Постскриптум юности Часть шестая

"Преддипломная, а заодно и дипломная"

Через три недели я снова был тут. Нужно было собрать материал для дипломной работы, пройти преддипломную практику, и, хоть я и мог организовать это у себя в городе, как поступил мой друг, я решил сделать это здесь. Приезд обещал не быть скучным, ведь тетя Костика, директор небольшой фирмы, без лишних вопросов предоставила мне и ему все, что нужно, и мы с ее племянником славно оторвемся недельку.
Когда я приехал к нему, Костя все еще обрабатывал фото с Олимпиады и очень спешил, потому что утром опять уезжал, хоть и малость поближе – на Домбай. Часть фотографий уже была готова, и, попивая чаек, мы смотрели их. Просмотр сопровождался бесчисленными Костиными комментариями, которые я хоть и слушал, но в голове засело разочарование – Костя уедет. Пытался найти хоть какой-нибудь выход, придумать, куда себя деть.
Назавтра я снял комнату в «сталинке», в центре, толстенные стены, высоченные потолки, но отчего-то невероятно холодно – спать приходилось опять в одежде. Хозяйка квартиры была религиозная пенсионерка, всюду висели иконы, и пахло воском и фимиамом, как в церкви. От ее дома до конторы Костиной тетушки было рукой подать, и кинотеатр с боулингом в двух шагах, так что я согласился. Тем более, вариантов других и не было.
Утром, чтобы показать себя хорошо, я приходил в контору к девяти, немного ждал, потому что все прочие частенько припаздывали, и усаживаясь за «рабочее» место, изучал документы, пытался вникать. Познакомившись со всеми сотрудниками, я держался все равно в отдалении, маялся вплоть до обеда и с обеда обратно уже не возвращался. Оправдывался, будто бы поработаю над расчетами дома, только шел не домой, а топал в спортзал, или в кино, а потом много гулял.
С бабушкой-молельщицей жила ее девятнадцатилетняя внучка, Женя, полногрудая пышнотелая девица, какая всякий раз, когда я ужинал, приходила на кухню поболтать разное. Так короталась часть вечера, а остальную его часть, кутаясь в плед, я погружался в воображаемый мир галактической империи Айзека Азимова.
Погода стояла сообразная поре – дождик сменялся снежком, оттепель легким морозцем, и в дворах наросла наледь, так что в проталинах и колеях буксовали машины, а на скользких тротуарах растянулся у меня на глазах не один прохожий, как и я разок-другой растянулся на чьих-то глазах.
Наконец, неделя кончилась, я зачел, как полагается практику, накопировал кипу разного рода бумажек и данных для дипломной работы и, попивая чаек, обмолвился с Женей, что собираюсь пойти куда-нибудь в кафе, символически отметить свою «успешную практику». Женя как будто посетовала, что пошла бы тоже, да никто не звал. Я и позвал.
Мы посидели мило, поболтали о разном, кто кем мечтает стать в скором будущем, что для кого идиллия, и кто где бы мечтал побывать. Мне было даже удивительно, сколь многое совпадало. И пикник на лужайке, и большой дом с видом на море, и офис с панорамным окном… Про места и страны и говорить нечего. Различались, разве, порода у наших собак, да марка автомобиля, да еще цвет обоев, хотя и тут вполне отыскивались компромиссы.
Дошли до подъезда, то и дело поддерживая друг друга, чтобы не шлепнуться на льду, замерли на мгновенье у двери, каждый думая про свое, но, не удивлюсь, что и теперь про одно и то же. Она вошла в дом вперед меня, чтобы не волновать бабушку, а я еще полчаса погулял, и тоже вошел.
… Два месяца спустя наступила последняя теперь уже сессия. Все зеленится, рядом друг, солнечно – и на душе также. Сессия короткая – всего две недели, пара зачетов, экзамен и гос. Пристанищем нам в этот раз судьба назначила комнату у учительницы, в новом жилом комплексе, если так можно выразиться, потому что комплекс вовсе не выглядел ново – застройщик его сбежал, едва-едва закончив коробку и вставив частично окна. Будущие жильцы на собственные средства нанимая подрядчиков, мал-помалу докончили отопление, водоснабжение и черновую отделку. А вот на что у них всех не хватило – так это благоустройство двора. Ни асфальта, ни тротуара, не говоря уже про лавочку или детскую площадку. Три дома буквой Пэ торчали прямо из песчаного грунта. Сдавая внаем комнату в своей двушке, наша учительница тем понемногу делала в своей квартире ремонт.
