Сон 11. Дарьяр

-.. великая Ruh, мальчик..это ведь может продолжаться вечно — насмешливый, едва слышный, женский шепот с трещиной где-то в самом основании. Его легко можно было бы спутать с собственными мыслями, если бы я точно не знал, кто именно говорит со мной.

Живой мрак. Обитатель этого странного места — круглой комнаты, сотканной из обрывков чужих и моих снов, воспоминаний, возможностей, иллюзий.а еще крови Старцев. Старца..этот шепот принадлежит сгустку живого мрака - единственного обитателя и владетеля этого странного  пространства между сном и явью,  реальностью и вымыслом, жизнью и смертью. Я здесь не впервые. И не впервые шепот настойчиво спрашивает меня:
— Что же ты ищешь мальчик?

Проблема в том, что я и сам не знаю ответа на этот вопрос. Поэтому — молчу.
Молчу, а пальцы мои, будто живущие собственной, чуждой мне жизнью, продолжают скользить по округлой линии резных книжных полок, вслед за плавным, беззвучным движением самостоятельно и совершенно бесшумно скользящей лестницы. Я лихорадочно перебираю древние и не очень книги, шершавые фолианты, ветхие манускрипты, глиняные таблички, мерцающие кубы, какие-то свитки, тубусы из выделанной кожи… порой и вовсе невообразимые сферические сгустки, отзывающиеся на прикосновение тончайшей вибрацией, словно звучащие разной частотой.

Лестница внезапно останавливается. Будто упёршись в нечто невидимое. Тьма впереди сгущается, оформляясь в обеспокоенное женское лицо.

— Я серьёзно, мальчик. Просто скажи, что ты ищешь. Я с радостью положу конец этой суете, — говорит она.

— Я... правда не знаю, — наконец признаюсь я. Волшебная сила, двигавшая эту странную лестницу по кругу, будто иссякла. А я так и не понял, к чему стремился, что всё-таки пытался найти.

— Знаешь, как бывает? — бормочу я виновато, не оборачиваясь,и медленно, на ощупь идя к янтарному свету камина. — В голове появляется чувство ...ну как щекотка. Тонкий зуд, как от неразгаданной мысли… кажется, вот-вот вспомнишь что-то важное. Важное до боли.

Сгусток тьмы с женским лицом, по-прежнему участливым и мягко-озабоченным уплотнением скользит, плывёт рядом со мной в окружающем нас мраке. Плывёт сквозь него, как голова Чеширского кота — только лицо, парящее в темноте, меняющее очертания. Выглядит это дико и жутковато, но я не успеваю испугаться.

Меня уже обнимает мягкий янтарный свет. Каминное тепло.

Я опускаюсь в жалобно скрипнувшее кожаное  кресло, и живой сгусток Тьмы с женским лицом — аккуратно, почти вежливо — занимает место напротив. Мрак отступает, уплотняется, впитывается сам в себя,  обнажая теперь целое тело. Элегантная женщина, вытканная из самой тьмы, в странном, иссиня-чёрном платье, чуть не касающемся пола. Её глаза гаснут, как две ускользающие звезды. Она участливо смотрит на меня, одна из звезд подмигивает — и в тот же миг...

Я уже не в кресле. Я вообще не в круглой комнате.

Теперь я — на тропе. Звёздной, мерцающей, беззвучной. На невообразимой, завораживающей тропе Междумирье. Голова пуста, звенит, как колокол. И только эхо ее голоса в ушах шепчущее сквозь пространство, едва уловимое:

— Дарьяр…

Это слово тянется сквозь тьму, как звук и свет, гипнотическое, вибрирующее…
В бескрайнем океане Мамору Альфарага (междумирья), рассвеченом бесконечной россыпью звезд одна из них начинает мерцать в такт этим слогам. Сначала робко. Потом всё ярче. Ярче. Пока не распускается белоснежным цветком — вспышкой ослепительного света, заполняющего всё.



**1**

— …а я тебе говорю, мертвяк это, — доносится сквозь липкий полусон ворчливый, скребущий по ушам шепот совсем рядом.

Честно говоря, я и сам пока не до конца понимаю — мёртв я или всё-таки ещё жив.

— Ну какой же это мертвяк, если он дышит? — раздражённо шепчет кто-то в ответ. — Вон, глянь — грудь ходит...

Веки тяжелые, как свинец. Каждая попытка пошевелиться наталкивается на вязкое, непреодолимое сопротивление. Хочется крикнуть, дать знак, мол, живой! — но тело не подчиняется. Всё, что мне остаётся — это дышать. Ровно, глубоко.

Вдох: пять… шесть… семь… восемь… пауза. Выдох: четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… пауза…

— А я тебе говорю — мертвяк, — упорствует тем временем первый голос, глухо шамкая. — Как есть мертвяк. Я их, этих мертвяков, видывал, когда ты ещё спорами над болотом летала. Учить меня вздумала, шляпа...

Я лежу на чём-то огромном, тёплом, чуть шершавом. Это нечто дышит вместе со мной. В унисон. Мысли вязкие, тусклые, как и  воздух вокруг. Он тяжёлый, затхлый… со сладковатым привкусом гниющих ягод. И всё же — живой.

14… 15… 16…

В конце концов мне каким-то чудом удается таки приоткрыть один глаз и разглядеть в молочном тумане моих спорщиков.
Великие старцы! Как все-таки хорошо, что тело меня пока не слушается. В противном случае я бы как минимум заорал дурным голосом.
В не ясном мерцании падающих откуда-то сверху, и тонущих в молочном тумане золотых огней, на меня с любопытством взирают причудливо изогнувшись два огромных антропоморфных гриба с человеческими лицами под раскидистыми шляпками.


- ..а знаешь Лепиота... - прошамкал испуганно всматриваясь в мое лицо гриб стоящий слева. Его красная с белыми рытвинами шляпка истекала прозрачной, вязкой на вид слизью - пошли ка отсюда... Нечего там тут с тобой делать.. еще чего доброго нарвемся на хранителей, упаси Топь..

При этих словах довольно миловидное, и очень молодое на вид личико второго гриба, обрамленного нежно-белой словно бы с подпалинами шляпкой исказилось неподдельным ужасом, и она отшатнувшись и взглянув куда-то вверх сделала рукой странный жест, означавший как мне почему-то показалось отрицание беды.

Мое дыхание сбилось... Казалось я подавился этим странным, сладким вдохом и теперь смогу только выдыхать... В немом ужасе я видел как лица обоих живых грибов вдруг дрогнули, и начали медленно смещаться вдоль окружности ножки в место где у нормального человека должен находиться затылок... Шумно, с тошнотворным хлюпаньем они словно бы развернулись внутри собственных тел, и спустя буквально одно неуловимое мгновение скрылись в тумане.


Сладковатый вкус воздуха в моем теле будто бы усилился, и начал распространятся наполняя его невыносимой легкостью, а голову новыми знаниями. В сознании мягкой музыкой зарокотал какой-то откровенно кошачий женский контральт:

- тебе понравились мои дети? - сладкий воздух в моем теле начинает пульсировать, и эти импульсы короткими вспышками проявляют в сознании ту, кому принадлежит этот голос...- хочешь стать одним из нас?

