Однажды в москве, часть i - глава 29

ГЛАВА XXIX

- Я нашел в комоде то, чего искал, - монотонно продолжил Длинный, - паспорт, купчую, прочее... В том числе гендовереность, оформленную на некую Гаспарян Маргариту Сергеевну.
- Она? - показал я Сейрану фотку в паспорте.
Он кивнул.
- А где старый владелец дома?
- Ашот его в Октемберяне поселил. Там у него загородный дом, большой участок с фруктовыми деревьями. А старик был хорошим садовником.
- Был?
- Ну да. В прошлом году отошел.
- Сам умер или помогли?
- Сам. Это я точно знаю. Ашот к нему хорошо относился, отцом звал. Сам же рано осиротел… Да и не мешал ему старик. За дом свой получил деньги, но куда их дел, не знаю. Странный был старик. В церковь не ходил. Говорил, всех попов в Гулаг надо отправить. Зато часто во всякие приюты наведывался. Может, куда-то пожертвовал? У него никого не было, а про себя никогда не рассказывал…
- …
- В Армении ему нравилось, сам попросился. Говорил, тут тепло и фруктов много. Мы каждый раз ему гостинцы из Москвы привозили: то конфеты, то колбаски… Руки-то открой! Если не хотите убить, зачем пленником держите? Мне все равно некуда деться без денег и документов.
- Это успеем. Пока присядь... - я взял его под локоть и повел к дивану. Кажется, вовремя. Ноги подкосились, и он рухнул. - И ответь мне на вот какой вопрос, Аветисов. Что это за кирпичное строение рядом с камином, куда дрова сложены?
- Для дров и пристроили. Ашот его сам смастерил, когда мы с Арсеном отовариваться пошли. Дрова всегда валялись на полу, а так можно было сложить. Так, говорил, эстетично, - усмехнулся он, - ему же не хрен было делать. В люди боялся выходить, после того как сына Спартака грохнул. Целый день безбожно жрал и крутил порнуху… А что? - он подозрительно покосился на строение.
- Нужна кувалда… - я повернулся к братьям, которые, стоя бухали и уже успели опустошить полбутылки, закусывая хлебом…

- Фу, рядом с мертвецом? - сморщилась Аталай. Все на нее зацокали...

- ...Инструменты держали в кладовке на первом этаже. Это Сейран подсказал. Павлик быстро принес кувалду и обрушил на строение. Кирпичи посыпались. Внутри это квадратное строение было полое.
Нашему обзору показалась посыпанная кирпичными осколками и пылью коричневая сумка - старая, потертая, но с твердой кожей и с мощным замком. Такие, наверное, производили в сталинское время, и явно она ранее принадлежала бывшему хозяину…

- На хрен сумку! - заорал в исступлении Ветеран в тельняшке. - Что внутри было, садист проклятый?..

- Мы, как зачарованные уставились на старый артефакт. Павлик не без труда поднял его и поставил на стол. Толик вытащил финку.
- Постой, - остановил его Старший, - зачем портить хорошую вещь…
Он подошел к трупу и начал шарить по карманам. Тряпка упала с лица Ашота и нашему взору обнаружилась отвратительная маска смерти - зияющие белки на черно-красном фоне из-под полуопущенных век. В общем, зрелище не для слабонервных. Словно мертвец выказывал протест к ограблению его клада.
Но Павлик бесцеремонно налепил обратно уже пропитанный кровью лоскут и бросил на стол паспорт в переплете, толстое, набитое рублями портмоне и связку с ключами. 
Я взял и перелистал паспорт. Буквы были не на армянском. Фотка Ашота.
- Попан-до-пуло… - подошедший Толик по слогам произнес, - Леонид. Греческое... - он добавил с умным видом, как будто изобрел колесо. - Я знаю одно местечко на Лубянке - это там штампуют. Такие ксивы делают для тех, кто собирается исчезнуть навсегда...
Внутри паспорта скрепкой был прикреплен авиабилет до Афин. На послезавтра.
Тем временем Павлик подобрал ключ и открыл замок сумки…

- Думаю, вы догадались, что было внутри, - оглядев застывшую аудиторию, изрек Длинный.
- Все-таки уточните, - вежливо огласил общее мнение Режиссер, облизывая остатки спиртного с губ.
- Кроме 100 долларовых банкнотов США, сложенных аккуратными пачками, в небольшом мешочке были ювелирные изделия. И отдельно, во внутреннем кармашке сумки, миниатюрный черненький мешочек с прозрачными камушками. Впрочем, все банально…
- Ничего себе, банально!.. - еле переводя дух, с трудом проглотил слюну Ветеран в тельняшке. - Братан, ты чересчур скромный.
Не реагируя на реплику, Длинный продолжил…

