Истории Тюрвельта. 1. Великие судоходы

У нас в городе есть яхтклуб. Ну как "есть"--появился недавно. Ну как "яхтклуб"--сначала это были лишь пару лодок и плот. Мы сидели в пабе, и Том предложил: "А не обзавестись ли нам в городе яхтклубом? Ведь у нас как раз есть пару лодок и плот!"
Мы как раз тогда допивали пятую кружку пива на нос, а поэтому согласились, что иметь яхтклуб нам в городе соврешенно необходимо. Это в конец концов, сказали мы, дело престижа! Шутка ли: такой расчудесный городок как Тюрвельт и не имеет своего собственного яхтклуба! А ведь городу нашему почти семьсот лет!
Мы вышли из паба, прихватив с собой бутылку хереса, и направились к речке.
Был погожий весенний денёк, птицы орали от счастья в кронах деревьев или шмыгали по старинным крышам и башенкам; на каменном заборе грел улыбку кот; села, зевнула и прислонилась, щурясь от солнца, к стене мясной лавки собака; изредка попадались иные достопочтенные граждане.
Если бы мы пошли в другую сторону, то вышли бы к морскому побережью, и это была бы совсем другая история, но речка Блю была ближе к пабу. К тому же лодки и плот, о которых нам так кстати вспомнилось в питейном заведении в контексте разговора о яхтклубе, находились именно на речном берегу. Ранее они использовались горожанами в качестве парома, когда между двух берегов был натянут канат. Люди становились на плот или садились в одну из лодок и, перебирая канат руками, перемещались на противоположный берег. Теперь вместо каната у нас был мост, а лодки, как и плот, так и валялись на всякий случай, бесхозными. Ну что за повод подарить им новую жизнь!
Нас было четверо: я, Том, Михаль и Георг. Мы были старинными друзьями и справляли чей-то День Рождения, не помню точно--чей. На берегу Михаль деловито осмотрел лодки, ведь из нас четверых он был ближе всех к парусному спорту, так как всю жизнь проработал плотником, а после выхода на пенсию иногда преподавал в местной школе уроки труда. Мы молча наблюдали, потом Михаль важно сел на берегу рядом с нами, мы откупорили херес и пустили бутылку по кругу.
Лодки валялись на боку как два дохлых кашалота, покончивших жизнь самоубийством. Из-под кривых досок плота на нас кто-то смотрел: то ли рак, то ли лягушка.
--Лодки, конечно, требуют некоторого ремонта,--заключил Михаль.--Нам, конечно, потребуются кое-какие материалы. Георг, у тебя вроде была тачка?
У Георга во дворе был сад, в котором он с удовольствием проводил большую часть времени. А в саду была тачка. Мы сходили к Георгу и взяли тачку. Потом зашли к Михалю, ко мне и к Тому и в конце концов вернулись к реке, с тачкой, в которой теперь лежало: несколько досок, швабра, метла, старая скатерть, занавеска для душа, кусок окорока, три бутылки вина, ящик с инструментами, коробока гвоздей и кое что ещё по мелочи.
Постепенно по городу распространился слух, что четверо отважных исследователей из числа местных жителей собираются в кругосветное путешествие по нашей речке.
Люди приходили на берег посмотреть, кое-кто делал ставки на то, кто из нас раньше утонет, но находились и благородные души, искренне желавшие нам удачи.
Медные трубы не успели нас испортить, и к славе своей мы относились спокойно. Из швабры и  метлы мы соорудили мачты, если вы хоть что-то понимаете в изяществе парусного флота. Скатерть и занавеска для душа были пущены на паруса. Свежими досками мы заколотили прорехи в плоту.
Ох, какой же вонючий в пабе "Белый носорог" херес! Мы отважно допили бутылку на берегу и взошли на борт. Нас было по два человека на лодку: Том с Георгом в одной, я с Михалем во второй. Обе лодки мы связали верёвкой, а середину верёвки накинули на колышек, вбитый в палубу плота. Посреди плота возвышалась тачка Георга--в самом деле, не оставлять же такую ценную вещь на берегу. Да и как скажет вам любой моряк, тачка в пути всегда пригодится.