Печать на сгибе левой руки начинает нестерпимо жечь, я скашиваю глаза и успеваю увидеть черное пламя которым вспыхивают символы. Тьма под непокорными веками становится густой, вязкой и не проницаемой.

Я проваливаюсь в нее.

Продираясь сквозь нее я вдруг вижу далекое мерцание  желто-зеленого огонька. Он манит меня, обещает спокойствие, но течение мрака несёт меня откровенно мимо. Когда же чудовищным усилием воли, в тысячной безнадежной попытке мне все-таки удается каким-то образом приблизиться, и давешнее мерцание превращается в столь родное пламя камина круглой комнаты возвращая мне память, я тут же слышу издевательский шепот Никс:
- а ты везунчик мальчик - тихий смех хозяйки  комнаты больше похож на копошение ветра в осенней листве, но от этого почему-то обидно не меньше.
-Первый раз попасть в Дарьяр, мир само существование которого больше похоже на красивый полузабытый миф только для того чтобы угодить в самое сердце грибницы.- ее неестественно длинные тонкие пальцы быстро чертят что-то в воздухе перед моим лицом, пока я пытаюсь прийти в себя.
- Ну не беда! - закончив рисовать выдыхает она и с облегчением откидывается в кресле- попробуем еще разок!

Взмах её тонких пальцев завершает движение, и созданный тьмой узор между нами оживает. Рисунок медленно набухает, словно мыльный пузырь, переполненный вязкой, плотной жидкостью. Его лиловая структура пульсирует, изнутри искажая пляшущий свет камина — пламя бьётся внутри него, будто заточённое, и не находит выхода.

Я недоумённо оборачиваюсь к Тьме. Вопрос — почти детский — застывает в моём взгляде: "Что это вообще такое?" Но она, кажется, уже забыла о моём существовании. Никс равнодушно прячется за вчерашней газетой, будто в этом мире нет ничего более важного, чем погодный прогноз.

Я остаюсь один на один с набухающей дрянью перед лицом. Не могу отвернуться. Не могу даже моргнуть. Пузырь пульсирует — раз, другой — и вдруг начинает расширяться. Его границы, словно тончайшая плёнка, ползут по воздуху, размывая очертания Круглой комнаты. Всё медленно тонет в этой искажённой лиловой реальности.

Внутри пузыря вдруг замечаю нечто странное. Сквозь пляшущее нутро вижу… газету. Ту самую, за которой секунду назад пряталась Никс. Её буквы всплывают, меняются, дрожат, словно колеблемые внутренним ветром, и затем, в странной, почти болезненной агонии, складываются в одно слово на языке снов:

ЧАРОДОРО.

Слово тяжёлое, древнее, чужое — будто кто-то заглянул в другой алфавит и вернул его, неправильно собрав. Я почему-то точно знаю, что оно значит. Проникаю сквозь. Или... проникающее сквозь..

Хлопок.

Мягкий — как лопнувшая на ладони капля воды. Но он рассекает всё. Реальность рвётся по шву, пузырь лопается, и его содержимое обрушивается на меня гигантским цунами заполняя все вокруг. Холодное. Вязкое. Липнущее к коже, к глазам, к мыслям.

Однако прежде, чем всё окончательно поглощает тьма, я успеваю увидеть ещё кое-что — участливую, и почему-то печальную, почти материнскую улыбку Никс....


***2****

…Несколько муторных вечностей спустя, когда наконец перестав бессмысленно болтаться в отвратительной фиолетовой жиже из пузыря, я долго и с чувством выкашливал её из себя, согнувшись в три погибели на залитой молочным светом полянке.  Всё, о чём я мог думать, — это вспоминать наиболее забористые и витиеватые ругательства, чтобы непременно посвятить в их смысл чертову Никс, как только к моим лёгким вновь вернётся способность вдыхать воздух, а уровень возмущения позволит его хоть изредка выдыхать.

Когда мне всё-таки удалось отдышаться, в нос тут же ударил затхлый запах стоящей воды.  Наскоро убедившись, что, несмотря на откровенно кощунственные методы Никс, мне каким-то образом всё же удалось уцелеть после переноса, я осторожно огляделся.  Я был на небольшом островке, заросшем сочной буро-зелёной травой, доходившей мне до колен.  Плотный сизый туман, окутывающий всё вокруг, не позволял особо разгуляться зрению.  Однако, учитывая запах и доносившееся со всех сторон хлюпанье, жужжание и бульканье, я пришёл к очевидному выводу, что вокруг — гиблая топь, и так удачно подвернувшийся мне островок сухости в этой местности представляет собой откровенный дефицит.

Я сделал шаг вперёд, и земля под ногами предательски заходила, словно предупреждая о своей ненадёжности.  Туман сгущался, и из его глубин начали проступать силуэты — высокие, изогнутые, как будто деревья, но с чертами, напоминающими людей, только очень худых, изогнутых, на неправдоподобно длинных ногах.  Они наблюдали за мной, не двигаясь, но их присутствие ощущалось остро и тревожно.

Внезапно из тумана вынырнула фигура — высокая, обёрнутая в мох и лишайник, с глазами-буркалами, светящимися мягким зелёным светом.  Она протянула ко мне то что долженствовало выполнять роль рук, и я почувствовал, как моё тело начинает растворяться, становясь частью окружающего мира.  Сознание помутнело, и я услышал голос, шепчущий гортанно:

-Post totam famem… tandem carnem recentem edam..


Я не успел не то что ответить, но даже осознать что тварь решила мной отобедать — всё вокруг закружилось, и я опять провалился в темноту.

Когда я очнулся, то снова оказался в круглой комнате сидящим перед камином. Никс потеряв человеческую форму колыхалась сгустком тьмы над своим креслои, и внимательно за мной наблюдала своими мерцающими глазами-звездами. Когда я смог наконец на ней сфокусироваться, она страдальчески вздохнула вновь становясь женщиной и сказала со вздохом:

— Мдаааа, — Нюкта откровенно наслаждалась происходящим — второй раз..и опять бинго - гнездо Мирворакса. Пожалуй придется самой вести тебя к хранителям. В противном случае, боюсь представить что с тобой случится в следующий раз.

Она взмахнула сотканной из мрака изящной рукой, и слева от камина тьму прорезал сочащийся синим огнем провал.
- Ну.. - нетерпеливо шепнула тьма в самое ухо  Я сделал шаг вперёд....


***3***
Предел звука и смысла

...это не было падением. Возможно скольжение...трудно передать..Без ощущения движения, без ветра, без времени. Всё исчезло. Ни мыслей, ни чувств, ни дыхания. Только нарастающий гул.... тон, будто бы само пространство вокруг пело одинокую, невозможную ноту.

Когда свет отступил, глаза адаптировались и зрение вернулось я в ужасе отшатнулся и чуть снова не умер самым дурацким способом.
Я стоял на самом краю странной полукруглой площадки на высоте нескольких километров перед сплошной стеной, тянущейся во все стороны, пронизанной прожилками,слабо светящимися нежным голубым светом. Только пройдя в черный провал ниши обнаруженный в стене я наконец понял что это была вовсе не стена.

