Сто розог Фанфик начало

От автора: 18+.
Несовершеннолетним просьба покинуть эту страницу.
Светлой памяти Николая Филиппова

Что такое фанфик " Сто розог "
Слово фанфик произошло от кальки с английского fan fiction — «фанатская проза».
По сути, это выдуманная история и ее продолжение про героев уже известного произведения Николая Филиппова

Утро в  Париже ослепительно заулыбалось солнцем. Тонкие лучи света осторожно проникли сквозь неплотные занавески на окнах и забегали по стенам комнаты.
Не смотря на крики за окном беснующейся толпы, направляющейся на площадь Революции утомленная после жаркой ночи графиня весело болтала, но вдруг легкая тень раздумья легла на ее лицо, оно омрачилось.
Этьен удивился перемене: на месте милой, беззаботной женщины сидело чопорное и холодное существо.
Но ее волновала совсем не толпа за окном и не гильотина на площади.

–  Простите, Этьен, –  голос утомленной Анжель стал суровым и непреклонным, она без помощи служанки стала приводить в порядок свою одежду –  мы так мило провели время, а вот я все испортила! Мне вспомнилось, что сегодня мне надо непременно должна наказать Жюли: дерзость ее перешла все границы! – Раскрасневшееся лицо Анжель выдавало удовлетворенную женщину. – Она думает, что если в Париже революция и толпа за окном ратует за права, справедливость и гуманизм, значит, мораль и послушание отошли на второй план! И матери можно не слушаться!


Она замолчала, и Этьену видно было, что ей не хотелось расставаться с ним.
Этьен, молодой, но весьма опытный в амурных делах  мужчина, тоже не желал этого. Анжель была опытной и очень умелой.
–  Анжель, –  попытался мужчина спасти положение, –  а что если мне остаться? Одно дело, когда вы с ней наедине, другое –  когда есть кто-нибудь посторонний. Ну, не совсем посторонний!
– Но, уверяю, Этьен, Вам будет скучно. –  Анжель поправила перед зеркалом растрепавшуюся прическу. – Мне-то надо нести свой тяжкий родительский крест, а Вы пока от него избавлены. Пользуйтесь своею свободой!
– А, если я попрошу тебя? – мужчина поцеловал Анжель в шею. – Напрасно ты думаешь, что мне тебя неинтересно видеть в роли матери и воспитателя. Кстати, больше двухсот лет назад наша Екатерина Медичи, королева мать,  провинившихся фрейлин секла розгами!

– Да, я знаю, он была самой могущественной женщиной в Европе XVI века. Ей  нравилось, как дергаются и извиваются их юные тела под ударами! Своих детей королевской крови она тоже розгами воспитывала! И крики умирающих гугенотов во время Варфоломеевской ночи были для нее самой сладкой музыкой! Яркий пример для всех последующих поколений!
– Ты в роли матери... Это так гармонирует с твоим нежным телом...
Этьен поцеловал ее в вырез платья.
–  О, мой дорогой..,–  глаза Анжель наполнились слезами, руки любовника привычно потянулись к шнуровке  корсета, и пальцы потянулись к верхнему узлу, когда она вдруг решительно встала.
–  Не сейчас, Этьен, после. Давайте перейдем в гостиную!
Анжель позвонила в колокольчик, и на зов явился старый дворецкий, один из немногих слуг, решивший остаться, не смотря на революционную ситуацию в столь непростое для аристократии время.
–  Пьер,  розог!  И позовите сюда молодую графиню! – голос графини стал повелительным.

В комнату вбежало очаровательное светловолосое создание с хорошеньким, но капризным личиком. Светлые волосы Жюли собраны в хвост на голове на манер "гильотина". С такой модной прической аристократки ложились под революционный карающий нож.
Зеленое платье с короткими рукавами в ампирном стиле было перехвачено поясом под грудью. Корсета, по революционной моде, под платьем  не было, зато была приколота, трехцветная кокарда.
– Доброе утро! – Жюли сразу поняла, зачем ее вызвали, и встала, покорно опустив глаза, ожидая приговора.

