Вольная земля и наше земледелие. Глава IV

СТАТЬИ И ОЧЕРКИ А. А. ДИВИЛЬКОВСКОГО

Сборник публикует его составитель Ю. В. Мещаненко*

………………………………………………………………………………………
      
А. Дивильковский
      
ВОЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ И НАШЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЕ

Книгоиздательство Е. Д. Мягкова «КОЛОКОЛ»

С.–Петербург

1906

Типография товарищества «Общественная Польза»

Страниц всего: 56

   33

                IV. Какая нужна перемена (реформа) в нашем государстве?
   
   Как видно из всего сказанного, жизнь на одном месте не стоит. Пока старики всё мечтали о старинной вольной земле, всё кругом шло по-новому. И земля стала не самая главная для людей вещь, и главней всего для деревенских земледельцев стало не то, что у них в околице делается, а то, что делается за сотни, за тысячи вёрст, что делается не с землёю даже, а, с капиталами, с заработками. А коли это далёкое и чужое для земледельцев важнее и первее близкого и своего, то спрашиваю вас, читатели, что, помогла бы при нынешних временах вольная земля? Стало ли бы нынче от такой вольной земли легче или спокойней на свете земледельцам? Нет, не стало бы.

   Первое дело, нет уже теперь никакой надобности земледельцам в вольной земле, потому что от его бед существуют совсем другие лекарства, лучше и вернее цыганского кочевания с места на место. Ведь при таком кочевании, попадёшь ли ещё на лучшее-то место, а, может быть, как раз наоборот, в новом-то месте будет хуже и климат, и земля, чем в прежнем. Старинные люди были немудрёный, бесхозяйственный народ, оттого у них и было одно последнее средство помочь себе в нужде – бродяжничество.

   Может быть, в бродяжничестве было и вольней, и веселей, и занятнее, чем нынче, сидя на одном месте, но только много и риску, потерять свою голову, и погубить семейство. Нынешний век умный, образованный и люди нынешние, опытнее, знают гораздо больше разных средств и способов в своём хозяйстве; они могут помочь себе и в своём месте, если возьмутся за ум. А то, с вольным кочеванием, как бы не прийти в старости к той самой беде, от которой бежали. Нынче, при стеснённом своём положении, земледелец может или к другому занятию приспособиться, выйдя из деревни в город, или же наладить своё хозяйство по-новому, по-умному. Лишь бы в государстве весь порядок такой сде-

   34

лался, чтобы людям не было никаких препятствий к тому, лишь бы люди между собой согласились ввести для себя новые, свободные права.

   Во-вторых, не старинная вольность земли нужна теперь хорошему, умелому хозяину, а, наоборот, собственность настоящая, а на вольной-то земле какая же возможна настоящая собственность?

   Вольная земля только бы вредила настоящей собственности. Ведь при вольной земле, никаких долголетних межей не было, человек пользовался пахотой только до тех пор, пока он на ней сеял хлеб, а потом она становилась ничья – каждый хозяин без препятствия мог гулять из конца в конец по всей земле, не заботясь о межах. Собственность же требует строгой и долголетней землемерной межи – и, особенно, такая межа будет требоваться при улучшенном хозяйстве, потому что, кому же радость делать какие-либо улучшения, если он не уверен, что кто-нибудь не нарушит его улучшенных полей? Никто не станет тогда и тратить свой труд и средства на улучшение.

   Этакая вольность нам известна и теперь в наших деревнях, когда каждая межа может, по мирскому приговору, пойти в общий передел, и её хозяин каждый год может с ней распроститься. При новых, кропотливых, хлопотливых способах хозяйничанья об этой вольности и подумать нельзя. Никуда она не годна, нет в ней никакого интереса, наоборот, вред один.

   Ведь не возвращаться же нам, благословясь, к старинным, диким, бесхозяйственным способам земледелия – много ведь воды утекло с тех пор. Даже и для трёхпольного хозяйства вольность земли уже вовсе не годилась бы, а не то что для многопольного, плодосменного земледелия с искусственными удобрениями и орошениями.

