Звонок. Часть 1

•Тихий заглянул в дверь прорабской и поманил меня рукой. Такого выражения лица я у него никогда не видел. Обычно спокойный и флегматичный, бригадир четвёртой бригады Серёга Тихонин вид имел такой возбуждённый и ошарашенный, что я понял, что случилось что-то из ряда вон. Сидевший напротив меня новый начальник техотдела ПМК-991 Николаев и нормировщица Светлана, впервые приехавшие на строящийся в Емецке животноводческий комплекс для ознакомления и оформления документов по передаче дел от меня новому мастеру, только начавшие успокаиваться и понимать, что заключённые строившие комплекс не звери, а обычные люди, и нападать на них не собираются, тоже глянули в его сторону. Я отложил бумаги и вслед за бугром вышел на улицу. За несколько лет на зоне я насмотрелся всякого, и считал, что меня уже ничем не удивишь, но когда увидел стоящих у вагончика двух мужиков держащих под руки висевшего между ними третьего - вздрогнул от неожиданности. Его роба на груди и плечах, была залита кровью, а правое ухо с клочком кожи отвисло к плечу, из - за чего голова напоминала шинкованный кочан капусты. Придя в себя я сказал мужикам:
- тащите его к проходной и пошел за ними слушая Тихого. Тот рассказал, что несколько минут назад к нему прибежал Хват и заорал:
- там Малой  Перца топором зарубил!
– прибежал туда. Перец лежит, весь в крови, но живой вроде, а Малой рядом сидит, воет. Я топор ногой откинул в сторону, и заставил их с Хватом тащить его к тебе, решай что делать!

Когда наша весёлая компания подошла к проходной, часовой на вышке защёлкал затвором, и закричал что-то предупреждающе. Я поднял руку и, уже один, подойдя к дверям изо всех сил забарабанил по ним вызывая ДПНК.  Вернувшись к прорабской  минут через двадцать, застал обоих членов комиссии на крыльце бледными и взволнованными, со своими  папками и портфелями в руках, подписал акты прямо там и пошел провожать их к выходу, успокаивая и извиняясь за происшествие.
Мне оставалось  ровно десять дней до «звонка».
 Сам процесс выхода на свободу «с чистой совестью» проходил на головной зоне УГ- 42/12, которая в архангельской области была больше известна как «Холмы»,по названию Холмогорского района. Освобождающихся с Емецкого филиала отвозили туда этапом, за две, а то и три недели, чтобы в штабе и бухгалтерии могли спокойно рассчитать заработанные ими деньги, сфотографировать на  справку об освобождении: по пояс, в белой рубашке с галстуком и пиджаке, напечатать саму справку и выполнить прочие бюрократические формальности. Но так как я трудился на строящемся объекте мастером - начальник емецкого участка ПМК-991 Бересневич, смог договорится с зоновским начальством, чтобы меня отправили туда с  последним этапом, который планировался за три дня до моего освобождения, и я мог спокойно передать  дела новому мастеру и ввести его в курс дела. Но это ЧП на объекте срывало последнее моё важное мероприятие здесь - «отвальную», которую я готовил уже довольно долго и серьёзно. Чай, в количестве сорока пачек, завезён в жилую зону. Конфеты: карамель - подушечки без фантиков, под местным названием «дунькина радость», в достаточном количестве закуплены в зоновском ларьке. А как раз на сегодня планировалась главная и заключительная операция по подготовке к «отвальной» - доставка в жилую зону спиртного! А точнее - шести бутылок водки под названием «Столичная», которая была завезена на промзону ещё неделю назад  в гремящем и рычащем бульдозере Т-130 под управлением командированного к нам из Архангельска опытного и битого жизнью тракториста Василия Ивановича. Всю эту неделю я ломал голову: как надёжно и грамотно переправить эти запасы из рабочей зоны в жилую. Не скажу, что раньше мы эти вещи не проворачивали, но пройти через шмон солдат, пятерка которых выходит перед заходом зэков в зону и проверяет каждого сверху донизу, от шапки до сапог - было очень проблематично. Иногда договаривались и проносили бутылку -  другую  перелитую в грелку, существовали ещё кое-какие способы - но это было не очень надёжно для таких объёмов. Но безвыходных положений не бывает и идея у меня скоро оформилась.

