Судьба Великого Князя Михаила Александровича

Во время Первой мировой войны Великий Князь Михаил Александрович с августа 1914 года возглавил Кавказскую Дикую дивизию, состоявшую из кавалеристов-горцев. Дивизия состояла из шести полков: Дагестанского, Кабардинского, Чеченского, Татарского, Черкесского, Ингушского. Его дивизия была отправлена на фронт в Галицию. Вообще, в Царской России представителей Кавказа на военную службу не принимали... Мусульмане были очень недисциплинированные, но они ничего не боялись и были замечательными наездниками. Но во время войны многие из них выразили желание идти на фронт, и так образовалось это экзотическое подразделение, в котором большинство служивших исповедовали ислам. Но так как в дивизии были также и православные воины, то Михаил Александрович назначил полковым священником о. Петра (Поспелова), который в свое время крестил его сына Георгия. Дивизия зарекомендовала себя с самой лучшей стороны, и только отчаянные храбрецы вступали в её ряды.

Дикая дивизия не выходила из боев. Ставка по праву считала её самой лучшей кавалерийской боевой единицей. Офицеры полков были профессиональными русскими кавалеристами. Великий Князь был не только покрывшим славою дивизию и себя самого начальником, но и отважным, не знающим страха солдатом. Одет Он был просто: в легкий холщёвый китель с генеральскими погонами, на груди — Георгиевский крест. На бледном, особенной здоровой бледностью слоновой кости, бритом, с удлиненным овалом лице приветливо сияют светлые пытливые глаза. Открытая лучистость взгляда сама говорила о его кристально-чистой, высоко благородной натуре. В Нем таился секрет властного очарования. В каждом взгляде, в каждом жесте угадывалось благородство души. Посторонний наблюдатель видел, что этот человек — сама олицетворенная искренность, которая гармонично переплеталась с царственной простотой. Великий Князь всегда находился на передовых позициях и, при этом, всегда самого действенного, не только орудийного, но и порою и винтовочно-пулеметного огня и, при этом, во всех ситуациях проявлял удивительное спокойствие.

Ласковым, приветливым словом ободрял Великий Князь сидящих в окопах. Горцы, высоко ценящие личную отвагу, с каким-то беззаветным, чисто мусульманским фанатизмом, как дети, боготворили своего Вождя, и когда перед их сотнями появлялся Великий Князь, смуглые горбоносые лица как-то просветлялись вдруг под косматыми, ужас наводящими на врага папахами. Между собой они любовно называли Его «наш джигит Миша». Они писали восторженные письма в свои горные аулы, в которых подчеркивали, что им выпало великое счастье сражаться под командой родного Брата Государя.

Вот описание современником только одного боя: «Австрийцы отчаянно защищали угнездившийся на крутом холме город. Главные силы отступили, наконец, под стихийным натиском спешенных сотен, взбиравшихся на отвесные кручи и вырезавших кинжалами австрийские команды. Чтобы задержать русских, отступление прикрывалось двумя ротами тирольских стрелков. Эти здоровенные горцы забаррикадировались в домах. Перекрестным огнем они обстреливали улицы. С крыш такали пулеметы. Несмотря на смертельную опасность, Великий Князь первый ворвался с передовыми отрядами в город, встретивший их свинцовым ливнем. Именно тогда, когда перелом битвы был на стороне русских, старый, с изрубленным лицом всадник, герой нескольких войн (количество боевых шрамов соперничало с числом крестов и медалей на груди), отвесил низкий „селям“ изумившему его молодому храброму генералу.

„Слава и благословение Аллаха великому джигиту“ — произнес он. В устах поседевшего в кровавых схватках абрека это была высшая похвала. При этом, Великий Князь поименно знал всех своих офицеров до прапорщиков включительно. „Львиное сердце и святая душа“, —характеризуют офицеры своего командира, и все до последнего были готовы пойти за Него в огонь и воду вместе со своими всадниками».

