Мемуары Арамиса Часть 412

Глава 412

Душа моя уже скоро устремится туда, где пребывают души моих милых друзей, и если они способны что-либо ощущать, то я уверен, что они поджидают там меня. Если же загробная жизнь – обман, то, во всяком случае, ничто – это тоже одна из форм покоя. Не разумею, за что Господь вознаградил меня таким томительным долголетием, но, впрочем, быть может, это вовсе не награда, а наказание, и в этом случае не смею называть его незаслуженным. Дерзость моя в этой жизни, которая подходит к концу, была чрезмерной, что нельзя отрицать. Порой я был неразборчив в средствах достижения цели, и вопреки известному утверждению о том, что благородная цель оправдывает средства её достижения, очень сомневаюсь в этом. Жизнь достаточно наглядно показала мне, что при благородных средствах и цель не может не быть благородной, а при средствах подлых и недостойных цель не останется благой.
Начав писать эти мемуары, я опасался, что кто-то сможет их прочесть. Теперь же, приближаясь к концу, я страшусь, что их никто не прочтёт. Несчастьем для меня будет, если их прочитает кто-либо, пока я жив, но мысль, что и после моей смерти они окажутся сокрытыми от всех, приводит меня в отчаяние, сказал бы я, если бы не понял про себя давно и навсегда, что отчаяние – это незнакомое мне чувство. Самое горькое из всех чувств, которые посещают меня теперь, это отнюдь не страх, не отчаяние и даже не разочарование. Это – тоска, которая высасывает из меня остатки жизни. Тоска по былому времени, а ещё больше – по ушедшим друзьям.
Сейчас мне предстоит рассказать о том, что натолкнуло меня на эти размышления.
Утром в обычное время для чтения корреспонденции Базен принёс мне необычное письмо. Оно было в конверте с гербом Принцессы Генриетты, то есть Мадам, на нём была её печать, я вскрыл письмо и узнал её почерк. Вот его содержание, которое я никогда не забуду.

«Дорогой герцог д’Аламеда! Обстоятельства сложились так, что я вынуждена обратиться за помощью к вам и к троим вашим друзьям. Вы, вероятно, удивитесь этому и будете правы, поскольку необычна не только моя просьба, но и само обращение к вам, к которым я, казалось бы, не имею никакого основания обращаться.
Но у меня нет выхода. Вчера случилось что-то ужасное! Страшная беда обрушилась на меня. Обстоятельства таковы, что я не могу открыться никому, в том числе ни моему супругу, герцогу Орлеанскому, брату Короля, ни моим друзьям, как бы преданы они не были мне, включая графа де Гиша, его отца маршала де Грамона, и его сестру княгиню Монако. Все эти люди, вероятно, помогли бы мне в других обстоятельствах, но не в той беде, в какой я сейчас оказалась.
Вы поймёте, почему я обращаюсь к вам, поскольку во всей Франции не сыскать таких мужественных, честных, отважных и преданных друзей Короля и его семьи, каким всегда были вы четверо – четыре мушкетёра, которые сначала оказали огромную услугу моей свекрови, Королеве Анне, затем пытались спасти первого министра и ближайшего друга моего отца, Короля Карла, затем бесстрашно и самоотверженно сражались во имя спасения моего отца, а также приложили все силы для того, чтобы спасти его от той ужасной участи, которую Судьба назначила ему, и не ваша вина, что это не удалось. Я помню, как моя матушка была благодарна вам за этот мужественный поступок. И, наконец, вы, все четверо, совершили ещё ряд беспримерных подвигов, которые позволили моему брату вернуть отцовский трон, гордо взойти на него в качестве Короля Карла II, что, конечно же, возвысило и меня, и из нищеты, в которой я пребывала, сделало меня одной из первых невест Европы, благодаря чему я занимаю сейчас то высокое положение Мадам, то есть второй дамы Франции, которую всегда считала своим вторым домом, и которая стала теперь моей отчизной. Итак, у меня есть все основания доверять вам всецело и безраздельно. И, поверьте, у меня не меньше причин искать вашей помощи. Моя благодарность будет так высока, как только я могу себе позволить, не уронив своей чести. Всё, что я имею, кроме неё, будет принадлежать вам четверым. Впрочем, почему будет? Оно уже принадлежит вам, клянусь вам в этом, если только вы откликнитесь на мою просьбу.
Итак, если это письмо нашло отклик в вашей душе, будьте сегодня в шесть часов вечера в гостинице «Четыре десерта для Генриха», что на улице Феру. Хозяин гостиницы будет предупреждён о вашем визите. Для вас будет накрыт стол в главном зале, чтобы вам не пришлось скучать в ожидании меня. Я приду несколько позже, как только смогу, быть может в семь часов, быть может в восемь. Дождитесь же меня в любом случае, и не стесняйтесь, угощайтесь, всё уже оплачено. Для того, чтобы мне помочь, вам понадобятся силы, а также ваша отвага, ваши шпаги и ваш ум. Но самое главное качество – ваша деликатность, на которую я рассчитываю.
Не пытайтесь заговорить со мной ранее назначенного времени, это дело деликатное, так что если вы будете действовать сами, я отрекусь от всего.
Ваша Генриетта»