Платье Жюли имело вид   туники до щиколоток, из тонкой ткани, которое не столько закрывало   юное тело от чужих глаз, сколько, наоборот, привлекало к нему внимание.
Плотных нижних юбок под платьем не было, при ходьбе  ткани облегала стройные ноги в изящных туфельках.
Анжель в роли матери была великолепна. Ее только что обжигавшее желанием и удовлетворением лицо стало властным, жестоким, требовательным.
–  За свою вчерашнюю дерзость ты получишь сто розог!
Жюли молча, выслушала приговор.
– Подумайте только, барон, –  обратилась Анжель к любовнику с напускным возмущением,–  ей уже скоро пятнадцать, а она все с  розгами  расстаться не может. Думает, что если революция забрала отца, то ей все позволяться будет! Знаете, что выкинула? Вчера во время обеда –  не буду есть и все! Видите, не устраивает ее меню времен революции!
Этьен, я ее и так и сяк уговариваю, потом не стерпела –  по щеке хлопнула, так она мне в ответ: "Ненормальная, старая дура". Вот.
– Все неправда! – барон увидел, что щеки юной девушки раскраснелись, а дышать она стала чаще! – Ненормальных старых дур тут нет!
– Ты глаза, глаза подними, нечего пол рассматривать, и расскажи барону, что думаешь о своем поведении. В пятнадцать лет принцесс по всей Европе замуж отдавали!

Хорошенькой личико Жюли залилось краской, и она еле слышно, откуда-то из глубины себя стала выдавливать:
– Мама, я уже просила у тебя прощения. А ты сказала: пока не высечешь, не простишь...
Красная ленточка на шее, повязанная по моде того страшного века в память о жертвах Гильотины, очень ей шла.
– Так ты сама хочешь, чтобы я тебя высекла?
Лицо Жюли покраснело еще сильнее. Судя по всему, розог ей совсем не хотелось.
– Это от тебя никуда не уйдет, как и революционная гильотина! Может, все-таки ты расскажешь нам, почему ты позволяешь себе такие выходки?
Девушка смотрела прямо, ее широко раскрытые глаза были полны испуга, но она молчала.

– Так и будешь стоять соляным столбом, невинность из себя разыгрывать? Хватит! Раз у тебя стыда нет, соответственно и обращение получишь, какое заслуживаешь. Анжель встала, стремительно шагнула к дочери и звонко ударила ее по щекам.
– Жюли, тебе надо смотреть на розги как на испытание, посланное тебе самим Богом за недостойное поведение! Бегом за дверь, там наголо разденешься и – обратно сюда! –  крикнула Анжель вдогонку. – Не забудь, когда войдешь, книксен сделать, а то еще  розог  добавлю!
Дверь захлопнулась, любовники посмотрели друг на друга и рассмеялись: настолько у них были важные, неприступные лица.
–  Ты всегда ее нагишом сечешь?
–  А как же иначе?.. –  Глаза Анжель закрылись, и их губы  слились в долгом и яростном поцелуе, – женщины как говяжье мясо: чем больше их бьют, тем они становятся нежнее.
–  Это, конечно,  так, дорогая, но  это уже революционно-казарменные остроты...

С трудом оторвались они друг от друга за несколько мгновений до того, как в комнату вбежала нагая Жюли. Сделав книксен, она упала к любовникам в ноги и тут же начала целовать их, вымаливая прощение.
Девушка  преподнесла лицезрению воспитателей свое тело, словно освещенную лучами солнца дароносицу, словно подсолнух или небесное видение.
Этьен впервые увидел нагую девушку такого возраста, и оказалось, что вид плоского живота, спины, тугих ягодиц, на которых еще темнели следы прежних наказаний, был остро приятен.
Анжель заметила это и дала любовнику вволю насладиться незабываемым зрелищем.

–  Поигрались и хватит! Жертву гильотины из себя строишь? –  Анжель выдернула из прически дочери булавки, и золотистые волосы рассыпались по плечам. –  Принеси сюда ведро с розгами ! Пьер его у двери поставил.
–   Ну, мамочка!..
–  Опять за свое? –  Анжель сорвала с шеи дочери красную ленту. –  Если тебе не стыдно, пожалуйста!
Этьен увидел набухшие небольшие груди увенчанные острыми, призывно торчащими сосцами –  вместо болтающихся, отвислых  грудей, знакомым Этьену спелых женщин.
Анжель намотала распущенные волосы девушки на руку и другой изо всей силы начала бить ее по лицу.
–  Вы видите, Этьен, какая обуза –  дети? –  лицо графини раскраснелось, а глаза сверкали. – Чуть помягче с ними – они тут же из рук выскальзывают. Помните, еще Ришелье говорил, что только тот ребенок будет хорошо воспитан, которого в детстве и юности беспощадно секли. Сейчас революция и слишком много рассуждают о гуманности в отношении к детям, но при этом совсем забыли о строгости.