   А ведь и трёхпольем-то скоро ни за что не станут заниматься у нас крестьяне, когда поймут, что есть работа не такая каторжная и не такая маловыгодная, и жизнь полегче.

   Да и не может быть теперь уже никакой вольной земли. Это – глупая мечта деревенских старух. Хороша была вольная земля в то время, когда самый сильный народ на земле были богатыри из числа крестьянских детей-землепашцев: Илья Муромец

   35

да Микула Селянинович. В старинной былине про крестьянского богатыря Микулу Селяниновича говорится, что у него в сумочке была вся земная тяга, вся сила земли. Ну, в наше время это уже не так. У нас богатыри, у которых в мошне вся сила – капиталисты-миллионеры. Илья Муромец разъезжал себе по Брынским огромным, дремучим лесам, и знал, что над теми лесами – нет хозяина, полная ему тут воля пахать, косить, охотиться, вольный он тут казак. А в наше время нет уже больше таких лесов.  Всякая пядь земли имеет свою цену, а потому и бережётся, и блюдётся капиталом для какой-нибудь ему службы. Каждому деревцу, каждой былиночке назначено уже заранее приносить прибыль; если эту прибыль и соберёт сперва земледелец своим трудом, то потом, так или иначе, он уступит из неё капиталисту его назначенную долю. Всё тут, на земле, находится под строгим надзором капитала и у него на учёте.

   И чтобы ему верней было учитывать, то он требует самых строгих межей. Нынешние денежные богатыри не любят приволья да простора. Им надо, чтобы и на земле всё так же верно было расписано, как в счётной книге. Говорят: деньга счёт любит – деньга любит также и межу, границу. Разве мыслима, даже тут, вольная-то земля?
 Значит, пора нашим земледельцам бросить ребячьи сказки, да подумать о том лучше, чего бы им, какой перемены пожелать для себя, перемены, которая дала бы им настоящую, крепкую собственность и позволила бы им на этой собственности жить по-человечески, а не по-скотски.

   Без сомнения, нужно, прежде всего что-то, на чём хозяйничать. А то ведь сейчас у огромного большинства народа и хозяйничать не на чем, а если бы можно было хозяйничать по-новому, по заграничному, на такого размера полях, как имеется у каждого нашего земледельца, то не надо забывать, что у каждого нашего земледельца почти нигде и никогда земля не бывает отрезана, как говорится, углом, в одной меже.

    Она бывает у него разбросана среди соседских полос, множеством мелких лоскутков. Каждый хозяин отлично знает, удобно ли это для нынешнего хозяйничанья.

   36

   Поэтому надо считать так, что нет почти вовсе земли у наших земледельцев. Тут должна быть первая и коренная перемена во всём государстве. Надо земли прирезать всем земледельцам в достаточной мере и притом, по желанию каждого, отдельным углом, под одну межу, и так, чтобы было ему, куда выгонять скотину, и где её поить; должен быть к тому же и сенокос, и лес на дрова и постройку. Ведь, в самом деле, пока-то ещё дело дойдёт до того, о чём мы выше много говорили, до такой свободы капитала, что этот капитал даст заработок множеству сельского народа, рвущемуся уйти куда-нибудь из села! – а до тех пор народу куда-нибудь надобно деваться, ведь сейчас уже время больше не терпит, народ на глазах вымирает, а требует себе права работать и добывать пропитание. Поэтому, тем ли, иным ли путём наделы наших крестьян-земледельцев должны быть увеличены вдвое, втрое против теперешнего.

   Конечно, лишняя земля для этого может быть взята только у крестьянских соседей, которые своими руками землю не пашут, а живут от крестьянской кабалы. Такие соседи – помещики и купцы, владеющие землёй, казна, уделы, монастыри. Много у них собралось веками земли, и для крестьянского прокормления ещё хватит.
 
   Одной дворянской земли считается ещё до сих пор – хоть и много её дворяне уже прожили – немногим меньше, чем крестьянской земли. А ведь дворян-то в тысячи раз меньше, чем крестьян!