Его Высочество был увлекательным рассказчиком, чего бы ни касался. И в оценке общих настроений мировой войны, во взглядах на последние мировые новинки, в воспоминаниях о разных встречах, в описаниях отдельных эпизодов того или иного боя — во всём чувствовался острый, наблюдательный, искрящийся художественными штрихами ум. Порой в Его словах сверкали блестки мягкого меткого юмора. Ко всему, Он являлся изумительным фотографом-художником. В сотнях Его великолепных снимках угадывалась Его артистическая, любящая природу натура, и сказывался опытный журналист. Великий Князь был полон трогательной, скромной и простой любви к России и ко всему русскому. При этом, не смотря на многостороннее развитие, на многогранность увлечений Великого Князя, религиозность Его была глубокой и искренней.

Внешний наблюдатель никак не мог выявить в Нем это качество души. В действующей армии Великий Князь не пропустил ни одной Обедни. Стоял, не шелохнувшись, целиком погруженный в молитву...

Михаил Александрович по справедливости считался одним из лучших кавалеристов-спортсменов. Это был превосходный полевой ездок безукоризненно красивой посадки, в совершенстве изучивший лошадь. Он имел все данные исключительного, выдающегося кавалериста. Был подвижным и ловким во всех гимнастических упражнениях. Ко всему, обладал феноменальной физической силой пальцев. Колоду карт Великий Князь разрывал на четыре части. Эта сила у него была наследственной. Например, Император Александр ;;; сплющивал в трубку серебряные тарелки и разрывал медные пятаки...

Великий Князь был исключительно щедрым человеком. Его благотворительность была не формальной, а действенной. Где бы Он ни находился, в России или за её пределами, Он всегда делал крупные пожертвования на постройку храмов в различные церковные нужды. 15/XI 1909 года в Ельце состоялась закладка новой церкви во имя святых благоверных князей Александра Невского и Михаила Тверского — небесного покровителя Великого Князя. Темпы и способ сооружения Великокняжеского храма поражали воображение жителей Ельца. Над всей постройкой был воздвигнут огромный отапливаемый шатер, что позволило безпрепятственно и качественно производить строительные работы в зимнее время. Великий Князь Михаил оказывал покровительство строительству этого храма.

На Его содержании постоянно находились несколько пансионов для детей, сирот, дома призрения для престарелых. Он заботился о сирых и бедных. Не счесть сколько своих личных денег пожертвовал Великий Князь на церкви, монастыри, школы. Во время войны солдаты присылали прошения на имя Михаила Александровича с просьбой оказать им денежную помощь. Этих прошений приходило более 60 в день — помощь увечным воинам выливалась ему в сумму от трех до шести тысяч рублей в месяц. Он не мог отказывать. В имении Великого Князя Брасово на Орловской земле вносились ежегодно пожертвования на 19 церквей, на монастырь (Площанская пустынь) и школу. За Его счет отапливались церкви, дома священнослужителей, школы, дома вдов и сирот. При имении находилась богадельня и детский приют, две амбулатории для больных с безплатными лекарствами. В документах Черниговского полка сохранились приказы Его командира о повышении грамотности его солдат, их нравственном воспитании. Если у служащих рождались сыновья, их нередко крестили с именем Михаил, что отмечалось в приказах по полку.

Кроме обычных государственных учреждений, куда Он входил по своему положению, Великий Князь являлся шефом нескольких военных частей Гвардии и Флота, как российских, так и иностранных, состоял почетным председателем и щедрым покровителем безчисленных благотворительных, научных и просветительских обществ. Полковник Мордвинов, многие годы состоявший адьютантом при Великом Князе, считал, что среди Великих Князей Дома Романовых Михаил Александрович был самым богатым, но и самым непритязательным. В своих воспоминаниях он писал о Михаиле Александровиче: «Деньгам для себя лично Он не придавал никакого значения, совсем плохо разбирался в относительной стоимости вещей и оставался совершенно безучастным ко всем докладам об увеличении Его материальных средств».

В 1882 году Действительный статский советник и камергер Виктор Владимирович Апраксин продал Брасовский стан Великому Князю Георгию Александровичу Романову за 4,3 миллиона рублей. В 1899 году, через пять лет после кончины Императора Александра ;;;, в возрасте 28 лет умер Его сын Великий Князь Георгий (27/IV 1871 — 28/VI 1899). Его имение получил младший сын Императора — Великий Князь Михаил Александрович.