Солнце было ещё высоко, вода была тихой, и мы отчалили с самыми радужными ожиданиями. Лёгкий ветерок надул занавеску для душа и старую скатерть, придав всему нашему круизу романтики.
Течение и ветер легко несли нас вниз по реке, не требуя от нас ровным счётом никаких теловдивжений, а потому мы лишь расслабленно наблюдали за ходом бытия. Мы выпили вина и закусили окороком, и наконец Том сказал:
--Думаю, друзья, что это было прекрасное приключение, а теперь нам пора возвращаться домой. Слава и почести ждут нас там.
В ответ на что Георг резонно заметил:
--А умеет ли кто-либо из нас править против ветра и течения?
И  тут мы все разом поняли, к чему он клонит. Ветер и течение несли нас против воли туда, куда нам не надо было, а туда, куда нам надо было, не несли.
--Я слышал, что опытные мореходы умеют плыть против ветра,--заметил Михаль.
--Да, но мы не опытные и даже не мореходы,--возразил я.--При чём, если опыт--дело наживное, то мореходами нам гроизт стать очень скоро, ведь речка Блю впадает в море, и тогда нас унесёт морскими течениями туда, куда мы вовсе не планировали, как какого-нибудь Колумба в Америку.
В Америку мы не хотели, а потому принялись срочно придумывать план действий. Вот что мы придумали: мы тут же причалили к берегу, привязали плот к молодой иве и решили таким образом переждать, пока ветер или течение изменят своё направление. Близился вечер, но стихии не спешили делать нам одолжение. В сумерки похолодало.
Тогда из тачки Георга мы сымпровизировали жаровню, сложили в ней костёр из остатков стройматериалов и того, что нашли на берегу, и разогрели остатки окорока.
От жирной пищи и вина нас стало клонить в сон и мы улеглись на дно лодок, так и не дождавшись милости от природы.
Утро принесло нам перемены, но не те, на которые мы надеялись. Верёвка, которой были связаны наши лодки, соскочила с колышка, и мы потеряли плот. Точнее, плот потерял нас. Сам-то плот остался надёжно привязан к иве на берегу, а вот наши лодки, связанные верёвкой, отправились в парное плавание, и мы--вместе с ними.
Неясно было, как долго мы плывём, а самое главное--куда мы плывём. Нет, мы всё ещё были не в Америке и даже не в море. Очевидно, что ветер или течение увлекли наши лодки в один из каналов, отлучавшихся от реки. По таким каналам узкие баржи возили уголь или пиво в стародавние времена между городами.
Возможно, следовало отрешиться и плыть по течению, как советуют некоторые психологи. Тогда бы мы точно стали знаменитыми путешественниками--по крайней мере на несколько дней в сводках происшествий. Но каждого из нас что-то удерживало дома. Я, например, только вчера купил бутылку свежего молока, а оно точно без меня пропадёт.
Наконец Михаль изрёк великую истину:
--Человек пешком родился--пешком и уйдёт.
--Друзья,--сказал Том,--похоже, нашему товарищу Михалю сделалось плохо и он несёт бред.
--Думаю, это тепловой удар,--предположил Георг.
--Какой уж тут тепловой?--возразил я.--Сейчас по моим ощущениями градусов пятнадцать, не больше. Как по мне, то это скорее солнечный удар.
--Для солнечного удара слишком раннее время,--вмешался Том.--Солнечные удары случаются ближе к полудню. Разве что у него лунный удар, ведь мы спали под открытым небом, не озаботившись прикрыть чело кепкой. А бывают ли лунные удары?
--Нет у меня никакого удара,--проворчал Михаль,--ни солнечного, ни лунного, ни даже марсианского. Я лишь вам, балбесам, пытаюсь втолковать, что такие горе-мореходы, как мы, ни на что больше не сгодимся, кроме как возвращаться домой на своих двоих.
--Ты, Михаль, сказал это слишком поэтично,--попытался оправдаться я,--я бы даже сказал--возвышенно, вот мы тебя и не поняли.
--Это, пожалуй, да,--смягчился Михаль,--это я умею. Но, однако, вернёмся на грешную землю.