Надо сказать, что все строения жилой зоны были деревянные, так как они и строились временно, для конкретной стройки животноводческого комплекса. И штаб и отряды, и баня со столовой и даже столы в ней. Но со временем, когда стройка превратилась в долгострой, они начали требовать ремонта: пиломатериалы, гвозди, рубероид, кирпич для печей, шифер требовались постоянно. А где их брать, как не на строящемся рядом, за забором, объекте? И обращались периодически ко мне завхозы и начальники обоих отрядов, и выкраивал я, не из таких и больших запасов, эти стройматериалы, и часто на съёме, несколько работников из  какой - нибудь бригады, тащили через открытые ворота то одно, то другое. Под зоркими взглядами солдат и дежурных. Вот это дело я и решил совместить со своей «отвальной». Завхоз второго отряда Витька Овчаренко, где я и доживал последние дни в заключении, был проинструктирован и несколько дней жаловался начальнику отряда на  прогнившие стойки навеса для сушки постельного белья после стирки, рядом с баней, где по воскресеньям проходила помывка осужденных - один из самых радостных моментов зоновской жизни. Он грустно закатывал глаза и намекал, что хорошо бы надавить на Петровского, то бишь меня, и заставить помочь последний раз отряду стройматериалами, а конкретно: тремя  десятками брёвен - подтоварников для замены столбов, и тремя десятками штук обрезной доски - сороковки, которые (как он знал точно из своих надёжных источников) на объекте лежали  совершено без дела. Он дошел с этим своим важным вопросом даже до «хозяина» - майора Бондаренко и тот, увидев меня на съёме, подозвал и попросил помочь родной колонии. 
Я попытался отвертеться от этого дела, нажимая на скорую ревизию и передачу дел, но майор добавил в голос металла и намекнул, что хотя он очень уважает Георгия Иосифовича, но тоже может не идти на нарушение правил по освобождению зэков и, хотя этапа сейчас нет, завтра он едет в «Холмы» на совещание и запросто может меня туда с собой прихватить на своем УАЗе. После этого я сразу понял, что лучше с ним не спорить и пообещал найти всё, что нужно для ремонта и оставить добрую память о себе в истории Емецкого участка зоны. На этом «хозяин» разговор закончил и пошел в штаб.

На следующий день из штабеля брёвен лично мной были отобраны три самых крепких (диаметром около 30-35 см), доставлены в столярку, где я и объяснил бригадиру Корню свой план.  Идея была в следующем: в бревне выпиливались и аккуратно выдалбливались два гнезда, в каждом из которых, в пакле, чтобы было плотнее, укладывалась бутылка водки и закрывалась сверху выпиленной заглушкой с корой. Она аккуратно прибивалась тоненькими гвоздиками с откушенными шляпками (финишных гвоздей в те годы не было), все швы и отверстия замазывались грязью и смолой,  и после этого отличить эти  бревна от остальных было практически невозможно, в чём я сам лично и убедился, тщательно проверив все три затаренные бревна. На торце всех  брёвен белым мелком были проставлены диаметры и галочки при тачковании, так что найти эти брёвна можно было  без проблем. И вот это ЧП на объекте моё мероприятие затрудняло, так как в таких случаях всегда проходит усиление мер безопасности, надзиратели проявляют большую активность и рвение. И тогда, посовещавшись с корешами я принял решение разделить отвальную на 2 вечера. Сегодня  чифирнуть, а на следующий день, провести основное прощание с самыми близкими друзьями.