- Сверху банкнотов лежали три паспорта красного цвета, которые теперь с ностальгией вспоминают все те, кто родились в бывшем СССР. Я перелистал и один бросил на диван Сейрану.
- Участь твоя была действительно решена. Ашот собирался замести следы вчистую. Он понимал, что клан Манучаровых будет искать его повсюду. Дом он хотел передать возлюбленной. Он все-таки, видимо, любил ее. И она при необходимости могла быть связующим звеном между ним и всем тем, что он собирался оставить. Но не успел.
- А зачем он сразу не дал деру. Чего тянул-то? - полюбопытствовал Павел.   
- Может, ксиву ждал. Мож, с бабой своей хотел разобраться. Любовника ее он все-таки прикончил.
- Так вот оно что!.. - вдруг произнес дрожащим голосом, обалдевший от увиденного Сейран.
- Что?
- Арсену нравилось сидеть здесь, - кивнул он на заваленное строение, - и греть спину, прислонившись к камину. Это всегда раздражало Ашота, и он под разными предлогами выгонял его. Накануне убийства Арсен как-то вспылил, мол, что такое, почему нельзя здесь сидеть, что оно у тебя, золотое? Очередной спор между ними начался после этого.
- И этим подписал себе приговор, - я тихо произнес. - Ашот занервничал из-за денег.
- Я же думал, он его из-за бабы... Хотя можно было догадаться. Говорил же, якобы Арсен хотел его ограбить. Думал, это отговорки.
- Просто одно наложилось на другое. - Это Павел.
- Я бы тоже убил, - ухмыльнулся Толик. - За такие деньги я пришил бы десятки таких армяшек.
Сейран с ненавистью посмотрел на него, но продолжил:
- Я сразу вышел, не любил встревать в их базар и уже за дверью услышал, как Ашот орал на Арсена за то, что тот к его бабе подкатывает. Якобы про это хозяин хаты, где она работала, сообщил.
- А Арсен?
- А что он? - пожал плечами Сейран. - Он не подтвердил, но и не опроверг. В конце сказал, что ему все надоело, и он скоро отчалит. На рассвете Ашот пробрался к нему и застрелил спящим… - Сейран перекрестился и плюнул в сторону трупа. - Ну и сам теперь сдох. В аду ему гореть! Арсен даже не понял, как умер. Когда его хоронил, мне показалось, что он даже улыбается.
- Да-а, повезло тебе, армихон, - вновь залыбился Толик. - Если бы не мы, лежать бы тебе в обнимку со жмуриком.
Оба брата загоготали. И я улыбнулся, смотря, как Сейран опять перекрашивается в прозрачный цвет.
- Однако, нам пора, - перестав смеяться, вставил Павел. - Моя воронка уже часа два маячит перед воротами и портит настроение честному люду. Хорошо, люди живут здесь как крысы. Типа, моя хата с краю.
- А почему машину во двор не загнал? - я спросил.
- Легче соскочить… - Павлик дулом ствола браво сдвинул фуражку на затылок.
- А вы разве не менты? - удивился Сейран.
- Менты, менты… - подтвердил я и невольно улыбнулся, заметив, как Павлика вогнало в краску, и фуражка его вновь проскользнула обратно. - Но менты ментам рознь… Так, товарищи, - обратился я официально-командным тоном к братьям, - вы тут приберите, а нам надо потолковать, - кивнул я на Сейрана. - Вставай, Аветисов, пошли.
- А с трупом что делать, товарищ майор? - вновь вошел в роль Павел.
- Ничего. Нас здесь не было. Ксивы и прочее в камин. Где сможете, протрите наше присутствие...   
Краешком глаза заметил, как Толик аккуратно опустошает кошелек Ашота.
- Слушаемсю! - оба брата, вытянувшись, в унисон отрапортовали, держа каждый в руке честно поделенный трофей...

Тут Длинный вопросительно посмотрел на Арзумана. Тот с готовностью наполнил его рюмку.
- Печень просадите, - пожалела его Гюлечка.
Тот, сделав несколько глотков, ответил:
- Я не всегда пью. Только с хорошими людьми.
- Вы всегда определяете, кто хороший, кто плохой? - вновь забрюзжала Аталай.
- Нет… - коротко ответил рассказчик, шаря по карманам, видимо, за зажигалкой, поскольку сигарета уже торчала в его зубах. Он благодарно кивнул Бакинцу, угостившему его даром Прометея, и с удовольствием затянулся сладким дымом.
- Очень остроумно, - уже в очередной раз фыркнула Аталай. - Вот лично я до сих пор не могу определить - вы хороший или плохой.