Все, что ни есть, было там какое-то странное. Странным было схождение улиц –ухитрялись заблудиться, едва выйдя из дому. Странное дело было с маршрутками, которые завозили нас неизвестно куда. Несколько раз, думая, что мы едем в Центр, мы приезжали к окраине на конечную, а потом с конечной на этой же маршрутке уезжали в какие-то захолустные районы города, и плутали по ним, то пересаживаясь, то идя пешком, силясь добраться до знакомых мест. Только в двух «газелях» мы к концу ориентировались более-менее, да и то, не один раз приезжая на одной из них, однажды на ней же очутились где-то в пригороде. Чудачкой оказалась и наша хозяйка, которая дюжину раз на дню твердила нам, чтобы мы никого не приводили, будто кто-то попрётся в такую дыру. Тем более, что она сама постоянно дома. Хозяйка прятала от нас с кухни всё, включая посуду; спички, туалетную бумагу – и те прятала.
В первый же день сессии увидели мы и Пашу, которого давненько уже разжаловали из «Корчагина» в Чужееда. Заговаривать, впрочем, не стали, хотя поздоровались за руку. Костик тоже был тут, никуда в этот раз не уехал. Брезжило впереди окончание, не за горами виделось осуществление самых смелых фантазий, мечтаний – осталось лишь поднатужиться напоследок еще. И хоть наша завкафедрой поставила тогда мне четверку, я не сдавался – целый месяц рьяно готовился, посвящая все свободное время билетам, учебникам и лекциям, которых перечитал и усвоил немало.
Два легких зачета прошли, подходила пора экзамена. Погода стояла настолько чудесная и вечера теплы, что наша активная группа (человек семь или восемь), предлагала не тратить зря сил и чудесного вечера, а потом и дня, а съездить домой к преподавателю (благо, кто-то хорошо знал, где он живет), и – не с пустыми руками. Взять ему корзиночку самого важного, чтоб ученый муж тоже вполне себе хорошо провел вечер. Идея была одобрена, и мы поехали к нему домой, с презентом на руках.
- Ребята! Одумайтесь! – Говорил Забулдыга (экс Жан Марэ). – Экзамен то плевый! Давайте его сами сдадим, погода до чего чудесная…
- Ну да, - отвечали ему, - ведь таков и был умысел. Погода чудесная, задобрить преподавателя и провести вечер приятно, а не за книжкой.
- Я вас умоляю. Как будто вы собирались учить!
- Мы же уже все купили! – Возразил ему хор голосов.
- А я про что? Мы всё купленное и употребим в скверике! 
Соорудили делегацию, в которую вошли я, Костик и Саквояж (у того хотя бы рубашка была, только измятая), и спустя малость переминались с ноги на ногу у порога доцента, с пакетом позади, ожидая, что тот вот-вот выйдет.
Преподаватель осмотрел нас, выслушал, сощурив глаза до узеньких щелок, как мы, дескать, «не ради экзамена, а от сердца чистого», оценил зорким взглядом, чуть уширив щелки-глаза, что там есть такое в пакете. Кивнул. Мы внесли все в квартирку, где, как и полагается мудрому и многоуважаемому, было скромно и удушливо тесно, сделали «здрасте» его жене, которая высунулась, любопытствуя, в коридор, и вышли на лестничную площадку.
- Сколько вас? – спросил нас о мудрый.
- В-восемь, - заикнулся от волнения Костик. 
- Зачетки?
- В-вот, - заикнулся он же еще.
… Экзамен проходил легко. Мы заходили по очереди, «готовились» минут по пять, садились напротив, говорили опять о погоде, и получали свое «отлично» и «хорошо», в контексте прошлых регалий.