Щеки Жюли раскраснелись от ударов, Этьен видел, что она еле сдерживается, чтоб не зареветь.
Анжель подтащила девушку к любовнику:
–  Будьте так добры, барон, помогите мне! В моем возрасте самое главное правило женской красоты — ухоженность и уверенность. Стало быть, если бы не Жюли, с ее выходками, была бы возможность больше времени уделять своему внешнему виду и больше быть в вашем обществе!
–  Ты прекрасна как Венера! А у нее, как считали греки, были дети! И не только Купидон, который женился на Психее! Так в чем я  могу помочь?
–  В самом незначительном: высеките   Жюли! Она уже привыкла к женской руке, и ей мои розги – что укус комара. А мужская рука – она памятней, особенно для непослушных девушек. Пожалуйста, барон, вас очень прошу! А ты, Жюли, на колени!

Глаза Анжель наполнились желанием, ее горячая рука незаметно коснулась мужской.
Этьен только и произнес:
– Конечно, графиня, но как это вы делаете?
Жюли стоя на коленях, вздрагивала, ожидая дальнейшего наказания.
–  Совсем несложно! Жюли вытянется на кушетке, с которой нам придется встать.
Слезы, хотя наказание еще толком не началось,  ручьями текли по хорошенькому личику Жюли.
Она, не вставая с колен, принялась снова осыпать страстными поцелуями руки матери, но Анжель словно не замечала дочки.
– Еще накричишься, успеешь! –  Анжель со злостью влепила дочери две пощечины. –  Лицо Жюли стало огненно-красным от пощечин и она по-детски всхлипывала и дергала носом.

Но юное тело Жюли  показалось мужчине необъяснимо прекрасным. Ему вдруг захотелось не бить, а приласкать ее.
Увидев, что обнаженная девушка  прелестна, Этьен удивился, почему их обходят вниманием поэты, художники, да и просто мужчины. В отличие от расплывшихся объемов перезрелых женщин тонкие, точеные, как у египетских статуэток, бедра Жюли придавали поразительную стройность и грациозность ее фигуре. Вместо дряблого мешка – плоский   живот с тонкой талией.
–  Вот смотрите, барон! –  отвлекла мужчину от созерцания дочери Анжель.
Она деловито выбирала розги, отбрасывая один  прут за другим, свистела ими в воздухе.
Наконец, она выбрала из пучка три длинных прута и сложила их вместе.

–  Главное, чтоб они по длине одинаковые были, иначе выступающий конец будет рвать кожу, –  раздавался  голос воспитательницы, но Этьен почти не слышал его.
"Юная психея в ожидании порки от Венеры!"–  Он продолжал рассматривать Жюли, юное очаровательное тело, обтянутое нежной и упругой кожей.
У нее еще не было грубых форм развитой женщины, и поэтому каждый изгиб тела источал звонкую чувственность юности. Эта необычность потрясала, влекла, лишала разума.
– А в остальном умение придет с практикой!  –  продолжала графиня, –  держите!
Анжель протянула Этьену розги.
Жюли молча наблюдала за приготовлениями.
Она-то хорошо понимала, что мать подбирает  розги  не для того, чтобы облегчить ее страдания, а, наоборот, чтобы усилить их, сделать невыносимыми.

–  Этьен, что с вами? Возьмите  розги ! –  Анжель трясла любовника.
Только когда Этьен ощутил влажной ладонью шершавую поверхность прутьев, он вернулся в реальность.
– Подготовь себя к наказанию? Это подействовало на девчонку, и, боясь вызвать еще больший гнев матери, она тотчас легла животом на кушетку и вытянула руки вдоль туловища, приняв  позу для сечения.
–  Начинайте, барон!
Бедра девушки вздрогнули, когда Этьен неловко хлестнул по ним пучком  прутьев, потом еще раз. Еле заметные красные полосы появились на нежной коже.
–  Нет, дорогой Этьен, вы, наверное, решили мух бить, – Анжель рассмеялась, – а не сечь паршивую девчонку!

–  Дайте сюда  розги! Сейчас я начну, а вы продолжите. Хорошо еще, у вас своих детей нет, и есть возможность научиться. – Анжель   взмахнула рукой, розги  тонко засвистели в воздухе. – Вот смотрите!
Девушка по-щенячьи взвизгнула, и тотчас вспыхнули новые полосы, за ними еще и еще.