   Казённой земли будет ещё гораздо больше, но, правда и то, что пахотной, готовой земли, у казны не много, больше всё у ней занято лесами да неудобными местами, годными под одно разве пастбище. Эту землю, впрочем, разделавши и расчистивши, на добрую часть, можно пустить под переселения. Зато удельной (также ещё и «кабинетской») земли тоже немало, и тут много прекрасных пахотных и сенокосных угодьев (а также и лесов). То же самое – и с монастырскими землями.

   Чтобы полегче стало народу, придётся владельцам всех этих нужных для него земель расстаться с ними и отдать тем, кто своими руками, своим потом и кровью творит из земли хлеб.

   37

   Однако у нас достаточно говорено про то, что не в земле нынче самая суть. Разумеется, без земли нельзя земледельцу, и потому из малоземелья непременно нужно сделать многоземелье. Но, сверх того, нужно ещё очень-очень много.

  Совсем не на пользу пошло бы нашему народу это многоземелье, если бы всё прочее в нашем государстве осталось всё по-старому, как идёт до сих пор. Ведь теперь люди у нас могут выбиться наверх, находить своё счастье больше немудрёными способами – через благодетелей и друзей, через простое надувательство или насилие, одним словом, как в лотерее: вытянет счастливый билет, а выигрыши все заранее приготовлены для счастливцев; выигрыши же эти не сам себе приготовит, конечно, такой счастливец, а они идут ему в подарок от скудости народной. Ничего наши счастливцы не подумают ни о том, что есть же и конец такому обирательству, ни также о том, что следовало бы давать народу пути для поправки. Но теперь этими лёгкими способами уже недалеко уйдёшь.

   Удальцам и счастливцам вперёд самим придётся придумывать, как бы и всех прочих людей в конец не извести, и самим при этом найти свою прибыль. А это дело – не лёгкое, нет, даже очень трудное, и требует, прежде всего, чтобы человеку было свободно со всех сторон; свободно ходить по всему свету, куда хочет, свободно придумывать, что только в голову взбредёт, свободно и беседовать с людьми, о чём понадобится, свободно с людьми и соглашения, и союзы всякие заключать, вольно уходить с работы, какая не полюбится, свободно печатать какие заблагорассудится книги и газеты и прочее. Чтобы человеку быть не дитём несмышлёным, а взрослым человеком.
 
   Взрослому ведь человеку бывает надобность, не у кого не спрашиваясь, обиходить своё дело по собственным замыслам и понятиям. Какое же право здесь имеет путаться кто бы то ни было? Кто лучше меня самого может знать, что мне надо и что не надо? Никто этого не знает, ибо нет людей, которые бы, по своей породе, во всём были уж обязательно и умней, и выше других людей.

   Все люди, по природе своей, равны, и человек из низшего сословия, сплошь

   38

и рядом, может статься, и умней, и лучше иного благородного. Поэтому, в стеснение ставить каждого человека, по его собственным, важным для него делам, никто не вправе, кроме только общего согласия всех других, равных ему людей. Только общее согласие и может решить о моём праве поступать так или иначе. Если же такое правило насчёт моих прав затевать дела, какие я сам найду нужным, – если такое правило не будет соблюдаться, и, вместо общего согласия, общего суда и совета, будут делами каждого человека распоряжаться такие же люди, как и я, только получившие в подарок откуда-то власть, то тогда никому и невозможно будет вести какое-либо дело, в том числе и земледелие. Постоянно они ему под его плуг будут подворачиваться, словно булыжники да корневища, скоро он выбьется из сил, изнеможет, и ничего не выйдет из его кровавых трудов. Свобода нужна земледельцу так же, как и земля! Свобода! А свобода значит – управление государством по взаимному согласию всех жителей между собой, с общего совета, по общему суду.

   Поэтому-то за границей и посылают в каждой стране ото всей земли выборных в верховный совет, называемый «парламентом», и заведён всюду по государству суд, совсем чиновникам не подначальный, и главные судьи всюду – присяжные, выбранные от народа. Выше парламента и суда нет никого в стране, и сами короли их во всём спрашиваются.

   Однако, и это ещё не всё, что нужно народу, кроме земли, наместо нынешних злыдней.

