Васишта. Глава 5

          Глава 5
          КРЕПОСТЬ СВИЯЖСК

          В 7060 году (1552) в третий раз вёл войска Иван Грозный к Казани. Первые два были неудачными. Помнил царь Иван, что те места раньше русским принадлежали, а своего он не хотел отдавать, да и земли там были богатые и плодородные. А там, глядишь, по волжскому пути и торговлю осуществлять можно, а это прибыль немалая. Военные походы слишком дорогостоящими стали, даже для московских царей. А сильное и независимое государство на  крепкой казне держится!
          Сколько дней и ночей провёл он в раздумьях, одному богу известно. Надо было всё рассчитать, всё предусмотреть, - что бы уж в этот раз наверняка! Возможно, и зимовать придётся. А значит, форпост надо строить. Без него никак!
И пошли в Татарское ханство по рекам корабли, груженные тщательно пронумерованными составными деталями для крепости. Из них собрал в 7059 году (1551) воевода Иван Выродков с товарищами крепость знатную за двадцать восемь дней на острове Свияжск близ Казани, что расположен при впадении реки Свияги в Волгу. Она и стала опорным пунктом для взятия города. Поставили там воеводу с дружиной и стали ждать войско. Но время зря не теряли, - не давали татарам спокойно жить. *

          Ополчения и дружины со всех сторон стекались к Москве. Останавливались в малых городах, деревнях и просто в лесах и полях, писари вписывали их в полки правой и левой руки, большой, царский, сторожевой. Ополчение князя Долгорукого определили в полк правой руки и расположили в Коломне.  Васька дивился такому скоплению народа. Говаривали, что аж сто пятьдесят тысяч людей пришло. Наконец, когда закончили формирование войска,  Иван Грозный устроил большой смотр, и 16 июня 7060 (1552) года вышли из Москвы.
          Хотел Михайло Фёдорович оставить младшего сына в Москве у дальних родственников, но уговорил-таки Василий взять его в поход, и вот теперь сильно пожалел воевода, что пошёл на поводу у сына. Лето выдалось жаркое и засушливое. Давно такого не было. Пять недель шли под палящим солнцем до Свияжской крепости. Реки пересыхали, земля трескалась. Много воинов погибало из-за нехватки питьевой воды и ужасной жары. Дорога на Казань пролегла между могильными крестами.
          Васька ехал на Воронке рядом с Андреем грязный и исхудавший. Есть не хотелось, только пить, но воду выдавали по глотку. Неизвестно ещё, когда родник на пути встретят. Эх, искупаться бы в реке! Да где её взять? Он представил, как плещется в речке с мальчишками: прохладная вода омывает тело, он погружается в неё с головой, переворачивается на спину и открывает глаза, сверху его покрывает зеленоватый слой, сквозь который проходят совсем не палящие лучи солнца. Он выныривает и снова погружается, выныривает и погружается. На берег приходит Агафья и приносит целый жбан холодного кваса из подвала. Он пьёт, зубы ломит от холода, а он пьёт и пьёт. И снова бросается в воду, и снова пьёт. Картинки были настолько яркие, что Васька улыбнулся. После них, вроде, легче стало, и солнце не так сильно печёт! Странно.
          Кто-то тронул за ногу. Рядом шёл Дивей и мешком за плечами.
          - А где лошадь? – спросил княжич.
          - Так не моя она – Неждана. Крупу да зерно мужики съели, решили телегу у дороги оставить - на обратном пути, живы будем, заберём. Животина при такой жаре и так еле ноги тянет. Ни травы зелёной, ни водицы… А Неждан всё молчит, с ним не поговоришь… вот я и пошёл вперёд. Тебя встретил. Не прогонишь, княжич?
          - Иди.
          Василий взглянул на брата, тот склонился к шее лошади, ему было совсем тяжко.
          - Ты представь, что в реке холодной купаешься, - сказал он, - легче станет.
          - Уйди, - отмахнулся Андрей, тяжело дыша, - коли воды рядом нет, как без неё полегчает?
          Василий ничего не ответил, зная упрямый и недоверчивый характер брата. Он закрыл глаза и мысленно стал обливать его из кадушки холодной родниковой водой. Фигура Андрея на коне чётко и ясно, до мельчайших подробностей, возникла перед закрытыми глазами. Почему так решил сделать, сам себе объяснить не мог. Просто пришла мысль, и он исполнил её.
          Открыв через некоторое время глаза, посмотрел на брата и поразился: тот выпрямился, глаза смотрели вперёд спокойно и твёрдо, даже лошадь под ним пошла веселее.
          И уже не обращая внимания на солнце, стал помогать тем, кому совсем было невмоготу. Он подъезжал к кому-нибудь и ехал какое-то время рядом, и человек прямо-таки оживал на глазах. Мужики заметили, что присутствие княжича приносит облегчение и старались зазвать к себе поближе.
          Вскоре разведчики донесли, что через два перехода  войско выйдет к Волге. По колонне пробежал возглас одобрения, все воспрянули духом.