–  Получай свое! – Анжель секла решительно,   без всякой пощады.
Ее личико, раскрасневшееся от слез, было чрезвычайно мило.
Орала и вертелась под розгами  Жюли отчаянно.
Анжель секла с яростью настоящих фурий: не давала передышки, чтобы девушка вернулась в прежнее положение и под розги попадали все новые и новые участки тела, включая бока и живот.
Каждый раз, когда графине удавалось причинить ей наиболее сильную боль, когда  розги  стегали по новым местам Анжель улыбалась и приговаривала:
–  Еще не так запоешь у меня, еще не так...
Вскоре ягодицы, бока, бедра и живот девушки были сплошь покрыты пунцовыми полосами. И чем больше их становилось, тем сильнее крутилась девушка и тем более жестоко секла Анжель.

– Вот, полюбуйтесь, барон, как она вертится  и орет, совсем стыд потеряла. Как будто мировая трагедия! Революция! – Графиня удивленно пожала плечами. –  А ведь знает, что за это еще получит. Ну, ничего, я приведу Жюли в чувство!
Секла Анжель мастерски. Ни один удар ее не был повторен, ни одна полоса не пересекла другую, и это при том, что Жюли вертелась на кушетке волчком.
Тело ее словно не имело костей. Оно вилось, скручивалось, складывалось, напрягалось под ударами.
По-мальчишески поджарые полушария вздрагивали, сжимались. Они-то выступали в своей первозданной наготе, расплющивались под прутьями, будто бы хотели уменьшить этим страдание.

– Как писал Беранже:
И сечь сильней,
И бить больней!
Анжель с ожесточением хлестала дочь, и каждое вздрагивание Жюли вызывало в ней дикую ярость.
Красные, синие, фиолетовые набухающие полосы превращались в выпуклые рубцы и густо оплетали тело Жюли, на некоторых из них уже дрожали капельки крови. Один за другим ломались прутья. Казалось, не было места на нежном теле, которого бы они не коснулись.

И лишь когда Жюли взвизгнув, от особо жестокого удара, перевернулась на спину, гибкие прутья коснулись костистого лобка, сквозь рельефные полосы рубцов оставили налитые полосы на припухших, покрытых едва заметным, легким, серым пушком валиках половых губ, тело девчонки выгнулось дугой, напряглось до предела, она завизжала,  и до крови прикусила   пухлые губы нервного, чувственного рта. Потом из рубцов просочилась кровь.
–  Порка для попы — то же, что пощечина для щеки! –  Анжель позволила девушке перевернуться на живот, и тут же от удара чуть ниже ягодиц, девушка взвыла и согнула ноги в коленях.
– Этьен я заканчиваю! – Бросив любовнику  ласковый взгляд, произнесла графиня. Жюли, вставай и попроси барона о наказании!

Она стегнула под конец несколько раз особенно сильно, вызвав уже не крик, а истошный вопль у девчонки, и протянула  розги  любовнику:
–  Видите, барон, как правильно воспитывают женщин! Не даром, красивую задницу называют «щекастой», рвутся отшлепать ее, надавать ей пощечин! А то вы, наверное, думали, что они послушными рождаются? –  Анжель засмеялась.
За окнами бесновалась толпа. На пике таскали мужскую голову. Во времена революции   на улицах Парижа царили хаос и ужас. Народ восстал против аристократии и королевской власти, стремясь к равенству и свободе.
– Жюли встань! Ну, а теперь Этьен, покажите, как вы усвоили мои уроки.
Девушка тяжело дышала. Ее тело, от которого не так давно веяло свежестью, чистотой и наслаждением, стало пахнуть потом и кровью, временами вздрагивало в ожидании новых мучений, она стала заученно твердить, что заслуживает за свое поведение самой жестокой порки. Анжель, увидев   замешательство любовника, добавила:
 
–  Не смущайтесь, барон, этой негоднице и десяти таких порок мало!
Этьен поднялся с кресла.
– Накажите меня! Жюли тотчас упала на колени, припала к  мужской руке, осыпая ее поцелуями.
Высеченная, как показалось Этьену, она стала мягче, чувствительнее, покорнее.

Каждая слезинка, каждое вздрагивание горячих губ вызвало в мужчине тысячи оттенков восхищения. Этьен даже изловчился и незаметно для Анжель поцеловал Жюли, когда та поднималась с колен.
Девушка поначалу удивленно, а потом преданно посмотрела на мужчину, замолкла и стерла рукой слезы.
Казалось, ее женская натура все-таки чувствовала в мужчине если не защитника, то хотя бы союзника.