Передо мной возвышалось одно из Древ — исполинское, испещрённое живыми прожилками света, что извивались по его поверхности, как артерии неведомого существа. Оно не просто светилось — оно дышало. С каждой вибрацией от его струны в пространстве изменялась гравитация самой мысли. Я понял: вот она, одна из Библиотек Дарьяра. Не легенда. Не метафора. Древо, в самой коре которого можно было читать сны.

Меня встретили двое.

Первый был похож на огромное насекомое — хищный блеск хитина задрапированного в бесформенную рясу, сложносоставные глаза, что резко подергивались фокусируясь, будто бы разом читали всё моё прошлое. Он слегка поклонился и шевельнул ротовыми мандибулами. Я не услышал ни слова — но каким-то образом ощутил смысл...меня приветствовали.

Второй был огромный, метра два в холке гриб. Да, настоящий, с белоснежной округлой «шляпой», украшенной биолюминесцентными прожилками, и высоким худым телом, словно вылепленным из сухой лозы. От него пахло прелой бумагой и пыльцой,и еще чем-то  неведомым, горьковато-сладким от чего хотелось смеяться и плакать одновременно.

— Добрый день — проговорил он на каком то цокающем языке, который я раньше знал только во сне. — Мое имя Boledus albidus..я привратник этого Древа. Добро пожаловать в библиотеку Искатель

Я хотел спросить зачем я здесь, и связано ли это каким-то образом с мерцающей, призрачной нитью  которая тянется из моей груди с того момента, как я вошёл сюда. Но вместо этого я прошептал прикоснувшись к стене:

— Это…древо оно... живое?

Странное застывшее лицо Боледуса дрогнуло и переменилось, я понял Гриб улыбнулся. В его взгляде проскользнуло понимание.

— Разумеется. Живое, мыслящее и очень-очень древнее. Каждое древо — сущность. Каждая струна — его сердце и голос. Здесь ты услышишь многое. Но только одно по-настоящему поймёшь.

— Что именно?- я был настолько ошарашен, что отвечал автоматически, почти не слушая что он бормочет.

— Кто ты на самом деле. И что ты принёс с собой в этот мир. Каждый Искатель сумевший найти в бескрайности Мамору Альфарага тропу к Дарьяру - это бесценный даритель, оставляющий в древе частичку себя в виде мысли, опыта, времени или снов.

Я обернулся и увидел что проход позади меня закрылся, затянулся как старая рана. Никс разумеется со мной не пошла. Ну и ладно. Не нужно, мы и сами с усами. Небось и затеяла все это только чтобы я не мешался ей свей суетой с поиском книги. Ну надо же. Решил почитать что-то  в коем то веке, и что же. На тебе мальчик - целый мир библиотека. Уверен первые два раза я умирал только из-за ее вредности...

Я вздохнул, и попытался выбросить из головы Никс , тревогу, обиду, страх и вдруг почувствовал как внутри на их место приходит нечто новое. Почтение, азарт, любопытство, и что-то, что могло бы быть детским восторгом, если бы не вся кровь в венах, поющая в унисон с древом.
Привратник указал на стол где лежал огромный древний свиток.Я сделал шаг к нему, и огромный свиток, свернувшись и сверкая, сам по себе опустился передо мной.


Он был пуст. Но мелодия звучащая во мне знала, что это — начало.
"Записано тобой, но не тобой придумано. В Дарьяре никто не пишет — тут вспоминают."- пела она

****4****
 Струна памяти

Свиток шевельнулся, будто бы вздохнул. Линии и знаки вспыхнули, затухли, вновь вспыхнули, и я почувствовал — он ожидает. Не слов. Не формул. Он хочет прикосновения. Не физического но мысленного. Эмоционального.

Я протянул руку, и…

…меня словно бы развернуло внутрь.

Я стою на мостике, перекинутом через чёрную воду. Не Дарьяр. Не Земля. Где-то между. По воде скользят образы — лица, события, слова. Одно из них тянется ко мне, пульсируя тревожным светом.
Вспышка.

Я вижу мальчика. Ему лет двенадцать. Он лежит на больничной койке, глаза закрыты. На экране монитора прямая линия дрожит... и гаснет. Но что-то вырывается из тела — тонкая нить, парящая вверх. В сторону тьмы. В сторону двери, где нет ничего — кроме странного серебристого шёпота.

Это — я.

Это было тогда.

Я понял. Не просто вспомнил. Осознал, что всё началось раньше, чем я думал. Что Дарьяр пустил росток в моём сознании, ещё до того, как Никс вырезала дверь в воздухе, до пузыря, до первой струны.До круглой Комнаты.

Я отпрянул. Свиток исчез, словно насытившись этим воспоминанием.

— Ты не первый, — раздался рядом шорох Боледуса.

Гриб стоял ближе, чем прежде. Он не шевелился — но я слышал, как вибрации от его тела сочиняли целые фразы в воздухе.

— И не последний. Но ты — другой. Ты прибыл с памятью, которую не отнял переход. Это странно, но так бывает..это значит, ты сможешь слышать Древо. А возможно — и спрашивать.

Я сглотнул.

— Кто... такие Хранители?

— Хранители? Ты видел одного из них как только сюда попал. Они отголоски. Слуги. Стражи тишины. Каждое дерево поет свою песню. Однако не всякому дана способность услышать её полностью. Ты — пришёл уже с зачатком мелодии той самой сонной мелодией уже внутри. Мелодии что играла когда ты умер во второй раз. И это не совпадение.

Из-за спины Боледуса вышел Хранитель. В его многосуставчатых, покрытых жестким хитином руках с длинными пальцами возник куб. Полупрозрачный, внутри которого пульсировало нечто похожее на голос. Текучая речь без звуков.

— Это для тебя, — прошептал- прострекотал он. — Внутри — путь. Но ты должен пройти его сам.

Я протянул руки — и куб впитался в ладони, будто бы исчез, став частью меня.

Древо загудело. Внутри, в глубине его тела в чернильном мраке вспыхнули ступени, затаённые до этого момента, и один из входов распахнулся — винтовая лестница, уходящая вверх в свет, и вниз — в мягкую, влажную тьму.

— Решай, — проскрипел Бобедус. —ты открыл 2 пути. Дорога вверх ведет к Огласителям. Тем, кто говорят от лица Знания. Вниз — к Забвенным. Тем, кто знает больше, чем должен, но давно перестал говорить.

Я стою перед выбором. Сердце стучит — не от страха, а от важности. Струна внутри меня отзывается на зов древа. Я чувствую — выбор определит не только, что я узнаю. Но и кем я стану.


---
***5***
Спуск к Забвенным

Я выбрал тьму. Ну разумеется. Как говорится от добра добром к добру? Так что ли? Не помню.