          Наконец вышли к Свияжской крепости. Радости людей не было границ: они падали в воду, плескались, пили вдоволь. Целую неделю ожидали, когда подтянутся все полки, но ещё раньше к этим берегам по Волге поднялась судовая рать. Когда все прибыли, по приказу царя войска в боевом порядке стали переправляться на судах на луговую сторону. Услышав про это, татарский хан Едигер выступил с десятью тысячами воинов навстречу царским войскам. Завязалось кровопролитное сражение с теми, кто успел переправиться на противоположный берег. Но одолели хана, обратили в бегство, и ещё целую неделю русское войско беспрепятственно переправлялось через Волгу.
          Васька ходил между ранеными, поил водой и читал заговоры, чтобы раны быстрее затягивались. Всем казалось, что, когда появлялся Васька, боль отступала и раны подживали. Мужики стали обращаться к нему не иначе как - Василий Михайлович. 

          Хорошо была укреплена крепость Казань. Две стороны её возвышались на скалистом берегу, где перед ними протекали труднопроходимые реки, с третьей – был вырыт глубокий ров. Полк правой руки, куда входило ополчение Князя Долгорукого, стоял между крепостью и рекой Казанкой, которая недалеко от этого места вливалась в Волгу. Хотел князь оставить Василия в Свияжске, да тот воспротивился, говоря, что язык здешний знает, да и воины ему доверяют, потому что лечил их. Не мог признаться Васька, что, когда видит отца с братом – светло на душе, а когда по делам уезжают – душа плачет, будто прощается. Кто такое поймёт? Брат смеяться будет, скажет, что ему с мамками-няньками ещё сидеть надо.
          - Осада крепости – дело серьёзное, - внушал отец, - беспокоюсь я за тебя, мал ещё.
          - Всё равно убегу, - упрямо твердил сын, – с тобой хочу быть.
          Приставил тогда к нему воевода Дивея, наказав тому, глаз не спускать и охранять.
          Несколько дней прошли спокойно. Делали подкопы под стенами для мин, думали, как воду перекрыть, что поступала в крепость.
          Но однажды, ближе к вечеру, напали на лагерь несколько тысяч марийцев с черемисами. Перемахнули на конях через реку Казанку и с улюлюканьем напали на полк в том месте, где воины Долгорукого стояли. Завязалась битва. Русские не успели в седла вскочить, бились с всадниками с земли. Дивей прикрыл Ваську своим телом, а тот рвался на подмогу.
          - Чем поможешь? – орал Дивей. – Ни оружия, ни силушки! Я обещал твоему батюшке беречь тебя!
          Долго длился бой, много полегло и русских и басурман. К ночи затихло.
Пошевелился Васька, попытался выползти из-под Дивея, да больно тяжёл тот стал. Услыхал, как кто-то недалеко живых кликал. Подал голос, подошли к нему два воина, вытянули из-под тела.
          - Живой? – спросил один.
          - Живой, - кивнул Васька.
          - Скажи спасибо ему, - показал второй на Дивея, - прикрыл тебя. Саблями спину посекли. Не жилец... кровью истёк.
          Дивей лежал вниз лицом,  в мокром от крови кафтане.
          - А князь Долгорукий жив ли? – спросил княжич.
          - Нет. Светлая память ему и сыну его. Отнесли их на чистое место.
          Васька сжался как от удара, но глаза остались сухими. Ведь чувствовал он беду, да помочь не смог. Бабка Ульяна говорила, что не в нашей власти спасти человек или изменить его жизнь. Всё в руках Божьих: захочет - спасёт, не захочет - погубит. Но он этого не мог принять, всё внутри бунтовало, не хотело мириться. «Был бы рядом с ними, - думал он, - живы бы остались».
          Дивей застонал. Василий склонился над ним: «Живой!» Вытащив нож, разрезал одежду, всё равно уже посечена была. Обтёр спину куском исподней рубахи. Ужаснулся: несколько глубоких длинных порезов пересекали спину. Были бы глубже, да кафтан спас. Наклонился и, соединяя края ран, зашептал молитвы, потом заговоры на кровь и исцеление. Шептал в каком-то исступлении, с одной лишь мыслью о спасении товарища, который живота своего не пожалел за него. Он уже не осознавал себя - будто он был тут, а будто и не был. Тело наливалось какой-то силой неведомой, и та из пальцев вливалась бледно-голубым пламенем в тело Дивея. Он даже не удивлялся этому, не было сил думать. Вспомнились последние слова бабки: «Когда… помогать будешь, думай, как должно быть, а не так, как видишь». Стал представлять спину товарища без порезов, гладкую да чистую, - такой, какой должна быть.
          Вдруг всё померкло перед глазами, и Васька упал на землю.
          Очнулся через какое-то время, сел, огляделся. Дивей лежал рядом, на спине видны были раны, но они уже не кровоточили, а края порезов плотно соединились друг с другом. Он с удивлением рассматривал то, что сделал, и не мог до конца понять, как это могло произойти. Потом прикрыл спину товарища остатками его исподней рубахи.


*Благодаря политике Ивана Грозного, на Русь из татарского рабства было возвращено 60 000 человек.