Вечер в зоне наступил быстро! После ужина дневальные притащили в отряды 4 эмалированных ведра из столовой и кипятильниками стали кипятить в них воду, чтобы засыпать в каждое по десять пачек чая. Из тумбочек доставались сшитые  из цветных открыток  шкатулки, в которые с горкой была насыпана  карамель. Во всех четырёх секциях обоих отрядов в один из проходов расставлялись табуретки, на которые и ставились эти шкатулки и металлические кружки, а на нижние шконки - кровати рассаживались гости, чтобы достойно проводить меня на свободу. Конечно, кореша и самые авторитетные люди зоны с обоих отрядов, собрались в моей секции и когда шнырь притащил и поставил ведро с чифиром на табурет, Булат с Мелехом стали наливать этот ароматный напиток в кружки и пускать их по кругу. Остальное было почти как на обычном банкете, звучали приятные речи и пожелания, ребята вспоминали различные случаи из нашей жизни здесь – смешные и не  очень, поминали ушедших корешей. Посидев немного с друзьями, я извинился и прошел по другим секциям, чтобы и там чифирнуть с мужиками и пожелать им всего самого доброго в их трудной жизни.
 Всё шло нормально, но вдруг  дверь в нашу секцию распахнулась и громко топая сапогами по деревянному полу, к нашему проходу быстро прошла группа из двух  начальников отрядов, дежурным помощником начальника колонии (ДПНК), и во главе с «кумом» - начальником оперативной части капитаном Некрасовым. Все присутствующие на отвальной, как положено, встали со «шконок», чтобы не накалять обстановку и не нарываться на неприятности, на которые этот капитан был очень горазд. Глаза Некрасова перебегали с одного на другого, носы всех офицеров раздувались, надеясь учуять запах спиртного. Я «локтем перекрестился», что отложил выпивку, и эти «ищейки» сегодня останутся без добычи.
– Гражданин капитан, не присоединитесь к нашей компании? Чай хороший, в ларьке у нас брал, несколько месяцев копил на проводы, глюкоза тоже неплохая! - сказал я оперу, и показал рукой на свою шконку:
- присаживайтесь! У нас всё в порядке, сейчас допьём и будем смотреть программу «Время» про успехи нашего социалистического сельскохозяйственного строительства! Изо всех сил сдерживая улыбку, глядя на их разочарованные лица.
– Вы же, гражданин капитан, вроде в Архангельск отбыть должны были, на какое-то серьёзное мероприятие? Даже и не надеялся Вас больше увидеть!
- уедешь тут с вами, и ЧП на объекте, и ты отвальную проводишь! - ответил капитан и добавил:
- дежурю сегодня, так что увидимся ещё Петровский! – со своей фирменной  ехидной улыбкой, добавил он. И тронулся на выход первым, легким кивком головы приказав остальным следовать за ним.

На вечерней поверке, когда все заключённые были пересчитаны, проверены  и прозвучала команда: - разойдись. Некрасов, стоявший рядом с ДПНК негромко сказал:
- Петровский, задержись! - Я подошел и вопросительно глядя на капитана, молча ждал  что тот скажет.
– Слушай сюда Петровский. Утром я уеду и больше мы с тобой, надеюсь, не увидимся.
– да и слава Богу - подумал я про себя!
– у тебя вольная жизнь скоро начнётся, у меня своя работа,  давно тебя знаю, и хотя неприятностей  много доставили друг другу, но   подлостей я тебе не делал! И хоть ты и та ещё сволочь, но с тобой интересно было поиграть, как в шахматы, и  разогнать скуку здесь в Емецке. Так вот тебе мой совет: когда привезут в «Холмы», не расслабляйся! Хоть там у тебя всего несколько дней будет, что-то против тебя затевается, не угодил ты кому-то сильно. Точнее не знаю, не спрашивай. Удачи тебе Мастер! - и не спеша пошел в сторону штаба. Я остался на месте, молча глядя на его ленивую походку, подтянутую фигуру в безупречно подогнанной и наглаженной форме, тросточку в руке, которой он похлопывал себя по начищенному до блеска хромовому сапогу, и обдумывал его слова.
– да уж, волчара он ещё тот - думал я, решая как к этому предупреждению относиться. То ли он действительно, что-то знает - что вполне реально, при его осведомленности и возможностях, и за эти годы недругов явных и скрытых накопилось у меня довольно много, и в администрации колонии и среди сидельцев. То ли «кум» просто решил испортить мне последние денёчки перед «звонком», играя на чувстве самосохранения, не давая расслабиться и заставить попереживать о своей шкуре. Выкурив сигарету и понимая, что ничего конкретного из моих умозаключений не вырастет - я пошел в отряд, думая о том, что утро вечера мудренее и проблемы надо решать по мере их поступления.