Ступени, ведущие вниз, не имели чёткой формы. Они плыли, то растворяясь, то вновь собираясь под ногами из сгустков мха, коры и колышущегося света. Пахло сыростью и смолой. Где-то в глубине звучала тяжёлая, глухая вибрация — словно сердце самого дерева мерно отмеряло пульсации мысли.

По мере спуска мое сознание будто погружалось в топкую трясину транса. Все было по прежнему,
и в то же время совершенно иначе. Стены менялись становились то каменными, то вновь пульсирующими древесными, а то и вовсе чем-то
непонятным текущим светом, потоком осознания. Я чувствовал их взгляд. Витиеватые письмена, переливаясь, вспыхивали и исчезали, образуя цитаты, определения, схемы, формулы, поэзию — всё сразу. Я понял: в этой части Библиотеки знания не постигают в помощью чтения. Их впитывают кожей, разумом, тем, что нельзя измерить.

— Архитектура здесь — живой организм, — тихо сказал Боледус. Надо же, оказалось что он все это время шел рядом. — Дарьяр не был построен. Он пророс в ткани междумирья миллионы циклов назад. Его сердцем являются тридцать два Древа, каждое из которых — это отражение того или иного из слоёв знания. К примеру, древо внутри
которого мы сейчас находимся называется  Мунил’Аэ — забвение, память, реконструкция смысла.

— А другие деревья?

— Есть древо Ускаль-До, где записаны сны и заблуждения. Есть Ириад — биология и морфология сознания. А есть Теакс, который хранит музыку, но её можно услышать только, если не знать, что ты её ищешь.

Мы проходили мимо ниш, каждая из которых была обитаема — не существами, а фрагментами идей. Где-то витал запах апельсиновой кожуры и школьного мела, и я знал — это остатки чужого детства, зафиксированные на носителе-свитке. Где-то проносился жар воспоминаний о выжженных мирах. Всё было в хранилище.

Спустившись достаточно глубоко, мы вошли в просторный, светлый зал из полупрозрачной древесины, исписанной спиральной вязью. В центре располагалась — платформа, окружённая восемью существами. Не хранители, не грибы...полупрозрачные, колеблющиеся ..духи? Возможно.

- это Забвенные- сказал Боледус видя мое замешательство. И подтолкнул меня вперед - смелее Искатель, чтобы продолжить движение и не сойти с ума тебе требуется метка Хранителей.
Восьмерка духов так и не произнеся ни слова воззрилась на меня. Один из них указал на круг в полу, изукрашенный тускло светящимися символами. Я вошёл.

— Ты ищешь метку Хранителя, — донеслось в голову. — Тогда должен пройти испытание. Не на силу или волю. На восприятие. Сможешь ли удержать себя, зная больше, чем следует? И не потерять себя, когда откроется то, что лучше бы не знать вовсе?

Пол из-под ног исчез.

Погружение началось.

Я очутился в бесконечном неописуемом пространстве без форм, где каждая мысль становилась образом, а каждая эмоция — звуком. Это пространство подрагивало и постоянно менялось, мгновенно реагируя на даже самое мелкое движение мысли. Сначала это была библиотека, через секунду скрытая ниша на чердаке, в углу которой маленький я когда-то пытался спрятаться от реальности. Потом — школьный класс,и тут же "музыкалка" место где подрабатывал мой дедушка, и где я впервые услышал слово «смерть». Потом круглая комната, образы из Дарьяра, глаза Никс, пузырь, тьма. Всё перемешивалось. Всё пело.

Но был один вопрос, пробирающийся сквозь галлюцинации:

"Кем ты хочешь быть, когда узнаешь то, что изменит твою суть?"

Я не ответил. Я позволил вопросу прорасти во мне.
И этого оказалось достаточно.

Я вернулся.

Метка — узор из света и древесной вязи, нечто на подобии абонентского билета — пульсировала у основания черепа, оставляя едва заметное, но ощутимое тепло. Она уже меняла меня. Мысли стали яснее. Память — глубже. Пространство — многослойнее.

Один из Забвенных склонился:

— Теперь ты можешь спрашивать. Но помни: каждый вопрос — это семя. И от тебя зависит, что из него вырастет: плод… или ядовитый цветок.

Я сделал шаг к полке с записями. И впервые почувствовал себя не гостем Дарьяра. А частью его. Содержимое полок отзывалось...каждая частичка знания издавала свой звук, и собираясь вместе они сплетались, скручивались перетекали один в другой, образуя волшебную ни с чем не сравнимую мелодию. Мелодию знания без слов.


----
***6***
Привратник и Плавь Знания

Метка пульсировала, то утихая, то вновь вспыхивая в голове, как жар памяти или острота проснувшегося смысла. Я стоял в узком переходе, выходящем на висячий мост, натянутый между двух исполинских деревьев совершенно не помня как здесь очутился. Воздух дрожал от светящейся пыльцы, которую разносили тонкие сквозняки. Где-то далеко  внизу ворочались туманы, и в их мутной искаженной глубине угадывалось смутное шевеление чего-то огромного, скрученного, спирального. Меня передернуло, и я отвернулся уставившись вдаль. Картина завораживала. Теряясь в смыкающихся вверху кронах блуждал свет закатного солнца, тяжелел и мерцающими звездами медленно будто светящийся снег падал вниз. Ниже величественные громады стволов увитые подвесными мостиками-переходами. Сплетенные из веток смотровые площадки украшенные полупрозрачными сферами, внутри которых бились какие-то светящиеся букашки озаряя окружающее тусклым мистическим сиянием.

— я тоже частенько любуюсь закатным светопредставлением — раздалось сбоку.

Я вздрогнул: рядом стоял гриб. С виду он практически ничем не отличался от привратника Боледуса. Но что-то меня смущало.. и тут я понял. Он был стар. Чудовищно, невозможно стар. Его шляпка не имела обычной округлости, а напоминала сложенную капюшоном хламиду. Под ней скрывалось лицо… если только можно так назвать складчатую, вечно движущуюся поверхность, покрытую мелкими пористыми глазками. Он был все так же высок, но его изящные тонкие пальцы теперь были скрученными, как корни. Я похолодел..как такое возможно? Сколько я уже здесь нахожусь?

— Я Привратник Боледус, искатель, ты вовсе не ошибся, — сказал он.
- Но как такое возможно? - ошарашенно спросил я. - Сколько же я здесь пробыл?

 — Что есть время Искатель? - устало спросил он Пройдёмся?

Я кивнул и мы пошли по мостику.

— Деревья Дарьяра не просто хранят знания. Они — структурируют бытие. Каждое древо — особый вектор. Однако прежде чем двигаться вглубь следует погрузится. Именно для этого Дарьяр и создает Привратников. Я практически исполнил свою роль, тебе осталось узнать совсем немного, и твое погружение начнется.
- и все же я не понимаю Боледус - не унимался я - мне показалось что прошло лишь пару мгновений..
 Гриб тяжело вздохнул.
- Все так и не так молодой искатель. Для того чтобы сравнивать время требуется некая точка отсчета, а в Дарьяре она у каждого своя. Посему и время тут сходит с ума. Для тебя и правда может пройти лишь пара мгновений, для меня - целый век, а для твоей могущественной покровительницы - время и вовсе застыло. Но оставим это. Я чувствую как мое время подходит к концу, и хочу рассказать то что еще не успел о прочих древах.