Очень многих людей облагодетельствовал истинно по-царски Великий Князь Михаил. Многие были обязаны Ему своей хорошо обезпеченной, сытой жизнью. Когда строили Московско-Киево-Воронежскую железную дорогу, то Великий Князь уступил безвозмездно 263 десятины земли для её строительства, пожертвовал средства для строительства двух станций и четырех полустанков. Занимался Он и улучшением грунтовых дорог. Один из участков брасовцы до сих пор называют «Царской дорогой».

В 38 селениях, входящих в имение, насчитывалось 1800 дворов, где проживало в то время 9,116 душ мужского пола. В имении находились опытное поле, конный завод, два винокуренных завода, маслобойня, льнообделочное заведение, 28 мельниц и лесопилок. Располагались владения на территории нынешних Брасовского, Комарического, Навлинского, Суземского районов и составляли 107,238 десятин лесов и земли. Причем, круглый лес сплавляли на плотах по реке Десне и по её притокам до Киева, который там продавался, принося большие доходы владельцу. В старинных апраксинских дворцах была открыта почтово-телеграфная контора с телефонной связью на Орел, Москву и Петербург. Телефон был не только в княжеском дворце, в Главной конторе, но и на многих хуторских хозяйствах, лесничествах, заводах и других хозяйственных объектах.

Кроме шести лесопильных заводов на паровой тяге в Алтухово находился завод по выработке картона. Все работные люди на этих предприятиях были обезпечены высоким стабильным заработком.

Михаил Александрович очень любил лошадей и знал в них толк. На его конном заводе были лошади чистокровной рысистой породы, которые пользовались большим спросом. Очень славился своими урожаями брасовский фруктовый сад, где насчитывалось до двух тысяч деревьев. В оранжерее выращивались персики, абрикосы и виноград. На территории имения везде цвели разнообразные цветы. Было очень развито пчеловодство, которое составляло 300 пчелиных семей и приносило большой доход. В прекрасном состоянии находилось организованное в широких масштабах рыбоводство. Было создано 24 отдельных пруда с регулируемым режимом воды из главного ключевого пруда. Из искусственно разводимых рыб особенно ценными были таймень, сиг, форель, а также стерлядь, осётр, судак и лещ. Ко всему, не лишним будет вспомнить, что значительная часть прибыли от различных производств направлялась Великим Князем на благотворительность. Кроме богадельни и детского приюта в пределах имения работали второклассная церковно-приходская школа и 30 земских и церковно-приходских школ, которым Великий Князь постоянно выделял топливо и материальные пособия.

При Главной конторе в поселке Локоть работала школа для детей служащих. Особой достопримечательностью усадьбы был парк. Разбит он был на ровной поверхности с пологим уклоном в сторону Прудков. Перед дворцом с большим вкусом был устроен партер с газонами и скульптурами. Здесь же были устроены беседки, скамьи, прогулочные дорожки, галереи. Преобладали такие деревья, как липа, пихта, береза и дуб. Немалую роль в украшении сада играла вода. Прудки имели благоустроенный вид. Был оборудован специальный бассейн, в котором для купания вода подогревалась. Из под земли бил фонтан, и в летнее время здесь устраивались для гостей катания на лодках. Выезжая с гостями в лесные угодия, Михаил Александрович ходил на диких зверей, для чего имел в штате опытных егерей, а также содержал псарню. Однажды на охоте Великий Князь подвергся смертельной опасности от медведя, который оставался живым даже после двух выстрелов из ружья. Лишь благодаря вмешательству егеря Гладилина Великий Князь избежал смерти. Егерь Гладилин получил щедрое вознаграждение от Великого Князя. Разумно устроенное хозяйство в имении Михаила Александровича приносило хороший доход, обустроенный быт давал покой и радость. Господь показывал этим, что следование богоустановленному порядку никогда не остается без вознаграждения.

Не то стало после революции 1917 года. Новыми хозяевами России этот прекрасный уголок был уничтожен. Разграблено было всё. Безследно пропала картинная галерея, реквизиции подверглись не только фамильные драгоценности, но и столовое серебро, хрусталь, фарфор, фаянс. Исчезли гравюры, скульптуры и бронза, представлявшие большую художественную ценность. Но всё это произойдет позже, а в 1907 году Великий Князь Михаил Александрович был назначен командиром эскадрона в 51-й Черниговский гусарский полк, где полковым священником был отец Митрофан Сребрянский (первый духовник Марфо-Мариинской обители, обустроенной препмуч. Елисаветой Феодоровной Романовой). В 1909 году полк стал называться «17-м гусарским Черниговским Её Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Феодоровны полком». Его командиром стал Великий Князь Михаил Александрович, а полковым священником — отец Сергий Сребрянский, старший брат отца Митрофания.