Следующий день начался с разборок по вчерашнему ЧП: «хозяин» допросил и меня и Тихого и Хвата. Малой, сидел в ШИЗО, а Перца увезли в Емецкую больницу, заштопали там ему все раны, и состояние его опасений не вызывало. Вся эта история не стоила и выеденного яйца – два кента не поделили какую-то ерунду из посылки одного из них, а учитывая паскудный характер Перца, происшествие стало  таким  экстремальным только из-за того, что в руке у Малого оказался топор и он не сдержался. Как сказал Тихий про этот инцидент и про Перца:
- опять эта паскуда выкрутилась! - И с ним было согласно большинство мужиков.
Вечером на съёме третья и четвертая бригады занесли в жилую зону брёвна - подтоварники, обрезные доски и даже 25 листов шифера для ремонта кровли штаба, что я особенно подчеркнул дежурившему в этот день старшему лейтенанту Мухаметзянову, чтобы он осознал важность момента и мою щедрую благотворительность для колонии. Завхоз 2 отряда показал, куда и как надо уложить всё это богатство. Стоит ли говорить, что три затаренных бревна под его чутким руководством были уложены так, что доступ к ним был быстрым и надёжным. А через час после отбоя, когда по телевизору повторяли бессмертный фильм о похождениях известного разведчика и ДПНК с помощником  увлечённо пересматривали его в своём вагончике у проходной - в столовой проходила моя отвальная номер два, уже по взрослому: с накрытым столом, на котором стояли тарелки с нарезанным салом, солёными огурчиками и хлебом. В центре - большая сковорода с жареной картошкой, а на краю стеклянные гранёные стаканы. Между ними были расставлены шесть бутылок водки уже извлечённые из  брёвен. На  «шухере» расставлены несколько человек с точными инструкциями, что и как делать при появлении начальства. Всё прошло спокойно и достойно: повторять длинные тосты после вчерашнего дня было неинтересно и мужики без долгих  разговоров, коротко поздравив и пожелав удачи и самого хорошего на воле, дружно отдали дань выпивке и закуске.

И  через два с половиной часа мы с Корнем сидели на крыльце второго отряда, курили и молчали.
 – ложку мне свою подаришь, Корень? На память? - Спросил я его. – он посмотрел на меня и сказал: - не вопрос Мастер, намечается что-то? Завтра подготовлю и принесу.
– бережёного Бог бережёт, есть наколка серьёзная, ты видел, с кем я вчера базарил после поверки, намек он мне гнилой дал, так что не помешает подстраховаться, хотя и Герасим там меня встретить должен. Я бросил окурок в урну и пошёл в секцию: до подъёма оставалось три часа и надо было хоть немного поспать.
На следующий день, после ужина, в секцию ко мне  зашёл Корень. Присев на шконку он достал из сапога столовую  ложку и положил ее на тумбочку. Я подал  ему свою и с благодарностью пожал руку. В зоне ложки разрешались только алюминиевые и каждый зэк  свою, личную хранил в тумбочке, носил с собой в столовую на завтрак, обед и ужин, брал на этап и больничку. Их регулярно проверяли при шмонах и если замечали, что ее ручка хоть немного заточена – забирали и отметали безжалостно. Но два года назад  жена привезла Корню на свиданку  три металлические столовых ложки из какого-то набора, но с белыми  пластмассовыми ручками, которые смотрелись более красиво, чем обычные алюминивые, и он их вынес, так как они не вызвали у охраны никаких вопросов: пластмассовую ручку не заточишь и никаких повреждений ею не нанесешь. Одну он тогда подарил мне и я брал её с собой на «Холмы», когда кум отправил меня туда с Емецка по оперативным соображениям и проблем это не вызвало. Даже начальник по режиму зоны, майор Нестеров, увидев ее у меня в столовой, взяв в руки, осмотрел и хмыкнув, подал мне обратно сказав: - всё блатуешь Петровский, ну – ну! Все привыкли, что такими безобидными вещами, зэки хоть как-то пытаются выделиться в массе себе подобных.

А когда я прибыл на Емецк второй раз, сидя однажды у   Корня в бригадирской  случайно стал крутить в руке  его ложку - он и показал мне один фокус, который меня тогда сильно впечатлил. Взяв ее в правую руку, Корень,  несколько раз, крутанул левой её пластиковую ручку,и вдруг, вместо неё, в лучах солнца блеснуло тонкое и  острое  металлическое шило, которое, когда он метнул его в стену, со стуком воткнулось и задрожало там. Я подошёл и с трудом вытащив эту конструкцию из деревянной стены, стал рассматривать. Корень довольно улыбался, видя как я ошарашен.
 – пригодилось один раз уже эта ложечка. Помнишь Биджо? После того как вас тогда вывезли он, с вместе с этими уродами, подняться очень захотел. Те – то меня знали и не лезли, суки, а он по борзости своей и глупости малолетней – в раздевалке после ужина наехал.. Удар я тогда прозевал и пропустил, влип в стену, а ложка в руке была, я пластик свернул и ему в грудь на всю длину и всадил.. А там уж, дело техники.. ногами добил. Свидетелей не было,повезло мне, кто-то  обнаружил потом. На больничку его увезли, а дальше не знаю, жив ли, нет ли.. Корень затянулся сигаретой и добавил
- мне по хрен. Могу и тебе такую сварганить
– понял, благодарю, обращусь если  что! – сказал я, думая  тогда, что вряд ли это потребуется. Но сейчас,  готовиться надо было ко всему…