- Я плохой… - равнодушно ответил Длинный, неприлично зевая. - Поверьте, все хорошие люди - лицемеры. Чтобы сохранить планку хорошиста, они постоянно вынуждены лгать. Лицемерие провоцирует, в конце концов, подлость. Получается сплошная бутафория.
А с плохого чего взять? Он и так плохой. Потому, какой есть. Парадокс…

- Странная у вас логика, - покачала головой Гюлечка. - Тоже парадоксальная. По-вашему, быть хорошим - это плохо? А Ганди? А Мать Тереза? Иоанн Павел II? Что в них плохого было, лицемерного?
- Все слишком идеализировано и политизировано, - после небольшой паузы ответил Длинный. - Я иногда Бога не могу понять, а вы - Ганди… Легче утверждать, что пути Господни неисповедимы и печально улыбаться после того, как на ровном месте на тебя падает дерево и ломает хребет. Я знаю одну такую несчастную, вот уже сколько лет прикованную к постели. Вот она так блаженно и улыбается, повторяя эту тухлую фразу, когда кто-то, жалея ее, ахает и охает... - он со злостью воткнул окурок в пепельницу.
- Может, она верующая? Не все же такие безбожники, как вы! - прошипела Аталай.
- Верующая? - с издевкой переспросил Длинный. - Помилуйте, дамочка, как можно быть верующей, прикованной к постели со сломанным хребтом и без малейшей надежды на выздоровление? Я думаю, дивиденды она у Хозяина пытается заработать, надеясь, если не на этом свете, то хоть на другом немного счастья для себя выторговать. Мол, смотри, Господь, какая я верная, правильная, ты мне хребет сломал, а я все равно тебя люблю. Я, как сознательный раб твой, понимаю, что мой сломанный хребет для тебя был необходим. Ты, безусловно, меня испытываешь или тебе скучно, не хрен делать…      
Хотя я голову даю на отсечение, что этот страшный вопрос - “за что?” - молотком, в унисон с сердечным ритмом бьет по ее мозговым извилинам и ни на минуту не останавливается.
Землетрясения, цунами, войны… Попробуйте, вот так, человеку, на ровном месте потерявшему ребенка или другого родного, без которого он не мыслит свое существование, с умным видом сказать такое. Да он так пошлет тебя по назначению!..
А если не пошлет, значит, лицемер. Потому, что когда все его нутро до последней частицы тела, до последней капли крови вздымается тебя отослать, губы его искривляются в этой самой идиотской, блаженной улыбке и нашептывает эту злополучную, злободневную фразу - пути Господни неисповедимы. Фразу, с которой разные мошенники или дебилы в рясах насилуют сознание человечества чуть ли с самого начала его становления...
- Вы… вы понимаете, что говорите? - ужаснулась Аталай, прижимаясь вновь к спасительной скале - к Ганмурату. - Вы же богохульствуете! В вас, наверно, вселился дьявол…
Хотите верьте, хотите нет, но в тот момент ветер снаружи так взвизгнул и ударил в окна помещения, что все мы вздрогнули и заметались, чувствуя в пространстве леденящую наши души присутствие вышеназванного господина темных душ…
Лишь Длинный, сохраняя спокойствие, с горечью ответил:
- Легко быть боголюбцем, когда тебя не коснулось горе, ты сыт, и жизнь твоя вырисовывается в радужных красках. И Люцифер тут ни при чем. Его таким “плохим” сотворили, отстаньте вы от него. Он лишь отражатель ваших инстинктов и выполняет свое предназначение. Так что, все вопросы к Нему, - ткнул пальцем в потолок мятежник. - Он все натворил: и добро, и зло, и жизнь, и смерть. Или это не так?.. Тогда пусть людям мозги не пудрят - пути Господа неисповедимы! Типа, пусть Он хоть новый потоп устроит, топит людей как котят, но все равно будет прав. Ему, видите ли, виднее…

Последняя бутылка водки в руках Арзумана теряла содержимое, проходясь по рюмкам. Проследив конечный путь очередной стекляшки под стол, Прилизанный задумчиво произнес:
- Наверное, мы еще не скоро закруглимся.
- Да хоть вообще отсюда не выйдем... Я пока концовку этой истории не узнаю, отсюда даже за пенсией не выйду, - пробурчал Бакинец.
- Что вы, как бомж, бутыли собираете? - вдруг психанула на Арзумана Гюлечка. - Сдавать будете? Оставьте на столе, официанты подберут...
 От неожиданного выпада тот покраснел. Прилизанный посмотрел на Зопаева, который услужливо подскочил и вышел.
- Где вы его так надрессировали? - не сдержался Бакинец. - У меня такое ощущение, что, если вы бросите кость, он побежит и принесет ее уже в зубах и на задних лапках.
- Что вы говорите, молодой человек? У вас больное воображение, - невозмутимо ответил тот. - Между нами нормальные рабочие отношения - взаимоотношения начальника c подчиненным.
- Или хозяина со слугой, - вставил Арзуман. - Впрочем, вы тут ни при чем. Как ты всегда любил говорить, командир?
Я ухмыльнулся.
- Раболепство - это не шизофрения, а состояние души, - ответил за меня мой войсковой разведчик.
- Во-во… - довольно крякнул Бакинец.
Гордо вошел объект обсуждения вместе с официантом. На столе вновь появились различные напитки и некоторая холодная закуска. После небольшого произвольного антракта Прилизанный вновь всех пригласил за стол, и рассказчик продолжил: