Из дневника невольного медиума... 6 история

 март месяц...

Каждый человек по-своему переносит больничные условия. Меня больница всегда угнетала морально своей атмосферой: запахами лекарств, людьми, находящимися в тяжёлых состояниях, и особым восприятием жизни. Так получилось и в этот раз. Обычная больничная обстановка: ранним утром завтрак, и дальше, как по накатанной дороге, весь день ты бегаешь на процедуры - то уколы со столпившимися у кабинета в коридоре ходячими пациентами, ненужные разговоры у кого, что болит сильней; то исследования тебя любимого в других кабинетах в тех же коридорах уже с другими больными, с другими болезнями. Таким образом я познакомился с немалым количеством людей за свою жизнь, но были и особенные встречи.
Всё в этот раз шло как обычно. К вечеру все двери больницы запирались, в том числе и в отделения. Большинство пациентов уже дремали, когда всех напугал шум и громкий стук в дверь. Дежурная медсестра немного нервно, но неспеша, направилась к дверям, узнать кто там. Все в палатах с любопытством затихли,  не каждый вечер здесь бывают развлечения. А настойчивый стук говорил о том, что это был нетерпеливый посетитель.
Подойдя к дверям медсестра для порядка  спросила:               
- Кто там?
Стук на миг прекратился, но ответа не последовало, затем возобновился вновь.
Медсестра устало застыла, остановив руку на полпути к дверному замку. Что-то ее насторожило.
Мужчины пациенты, кто еще на расположился на ночь, поспешили из палат к дверям. Похоже, что такой спектакль здесь разыгрывался не впервые.               
- Открывай, сестричка, сейчас разберёмся!
Приободрённая медсестра смело открыла дверь и бросила настороженный взгляд в пустой полутемный коридор. Все переглянулись в непонимании, выглянув следом за медсестрой, и закрыли дверь. Стук больше не повторился, и все разошлись по палатам, удивленно перешептываясь.
Мне ужасно захотелось курить, я прошел в курилку и встал у окна, подперев откос плечом, и посмотрел в даль ночного города. Пришла мысль, что ночь будет для меня не простой, и я не ошибся.
Я сделал всего несколько затяжек сигареты, когда услышал за спиной шаркающие шаги стоптанных тапочек и старческий голос, обращающийся ко мне:               
- Сынок, помоги  их найти.
 Я обернулся. Передо мной стоял сухонький небольшого роста дедуля, на вид лет девяноста, и молящим взглядом блёклых глаз смотрел на меня. Но глаза его были несколько  пугающими, ведь они были почти белыми, вместе со зрачками почти однотонные.               
- Сынок, я тут очки потерял, - прошамкал дед беззубым ртом
- Иди спать, отец, завтра найдём всё. Да и куда вам ночью очки? - посмеялся я и направился из курилки. Дед пытался что-то объяснить. Мол, давненько ищет уже и не может без них.               
- Найдутся, батенька, - сказал я отмахнувшись и прошел к своей палате.
Странный дед так же шаркающей походкой пошёл по коридору, заглядывая в каждую палату, где многие уже сладко похрапывали. Я улёгся в кровать, устроился поудобнее и впал в глубокий сон.                Утро было ужасно неприятным. В палате громко разговаривали, обсуждали как провели ночь, и что за стуки в двери после отбоя уже не первый вечер. В воздухе витало напряженное беспокойство. Я невольно и сам задумался, что это было. Но пришлось вставать и думать о насущных делах.
За завтраком в большой столовой я пытался найти того старичка с блёклыми глазами, но поиски не увенчались успехом. После трапезы я решил подойти к медсестре, спросить про него. Приняв лекарства я пошёл в дежурку медперсонала.               
- Мария Степановна, - обратился я к медсестре, которая перебирала какие-то бумажки на столе,-Тут у вас старичок лежит, с такими бесцветными глазами. В какой он палате?               
Мария Семёновна перестала перебирать бумажки и с удивлением посмотрела на меня.                      
- Ты же только поступил, откуда ты о нём знаешь...               
"Значит, его выписали с утра пораньше", – подумал я.               
Взгляд медсестры опять сосредоточился на бумажках, и она начала бездумно медленно перекладывать их.               
- Так нет его, - продолжила она тему и замолчала. Потом опомнилась и с любопытством спросила:               
- А зачем он тебе? Ты же только на днях поступил к нам, откуда его знаешь?               
- Да рассказывали про него, что он очки потерял и переживал очень.               
Мария Семёновна медленно села на стул и пробормотала:               
- Ох, уж эти его очки, достал он всех с ними. Перед смертью всё про них шептал, чтоб подали ему в руки. Да нашли мы их позже, когда в тумбочке его прибирались и хлам выкидывали, пакетиков уйму выгребли, очки за ними и лежали. Да помер он на днях, так и не отдали, семьи-то у него нет. Кому вещи передать-то?               
- Вот оно как, - на миг задумался я. - А мне отдадите их, очень нужны.                - Да забирай, кому они теперь нужны.
Мария Семёновна без дальнейших расспросов  залезла в большой шкаф, где на полках лежало много всяких мелочей, покопалась на одной из них и протянула мне ничем не примечательные очки.            
- Спасибо! - поблагодарил я и ушёл к себе в палату.
