Глава 6-1. 1995 год

Глава 6. 1995 год

1

Алла глядела из коридорного окна больницы на падающий снег. Снег накануне шёл весь вечер, на рассвете пошёл опять. Рассвет был тягучий, серый. Алла размышляла о принятом решении. Она ещё не придумала, куда теперь пойдёт работать, но медицинская карьера не для неё, это однозначно. Полгода назад, когда Алла начала работать медсестрой, ей показалось, будто она нашла наконец своё призвание, но скоро увидела, что первое впечатление проистекало из представлений детских лет. Алла лежала в больнице в детстве, и в подсознании у неё на всю жизнь отложилась связанная с белыми медицинскими халатами душевность. Она теперь вспоминала, как внимательны были к ней тогда медсёстры, няни и врачи, как чутки. Особенно отчётливо сохранилась в памяти одна медсестра, улыбчивая, жизнерадостная, она так хорошо рассказывала на ночь сказки. Полгода назад Алла, оказывается, вообразила себя похожей на неё. Увы, очень скоро обнаружилось, что в такой роли она белая ворона среди коллег. Теперешние медсёстры, няни и врачи за мерило человеческого отношения к больным брали размер подносимых теми "чаевых". Ни снисхождения, ни сочувствия к безденежным больным не было.
В кругу врачей, пожалуй, одна лишь её мать нетерпимо относилась к подношениям, в своём отделении она пыталась искоренить эту мерзость, но встречала у коллег растущее непонимание. "Инфекция" рыночных отношений смертельно поразила людей, давших когда-то благородную клятву Гиппократа.
Взглянув на часы, Алла пошла забирать у больных градусники. Показания градусников она регулярно записывала в журнал. Другие медсёстры записывали от случая к случаю, по настроению, врачи всё равно просматривали журнал лишь для вида.
В половине девятого с опозданием пришла её сменщица. Алла быстро оделась и вышла на заснеженную улицу. Крупные редкие снежинки продолжали тихо опускаться с неба. Было хорошо, нетронутым ещё покровом снег словно бы упрятал всё то мерзкое, что накопилось в послеперестроечные годы. Воздух был чист и мягок, все звуки приятно приглушены. Алла ощутила нечто похожее на беспричинную радость детских лет. "Потихонечку забудем тебя, Слава", - подумала она и не заметила, как с прежней беззаботностью хлопнули её пальцы о ладошку.
Матери дома не было. Завтрака на столе на кухне тоже не оказалось. Это удивило Аллу. Обычно мать в дни, когда работала с обеда, готовила основательный завтрак, а тут вдруг нет. Алла достала из холодильника яблоко, молоко, сыр, сделала какао, бутерброды. Позавтракав, она написала заявление об увольнении, потом разделась и легла вздремнуть. Через час она поднялась. Матери по-прежнему не было.
Алевтина Владимировна пришла, когда ей пора было уже собираться на работу. Алла, услышав звук открываемой двери, выглянула в прихожую. Алевтина Владимировна стряхивала с шапки снег. Увидев дочь, она смущённо, точно её застали за неприличным занятием, улыбнулась и затем с интимным выражением лица тихо, почти шёпотом, сказала:
- Меня приняли в партию.
- Ты молодец, - похвалила Алла. - В какую, не скажешь?
- Что, "в какую"? - не поняла Алевтина Владимировна.
- В партию какую? Их сейчас, этих партий, развелось что собак на улицах.
Алевтина Владимировна слегка порозовела.
- Наконец-то! - воскликнула она с игривым пафосом. - Великолепный образец здорового сарказма! Ты выздоравливаешь, дочь, я за тебя рада.
- Я за тебя тоже. А всё-таки, в какую партию вступила?
- КПРФ, конечно. Одна она и есть партия, другие все игрушечные.
Алевтина Владимировна разделась и пошла на кухню.
- У меня тоже сегодня знаменательный день, - сообщила Алла, следуя за матерью. - Ты вступила, а я увольняюсь. Там у тебя на столе моё заявление. Подпиши, пожалуйста, и дай ему ход, я не пойду в больницу больше.
- Что так, доченька? Не по зубам орешек? Бизнесом опять заняться хочешь?
- А твои коллеги не бизнесом что ли занимаются? Ладно бы обирали богачей, а то ведь нищих. Разве ты не видишь?
- Вижу. Я запретила назначать официальную плату за операции в нашем отделении.
