Праздник со слезами на глазах

Сегодня по старой памяти, я испытал неприятное чувство. Мало того, что детей восемь месяцев в году пытали в школах, недалекие люди, которые за это получали очень маленькую зарплату, считавшие себя неудачниками, так ещё и из дня начала этой пытки сделали праздник, который многие встречали с горькими слезами на глазах. В школе меня учили говорить и писать не то, что я думаю, а то, что положено. Помню, как учительница литературы сказала, что ей безразлично, что я думаю о произведении Пушкина "Капитанская дочка", ей безразличны мои впечатления после прочтения. И вообще, кем это я себя возомнил, чтобы думать и размышлять? В мои лета не должно сметь свое суждение иметь! Процитировала она Грибоедова и потребовала слово в слово переписать из тетрадки конспектов то, что об этом сказали Белинский и Герцен, и если уж хочу оценку повыше, то можно привести пару цитат других классиков и только тех, что она знает.

А какие были прекрасные учебники Рыбакова по истории! С одной стороны он рассматривал исторический процесс, как классовую борьбу, как завещали Маркс, Энгельс и Ленин, а с другой он рассматривал историю, как набор не связанных между собой легенд о русских богатырях, защищавших отчизну от половцев и печенегов, чтобы быть верным национализму товарища Сталина, который сказал, что все народы СССР равны, но русские все-таки ровнее. Но история при социализме вообще была не в чести, надо было только твердить о миролюбивости родины, которая никогда не нападала ни на кого, и никаких территорий не захватывала, и потому стала самой большой страной в мире по площади.

В СССР были в чести физики, математики, химики, кроме точных наук все было достаточно незатейливой пропагандой. Хотя зачем было в восьмом классе учить наизусть всю периодическую таблицу элементов я так и не понял. Лично мне это было нужно, чтобы сдать, получить оценку и успешно перейти в следующий класс, забыв о том, какая валентность у радия и алюминия. А как же закон Паскаля! Как же он мне пригодился, когда я работал в кране или сварщиком или месил тесто для пирогов! Но не смотря ни на что я до сих пор помню, что давление на жидкости или газ без изменения передается в каждую точку жидкости или газа. Я это запомнил только потому, что учитель физики был не педагогом, а инженером, просто пошел преподавать в школу, после развала СССР и его бесполезной промышленности, и потому он в отличии от профессиональных преподавателей, не заставлял нас учить, а наглядно продемонстрировал закон Паскаля в действии. Но больше всего мы учили алгебру. Вернее нас заставляли зубрить формулу, а потом надо было по этой формуле до полного отупения решать примеры и уравнения. И лучшими учениками называли тех, кто мог определить, по какой формуле можно решить данное уравнение и помнил все эти формулы наизусть. А вот геометрия почему-то считалась достаточно неважным предметом, хотя в жизни мне пару раз пришлось лезть в учебник геометрии, когда я работал слесарем. Причем нужной теоремы я в учебнике почему-то не нашел, и пришлось её выводить самостоятельно на коленке.
 
И это мне ещё повезло, что СССР развалился, когда мне было двенадцать лет, и в девяносто третьем году уже появились новые учебники, правда, качеством они не отличались от прежних. Вместо мировой истории мы начали углубленно учить историю Латвии. В восьмом классе мы углубленно изучали экономическую географию Латвии по крохотной брошюрке в мягкой обложке. В учебниках литературы появились стихи Игоря Северянина, Мандельштама, Высоцкого и к критике Герцена и Белинского прибавились ещё отзывы латышских литераторов о русской литературе. А учебники по точным наукам остались прежними. В девяносто третьем году началась ещё оголтелая религиозная пропаганда в школе. И выяснилось, что все учителя, которые ранее нам рассказывали, что Ленин был безупречным во всем, просто святым, начали проповедовать нам самые разные направления христианства и заявлять, что у них при социализме под подушками хранились иконы.
 