- Ну что я вам говорил? – Экс Жан Марэ (Забулдыга) поднял вверх указательный палец. – На четверку бы и так сдали.
Утро перед госэкзаменом было долгое. Так как жили мы в тигулях, откуда до нужной остановки пятнадцать минут чапать, то, учитывая нестабильное маршруточное расписание, вышли мы с Романом ни свет, ни заря, после ехали, казалось, целую вечность, и прибыли все равно задолго до начала экзамена. Подремав в фойе, постояв на улице, мы скоро исчерпали все простые способы коротать время и стали скучать. Первым как будто из ничего проявился Лёпа.
- Не вы мою флешку вчера упёрли? – Спросил он, не успев поздороваться. Я покачал головой. Роман полуоткрыл один глаз и закрыл опять.
Подошел еще кто-то. «Не брал флешку?» - услышали мы вновь. Не брал и тот. Потом этот же вопрос слышали еще много раз.
- Она у Дениса-Юриста. – Сказал мне Ромка, пока Лёпа приставал к вновь пришедшим.
Я рассмеялся, потому что Роман уходил со мной и не мог этого знать. Но вот появился, наконец, и Денис, и мы оба увидели, как просиял Лёпа, получив обратно своё.
- Почему сразу не сказал? – Спросил я Ромку.
- А Лёпа не спрашивал, где она.
Через пару минут родилось предложение купить букет цветов председательше. Командировали Серегу (мы его звали «Чин» - потому что мелкий начальник и любил задаваться) и Костю. Я тоже вызвался. Костя от чего-то сел сзади. Чин дал по газам, параллельно извлекая из кармана брюк свой мобильник, который звонил. Скорость росла. Приближался перекресток, где слева фиат поворачивал нам навстречу. Дорожка узенькая, двоим еле разъехаться. Чин же болтает, и будто увлекшись, не сбрасывает, а наоборот, разгоняется. «А-а-а!» - внутри себя заорал я, ожидая удара, но, как серна, вскочила Серегина праворульная мазда одной стороной на бордюр. Проскочили! Скорость еще плюс маленько. Уже, наверное, девяносто, летим прямо в бок старенькой ауди, пересекающей нам путь. Чин, поправляя телефон у уха, резко сбрасывает, давая ауди пространство и тут же выжимая газ, обгоняет ее. На светофоре в полусотне метров только-только зажегся красный, но мы не сбавили хода. Гепардом, преследующим антилопу, шли будто наперерез потоку. Серега - Чин буквально выстрелился туда, в поток, аккурат между машинами, и вклинился во встречный поток, будто промежду Сциллой и Харибдой – меж внедорожником и грузовиком.
Весь путь, пока ехали, я думал только одно: «Мне оставалось совсем чуть-чуть, и дальше воплощающиеся скопом мечты и чудесная жизнь!» Миллиметражи, какие описывала наша мазда, оставляли мало надежды на благополучный исход. Костик, поглядев на мое бледное лицо, рассмеялся: «А, ты ж раньше с Серегой не ездил! Ы-ы-ы. Я и смотрю ты не сзади сел. Понятно, ты в шоке».
Спустя четверть часа, не остановившись ни на один красный, никому не уступив, подрезав всё, что возможно было подрезать и выскакивая не единожды частью машины на тротуар, мы вернулись в университет. Мокрые от пота, мы с Костей ставили цветы в вазу на преподавательский стол.
- Вы что, вазу на себя опрокинули? – Удивился нашему виду Роман.
- Это Серега! – Восхищенно вздохнул Костя.  – Тоже летом на экстремальное вождение пойду. Уже договорился.
Выжив после такой езды, на четверку на госе не обратил никакого внимания. Мной  предвкушалось близкое будущее, в котором всегда только вверх, но пришла и грусть: приключение подходило к концу.