--Это ты сейчас буквально или в поэтическом смысле?--на всякий случай уточнил Георг.
--Это,--призадумался Михаль,--пожалуй, что в обоих смыслах.
Мы призадумались.
--Думаю, надо соображать быстрее,--предложил я,--ведь с каждой секундой нас относит всё дальше.
Мы немедленно причалили к берегу. Сделали из верёвки подобие упряжи и стали тянуть наши лодки против течения подобно тому, как лошади тянут плуг.
Шагов через сто мы изрядно устали.
--Да уж, надо было сходить на берег много раньше,--сказал Георг, тяжело дыша, когда мы остановилдись на привал.
--Возможно, именно нерешительность стала решающим фактором в эпоху Великих Географических Открытий,--заметил Том.--Засомневался какой-нибудь морской капитан, а уж Гольфстрим подхватил его судно и унёс навстречу случайной славе.
--Нет,--возразил я,--то, безусловно, были великие и смелые люди, лишённые бремени сомнений. Но ведь каждое своё решение им приходилось согласовывать с командой. Говорил, например, капитан: "Сейчас мы на нашем корабле пройдём вдоль побережья Португалии и сразу домой." А команда ему: "А может быть завернём в Средиземное море? У меня, например, бабушка живёт в Монте-Карло". И пока команда обсуждала с капитаном, к чьей бабушке им отправиться, они уже--глядишь--достигли Островов Пряностей.
--Хорошие управленческие навыки на вес золота,--поддержал Георг.--Особенно в море. Магелан вот был сильный управленец, пока его туземцы дубинкой по лбу не пришибли. Кук тоже был талантливым руководителем.
--Это тот Кук, которого аборигены съели?--уточнил Михаль.
--Совершенно верно.
--А был ещё Горацио Нельсон,--сказал я.--Это тот, которому выбило глаз и оторвало руку.
--Прекрасная карьера,--согласился Георг.
Наконец через несколько часов мы доплелись до речки Блю. Состояние наше к тому времени было драматическим: спину ломило, плечи зудели, руки были стёрты до мозолей верёвками.
Я рад отметить, что хотя в минуты слабости мы и помышляли о том, чтобы бросить лодки и отправиться дальше налегке, мы так ни разу этого и не сделали.
--Лодки,--говорили мы себе и друг другу,--собственность города, а потому мы не имеем никакого права оставить их здесь на потеху диким животным.
--Нельзя лишать остальных жителей нашего города такого же удовольствия, какое мы с вами, господа, имеем счастье переживать, а потому мы обязаны вернуть флот на баланс городского хозяйства,--сказал Михаль, кряхтя от натуги под тяжестью каната.
-Да-да, водные прогулки укрепляют здоровье,--поддержал Георг, с трудом переставляя дрожащие ноги.
--И развлекают дух,--добавил я.
--Должно быть, в Тюрвельте все уже изрядно беспокоятся, отчего нас так долго нет,--высказал предположение Том.
--Наверняка,--согласился Георг.--Раз уж мы и сами обеспокоены этим фактом, то представляете, каково остальным. Они ведь не знают, что с нами всё хорошо, и в головах их сейчас рождаются самые страшные фантазии. Что если они думают, что нас сожрало речное чудовище? Не водятся ли в речке Блю какие-нибудь чудовища?
--Говорят, в позапрошлом году сом сожрал лошадь,--на чистом глазу выдал Том.
Несколько шагов мы прошли молча.
--Брешут,--сказал Георг.--К лошади обычно прилагаетсмя телега, а где это видывали таких сомов, чтобы могли телегу проглотить?
Мы продолжили путь молча, но каждый из нас, как мне кажется, думал теперь о гигантских сомах.
Вдруг раздался страшный рык, и мы испуганно побрасали канаты и пригнулись. Нервы наши и так были ни к чёрту от байки про несчастную лошадь, которая по недомыслию распряглась и пошла попить водички, а тут ещё эти чудовищные звуки, словно рождённые в преисподней.
Один лишь храбрый Том остался стоять.
--Не пугайтесь,--сказал он виновато,--то лишь мой желудок урчит от голода.
