Пушкин эпиграмма на Таню, Ричардсона и Руссо

Пушкин обожал эпиграммы
Очень и до шибкости
Да так сногсшибательно сильно и стильно, что за эту неуправляемую страсть )наряду с возмутительной для Ж. Дантеса ревностью) в итоге жития и пострадал, задев за гордое место целые кланы и семьи сильных мира сего и толпящихся у трона (мнение П. Мериме и М. Лермонта)
Любовь к эпиграмме была столь мощной, что Пушкин перенасытил ею как и пародиями свой незаконченный но совершенный и завершенный роман в стиха Евгений Онегин
Вот, смотрите, как в одном четверостишии он выдал эпиграмму сразу на Таню, Ричардсона и  Руссо и тут же следом, разгорячившись, и на ее папу  и на ее маму:
XXIX
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.

При этом в XXV строфе, представляя нам впервые Таню, пушкин не удержался от жанровой эпиграматичности текста сатирической поэмы нравов:

Итак, она звалась Татьяной.

Некая девица звалась Татьяной… Сама.  А как же ее звали по метрике !? Это Пушкин утаил. Ибо маска нужна была для концовки романа:

милый верный Идеал

ВА черновиках она была Наташей… Но Пушкин, озаряясь в провидении и боясь пророчества, подлинное имя в публикацийях снял. Впереди призрачно сквозь магический кристалл  маячила на Гончарном  кругу иная Наташа…  страшная  … идеальная для образца женщины по Гесиоду

Бонус:
(глава VI, строфа XXXIII):

Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Еще приятнее в молчанье
Ему готовить честный гроб
И тихо целить в бледный лоб
На благородном расстоянье;
Но отослать его к отцам
Едва ль приятно будет вам.