   Чтобы человек мог хорошо управляться с землёй, ему необходимы две вещи: первая вещь, образование, образование ему нужно для того, чтобы понимать и учиться, какими новыми способами улучшить своё хозяйство, а также, чтобы всё узнать о своих правах, именно, в чём его не могут обидеть ни начальство, ни соседи (например, разбирать планы, купчие крепости и прочее). Без образования никуда человек не годен теперь, когда его хозяйство зависит от того, что делается даже в других странах; ему нужно постоянно знать и про это – из газет, из книг.

   Вторая необходимая ему вещь – это хотя бы маленький капитал, с которым бы

   39

ему приступить к обработке нового надела. Без такого капитала для начала дела, куда же двинется наш обнищавший, растерявший последнюю скотинку, мужик? Но такой капитал для всех нуждающихся земледельцев может сразу предоставить только казна. Она и должна для этого сделать большой заем и дать ссуду крестьянам, в одно время с наделением землёй, а крестьяне понемногу будут выплачивать эту ссуду. Сверх того, поправиться наш крестьянин может лишь при большой льготе во всяких налогах и платежах. Поэтому нужно сделать полную реформу (перемену) казны; чтобы казна впредь не разоряла крестьян всяческими поборами – выкупными, поземельными, земскими, а также акцизом на водку, на табак, на керосин, спички; надо, чтобы и сахар продавался по вольной цене, а для того прекратить так называемую «нормировку» сахара на заводах (смотри раньше), надо, чтобы всякие прочие товары тоже продавались, как можно, дешевле народу, а для этого надо свободно допустить заграничный дешёвый товар – уничтожить таможенные пошлины – тогда и наши торговцы должны будут опустить цены  на железо, машины, бумажные и шерстяные материи, на чай, разные фабричные изделия и прочее.

   Но вся реформа казны может быть сделана только так, что с бедных людей будет сброшена долой главная тягота налогов и поборов, а платить в казну станут больше всего богатые. Сверх того, казна и существовать будет не для наполнения карманов капиталистам, а для заботы о народе, в том числе и о земледельцах; она будет заботиться об увеличении количества школ и их содержании, о народном здоровье, о справедливом суде, об удобных и исправных дорогах для всех жителей, об удобных для всех почте и телеграфе, о страховании всех трудящихся на случай какого-нибудь несчастья и смерти – чтобы семья не оставалась на улице в таких случаях.

   Словом, казна будет существовать, как раз для таких дел, которых она теперь вовсе не исполняет.

   Но тут читатель подумает про себя, что никогда капиталисты наши не согласятся взять на себя главную тяготу по казённым налогам. Нет, подумает чита-

   40

тель, наши капиталисты никогда добровольно не пойдут на такое дело: они у нас привыкли поступать как раз наоборот, ещё и от казны добиваться себе всяких вспоможений и пособий, что же им за радость от своего счастья отказываться, да деньги давать в пользу народа? Это правда, наши капиталисты изо всех сил упираются, не хотят переходить на новый порядок. Но что же они поделают, если оказывается совершенно невозможно нашей стране жить по-старому. Невозможно становится наполнять казну из мужицких рваных карманов – скорее вся деревенская Россия перемрёт, а прежней масленицы для богачей уже не будет. И как бы они не упирались, как бы крепко ни хватались за старое, а придётся им согласиться, как в Англии, например,  уплачивать в казну из своих доходов подоходный налог – тем больше налог, чем больше их богатство (например, доходу 2.000 – налога 100 рублей в год, а с 20.000 не 1.000 рублей, а, например, 1.500 рублей и т. д.).

   Впрочем, когда это и у нас, наконец, случится, когда, наконец, наши упрямые капиталисты решатся идти тем путём, по которому идут их заграничные собратья, тогда они быстро поймут, как выгодна для них самих эта перемена. Ведь подоходный налог придёт не в одиночку, а тоже, как за границей, с ним вместе придёт и у нас настоящая воля капиталу. Вместо того, чтобы трусливо жаться под крылышко казны, наши капиталисты развернут свою денежную силу по всему простору России, дадут оборот капиталу по таким местам, где сейчас ещё ходят медведи да лоси, и окажется тогда, что прибыли тут наберётся гораздо больше, чем сейчас, сидя у казённого сундука.

