Наука. Как в неё попадают. И кое о чём другом

В нынешнем августе (2024 года), которого осталось всего ничего – сегодня и завтра – мы, МА и НН, друзья и давние одногруппники студенчества в МГУ имени Ломоносова, обменялись несколькими эпистоляриями. Весьма интересными. Достойными, чтобы привести их здесь. Не буду. Скажу только, что его последнее письмецо вдруг из толщи памяти, глубиной почти в 35 лет, вызвало в моём сознании и в душе моей "молнию" информации: «Были в 1990 году две мои публикации в газете, в которой я тогда работал! Одна – про науку и как в неё попадают. Другая – как из науки выпадают. Буду искать в своих папках те номера. Отыщу – и способ найду для ознакомлениями с названными материалами тебя, дружище!».
Нашёл. Сделал с газет много фотоснимков – "шапки" издания, целиком обеих своих публикаций, а также отдельно колонками. Отправил.
Понимал, что читать немалые тексты в файлах JPG трудно, тем более что шрифты мелкие (колонки-то длинные!), а если увеличивать изображения – то на экран и вовсе наплывёт туман.
Где-то знал, что текст в файле JPG можно конвертировать в Word. Оказывается, как я понял, есть два типа программ: одни просто сажают JPG в Word, а другие – строки слов, фраз и предложений в картинке переводят в текст, который можно редактировать.
Может, существуют какие-то платные сервисы, на которых такое конвертирование можно проводить качественно. Но получаемые мной результаты "на халяву" – ни к чёрту не годятся! Надорвёшься редактировать! Взгляните: безобразие – в левой части коллажа!
Что делать?
Придётся действовать рабоче-крестьянским макаром! А именно: корпеть над набором вручную!
Но как для того создать более-менее удобные условия при ограниченности площади стола, за которым буду сидеть?
Думал-думал, пробовал то и сё – и создал! "Наборный станок" – правая часть коллажа!
И начал стучать по клавишам.
А за окном – была уже ночь. Переходная от 29-го на 30-е августа.




                НАУКА
                Как в неё попадают и кое о чём другом

              (газета «Учитель Узбекистана», № 32 (1064), 18 апреля 1990 года)


Наш корреспондент Марат АВАЗОВ беседует с Мирзиёдом МИРСАИДОВЫМ, доктором технических наук, профессором, главным научным сотрудником Института механики и сейсмостойкости сооружений АН УзССР, народным депутатом Узбекистана, членом Постоянной комиссии Верховного Совета республики по культуре, науке, народному образованию и охране культурного наследия.


М. А. Я предложил вам написать статью для нашей газеты не потому, что хотел облегчить себе выполнение редакционного задания, а потому, что вам отныне и, по меньшей мере, пять последующих лет предстоит быть не только исследователем, но и законодателем, от которого в определённой степени зависит содержание, направление и реализация всей научной политики в республике. Потому ваши суждения и планы имеют особую ценность именно в вашем, авторском, оригинальном исполнении.
Представьте себе, что вам дана целая неделя для подготовки и последующего выступления с трибуны сессии Верховного Совета. Я и предлагал вам это «выступление» написать и произнести с «трибуны» нашей газеты.
Вы обещали поработать над статьёй, но через несколько дней позвонили и признались, что самому написать нет возможности. Я понимаю: два тура напряжённой борьбы за депутатский мандат с «мощными» соперниками, I сессия Верховного Совета, приёмы избирателей, их наказы и проблемы, ваша основная работа в институте – всё это настолько тяжёлое бремя, что трудно, а может, и невозможно найти силы и время для написания статьи. Тем более что сотворение действительно стоящего материала, пусть и газетного, – дело непростое.

М.М. Это мне слишком хорошо известно. Литературный труд и его результат я всегда сравниваю с процессом возникновения новой жизни. Зачатие, вынашивание плода, муки родов, вынашивание новорождённого, выведение его в жизнь – всё это есть и в литературном творчестве, независимо от того, пишешь ты художественное произведение, научный трактат или публицистическую статью.