- Да ведь всё равно берут, официально или неофициально, какая разница! А паёк в столовой? Мало, что урезали до невозможности, так ещё и с этих крох воруют. Больные, которым не носят с воли, с голоду ведь помирают. Лечение называется! Одеял нет, в палатах холод, сёстры, няни относятся к безденежным больным, как к своим врагам. Да легче под забором помереть, чем в этой обители "милосердия". Мне не по силам это видеть, мама.
- Что поделаешь, доченька, это называется капитализм, - словно бы с удовлетворением произнесла Алевтина Владимировна, приготовляя бутерброды на работу. - Люди, видно, этого хотели, раз терпят и безмолвствуют. Бороться надо.
- Думаешь, вступив в КПРФ, ты сделалась борцом? Заблуждаешься. В этой твоей КПРФ заправляют люди, которые будучи ещё в КПСС, довели нас до этого вот самого капитализма.
- Господи, да откуда тебе это известно? Ты же не интересуешься политикой.
- Из "Советской России" это мне известно, я её читаю иногда, она из наименее врущих. Но те же штампы, та же зацикленность на сугубо партийных интересах, то же славословие по адресу партийных лидеров. Жизнь ну абсолютно ничему КПРФ не научила. Они не понимают, чего народу надо, ждать от них чего-то нового безумие, они выбросят из своих рядов любого, кто посягнёт на их замшелые устои.
- Положим, так оно и есть, - произнесла Алевтина Владимировна бесстрастно ровным голосом. - Пусть на новое партия пока что не способна. Но вернуть хотя бы старое. Ты же видишь, нынешнее "новое” в тысячу раз хуже.
- Не будь наивной, мама. Старое никогда не возвращается.
- Всё-равно надо бороться.
- Мне бы твою веру. К несчастью, я чересчур внимательно проштудировала историю и уяснила, что борьба за справедливость во все века приводила к одному и тому же результату: бескорыстные и честные попадают в ещё большую зависимость от корыстолюбивых и бессовестных.
- Господи, какой мрак! Нет, ты ещё не выздоровела. Тебе надо в компанию нравственно здоровых молодых людей.
- Где сейчас такую компанию найдёшь? В институт если только поступить...
- Великолепная мысль! - встрепенулась Алевтина Владимировна. - Это было бы замечательно.
- Но в какой? Истории я в библиотеке начиталась, науки и техники в КОПА хлебнула, медицины в больнице нагляделась, экономики в бизнесе "накушалась”. Чего ещё?
- Тебе надо отдохнуть. Отрешись на время от всего. Подумай, почитай "старомодные" романы.
- Спасибо за совет. Попробую.
Когда мать ушла на работу, Алла, походив между рядами полок в библиотеке, взяла роман Теккерея "Ярмарка тщеславия”. Уютно устроилась на диване и принялась читать. Она читала этот роман ещё в школьные годы и была уверена, что теперь он покажется наивным, но с первых же страниц почувствовала, как сила подлинного искусства уносит её в мир далёкий и, казалось бы, чужой, но такой понятный, близкий, связанный живыми нитями с её переживаниями. Она читала до вечерних сумерек, потом, отложив книгу, долго глядела в наливающееся синевой окно.
- Вот что, - проговорила она вслух. - Первое, что мне надо, это выбросить насовсем из головы Славу Левенцова. Хотя нет... Это ни к чему. Надо просто стараться поменьше о нём думать. И постараться вспомнить себя, какой была. Хотя нет... Прошлое никогда не возвращается.
С поразительной отчётливостью вспомнилась последняя встреча с Левенцовым. Вспомнилось, как он беспокоился о судьбе той девочки, Наташи. Удочерить её Алле, как обещала Левенцову, не удалось, сыскалась её родственница. "Может, это к лучшему, - эгоистично подумала она. - А то была бы болезненная памятка на всю жизнь о Славе".
Ей вдруг захотелось прокатиться по вечерним улицам. Она села в свой "жигулёнок" и поехала. Рабочий и служилый люд разошёлся уже по домам. Человеческая страсть к перемещению в пространстве сконцентрировалась в легковых автомобилях. Снег с проезжей части улиц снегоочистители убрали, и "тачки" всех мастей шуршали колёсами по влажному асфальту с особым, вечерним, шиком, начиналась непонятная обывателю малого достатка автомобильная ночная жизнь. Проносились снаружи тускло светившие уличные фонари, расцвеченные рекламными огнями магазины, бары, проплыл тёмный силуэт Дворца Культуры.