Еще сильнее я это почувствовал спустя пару недель, когда делал последние правки в своей дипломной, и, позвонил Косте, спросить, как у него дела с подготовкой. Он не ответил. Я написал ему смс - и тут тихо. Я к Королевне, какая сдала, мол, ты как сдала? Ведь приличная дама, даром, что стерва. И та - ноль эмоций. Не ответил и сдавший сегодня Экс Жан Марэ - Забулдыга. Тогда я решил написать Лёпе, тот хоть сдавать должен был одним из последних, но ведь что-нибудь, наверное, слышал. Как сам, мол, как там ребята сдают? «А ты где?» - отписался мне Лёпа. «Дома, я дома, друг, что с ребятами? Как сдают?» - «Ты когда приезжаешь?». «Завтра приеду, - пишу, - ты уж узнай, пожалуйста, что-почем…» - «А сколько у тебя в дипломной листов?»
Роман защищался вместе с Лёпой в последней группе, приехал я один.
Пожить эти два дня намечал я у Кости, а потом – он пригнал себе праворульную тойоту с Владивостока – потом съездить с ним в Питер. Как всегда, оказалось, что Костя и теперь ловит момент – они на турбазе с товарищами.
Поселился я у тети Галины, у какой жили с Ромкой в самом начале. Тетя Галя сперва отнекивалась принять меня, ведь ее постоялец – девушка, да еще и американская, но двойная оплата убедила ее, и все было улажено. Американку, снимавшую у Галины комнату, звали Лиза, она была из Калифорнии. У Лизы было красивое лицо, сама махонькая, едва ли мне по плечо, и пышная.
Лиза, в отличие от ирландской Кэролл, понимала и очаровательно говорила по-русски – мы с ней чудесно общались обо всем, перепрыгивая иногда на английский – потому что и я хотел показать, что, между прочим, не лыком тут шит. На «не лыком шит» Лиза очень смеялась.
За дипломную все в нашей подгруппе получили пятерки, и я, Костя, Дрю, Красотка, Саквояж и Директор отправились съесть по пицце и выпить кофе. Позвонил Лёпа, спросил, где я и когда защищаюсь. Я ответил, что мы уже отстрелялись, сидим в пиццерии. Он предложил увидеться, но почему-то не подошел. Я звонил ему через полчаса –  Лёпа сбросил звонок.
Мне без Ромки было очень тоскливо – никак я не находил, к кому бы примкнуть. Директор и Красотка обсуждали, где лучше жить, в Москве или в Праге, где у него намечался небольшой бизнес, Саквояж постоянно отходил – отвечал на звонки по работе. Дрю же и Костя прям спелись. Она рассказывала ему, что библейские старцы жили по тысяче лет, а он ей про гиперборейцев и лемурийцев, которые жили не меньше, и еще вопрос, может и он, и она говорят про одно же, только названное по-разному.
Вечер я провел в компании Лизы. Мы гуляли, ели борщ – ей нравился борщ - и пили чай с мятой и чабрецом.
Я встал рано, и отправился на кухню завтракать, ожидая с минуты на минуту Костика. В кухню впорхнула Лиза.
- Угощайся, чем богат! – Сказал я, указывая на бутерброды и сыр.
- Я, может и голодная девушка, но кушать я не хочу… - Улыбнулась она, сверкнув жемчугом прекрасных зубов и блеснув взглядом. В этот момент зазвонил телефон – Костик уже был здесь.
- Что же, wonderful charming Лиза, мне, пожалуй, пора.
- И я, как ты знаешь, завтра уеду. – Потупила она взгляд, опустив красивые длинные ресницы. Вприпрыжку она подскочила ко мне, прижалась головой к моей груди. Потом встала на цыпочки и поцеловала.
В Питер мы ехали на два дня. Костин товарищ снимал там квартиру, и пока сам был здесь, дал Косте ключ.
Значительная часть пути проходила уже в ночи. Ночная дорога приводила меня в восторг. В машине играл клубный транс, пейзажи плавно уходили мимо, и светила луна. Гипнотическая музыка и ночь пробудили в воспоминаниях собственные походы в ночные клубы, моменты упоения жизнью, возникающие из ниоткуда, а вернее, просто из энергии юности, когда вокруг танцуют красотки, одна из которых однажды станет навсегда твоя, и будущее ваше прекрасно. Экзальтация, ликующее состояние смутно всплывало в моем сознании, но я терял память о нем. Из подсознания рисовался образ Лины, моей когда-то возлюбленной. Мы много слушали с ней такой музыки, бывало, что клубные ритмы на низкой громкости звучали у нас целыми днями и даже всю ночь, фоном наполняя комнату.