М. А. Хочу добавить: то, каким будет выведенный в жизнь «ребёнок», зависит от каждой из названных вами стадий. Мои переговоры с вами о материале для нашей газеты, в результате чего мы сидим сейчас напротив друг друга, можно отнести к первой из этих стадий. Наш разговор будет, по-видимому, началом стадии «вынашивания плода», а всё остальное мне придётся делать самому. Но я должен сказать, что для меня естественные наука и техника – не пустой звук и что разговор наш будет достаточно «энергоёмким». Я – выпускник Московского университета, по образованию биофизик, после получения диплома два года работал по специальности в академическом институте Москвы…

М. М. Что же вы делаете в газете?! Оказывается, у вас есть специальность?

М. А. В газете без «специальности» тоже не работают. Но в газете, как и в науке, для настоящей работы иметь только специальность явно недостаточно. Думаю, что к этим вашим вопросам мы ещё вернёмся. Здесь же хочу лишь наметить контуры в этой, отодвигаемой во времени части нашей с вами беседы.
Сейчас, когда пять лет перестройки обнажили массу вопиющих проблем, копившихся десятилетиями, и наша жизнь материально не стала лучше, многие из нас не только запамятовали то, как мы жили в 70-х, но и испытывают определённую ностальгию по тем годам. У меня же те времена отняли если и не всё, но многое, и забыть это я не смогу никогда.

М. М. И я не забыл застойные годы, и в моём сознании оставили они неизгладимые рубцы.

М. А. Вот и расскажите о себе, о своём пути в науку и в науке.

М. М. Родился я в кишлаке Кавардан Коммунистического района Ташкентской области (тогда район назывался Верхнечирчикским). Там же окончил 8 классов и поступил в авиационный технику в Ташкенте. В 1966 году начал работать слесарем на 243-м заводе при аэропорте. С 1967 года работаю в Институте механики и сейсмостойкости сооружений АН УзССР. У меня два вуза, оба раза учился на вечернем отделении: факультет механики ТашПИ имени Беруни окончил в 1971 году, а факультет математики ТашГУ – в 1986-м.
В 1973 году был направлен в аспирантуру Московского института электронного машиностроения, где через три года защитил диссертацию, стал кандидатом физико-математических наук.
Характер у меня независимый, я не мог мириться с монополизмом в науке, не хотел работать на кого-то. Это не понравилось «монополистам», что и усложнило мою жизнь и работу после моего возвращения в Ташкент. Дошло до того, что я хотел уйти из Института механики на преподавательскую работу. «Вы – инженер, а нам нужен специалист с университетским образованием, – так отвечали мне в вузах, куда я обращался в поисках вакансии. В конце концов я стал студентом матфака ТашГУ, чтобы иметь и университетский диплом.
Но как бы ни было мне трудно, какие бы сомнения меня ни мучили, какие бы проблемы передо мной ни стояли, я всегда серьёзно относился к своей работе в Институте механики и старался доводить начатое дело до логического завершения. Так прошли годы. Под моим руководством становились кандидатами мои аспиранты. Сложилась и моя докторская.
Диссертация прошла апробацию во всех крупных научных центрах страны. Но мои недруги – не буду называть фамилий – делали всё, чтобы мою работу не приняли к защите.
Поехал я в Новосибирск. Там и состоялась осенью 1986 года защита моей докторской диссертации. А незадолго до того, как вы помните, я получил диплом об окончании математического факультета ТашГУ.
Защита докторской проходила бурно, но «за» члены совета проголосовали единогласно. Я очень благодарен тогдашнему председателю объединённого учёного совета СО АН СССР Шемякину Евгению Ивановичу и моему научному консультанту из Москвы Трояновскому Игорю Евгеньевичу.
Мои «друзья» пытались свалить меня и на стадии ВАКа, но им это не удалось, летом 1987 года я получил утверждение.
В 1988 году стал ведущим, а с января 1989-го – главным научным сотрудником Института механики и сейсмостойкости.

М. А. Несколько слов, пожалуйста, о своих кандидатской и докторской диссертациях.