Аллой овладевало искушение "причалить" к ресторану или бару, где наверняка встретятся знакомые из оставленного ею мира бизнеса. В течение полугода с момента поступления на работу медсестрой она лишь изредка выпивала дома одну-две рюмки коньяка, а теперь захотелось расслабиться по-настоящему, в компании. Сила инерции праведного образа жизни противилась неправедному отклонению. "Жигулёнок", катившийся по центральной улице, замедлил ход. Алла колебалась. Неправедное желание пересилило. Она свернула в улицу, ведущую к ночному ресторану. В двух кварталах от него из переулка донёсся женский крик: "Помогите!". Не раздумывая, Алла свернула в переулок. Фары она тут же выключила, хотя темень в переулке была непроглядная. Она смутно различила впереди фигуру бегущей женщины и тут же съехала с проезжей части под прикрытие росших у обочины деревьев. В лицо ей полыхнули автомобильные фары, послышалось урчание мотора.
Подъeзжающая машина настигла женщину, когда та как раз подбегала к Аллиному "жигулёнку". Алла увидала, как из машины выскочил мужчина. Набросив сзади шарф на лицо женщины, он поволок её к машине. Женщина отчаянно сопротивлялась. На помощь первому подскочил второй мужчина, женщину затолкали в машину, и та тронулась. Алла развернула "жигулёнок" и двинулась следом. Выехав за машиной похитителей на освещённую улицу, Алла увидела, что это "тойота". Дав вклиниться между собой и "тойотой" догнавшему её "москвичу", она продолжила преследование. "Тойота" опять свернула в тёмную улицу. Место было знакомое, недалеко была школа, в которой училась Алла. "Тойота" остановилась посреди квартала у ворот в кирпично-металлической ограде. За оградой было здание бывшего Дома пионеров. В школьные годы Алла провела здесь столько светлых, радостных часов, участвуя в работе чуть не половины кружков, от танцевального до шахматного. Теперь здание принадлежало какому-то капиталисту.
Остановив "жигулёнок" за угловым домом в перекрёстке, Алла достала из автомобильного "загашника" карманный фонарь и газовый пистолетик. Боевой пистолет она утопила в лесном пруду, когда "завязала" с бизнесом, а газовый на всякий случай сохранила. Сунув пистолет и фонарь в карман своей спортивного покроя куртки, она вышла из машины и выглянула из-за дома. "Тойота" въезжала за ограду во двор. Когда ворота за ней затворились, Алла быстро подошла и тронула калитку, та была заперта. Перелезть через ограду во двор было бы несложно, но в случае внезапного отступления обратный путь через ограду мог бы стать роковым препятствием. Алле тут же пришёл в голову другой вариант проникновения во двор. Она объехала квартал. С противоположной его стороны была когда-то изба с огородом, к этому огороду изнутри примыкала тыльная сторона двора Дома пионеров. Избу за ветхостью снесли, на её месте теперь стоял глухой дощатый низенький забор. Алла легко его преодолела и очутилась на территории, все закоулки которой были ей знакомы, как свой дом. Проваливаясь в снегу, она выбралась на утоптанную площадку со штабелями брёвен, досок, кирпича - планировалась, видно, реконструкция.
Некоторое время она, затаясь среди штабелей, наблюдала и прислушивалась. Всё было тихо, лишь сильно стучало её сердце. Окна первого этажа были темны, на втором два окна светились. Покинув укрытие, она быстро подошла к парадной двери, та была заперта. На месте запасного выхода Алла увидела глухую кладку кирпича. Дверь в котельную тоже оказалась на замке. Но оставался ещё один путь внутрь - через угольную яму. Эту яму, как и прежде, прикрывал большой железный лист. С трудом отодвинув его, Алла осветила яму фонарём. Показалось не очень глубоко. Она подтащила и затолкала в яму до упора в пол у противоположной стены толстую доску, получился превосходный пологий вход. Благополучно спустившись, она очутилась в котельной. Котельная была мертва, здание не отапливалось. Светя фонарём, Алла выбралась по ступенчатым узким переходам на первый этаж. Со второго этажа донёсся мужской голос, затем вспыхнул электрический свет, и тут же раздались шаги на парадной лестнице. Алла метнулась в темневший рядом с выходом из котельной проём. Этот проём вёл к винтовой лестнице, по которой она не раз поднималась когда-то в башню-обсерваторию астрономического кружка. Из своего укрытия Алла увидела, как мужчина в зимней куртке спустился с лестницы и вошёл в туалет. Сердце у неё бешено заколотилось. Пора было идти на риск.
