал. Я тогда тебе напишу от другого имени. А то бы, может, вместе?

- Да нет. Я уже привык здесь. Столько нажил. Что ж мне всё заново начинать?

- Оставаться опасно. Кто знает до чего полицейские докопаются.

- Ладно, ещё время есть... Немного. Посмотрим, как дальше дела у них пойдут.

- А что, они тебе доложить обещались?

Афанасий Петрович опять замолчал.

Клим Васильевич отошёл от зеркала:

- Пора.


В церкви никого ещё не было.

- Опаздывают? - запереживал Клим Васильевич.

- Да нет, это мы, должно быть, раньше... Вон, едут.

В карете были трое. Родители и невеста. Младшая сестра не приехала.

Но пожилым помещикам Таня была не особо интересна. Не приехала, и ладно. Слышали они, что отошла после отравления. Ну и молодец, значит.

Маша была невесела. Глаза красные.

«Видно, всю ночь ревела», - мелькнуло у жениха и его дружка. Но заплаканные глаза вызвали не сочувствие, а лёгкую насмешку, что не помешало любезно раскланяться и приложиться к ароматным ручкам дам.

- Это самый счастливый день в моей жизни, - пропел Клим Васильевич. О чём с ними разговаривать дальше он не представлял. А-а, вспомнил ещё: - Как ваше здоровье? Погода великолепная.

Всё, пусть теперь Кулёша старается. Но Афанасий Петрович молчал.


Всё бы сложилось иначе, если бы минут через пятнадцать Ванятка не бежал мимо церкви. У входа в храм толпились полицейские. Среди них выделялся усатый.

Ванятка затормозил. Интересно, нашли они что-нибудь? Сколько дней всех расспрашивают, а толку не видно. Даже у него интересовались. Ванятка слегка осторожничал на допросе, всё же люди незнакомые, как бы худое не вышло, но рассказал кое-что. Правда, усатый оказался цепкий, как клещ. Всё вытягивал и тянул из Ванятки сведения, тот еле живой от него ушёл.

Теперь мальчик прошёл к телеге помещиков и уселся прямо на землю, прислонившись спиной к колесу. Принял задумчивый вид, а сам навострил уши.

- Ты, ты и ты, - усатый ткал пальцами в полицейских, - берёте младшего. Толстого, поняли?

- Слушаюсь, Ваше благородие.

- Ты, ты и ты - длинного. Всем всё понятно?

- Так точно.

- Смотрите, упустите, шкуру спущу.

Ванятка задумался.

Нашли преступников, видать. Он и сам уже понимать стал, что у помещиков этих рыльце в пушку.

И вот сейчас он, похоже, увидит, как их арестуют.

Ванятка залез немного под телегу, чтобы острый глаз полицейского случайно не обнаружил его. И приготовился увидеть доселе неведомое зрелище.

А потом... Что-то неясное потянуло неприятно в душе. Что-то тяжёлое. Как будто он вовсе не рад, что помещиков арестуют. Не того, длинного, а Овчакова... Всё же пожалел он его тогда. И ухо спас. А вот теперь... Время бежало, и с каждой убегающей минутой всё сильнее наваливалась тоска и в спасённое ухо шептала: «Опоздаешь!»

Ванятка выскочил из-под телеги и с озабоченным видом направился в дверь храма.
- Ты куда? - схватил его усатый за плечо.

- Батюшка наказал печку растопить. Воды нагреть надо, - захлопал наивными глазами.

Усатый поколебался:

- Иди.


Прошмыгнул в дверь. Огляделся. Овчаков сбоку стоит. Подошёл, дёрнул за рукав:

- Там вас полицейские ждут... схватить, - горячо зашептал в перепуганные глаза.

Повернулся, выскочил из храма. Усатый дёрнулся, но пропустил.


Шепнуть старшему брату оказалось делом одной секунды. Тот понял с полуслова. Глаза лихорадочно заблестели.

- Дорогая, подождите нас около входа, - это были первые и последние слова, которые Клим Васильевич сказал своей супруге. - Нам с батюшкой нужно кое-что обсудить.

Горобцы вышли в полном составе. Остановились около полицейских, ощущая небольшой неуют от такого соседства. Но что поделаешь?

Полицейские тоже ждали. Потом забеспокоились. Когда же ворвались внутрь, было поздно. На лавке лежал связанный батюшка, новоиспеченного мужа с дружком не было видно. Лишь широко открытое окно насмешливо подсказывало, где они нашли выход, да густой лес шумел невдалеке, приглашая всех желающих под свои сени.