Вот это, к примеру, — Он указал на огромное дерево слева, его кора светилась янтарно-золотым, — это древо Секриам. Здесь хранятся мифы. Все — от первых звуков разумов до последних выдохов забытых богов.

— А другие? — Я вдруг испугался что он не успеет, но Привратник лишь кивнул.

— Есть Матарх’Эль — оно как раз изучает траектории времени. Его полки шепчут сами себе, и иногда ты можешь услышать собственное будущее, если забредёшь слишком глубоко. Есть Ринхоракс — биологическое. Оно растёт быстрее всех, постоянно мутируя. В нём книги растут прямо на ветвях.

Мы шли всё выше. Мостик качался. Повсюду витали сотни нитей, как паутина. Некоторые из них — оптические, переливающиеся, — уходили вглубь других деревьев. Гриб кивнул на одну:

— Это Плавь Знания. По этим нитям переносятся фрагменты между древами. Живая система перекрёстных смыслов.

На мгновение я почувствовал головокружение — будто сам стал частью этой ткани.

— А Хранители? — выдохнул я, когда мозг хоть немного справился с информацией.

Привратник замер.

— Они… не мы. И не вы. То, что ты видишь — хламиды, силуэты — это… допущение. Они хранят ядро Древ. Они не живут, не дышат. Они проявляются, когда приходит нужда. Боятся ли их грибы? О да. Не потому, что Хранители злые. А потому, что — не объясняются. Ни словами, ни мыслями.

— Я смогу с ними говорить?

— Возможно. Но они отвечают не на вопрос, а на его природу. Это не всегда приятно.

Мы остановились на круглой площадке, подвешенной между трёх деревьев. В центре — стеклянный купол, внутри которого клубились чернила и свет.

— Здесь ты впервые увидишь карту Ветвей. Каждое древо имеет множество подразделов, разделённых не по логике людей, а по изначальному звучанию. Это трудное знание. Но раз ты уже здесь…

Он коснулся купола.

Из клубящихся чернил начала рождаться форма — дерево, плоскости, канаты, вектора, силуэты, звук.

Дарьяр. Живое Сознание. Библиотека, что ведёт себя как сон, в котором ты — не гость, а фраза.


Он вдруг замер и беспомощно на меня посмотрел.
-Время пришло - прошептал он спокойно и начал медленно рассыпаться. Облако спор которым он рассыпался на миг замерло, а потом будто подхваченное несуществующим ветром поплыло назад к древу встретившему меня мгновение? вечность назад? К древу Мунил-Аэ.

**** 7****
Книга Без Имени

Я не искал её — не то чтобы специально.честно говоря я уже и вовсе забыл что изначально пришел в Дарьяр с какой-то целью. Просто шел по узкому, дрожащему под ногами мостику, петлявшему между ветвями Древа Глоракс — хранилища личных историй, тех, что никто не записывал, но каждая оставила след в ком-то или чём-то.

Туман, как всегда, густой в этом месте частенько не успевал рассеяться, и я любил погружаясь в мутную, кисельную прохладу наблюдать за искажением света. Однако  сегодня все было иначе. Туман..он пел — негромко, почти шёпотом на разные голоса. Они были странные: как будто пели на языке, который я всегда почти понимал, но не знал.

Именно тогда там и появилась она.
Книга. Одинокая. На пьедестале, из живого дерева, проступившем прямо из пола. Без надписи. Без обложки. Но от неё исходил знакомый холодок — тот самый, что сопровождал меня с самой Круглой Комнаты.

Я протянул руку.

— Не спеши, — раздался голос за спиной.

Привратника не было, Боледус умер, в этом не было сомнений. Вместо него — кто-то в мантии, лицо скрыто, как у Хранителей, но меньше, тоньше, почти… зеркальное отражение.

— Это Книга Без Имени. Она не хранит знание. Она — впитывает.
Чтобы прочесть её, ты должен отдать ей часть себя. Не кровь. Не плоть. Воспоминание.

Я замер.

— Какое?

— То, без которого ты всё ещё сможешь быть собой… но уже не тем, кто был до.

И тогда я понял, почему Никс отправила меня сюда.
В Круглой Комнате я искал ответ. Но не мог его получить, потому что не был готов отказаться от самого вопроса.

Я встал перед книгой.
Она раскрылась сама.

На первой странице — пусто.
На второй — отрывки мыслей. Моих. Но уже забытых.
На третьей — чья-то история… которая медленно становилась моей.

Я не знал, сколько времени прошло.
Но когда я поднял голову, я уже не помнил… лица моей матери.

Именно тогда появился первый Хранитель.

Он не заговорил. Просто взмахнул рукой — и дерево над нами раскрылось, как цветок. Над мною раскинулся огромный светящийся купол. И я впервые увидел Ось Дарьяра — сплетённый корнями нерв всей библиотеки, то, что связывало её воедино.

А затем голос — не откуда-то, а внутри меня:

"Ты отдал память, отдал ценность. Ритм твоего смысла изменился и взамен ты получаешь доступ и имя нового смысла. Добро пожаловать в глубины Маркатэш."


****8****
 Хранилище Молчаливых Источников
Меня вёл свет. Знаю сейчас звучит довольно глупо, но в пору моего обитания в Дарьяре такие вот детали были чем-то  само собой разумеющимся. Итак, меня вел свет. Он капал с потолка — крупными, светящимися каплями, скользя по древесной коре, затекая в глубокие щели и образуя дорожку между корнями.

Я шёл молча. И сам казалось становился молчанием.

Подвесной мост, скручен из лозы, отливающей перламутром. Под ногами — бездна из листвы, света и бесчисленных ответвлений. Тонкие арочные переходы соединяли древа между собой, образуя целый нервный каркас. Каждое древо здесь было не просто деревом — темой, областью знания, живым архивом мысли.

— Древо Мирракас, — прошептал кто-то. Я даже не заметил, когда рядом со мной возник другой посетитель — похожий на мотылька с лицом старого, чтобы не сказать древнего деда. — Здесь течёт знание о чувствах, неописанных, но пережитых. Оно поёт в воде.

Перед нами раскинулся зал, куда входили сквозь плетёные арки. Здесь действительно текла вода. Тонкие струи сползали по стенам, по нишам, по книгам. Некоторые книги были вовсе полупрозрачными — в них текло что-то светящееся, похожее на нектар, и он не смывал текст, а… создавал его, струясь по внутренней поверхности страниц.

Я шагнул внутрь.

Мгновение — и мир исчез. Вместо него — образы. Летучие, тихие, как сны, как первые воспоминания о себе.

Я видел женщину, стоящую на болоте — она держала в руках маску. Маску моего лица. Я не помнил её, но знал — это она вложила в меня первое имя, когда я только появился здесь.

Я видел светляков, садящихся на страницы книги — и каждая страница вспыхивала, становясь тропинкой, по которой шёл кто-то очень похожий на меня.