М. М. Первая называлась «Колебания осисимметричных вязкоупругих оболочек» и была теоретической. Название же докторской – «Динамика неоднородных плоских и пространственных систем с учётом внутренней диссипации и волнового уноса энергии». Она имеет и прикладное значение: для расчётов высотных башен и сооружений, плотин, ядерных реакторов, для моделирования многих производственных процессов. Скажем, при изучении действия вибрации на здания и жилые дома, расположенные рядом с линией метро. Или при поисках путей уменьшения шума и вибрации, скажем, в текстильном производстве, что важно для охраны здоровья работников и повышения производительности их труда.

М. А. Теперь я прошу вас показать столь же крупными «штрихами» состояние науки в Узбекистане по её наиболее интересным для вас разделам.

М. М. Я могу назвать несколько фамилий своих товарищей из институтов электроники, математики, микробиологии, физики, с которыми учился в аспирантуре и нынешние работы которых вполне отвечают союзному уровню.
Важнейшая для республики отрасль – биология и семеноводство хлопчатника. Выводятся хорошие, болезнеустойчивые, урожайные сорта. Но учёные либо не дают практикам рекомендаций по сбору и хранению семян, либо рекомендации не доходят по назначению, либо на местах нет условий для их выполнения. Серьёзность положения заключается здесь в том, что научно обоснованные принципы сбора и хранения семян на сегодняшний день находятся, на мой взгляд, в зачаточном состоянии. В результате нарушается целостность научно-производственной цепи. Преимущества сорта нивелируются, теряются, труды целого научного коллектива фактически идут насмарку.
Педагогика. Здесь разрыв между наукой и практикой разителен, как нигде в другой отрасли. Учёные работают сами по себе, редко кто из них по-настоящему знает школу. Учителя, если и добиваются в обучении и воспитании детей заметных успехов, то отнюдь не благодаря науке, а порой – и вопреки. В школах республики, я уверен, есть немало новаторов, которые, если и интересуют сотрудников из исследовательских педагогических учреждений, то нередко только для того, чтобы их, новаторов, «загнать» в свои «учёные» схемы, годные лишь для защиты диссертаций, но не для жизни.
В экономической науке сейчас есть талантливая молодёжь, которая при соответствующих условиях может выдать разработки, способные решать народнохозяйственные проблемы республики. Основными недостатками в этой области науки в Узбекистане являются, на мой взгляд, нехватка данных, отсутствие целостной картины, инертность сотрудников и как следствие – практическая эффективность создаваемых нашими экономистами моделей стремится к нулю.
В целом обществоведческие науки сильно отстают от требований жизни – и не только у нас в республике, но и в стране: десятилетия сталинщины и брежневщины не прошли даром. Предстоит коренным образом пересмотреть концепции развития всех гуманитарных наук, освободить их от идеологии, классового и кастового подхода, начётничества, ограниченности.
Не может меня не тревожить состояние дел в механике и сейсмостойкости. Нет у нас разумного равновесия между фундаментальными и практическими исследованиями, в научных тематиках постоянно превалирует тяга к последним. Такой утилитарный подход к любой науке чреват не только застоем в ней самой, но и стагнацией в отраслях её практического приложения.

М. А. На следующий мой вопрос вы опосредованно уже ответили, и всё-таки пусть он прозвучит, чтобы и ответ был дан в явной форме. Хотелось бы услышать вашу сравнительную оценку состояния науки в Ташкенте и крупных культурных центрах страны – Москве, Ленинграде, Новосибирске.

М. М. Вы, по-видимому, не случайно сказали «культурных центрах», потому что наука – это часть общей культуры, а если в самом широком понимании, то в понятие «культура общества» входит всё – экономика, производственные отношения, литература, журналистика, издательское дело, искусство, народное образование, наука, политическое устройство, экология, человеческие отношения.
В целом уровень узбекистанской науки несравним с уровнем союзным: качество разное. Причин тут немало: кадры, материальная база, перегруженность наших штатов «балластом», наш национальный характер.