Алла взбежала по винтовой лестнице на второй этаж. Дальше всё произошло точно в полусне, автоматически. Через открытую дверь комнаты она увидела, как стоящий к ней спиной мужчина ударил женщину в лицо, быстрыми шагами Алла подошла к нему и тронула сзади за плечо. Мужчина, обернувшись, раскрыл рот от удивления. Она выстрелила из газового пистолета ему в лицо и, крикнув женщине: "За мной, скорее!" - бросилась к винтовой лестнице. Сбежав на первый этаж, она оглянулась, женщина следовала за ней. Они юркнули в дверь котельной, спустились в угольную яму и выбрались по доске во двор. Бегом одолев снежное пространство до забора, они перелезли через него и сели в "жигулёнок".
Через несколько минут они подъехали к зданию милиции. Милицейский наряд выехал по указанному Аллой адресу к Дому пионеров. Алла с Леной - так звали спасённую женщину - тем временем давали показания майору. Майор слушал их со скучным видом.
- Мне и раньше угрожали, - говорила Лена. - В ветеринарно-санитарную инспекцию я поступила недавно, после переезда на жительство в Трёхреченск, до этого я работала в Москве в органах санэпидемнадзора.
- Кто угрожал? - грустно спросил майор.
- Ну... те, кому я забраковывала мясо. Мясо на рынок поставляют из разных мест, и... я не знаю, кто они, можно, наверно, выяснить у директора рынка. Я докладывала об угрозах начальнику инспекции, но он говорил, что я просто ещё не "обтесалась” на новом месте.
- А этих, кто сегодня вас подкараулил, знаете?
- Нет. То есть, в лицо узнаю, конечно... Они сначала везли меня с завязанными глазами, а когда завели в комнату, повязку сняли. Они требовали, чтобы я пропустила к реализации поставку некачественной говядины, я забраковала её сегодня утром. Как я могу её пропустить, когда она заражена туберкулёзом!
Через полчаса вернулся милицейский наряд и доложил, что в Доме пионеров пусто.
- Ищи теперь ветра в поле! - грустно сказал майор. - Завтра допросим вашего директора. Вам тоже надо явиться завтра к трём. В дежурной части скажут, куда и что. Пока свободны.
- Я боюсь идти домой одна, - сказала Лена. - Может, вы дадите мне сопровождающего?
- Если мы по каждой мелочёвке будем давать сопровождающего... - угрюмо произнёс майор. - Впрочем, сейчас позвоню, может, есть свободная машина.
- Не надо, - сказала Алла. - Я отвезу вас, Лена, всё будет хорошо.

- Я всё-таки боюсь, - сказала Лена, когда Алла остановила "жигулёнок" у подъезда. - Вдруг они там, в подъезде.
- Они сами теперь боятся, - возразила Алла, - я с такой шушерой немножечко знакома. Сюда, во всяком случае, они не сунутся, резона нет. Давайте, я провожу вас до квартиры.
Они поднялись на третий этаж.
- Попейте со мной чаю, - пригласила Лена. - Мы вдвоём с дочерью живём.
Дочь Лены оказалась шестилетней крошкой. Увидев мать, она кинулась к ней, уткнулась лицом в её колени.
- Соскучилась, доченька? - Лена обхватила её голову. - А я с гостьей. Представься ей, скажи, как тебя зовут.
- Маша, - ответила девочка и, стесняясь незнакомой тёти, опять уткнулась матери в колени.
Чаёвничали на кухне, где, как и в прихожей, всё было аккуратно, чисто, но обстановка более, чем скромная. Лена приготовила чай, бутерброды с колбасой, поставила на стол вазочку с вареньем, разогрела на пару пирожки с яблочной начинкой, одновременно для Маши варилась молочная рисовая каша.
За чаем Алла неуверенно произнесла:
- Простите, а ваш муж...
- Погиб в Москве в 93-ем, когда расстреливали там... Он был штангист, преподавал физкультуру в институте. В больницу его доставили уже мёртвым. У него были переломаны ребра, разбита голова и пах. Я думала, не вынесу, умру. Москва сделалась мне ненавистной. А ведь я в ней родилась... Три месяца назад поменяла нашу однокомнатную квартиру в Москве на вот эту. Устроилась на работу по специальности, думала, привыкну... Я не смогу уже в ветсанинспекции, мне житья там теперь не дадут. Как нам с дочкой жить дальше? Куда податься?
- Если б я знала! - вздохнула Алла. - Сама на распутье...