Как же было хорошо тем, кто учился на дому, и только приходил сдавать экзамены в конце года! Они видели этих учителей только раз в год, и совсем не видели одноклассников, и потому у них не было стадных рефлексов, согласно которым большую часть энергии надо тратить на доминирование над окружающими. Постоянно надо пробовать каждого на прочность, и перед более сильным надо прогнуться, а более слабого надо пнуть, таким способом занимая свое место на иерархической лестнице коллектива. И чтобы доминировать было удобнее, надо постоянно во что-то играть, в фантики от импортных жвачек, в футбол, баскетбол, в карты, шашки, шахматы, постоянно во всем соревноваться - кто дальше плюнет, кто дальше прыгнет, у кого кроссовки и джинсы круче, у кого раньше появился плеер и игровая приставка, кто раньше залезет в трусы однокласснице. А если кто-то в одиночестве или с другом пошел путешествовать по городу и окрестностям и не стал об этом рассказывать или в сарае изобретает вечный двигатель, то он просто лошара и его надо загнобить, подложить ему под зад сосиску из столовой, которую есть невозможно, или котлету, которые тоже съедобными не были.
Именно в школе мы учились или стучать на других, шантажировать ближних своих или молчать о тех мерзостях, которые творили одноклассники потому что боялись стать стукачами и подвергнуться порицанию со стороны коллектива, а то и получить по кумполу от любимых одноклассников и стать изгнанником. Там люди осваивали навыки мимикрии, начинали одевать то, что круто, слушать музыку, которую популярна, смотреть и обсуждать нужные фильмы, говорить то, что принято в обществе, а не то, о чем думаешь, что интересует, употреблять алкоголь и курить, потому что это круто, а те, кому это не нравятся просто скучные унылые задроты.
 
Пока я учился в младших и средних классах школы, я ещё надеялся на то, что эти мучения окончатся с получением аттестата, надо только потерпеть ещё несколько лет. Но потом я понял, что на рабочем месте твориться то же самое, что и в школе. Да, взрослые люди уже не такие радикальные, как дети и подростки, и в школу гнали родители, а на работу идут уже сами, осознавая, что другого выхода нет, вернее есть, можно заняться незаконной деятельностью и потом оказаться в местах лишения свободы, где порядки более строгие, как и стадные законы. Конечно, можно получить хорошее образование, если родители этому не помешают, и хватит терпения, и тогда можно устроиться на не совсем противную работу с коллегами, которых можно терпеть до пенсии, но в том-то и дело, что терпеть, и с нетерпением ждать выходных и отпуска, радуясь больничному, натягивая улыбку на кислую физиономию, твердя о том, как ты любишь свою работу, чтобы не быть жертвой в глазах окружающих, потому что жертву все норовят пнуть самоутверждения ради или украдкой клюнуть. И когда достигаешь наконец пенсионного возраста, уже настолько привыкаешь ко всей этой мерзости, что без неё уже не можешь жить, да и все эти стремления и желания молодости уже умирают в тебе и все что волнует, так это мухи кружащие над тарелкой с едой.
 
Есть ещё те, кто полагает, что открытие своего дела - это свет в конце тоннеля. Но кто же думает о том, как государство давит на предпринимателей, принимая разные ограничивающие законы, повышая налоги и каково находиться в состоянии перманентного конфликта со своими наемниками, которые в глаза льстят и только и ждут момента, чтобы подставить, подложить какую-то свинью и не оставить на ней своей подписи. А ещё потребители, которым вечно трудно угодить, которые норовят уйти к конкурентам, занижающим цены, которым надо постоянно угождать, которых надо приятно удивлять, и думать об этом круглыми сутками. И как же больно некоторым предпринимателям узнавать о том, что их знакомый работает на кого-то, забывает о работе, уходя с неё, и получает доход намного больше! А ещё больнее заплатить какому-то ценному специалисту, больше, чем имеешь чистой прибыли сам. Но самое ужасное, когда понимаешь, что ты разорен, что давно твоя фирма работает в убыток, что вся твоя собственность заложена, но до ужаса страшно все это дело закрыть и пойти работать на кого-то...
 
Я очень долго искал выхода из западни под названием жизнь в социуме. Кем я только ни хотел стать, чтобы только забыть слово коллектив! Я два года после работы на заводе ходил на вечерние курсы рисунка с натуры, я пытался печатать тексты для сайтов, я собирал тару на велосипеде в Скандинавии, собирал там же лесную ягоду и даже планировал выучиться на лесника и пытался лишить себя жизни в моменты отчаяния. Но тут судьба сжалилась надо мной, и я стал инвалидом, что дало мне право жить вне социума и ограничить общение с людьми. Но порой я думаю о том, каково же остальным, большей части населения планеты жить в этом аду, которое называется общество и мне становится грустно, но ненадолго.