М. А. Да, так называемый узбекский дух, основными составляющими которого являются смирение, безропотность, послушание, терпение, уходит своими корнями в ислам и вековые традиции. В чисто человеческих отношениях, в семье эти качества в основном имеют положительный знак. Что же касается дела, тем более «мыслеёмкого» и «техникоёмкого», то «узбекский дух» нередко не только ломает судьбы талантливым людям, но является оплотом всего консервативного в обществе и в конечном счёте служит «запрещающим знаком», который держит нацию на «просёлках» прогресса, не позволяя ей даже приблизиться к «автострадам».
Во всей нашей многострадальной стране происходят сейчас, если позволительно так выразиться, возвращение бога и к богу. Для одних это – внутренняя потребность, такая же, как и дышать; для других – веяние моды; для политиков – одно из средств решения вопиющих проблем. Но я боюсь, что возвращение к исламу, как это мы пытаемся делать сейчас, не укрепит, не возвысит дух узбекского народа, не укажет ему путь достойной человека жизни, а заведёт его в болото того самого реакционного «духа», берущего начало в глубине веков.

М. М. Десятилетиями культивировалось в обществе классовое, воинствующее отношение ко всему «непролетарскому», «некоммунистическому». У нас послушно выносили суровые приговоры литераторам-диссидентам, не зная ни строки из их произведений. У нас безропотно признавали право вождя считать людей «винтиками» и держать весь народ в страхе. У нас бездумно отвергали как нечто несуразное и Коран, и Библию. Ещё и потому происходит возращение бога и к богу, что для того, чтобы судить, как минимум, нужно знать предмет своего суждения.
«Реакционность», о которой вы говорите, зиждется не на канонах ислама, а быть может, на незнании узбекским народом Корана, на его насильственном и неестественном отчуждении от Корана, на извращённо-безграмотном толковании и проповедовании этого памятника мусульманской и общечеловеческой культуры. Такое положение – более нетерпимо, оно требует изменения.
Самая главная причина низкого уровня узбекистанской науки в целом – это отсутствие в республике той высокоразвитой научной среды, той высокой общей культуры (во многом утерянной и упущенной за годы застольно-застойные), которые в конце ХХ века и создают условия – необходимые и достаточные – для развития науки, отвечающей высоким требованиям современности. В Союзе нужно обновление буквы и духа федерации, а в республиках, в частности в нашей, – необходимы хозяйственная самостоятельность, товарно-денежные отношения с центром и партнёрами, укрепление, с одной стороны, национального самосознания, а с другой – преодоление реакционного «духа». Иначе сколько ни посылай в ведущие центры страны студентов, аспирантов, докторантов, все они по возвращении в республику растворятся в общей массе.

М. А. Проблему подготовки кадров я предлагаю подробнее обсудить во второй части нашей беседы. А здесь продолжим сравнение. Как выглядит наша советская наука рядом с западноевропейской, американской, японской?

М. М. В целом – бледно. Идеи советских учёных ничуть не хуже, а нередко и лучше зарубежных. Но вся беда в том, что в нашем обществе нет подлинной заинтересованности в подлинном развитии науки, потребности в ней, а в западном – стимулы действуют чётко. У нас в основном делают не науку, а диссертации. Более того, и собственно наука делалась и делается в основном руками и лбами (в прямом и переносном смыслах) диссертантов. Но ведь большинство даже наиболее ценных из научных и технических разработок, доведённых до стадии внедрения, так и пылится и умирает «под сукном». Почему? Да потому, что в принципе не может быть по-другому, когда всё вокруг – народное, то бишь государственное. А по сути – ничейное.
Разгосударствление собственности, множественность её форм, право граждан на собственность на средства производства – вот единственный путь оздоровления экономики, что приведёт со временем к финансированию народного образования, науки, культуры и здравоохранения не по остаточному принципу, а по приоритетному, что, в свою очередь, послужит делу их подлинной перестройки и их подлинного участия в создании общества материального достатка и нравственного благополучия.


[Вторая часть – «Наука. Как из неё выпадают и кое о чём другом». Была опубликована в следующем номере «Учителя Узбекистана», 21 апреля 1990 года. Здесь, на Проза.Ру, появится, когда будет набрана в файл. –
http://proza.ru/2024/08/31/712]