--От твоего желудка у нас чуть не разорвалось сердце,--с облегчением пожурил Георг.
--Что поделать?--ответил Том.--Я так страшно голоден, что по возвращению готов съесть поросёнка, пусть даже к нему будет приделана телега.
--В "Гусе и карасе" подают прекрасных поросят,--поддержал я.--Наверно, как раз сейчас старик Марвин поливает их топлёным жиром, чтобы корочка была нежной.
--К поросёнку на гарнир хорошо тушёную капусту,--сказал Михаль.
--Яблоки,--ответил Георг.--К поросёнку на гарнир хороши яблоки, ежели ими начинить утку.
--А если жир ещё горбушкой хлеба промокнуть,--помечтал я.
--Прекратите!--взмолился Том.
Мы прекратили, но теперь каждый из нас страдал избыточным слюноотделением. Вот будет глупо,— думалось мне,—если завтра газеты напишут «На берегу реки Блю были найдены четверо мужчин слегка за сорок, захлебнувшихся слюной».
—Господа, я практически физически ощущаю запах окорока,—признался я.
—Не переживай,—успокоил Михаэль,—это всего лишь галлюцинации, я тоже его ощущаю.
--Подтверждаю,--сказал Том,--я тоже слышу запах окорока.
--Четверо человек не могут ошибаться,--сказал Георг,--у нас совершенно определённо одинаковая галлюцинация про окорок.
Видимо, рассудок наш был в значительной степени притуплён голодом, ибо лишь через минуту мы сообразили, что запах нам не послышался, а вполне реален. Мы вытянули шею и стали активно втягивать носом воздух, словно спаниель, почуявший птицу.
Вскоре за зарослями осоки и ивовых деревьев мы обнаружили источник запаха. Это был наш милый плот, всё так же привязанный к молодой иве и ожидающий нас. Точнее, запах исходил не от плота, а от жаровни, в которой мы накануне жарили окорок.
Небольшой слой жира остался на дне жаровни и на головешках. Конечно, мы ещё не настолько отчаялись, чтобы облизывать жаровню, а потому с молчаливым достоинством просто связали плот с лодками и, вздохнув, побрели далее, сопровождаемые теперь этим расчудесным ароматом. Он и беспокоил нас, и вдохновлял.
К вечеру на дрожащих ногах мы дошли до нашего милого Тюрвельтского моста, перешли на другой берег, всё так же волоча на веревке нашу флотилию, и с облегечением разлеглись прямо на земле под равнодушными взглядами гуляющих вдоль набережной сограждан. Стало очевидно, что никто нас не искал и вообще вряд ли догадывался, что мы терялись. Наверно, прохожим мы казались просто сильно уставшими любителями пеших прогулок. Должно быть, так же себя чувствовал безвестный Хуан Элькано, когда привёл остатки первой в мире кругосветной экспедиции домой в Испанию.
Полежав на холодеющей земле несколько минут, мы поднялись, стряхнули с лица травинки и единогласно направились в "Гусь и карась", где для нас, как мы надеялись, ещё найдётся хотя бы один последний, пусть даже самый захудалый, жареный поросёнок.
На радость старика Марвина, тем вечером мы ели в его таверне с таким упоением и энтузиазмом, что он не только немало обогатился за наш счёт, но и, наблюдая наш аппетит, поднял мнение о себе как о талантливом поваре--впрочем, весьма заслужено.
--Друзья,--сказал Георг, подняв кружку,--хоть это и было трудное и полное опасностей путешествие, такие приключения добавляют жизни полноты и азарта и заслуживают того, чтобы их время от времени повторять!
Мы согласились, а утром по взаимному согласию снова пришли на берег с инструментами и стройматериалами. Во первых, мы привели обе лодки и плот в порядок, возвели на берегу приличный пирс и даже небольшой сарай для вёсел, парусов и спасательного оборудования. Начинание наше было поддержано нашими отзывчивыми горожанами, и теперь у нас в Тюрвельте есть школа яхтинга для детишек и взрослых, уже восемь парусных лодок и один плот. В общем, теперь у нас в городе есть яхтклуб.