Я услышал зов. Тихий, несловесный. Приглашение.

— Если ты ищешь суть, — раздалось отовсюду, — ты найдёшь её не в словах, а в узоре между ними.

Я был в Хранилище Молчаливых Источников — самом глубинном из всех залов.Боледус рассказывал что для того чтобы стать Хранителем струны древа Мирракс, претендент должен был провести здесь ночь — без сна, без мыслей, с сердцем, открытым до дрожи.

Я лёг на пол. Он был тёплым. Вода стекала с потолка, образуя сеть тонких рек. Они пересекались подо мной. Я знал: если усну — не проснусь прежним. Если попытаюсь понять — всё исчезнет. Нужно просто присутствовать.

И тогда я увидел Привратника.

Не как фигуру, а как гриб. Высокий, колышущийся, сочащийся фосфоресцирующей слизью. Его "глаза" — два тёмных углубления — были направлены в меня. Он не боялся, но знал: я — ещё не часть.

— Ты ещё не связан, — сказал он. — Но уже не свободен.

— Что ты имеешь в виду Боледус?

— Лишь то, что теперь ты читаешь и тебя читают.

Он исчез, растворившись в капле воды, упавшей мне на лоб, и я понял что сплю.

Я остался лежать.

***9***

 Ветви, что поют

Я не помню, как вышел из Хранилища. Но помню — чувствовал себя другим. Словно внутри меня что-то раскрылось, как створка старого шкафа, за которой пылились чужие, давно никому не нужные воспоминания.

На затылке — лёгкое жжение. Я нащупал пальцами гладкую поверхность кожи, но подушечки ощутили тонкую ритмическую вибрацию. Метка. Её не было видно, но она определенно была.

— Ну… теперь ты связан, — донеслось откуда-то сверху.

Голос был стар, дребезжащий, но не ослабевший. Он словно струился с верхней галереи, сплетённой между ветвями ближайшего древа. Я поднял голову. На тонкой, едва различимой тропке, ведущей между двумя гигантскими листьями, стоял Наставник.

Высокую фигуру скрывал длинный балахон, из под которого впрочем  виднелись чудовищно вывернутые ноги. Коленями назад, постоянно пружинящие они были бы похожи строением на кузнечика, если бы не были обычными, человеческими. Лицо, скрытое за маской из высушенного корня. Глазницы пусты, но в них плескался тёплый янтарный свет. Из под маски выбиваются усы — сухие и пушистые, как у мотылька. Руки — тонкие, с длинными пальцами, окрашенные в серо-синий. Он держал в одной из них свиток, а в другой — перо из темной листвы.

— Поднимайся Маркатэш. Пора понять, куда ты попал.


---

Мы сидели в открытом зале, где потолка не было вовсе, а стены были образованы сплетением ветвей и лиан. Над нами медленно плыли шары перламутрового света, а вокруг, где-то далеко внизу, перекликались, потрескивали, рокотали, хихикали многочисленные жители топей.

— Ты находишься в ядре Дарьяра, — начал Наставник. — Но это лишь одна из оболочек. Внутри него — Сердце Смысла, к которому никто не добрался. Даже Хранители. Мы — его отражение.

— А сколько здесь всего Древ?

— Тридцать два, — он провёл пером по воздуху, и в небе над нами вспыхнула сеть линий. — Каждое древо — не просто библиотека, но сознание. У каждого — своя Тематика, своя Интонация и свои Хранители

Он указывал поочерёдно:

— Древо Ксетры — хранит все забытые языки. Его струна поёт на звуках, что больше никто не способен произнести.
— Древо Немерей — записывает все сны, никогда не рассказанные.
— Древо Аза’Мар — это болезненное древо. Оно собирает трактаты о безумии, отчаянии и истине, которую можно только пережить.

Он замолчал, словно слушая, как один из мостиков чуть подрагивает от проходящего по нему странного силуэта — не человек, не насекомое, а что-то переплетённое из слов и воспоминаний.

— А Боледус? — спросил я.

Наставник опустил голову.

— Привратник? Он охраняет Зал Тишины. Самую глубокую часть Дарьяра. Где книги пишутся не пером, а болью. Он переродился грибом, избранным древом Фис’Аль, когда то впервые разрослось до сознания. Однако теперь он больше не говорит. Только пропускает — или не пропускает.

— А Метка?

Наставник провёл пальцем по моему затылку, и в мозгу что-то резко защёлкнуло. Пространство вокруг словно на миг прорвалось в сторону: я увидел застывшую библиотеку, слова, ползущие по полкам, мысли, что не были моими — но я знал их.

— Она вплетает тебя в ткань Древа. Даёт тебе не только доступ… но и ответственность. С каждым прочтённым знанием ты платишь. Памятью, снами, иногда — чем-то большим.

Я молчал. А потом спросил:

— Зачем вы всё это храните?

Он рассмеялся. Но смех был грустным.

— Чтобы однажды всё это снова забыть. Как только мы поймём, что помним слишком много.


---

Я провёл остаток дня, переходя по подвесным мостам между дре;вами. Где-то над головой пролетели летучие мыши, унося книгу, в которую я успел лишь заглянуть. Где-то подо мной зазвенела струна — в ней звучало воспоминание о смерти, которую никто не пережил.

Дарьяр дышал. Он смотрел на меня всеми своими глазами — грибами, насекомыми, книгами, светляками.

И всё, чего он хотел — чтобы я стал частью


***10***
Янтарный плен

Сначала я думал, что просто устал.

Мосты между Древами начали сливаться. То, что раньше ощущалось как ясный маршрут, теперь стало фрактальной, бесконечно разворачивающейся петлёй. Я ступал вперёд, но всякий раз мне казалось, что я здесь уже был — те же свисающие светляки в форме нот, та же исписанная кора, на которой имена снов замирали в точках.

Я всё ещё читал. Читал, жадно, беспрерывно, как будто голод, возникший во мне по прибытии, невозможно было утолить. Страницы проникали в мысли, мысли в свою очередь в кровь. Я уже знал язык ветра между деревьями, знал, как устроена память бесплотных существ, живущих между обложками.

Но однажды я остановился у очередной полки — и понял, что не помню, зачем пришёл.

Не просто цель… даже себя. Моё имя в мыслях отзывалось дрожью, будто старой струной, оставленной в сыром углу. Теперь мое я ассоциировалось лишь с Маркатешем, однако где-то  в глубине я все еще помнил что он - не я. Я закрыл глаза — и не увидел лица. Ни своего, ни кого бы то ни было. Было только знание, только шёпот, только влажный свет Дарьяра.

Я говорил с Хранителями. Или с их отражениями. Или, может, сам стал одним из них. Порой, проходя мимо полированной древесины, я ловил своё отражение — вытянутый силуэт, драпированный тканью, глаза, сверкающие янтарным светом…

«Ты уже давно здесь», — шептал голос с ветви. — «Может быть, всегда?»

Однажды, среди всего этого совершенства, я увидел очередную книгу.

Она лежала не в нише, и не имела обычных отметин древа, ни глифов ни рун ничего. Пыль на обложке светилась. Страницы были пустыми. Но внутри — ощущение. Тепло, тревожность, боль.