Усевшись на свою кровать я долго крутил вещь в руках, пытаясь понять, чем же они так дороги этому деду. Они были обычные, в стиле "кламбастер". Верхний ободок был пластмассовый, а нижний обрамлён металлом под золото, которое слегка потёрлось от прожитых лет. На пластмассовой дужке мелко вилась выдавленная рукой мастера витиеватая надпись: "во всём видеть счастье!" На другой дужке такая же потёртая надпись: "с любовью, твоя Тоня!"
"Теперь дедушка будет спокоен, когда я верну ему очки", - подумал я, ни чуть не задумываясь, как я это сделаю, бережно завернул их в носовой платок и, упаковав в пакетик, положил в карман своего больничного халата.
День до долгожданного отбоя тянулся долго, и, чтобы занять себя, я взял книгу из больничной библиотеки про путешествия мореходов. Она увлекла меня, и я не заметил как наступил вечер. В отделении наступила тишина, изредка нарушаемая приглушенным кашлем или трелью храпа, все улеглись по своим кроватям и засыпали под тихие разговоры с соседних коек, где ещё травили байки на ночь. Отложив книжку, когда выключили свет, я прикрыл глаза, которые беспокоил мягкий свет ночника в палате, и задремал.
Очнулся я от громких стуков во входную дверь отделения, сегодня они были сильней и неугомонней. Выйдя в коридор я увидел, что добрая половина пациентов отделения стояло у входа, медсестра беспрерывно задавала неизвестному за дверью один и тот же вопрос:               
- Кто там?
Кто-то из мужчин громко сказал, чтоб побыстрей открыла дверь, сейчас они разберутся с этими ночными хулиганами. Женщины стояли за спинами мужчин и поддерживали их, вытянув шеи от любопытства.
Наконец медсестра, чувствуя поддержку за спиной, решилась и открыла дверь, быстро отшатнувшись в сторону. Мужчины ринулись в темноту коридора. Но там опять никого не было. Двое человек побежали по лестнице вниз от пустого коридора, еще трое быстро взлетели по лестнице вверх. Оставшиеся молча ждали. Когда все вернулись в отделение, пожимая плечами, - они никого не обнаружили, - то все немного заволновались.               
- Как же так? Ведь почти неделю каждую ночь кто-то ходит и стучит, - переговаривался народ. - Входы все заперты, охрана внизу никого не пропустит чужого, на видеокамерах ничего нет. Надо что-то делать с этим! Мистика какая-то.               
- Какая мистика? - возражали более трезвомыслящие. - Хулиганство. Когда закончится это безобразие?!
Споры нарушил грохот в одной из палат. Все побежали туда и застыли в проёме дверей в оцепенении и страхе. Самые смелые вошли с опаской.               
- Что здесь происходит? 
Вопрос остался без ответа. Картина, представшая перед глазами людей, вызвала полное недоумение.               
В маленькой палате на пять человек были перевёрнуты все тумбочки, скинуты с кроватей все матрацы с подушками и одеялами, в беспорядке валялись везде вещи пациентов, но в помещении не было ни одной живой души.
Я заглядывал во внутрь через спины впередистоящих, пытаясь разглядеть что-то или кого-то, но услышал только знакомое шарканье тапок. Я бесцеремонно пробился в палату сквозь строй и увидел чуть не плачущего  от горя дедушку, медленно проходящего среди разбросанных вещей и бормочущего под нос:               
- Всё пропало... Я больше никогда тебя не увижу... Прости, я потерял их...
Я тихонько приблизился к нему и прошептал, чтоб шёл за мной. Увидев меня дед взбодрился. Мы с ним вышли в коридор и медленно прошли в курилку. Там никого не было - часть народа прибиралась в палате, а другие стояли рядом и тихо обсуждали произошедшее. Присев на скамейку я спокойно подкурил сигарету и посмотрел в бесцветные глаза деда, притулившегося около меня в ожидании. Взгляд бледных глаз немного пугал и, отвернувшись, я поспешно достал из кармана халата пакет, в котором были его очки.               
- Они нашлись, дедушка. Я протянул ему свёрток. И тут же увидел, как он смягчился в лице и заулыбался. Потом он взял сухонькой старческой рукой свёрток, и трясясь от волнения, достал очки, бережно надел их и изрек дрожащим голосом:               
- Мои родные, нашлись...
Когда очки плотно сели ему на переносицу, дед поднял голову и посмотрел на меня. Глаза его изменили цвет, они стали ясными мятно-зелёными и сияли от счастья, из них по морщинистой щеке потекла слеза.               
- Теперь я счастлив и могу спокойно уйти. Спасибо, друг мой.
Дед хлопнул ладонями по ногам, и чуть не взвился ввысь бодрым телом, затем замер на миг, шмыгнув носом совсем по-живому, и уверенным шагом вышел из курилки. Я не спросил его, кто такая Тоня. Главное, что  она когда-то подарила ему счастье, как видно по затёртым за долгие годы очкам, которые он берёг даже с того света. Докурив спокойно в одиночестве я пошёл спать. Все уже разбрелись по палатам и в отделении стояла мертвая тишина. Я со спокойной душой сладко уснул после суматохи дня.
 Мои оставшиеся до выписки дни прошли в спокойном русле, ночи после отбоя были тихими. А заходя перед сном в курилку я мечтал, чтоб никто больше не пришёл за потерянной вещью, дабы спокойно посидеть одному и подумать о вечном. О любви, что переживает даже смерть.