Печать на письме, несомненно, была подлинной, и почерк не оставлял сомнений в отношении автора письма.
«Что ж, новое приключение! — подумал я. — Она права во всём, что написала о нас. У неё, действительно, есть причины обращаться за помощью именно к нам. Мы с Атосом проявили изрядную преданность её отцу, когда отправились в Англию по просьбе её матери! К тому же, Атос помог её брату вернуть трон, это правда, как правда и то, что д’Артаньян своей отвагой довершил начатое Атосом дело».
При мысли, что сегодня вечером я вновь увижу друзей, моё настроение достигло изрядной высоты. Мне не хотелось заниматься никакими делами, поскольку я весь был поглощён размышлениями о предстоящей встрече с Принцессой, где она выступит в роли просительницы, а также пытался угадать, в чём же, собственно, состоит это самое дело. Но всё же у меня были и такие дела, откладывать которые не было никакой возможности. Примерно за три часа до назначенного времени я решил прогуляться до Лувра и обсудить это письмо с д’Артаньяном, ведь он, разумеется, получил такое же точно письмо от Принцессы.
Д’Артаньян, как всегда, был на своём посту у покоев Короля, каковым был теперь Филипп.
— Дорогой друг, что вы скажете об этом письме? — спросил я его. — Бьюсь об заклад, что точно также же письмо получили и вы, а также Атос и Портос!
— Ужасно, дорогой Арамис! — ответил д’Артаньян. — Хуже ничего не придумаешь! Опасаюсь, что вы правы, и что Атос и Портос также получили такие письма!
— Что же в этом плохого? — удивился я. — Я, напротив, предчувствую дружескую встречу и приятное застолье, окончанием которого будет просьба чуть ли не первой дамы Франции о деликатной помощи! Когда мы отказывали в таких просьбах таким дамам? Конечно, Принцесса – не Королева, но ведь и нам не по двадцать лет!
— О чём вы говорите, дорогой мой Арамис? — воскликнул д’Артаньян. — Кому-то не терпится нас убить, и вы выражаете радость по этому поводу? 
— Вы шутите! — ответил я, насторожившись.
— Когда я шутил по такому поводу таким образом? — спросил д’Артаньян.
— Вы полагаете, что это – ловушка, причём, смертельная? — спросил я уже более серьёзно. — Но по каким же причинам?
— Причин более чем достаточно, — ответил д’Артаньян. — Верите ли вы, дорогой Арамис, что такие же точно письма получили также и Атос с Портосом?
— Я уже высказал именно такое предположение, — ответил я.
— И вы, разумеется, ожидаете увидеть их сегодня в шесть часов вечера в той самой гостинице, которая указана в этом письме? — продолжал свой допрос д’Артаньян.
— Безусловно, — подтвердил я.
— И вы не находите это странным? — снова спросил д’Артаньян.
— Погодите-ка! — начал догадываться я. — Для того, чтобы прибыть в Париж оттуда, где они находятся, им потребуется несколько дней!
— Следовательно, в их письмах время встречи указано не словом «сегодня», а сегодняшней датой, — подтвердил д’Артаньян. — Автор письма должен был выбирать одно из двух: либо наши друзья не успеют прибыть на место к назначенному времени, либо подобные письма были доставлены им заранее!
— И это указало вам на то, что нам грозит смертельная ловушка? — спросил я с удивлением.
— Это указывает на то, что автор письма лжёт, — ответил д’Артаньян. — Автор пишет: «Вчера случилось что-то ужасное», но письмо Атосу и Портосу отправлено несколько дней назад с учётом того, что нужно время, чтобы письмо дошло до адресатов, и чтобы адресаты прибыли в Париж.
— А если автор лжёт, значит, это письмо написано не Принцессой Генриеттой, так как она не стала бы лгать тем людям, на чью помощь она рассчитывает! —догадался я. — Браво, д’Артаньян! А я не обратил на это никакого внимания! Подумать только! Единственная оплошность автора подделки разоблачила его!
— Это — не единственная его оплошность, есть и другие, но сейчас это не главное, — ответил д’Артаньян. — Главное, предотвратить покушение на нас и наших друзей, или, во всяком случае сделать так, чтобы оно потерпело неудачу.
— Что вы предлагаете? — спросил я.
— Правильнее было бы спросить, что я предполагаю, — поправил меня д’Артаньян. — Я предполагаю намерение отравить нас всех.
— Почему? — осведомился я.
— Стол будет накрыт заранее, нам предлагается есть и пить, ни в чём себе не отказывая, поскольку всё оплачено, — отметил д’Артаньян. — Едва ли мы имеем дело с врагом настолько честным, что он хочет придать нам силы перед решающим сражением. Гораздо разумнее у нас эти силы отнять. Как минимум, сделать нас слабыми или усыпить, а с другой стороны, почему бы сразу не отравить и не покончить с нами? Только я не могу понять, кому бы могло прийти такое в голову, и с какой стати?
— А вот на этот вопрос я, кажется, смогу ответить! — ответил я. — Совсем недавно я узнал об одной супружеской чете! Представьте, это ещё один внебрачный сын Миледи, женатый на внебрачной дочери её любовника! Хорошие бы у них получились детки! Так вот, дамочка из этой пары чрезвычайно обожает яды, и отравила уже много невинных людей!
Тут я рассказал д’Артаньяну всё, что знал к тому времени об Антуане и Мари-Мадлен де Бренвилье.
 — Мы должны поспешить! — сказал д’Артаньян. — Наши друзья могут прибыть до срока и если они решат прибыть к месту встречи заранее, Портос не удержится от того, чтобы отведать угощение!
— Вы правы, д’Артаньян, скорей отправляйтесь в гостиницу на улице Феру, а я заскочу по дороге за одним человеком, который нам понадобится, — сказал я.

(Продолжение следует)