Я потянулся к ней. В тот самый миг, когда мои пальцы коснулись обложки, нечто хлестнуло внутри черепа. Как удар по струне.

Воспоминание.

Комната. Круглая. Камин. Тонкая фигура, сотканная из теней. Никс.шепот...

— Великая Ruh мальчик, во имя Предела скажи что ты ищешь? - и дальше...тихо, на пределе слышимости, - Ты нашел её, пора выбираться .

Я отдёрнул руку. Всё вокруг дрогнуло. Дарьяр заколебался, как отражение в пруду. Я сделал шаг назад — и услышал звук. Чужой здесь, но до боли знакомый мне. Тому мне, что мог узнать его..

Тиканье часов.

Впервые за всё время — не мелодия струн, не шелест мыслей, а живой звук времени. Он бился где-то рядом, под черепом, как сердце. Метка. Она горела.

Я понял. С криком,болезненно вспоминал.

Я не был частью этого мира. Я был гостем. Искателем. Я забыл цель, забыл себя. Но метка… она хранила нить.

И я знал, если хочу вернуться — если хочу найти — я должен проснуться.

Но Дарьяр не отпускает. Он живой. Он привязывается. Он поёт. И он боится, что я уйду.

***11***
Страница без имени

Я не спал. Я знал это точно — ведь во сне невозможно ощущать так остро каждую каплю влаги, впитавшуюся в плащ, каждую ноту, протяжно звенящую в стволе древ, будто бы сама библиотека зачитывала по строчке мою душу.

Но всё же что-то внутри меня дремало. Спеленутое, забытое.

Мостик под ногами был натянут между двумя Древами — Сиэлем и Рогмирой, если верить светящимся символам на их коре. Первый хранил сказания, второй — системы: от устройcтва духа до строения миров. Где-то в ветвях, на уровне, куда я ещё не добирался, пульсировали книги, живые и тёплые, как сердце.

Я задержался здесь. На середине перехода. Стоя над зыбкой глубиной тумана и ошарашенно вглядывался в нее. Маленькая, почти неприметная, она лежала прямо в переплетении ветвей. Без обозначений, без огня светляков, без сопровождающих некоторые фолианты тварей-хранителей.
 Обложка словно соткана из старой ткани, в пятнах, похожих на карту луны. Без названия.

Рука дрогнула. Я прикоснулся.

Щелчок. Не физический. Скорее, как будто кто-то в глубине моего сознания перевернул страницу, давно забытую.

На первом развороте — пусто. Второй — тоже. И только на третьем, выведенное скособоченными, будто детскими буквами:

"Меня звали…"

Я не мог прочесть дальше. Строки расплывались, уходили, как капли в воде. Но что-то внутри уже полыхнуло. Память. Нет, не конкретная — но намерение. Смысл.

Я пришёл сюда за ней. За книгой, которую не мог найти в Круглой комнате. За собой. Я забыл.

Слова с каждой новой страницей обретали вес. Изгибы строк напоминали знакомый почерк. Где-то на десятой я увидел… фотографию? Нет — её призрак, отпечаток, светотень. Лицо. Моё?

Где-то внизу, в глубинных переходах Дарьяра, струны начали звучать тревожнее. Тонкие существа, похожие на глубоководных флуоресцентных медуз, повисли на потолке в изумлённой неподвижности. Один из них судорожно выпустила облако спор которое прямо на моих глазах потяжелело опало и начало прорастать сквозь пол формируя до боли знакомую двухметровую фигуру гриба-привратника.

Дарьяр волновался,Он понял что я пробуждаюсь.

В этот миг, сквозь шорох древесных голосов и шелест пергамента, прозвучал тихий, невесомый голос.

— Ты почти у цели мальчик. Только не засыпай снова.

Я поднял взгляд. На мгновение — всего на вдох — в зеркальной нише сгустился мрак и я увидел  лицо Нюкты. Насмешливое и чуть печальная. Миг и все пропало.

Я стоял один, с книгой, в которой хранилось моё собственное возвращение.


***12***
Тихие залы, гулкие тени

Я шёл, почти бежал, часто оглядываясь. Не вверх — не вниз. В Дарьяре направления были относительны. Здесь лестницы начинались в воздухе и заканчивались в залах, которых вчера не было. Здесь ветви служили тропами, корни — сводами, а мосты из шёлковых нитей возникали, лишь когда ты забывал, что боишься высоты.

За мной следовали звуки. Не шаги. Не стрекот духов. А шёпот страниц, как будто книги внутри деревьев обсуждали моё присутствие. Не осуждали — именно обсуждали. Сравнивали. Пытались вспомнить.

Я всё ещё держал книгу. Без имени. Без обложки. Только теперь, если прикасался к её страницам, внутри себя я чувствовал легкий ток — как от прикосновения к щеке в старом сне. Память снова начинала шевелиться.


---

Первым я встретил безымянного странника. Его лицо было маской мертвеца, покрытой письменами. Каждое утро он стирал, и заново наносил слова. Он говорил:

— Имя — это не тождество. Это пароль. Хочешь вспомнить, кто ты — забудь, как тебя зовут. Тогда и узнаешь, зачем ты здесь.

Он оставил мне перо. Живое, из прозрачных жил, и сказал — "Пиши не на бумаге. Пиши на тишине".


---

Дальше, в одном из нижних залов, я столкнулся с существом, чей облик постоянно менялся. Оно называло себя Зеркалом Ложной Осмысленности, но всех просило называть себя просто ЗЛО.

— Ты ищешь книгу? — спросило оно извернувшись и преградив мне дорогу.
— Я… да. Наверное.
— Но ты не знаешь, какая она. Не знаешь, зачем она тебе. Ты держишь в руках смысл и зовёшь его потерей. Так делают все. Добро пожаловать в Дарьяр.

Я хотел возразить, но Зло вдруг исчезло, с хохотом рассыпавшись ворохом заплесневелых слов.


---

Наконец я вышел к Саду Незавершённых Историй.

Это было пространство между тремя Древами — Абионой, Фэреем и Сильгой. Там не хранились книги. Там вырастали мысли, мериалы мыслей всевозможных существ, которые так и не успели оформится достаточно отчетливо чтобы стать текстами. Их можно было услышать. Почувствовать. Даже вдохнуть. Некоторые из них застревали в горле, и я хрипел от чужих сожалений и чьих-то бесконечно печальных эпилогов.

Именно там я впервые увидел себя. Вернее, одну из версий — бледную, с выжженной меткой на шее и пустыми глазами.

Он смотрел на меня и шептал:

— Я нашёл её. Но не смог унести. Ты… ты ещё можешь. Не задерживайся. Не пытайся всё понять.

Он распался. Как тень, что слишком долго стояла на солнце.


---

Я вновь остался один.

Но внутри, у основания черепа, начало пульсировать тепло. Метка. Та самая. Не полученная — выросшая. Как будто знание, собранное за эти дни, само решило оставить след.она будто проросла куда-то вглубь организма, вплелась в жилы, оплела кости, но теперь я точно знал куда идти дальше.