Всякие воспоминания, дополнившись игрой воображения, казались почти реальными, но вскоре уходили мимо, как дорожные ориентиры, как объекты снаружи, которые возникали из темноты и в темноту уплывали под неспешный однообразный ритм этой музыки. Много передумал я мыслей в моменты молчания, когда заканчивались слова, и делали звук громче. Сами события жизни напрашивались на аналогию с этими кусочками внешнего мира, из мрака проявленными светом фар, и уходящими в небытие, и если ты оглянешься, то там, в тусклом свете нарождающейся луны можешь разглядеть неясные очертания того, что уже давно минуло. Можно, кажется, увидеть все, но расстояние и мистическое лунное освещение все больше и больше искажали то, что позади.
В пути я говорил вовсе мало, слушал Костю или музыку. Костик был полон противоречий. Когда я рассказал ему про Лизу, он стал укорять, ведь мне нужно было остаться. Он утверждал свои взгляды на жизнь, как важно спешить, жадно хватая любую возможность, потому что все только раз, и, если упустишь – уже не переиграешь. С восторгом он рассказывал мне вновь и вновь про ту девушку, с которой познакомился сразу после курсов по соблазнению, ту, что увез в Прагу, в какую влюбился без памяти. Он будто бы приводил эту историю, как пример, что только так и полагается проживать жизнь. Только это было, наоборот, исключение. Я чувствовал, как тосковал мой друг, что все эти бесчисленные разъезды, этот непрерывающийся недосып, долги, которыми он обвешал себя, как елку игрушками, больше не вели ни к чему даже близко похожему, и, как бы он не убеждал себя, что все впереди, мыслями он постоянно обращался туда, к этой девушке.
Повествование Костика о жизни, то возбужденное, то неспешное, не раз сменится молчанием, то есть музыкой, а потом будем колесить по Питеру в поисках дома, и будет сам Питер, с его набережной, проспектами и каналами. Но это будет после, а пока мы все еще ехали и опять молчали, и в пространстве машины растекалась атмосфера клубного дэнса, а я смотрел в окно, воображая фрагменты летящей мимо жизни, выхватываемые не то полусонными глазами, но то полуспящим сознанием из картины сплошного движения, и вырисовывалась предо мной аналогия между будущим и Питером, где и то, и другое, подразумевает что-то большое, прекрасное.
- Может, в Таллин махнем? – спросил меня Костик назавтра, когда мы исходили и сфотографировали друг друга на его зеркалку в значительной части Питерских известных мест. Я глянул на его усталое лицо, вспомнил, как следил за ним, чтоб он не уснул за рулем, и покачал отрицательно головой:
– Тут еще не все видели.
Костя как будто хотел возразить по инерции, всё в той же своей манере, что важно хватать, спешить, а внутри расслабился и был даже будто бы мне благодарен, что я осадил порыв, и что он, наконец, хоть немного поспит.
Уже из дома я позвонил Роману, узнать, как сдал он, да рассказать ему всё недавнее: про Лизу, про Питер, про Костю. Рассказал я ему и про Лёпу, а он про него – мне. Оказалось, что ночевал Ромка именно у него, что тот сам предложил. Спать, правда, пришлось на полу, прямо в прихожей, и на ужин были лишь чипсы. Зато видел его симпатичную двадцатилетнюю сестру в полотенце на голове и в халате. Вот повезло!

Когда окончательно в свою пору заступила взрослая жизнь, сколько-то раз в телефонных беседах продолжали с Ромкой мечтать о кино, о сценариях, славе. Но в этих мечтах плющом разрасталось уже неверие, в скором времени совсем погасившее нашему трёпу пыл. Спустя пару лет, чтобы воплотить хоть некоторое намеченное, я перебрался сюда, и даже однажды повстречал Костика. С Романом мы по-прежнему большие друзья, что для взрослых означает не забывать поздравлять с днем рождения. Став на время начальником, сумел отдариться я Костиной тёте хорошими заказами, впрочем, не признавшись, за что.