– Подготовь себя к наказанию! –  подстегнул Жюли голос графини.
Девушка послушно и доверчиво вытянулась на кушетке животом вниз.
Этьен примерился, размахнулся, и ивовые прутья звонко щелкнули о тело.
Удар следовал за ударом, и хотя они причиняли девушке нестерпимую боль, но из-за прежних рубцов следов  работы не было видно.
Тогда Этьен сосредоточенно старался попадать в места, не задетые  розгами  Анжель, а это для начинающего было очень трудно.
Темпераментная графиня стегала дочку там, где удобнее, Этьену  же пришлось бить аккуратно.
Розги   перешли сначала с беззащитных ягодиц, от жестоких ударов Анжель ставших по-женски налитыми, а затем направил  жгучие ласки на спину и нежные, по-детски тонкие, вспоротые  розгами  Анжель бедра.
Жюли вздрагивала, лежала, не делая попыток повернуться на бок или перевернуться на живот.
Она, словно понимая  трудности воспитателя, помогла в поисках не иссечённой кожи.
Сначала девушка покорно вздернула подбородок с плотно сомкнутыми губами, а потом сама убрала закрывавшие спину волосы и собрав их в пучок, держала рукой.
Там, на лопатках, оставался мало проработанный участок.

 Анжель порола девчонку, Этьен сек девушку.
Она так себя вела, что ему не могло не понравиться это занятие. И ее острые лопатки Этьен сек уже почти как Анжель.
– Браво, Этьен! –  Графиня восторженно хлопнула в ладоши. –  Отлично!
Но не забывайте, что будущих женщин полезнее все-таки хлестать не только по спине. Это Этьен как раз и начал понимать.
Желание овладевало им. Но не влечение к совокуплению, а желание созерцать тонкое, тугое и стройное тело девушки, восхищаться гармонией его движений, наслаждаться его терпеливостью и подчинением.
 
Теперь Жюли, видно, стыдилась чувств, которые вызывало сечение.
Она вздрагивала, но молча переносила удары, но, не выдержав, перевернулась на спину и получила удар по животу.
Наконец, нервы Жюли не выдержали, и она заревела отчаянно, звонко.
Тогда Этьен неуверенно вручил  розги  Анжель. Она отбросила их в сторону и вытерла руки белым батистовым платочком.
– Теперь вы поняли, барон, что такое мужская рука! Этьен, я с ней мучаюсь столько лет, а вы за одну порку сделали ее шелковой!
– Негодница получила сполна за свои провинности и, надеюсь, запомнит это надолго, –  проговорил Этьен, стараясь отделаться от графини, казавшейся  теперь навязчивой, и полюбоваться наготой Жюли.

К его удивлению, девушка нашла силы собрать с пола разбросанные кругом прутья и, подойдя к воспитателям, начала по очереди целовать их.
Эта процедура продолжалась довольно долго, и Этьен все время думал, как бы ему  повидать Жюли еще раз.
Расцеловав  розги, девушка сделала книксен и начала нудно благодарить   "за науку".
Наконец, выпросив у Анжель две пощечины, девчонка собралась убежать. И тут мужчину осенило.

–  Анжель,–  начал Этьен издалека,–  воспитатель я пока никудышный, но  все-таки думаю, это дело поправимое. Пока вы живете в Париже, пришли ко мне Жюли. И ей будет не так скучно, да и тебя она мне напомнит.
–  О чем разговор, дорогой... Анжель влепила дочке еще две пощечины, и прелестное создание, сверкая исхлестанным телом, исчезло.
– Ну, Этьен – Анжель выдернула из корсета шнуровку,.
Дама смело обращалась с глубиной выреза, оставляя очень открытое декольте, которой Этьен тут же поцеловал.
– В Париже во времена моей юности существовал Клуб розог, где женщины с «прелестным изяществом» секли друг друга. – Зашуршало, опустилось к ногам тяжелое платье, открывая цветущий стан молодой женщины. – Я была одной из  активисток и это пошло мне только на пользу!
Началась третья, теперь уже необязательная часть   визита Этьена к графине.
Анжель, отдаваясь ласкам Этьена, знала, что один из способов продлить свою красоту и здоровье   — это общение с молодым любовником!
Сама природа позволяет женщине раскрепоститься и показать себя  во всей красе и как мать и как женщина.
Вдова не стремилась связать себя узами нового брака, опытная женщина прочитала Этьена, как открытую книгу, но реакцию любовника  маленькой к Жюли посчитала в порядке вещей.
- А Этьен, обнимая Ажель думал, как бы увидеться еще раз с Жюли и силы у него прибывали.


***
Продолжение "Мой Этьен" http://proza.ru/2014/11/20/1818