К центру. К великому древу — Гилтаресу, не хранящему знания, но создающему их. Именно там, по мнению проросшей в меня Метке, можно было вспомнить не только, что ищешь, но и кем был до того, как забыл себя.

****13*****
Гилтарес, дремлющее Знание

Подвесные мостики исчезали в тумане. Они пели — каждый по-своему: один чуть слышно звенел, будто остывающая струна; другой — вибрировал, гулко, басовито, словно древняя песня на языке, давно лишённом звуков. Я шёл по одному из них — узкому, мокрому от испарин, натянутому между кронами, как нерв между мыслями.

Дарьяр шептал:
"Ты близко. Мы помним."

Гилтарес был не выше других дерев, но гораздо старше. Это чувствовалось сразу — не по виду, а по тишине, что окружала его, плотной, будто вода.
Он не светился. Он дышал.

Когда я подошёл ближе, звук мира как будто затонул. Всё вокруг — шелест, звон, даже мои собственные мысли — ушли в гулкую глубину. Открылась арка, вплетённая в древесную ткань. Я вошёл.

Внутри было темно. Не мрак — скорее незнание, первозданное. Воздух дрожал, и на мгновение я почувствовал, как кто-то нежно касается моего сознания — не ломая, не вторгаясь, а выравнивая.
И тут я услышал Гилтареса.

— Ты долго был собран из чужих мыслей Маркатеш.
ты много читал, чтобы не помнить.
Но книга, которую ты ищешь,
уже начала писать тебя..скажи, ты правда хочешь покинуть Дарьяр?
Я кивнул. Отчего то мне стало очень грустно и стыдно. Я почувствовал себя предателем, хотя нико и не думал меня осуждать.

Я стоял в центре полого зала, а передо мной из воздуха начала складываться структура — как кокон, собранный из букв, не написанных ещё. Она трепетала, шевелилась, пыталась обрести форму. И вдруг — щелчок. Легкий, почти мысленный. Я вспомнил запах.

Не имя. Не цель. Запах. Кофе с корицей и свежей газеты, вишнёвых поленьев в камине и старой кожи моего любимого кресла. А еще
Запах дыма и чужого бардового Солнца за вечно меняющим форму окном. И страниц — чуть влажных, с тонким оттенком чернил, что невозможно изготовить нигде кроме Круглой комнаты

И в тот миг я перестал блуждать.
Не потому что нашёл путь. А потому что стал его частью.


---

Когда я вышел из Гилтареса, мир уже был другим. Ветви расступались. Мосты сами поднимались навстречу. Шёпот книг стал ласковым.

Я всё ещё не знал, как зовут меня.
Но лишь потому что вспомнил все свои имена, и Маркатеш было одним из них.


Глава последняя.
 Выход

…мост под ногами дрожал — не от шагов, не от ветра, но от мысли, которая, как казалось, вот-вот оформится. Я стоял высоко над кроной Древа Семи Струн, всматриваясь в лёгкое мерцание его сердцевины — и чувствовал, как знание пульсирует в каждой жилке мира. Мне больше не нужно было искать книг — я сам стал страницей, связующей фрагменты бытия в целое.

И всё же... я знал: что-то забыто.

Не книга. Не задача. Я сам...трудно объяснить, но чем большее мне открывалось, тем меньше  я понимал.

«Ты слишком на долго здесь задержался мальчик», — шепот Никс, возник в моей голове совершенно неожиданно эхом отразившись от бури из мыслей терзавших меня, и будто накрыв их пологом тишины. Я не удивился. Ее облик возник рядом как бредовый мираж, дрожащий и не четкий, будто бы сюда темнота попасть по настоящему не могла.

— Я... зачем я пришёл?
— Искать. Но теперь ты ищешь себя, — она не смотрела, но я знал, что слушает.
— Дарьяр затягивает. Его невозможно покинуть просто так.
— Конечно. Всё, что даёт тебе смысл, не отпускает легко.
— А метка? Она останется?
— Метка не на теле, а в сознании. Она меняет не тебя — а то, как ты воспринимаешь мир. И да, разумеется останется. Ты ведь прошел испытание.

Я кивнул. Мне вдруг стало страшно: а что, если снаружи нет ничего? Что, если пробуждение — лишь иллюзия выхода?

— Я вообще был жив? — выдохнул я.

Никс усмехнулась.
— Ты думал, ты умер? Ты спал. И снился себе. Иногда мы не умираем — мы просто теряем фокус.
— Так я вернусь?
— Смотря куда. Но всегда возвращался. Фокус в том чтоо уже не тем же. Никогда — прежним.

И вдруг — всё дрогнуло. Как в воде, в которую бросили камень.
---

Я проснулся. Сел резко. Комната — знакомая и чужая. Пыльное утро за замызганным окном цокольного этажа. Серый свет. Мир не был Дарьяром, но отголоски его дрожали где-то глубоко в висках.

На затылке — пульсация. Лёгкое покалывание. Я нащупал кожу — там ничего не было. Или…

На кованном столике лежала книга. Без названия. Без автора. Я не помнил, откуда она. Только одну фразу внутри:

> “Пробуждение — не всегда выход. Иногда — это вход.”

Я прикрыл глаза. Где-то внутри звучала тонкая нота. Как дуновение света сквозь листву. И я знал: я не ушёл. Я просто стал… другим.

Никса сидела напротив как всегда уткнувшись во вчерашнюю газету и чему-то улыбалась своей зубатой ухмылкой. Над камином горела печать Лю'Ро, и я с облегчением выдохнул осознав что лишь вернулся в круглую комнату, и 12 моих отражений все еще стоят на страже сна.

Эпилог. Шелест

Прошли годы. Очень много лет.

Жизнь шла — как положено: с работой, бессмысленными встречами, кухонным светом под утро и леденящим одиночеством, которое никто не замечал. Казалось бы, всё позади: сказка, сон, или что бы там ни было. Память — вещь капризная. Она затирается буднями, стирается заботами. Всё, что было по ту сторону, обрастает туманом и становится просто... сном.

Но по ночам — особенно в дождь — я порой всё ещё слышу шелест. Не ветра. Не листвы. Шелест страниц. Где-то между каплями и тишиной — как будто в комнате, которой не было, кто-то бережно переворачивает листы.

Иногда я просыпался с ощущением, будто стоял на мостике между деревьями. Словно свет древнего Древа проникал в глаза даже сквозь веки. Иногда — слышал стрекотание. Не угрожающее, нет. Настороженное. Родное.

Я никогда никому не рассказывал о Дарьяре. Полно те кто бы поверил? И как рассказать, если даже сам не знаешь — было ли это? Или ты просто сломался когда-то, и придумал себе мир, чтобы не сойти с ума?

Но каждый раз, когда на улице раздавался внезапный, резкий звук — я вздрагивал и инстинктивно прикасался к затылку. Там, где когда-то пульсировала метка.

И даже сейчас , порой глядя в зеркало, я вдруг понимаю: что эти глаза помнят больше, чем разум готов признать.