   Всем капиталистам окажется ещё множество дела в нашей огромной родине, и на долгие годы будет возможно им всем, без большой помехи друг другу, делать большие дела.

   Есть, конечно, и сейчас часть капиталистов, понимающих будущую свою выгоду и старающихся теперь уже помогать необходимым переменам. Эти капиталисты зовутся  л и б е р а л а м и.  Они желают той перемены в государстве, той свободы, про которую тут говорилось. И вот выходит, что не только одним бед-

   41

ным земледельцам, худо от теперешних порядков в нашей стране, а худо также и многим капиталистам, которые ведь свою прибыль получают из рабочих рук народа, а, если народ теряет силу, то и прибыли даёт капиталистам всё меньше. Оттого-то либералы, заодно с народом, и желают, и требуют свободы. Всем она нужна, все по ней вздыхают, а когда она настанет, то в несколько лет, пожалуй, наша захудалая страна так переменит лицо своё, как земля летним временем, побелевшая и потрескавшаяся от засухи, меняется в один день от проливного дождя; множество семян схоронившихся в земле, вдруг прозябают, пускают ростки, и скоро всё поле, сколько его лишь видно, до самого края неба, зазеленеет и заколосится. А хозяин-то уж и рукой махнул, думал – всё повыгорело…


                А. Дивильковский**

                ………………………………………………………………………………………

Для цитирования:

                А. Дивильковский, ВОЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ И НАШЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЕ, Книгоиздательство Е. Д. Мягкова «КОЛОКОЛ», С.–Пбг, 1906, Стр. 3–56   


               
                ПРИМЕЧАНИЯ СОСТАВИТЕЛЯ:


   В связи с публикацией этой брошюры Петроградским комитетом при Главном управлении МВД по делам печати было возбуждено судебное преследование против виновных в напечатании брошюры под заглавием «А. Дивильковский. Вольная земля и наше земледелие», т. е. против книгоиздательства «Колокол» и типографии «Общественная польза» (Большая Подъяческая, 39) в Санкт-Петербурге.

                (Дело № 148 в Российском Государственном Историческом Архиве, шифр: 776, Оп. 11).

   В ходе подавления революционных событий — в 1907 году они были вынуждены прекратить работу; к тому времени А. А. Дивильковский уже покинул через Финляндию территорию Российской Империи и продолжил свою революционную деятельность в эмиграции в Швейцарии и Франции.


      * Материалы из семейного архива, Архива жандармского Управления в Женеве и Славянской библиотеки в Праге подготовил и составил в сборник Юрий Владимирович Мещаненко, доктор философии (Прага). Тексты приведены к нормам современной орфографии, где это необходимо для понимания смысла современным читателем. В остальном — сохраняю стилистику, пунктуацию и орфографию автора. Букву дореволюционной азбуки ять не позволяет изобразить текстовый редактор сайта проза.ру, поэтому она заменена на букву е, если используется дореформенный алфавит, по той же причине опускаю немецкие умляуты, чешские гачки, французские и другие над- и подстрочные огласовки.


   **Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873–1932) – революционер, публицист, литературный критик, член РСДРП с 1898 г., член Петербургского комитета РСДРП. В эмиграции жил во Франции и Швейцарии с 1906 по 1918 г. 18 марта 1908 года В. И. Ленин выступил от имени РСДРП с речью о значении Парижской коммуны на интернациональном митинге в Женеве, посвященном трем годовщинам: 25-летию со дня смерти К. Маркса, 60-летнему юбилею революции 1848 года в Германии и дню Парижской коммуны. На этом собрании А. А. Дивильковский познакомился с Лениным и до самой смерти Владимира Ильича работал с ним в Московском Кремле помощником Управделами СНК Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича и Николая Петровича Горбунова с 1919 по 1924 год. По поручению Ленина в согласовании со Сталиным организовывал в 1922 году Общество старых большевиков вместе с П. Н. Лепешинским и А. М. Стопани. В семейном архиве хранится членский билет № 4 члена Московского отделения ВОСБ.