Именно здесь, на Гатчине, где находилась школа верховой езды, он впервые встретился со своей будущей женой Натальей Сергеевной. В то время она уже была женой младшего офицера того же гусарского полка Владимира Вульферта. При этом, от первого брака с дирижером Большого театра Сергея Мамонтова она имела дочь. Но никакие увещевания со стороны старших офицеров не могли изменить отношения к ней со стороны Великого Князя. Михаил Александрович стал частым гостем семьи Вульферт, которая проживала тогда в Гатчине на улице Баггут. Нередко приглашал её на природу, куда они ездили на его личном автомобиле. Он приглашал Наталью Сергеевну в свою ложу, когда они бывали на гонках. Впрочем, Наталья Сергеевна далеко не сразу ответила взаимностью столь Высокой особе, ибо для неё было удивительным столь трогательное внимание к ней, женщине незнатного происхождения, со стороны Великого Князя.

Через полчаса по всему городу клеили плакаты: «Николай отрекся в пользу Михаила, Михаил в пользу народа». Не дожидаясь созыва Учредительного Собрания, 1/IX 1917 года Директория, заменившая Временное правительство, под председательством Керенского провозгласила Россию республикой. Что же касается Учредительного Собрания, то оно начало заседать, когда у власти уже находились большевики. До января 1918 года Михаил Александрович формально оставался Российским Императором. В Своей телеграмме Брату, посланной сразу после Отречения, Государь Николай Александрович назвал Его Императором Михаилом Вторым. Так что Династия Романовых началась с Царя Михаила и Михаилом же закончилась...

Если Государь Николай ;; и отрекся от Престола, при этом Он всё же не потерял своего Помазанничества от Бога и от Своего народа он также не отрекался. Ибо если бы не добровольное оставление Им Престола, то восставший против Царской власти народ был бы раздавлен налагаемой тяжестью Соборной клятвы 1613 года... Если бы Он не сошел с Престола Сам, добровольно, то история России, а вместе с ней и история человечества, по слову Оптинского Старца Анатолия (Потапова), закончилась бы через 3,5 года после совершившегося в июле 1918 года цареубийства. И как знамение того, что народ прощен Богом, ради жертвы Государя Николая ;;, именно 2-го марта, в день Отречения, в селе Коломенском была явлена икона Державной Божьей Матери. Россия была вручена под покровительство Царицы Небесной, ставшей Ходатаицей за отступивший в массе своей от Бога и Царя народ.

Великого Князя арестовали 7/III 1918 года, и по предложению Урицкого СНК постановил выслать Михаила Александровича в Пермь. Вместе с Ним, понимая, что едет на верную смерть, отправился и Его личный секретарь Н. Н. Джонсон. Они прибыли в Пермь 19-го марта. Местная власть не имела никаких указаний относительно них, поэтому Великого Князя в начале поместили в тюрьму. Благодаря стараниям Натальи Сергеевны, обошедшей все инстанции, Михаил Александрович был освобожден. Камердинер Великого Князя Василий Челышев нашел несколько комнат в новой роскошной городской гостинице — так называемых Королевских номерах (принадлежащих купцу В. И. Королеву). Михаил Александрович поселился в очень большой, с балконом, комнате № 21, на втором этаже, над главным входом. Ленин и Бонч-Бруевич издали 25/III 1918 года приказ, гласивший, что Великий Князь и Н. Н. Джонсон имеют право жить свободно, но под наблюдением местной Ч. К. Михаил Александрович жил с секретарем Н. Н. Джонсоном, камердинером В. Ф. Челышевым и шофером П. Я. Боруновым.

Первоначально Великий Князь пользовался относительной свободой. Ему разрешали даже посещать театр, где публика устраивала Ему овации. При желании Он имел возможность даже скрыться, но боялся Своим поступком ухудшить положение Своих родных. Однажды доверенный Добрина спросил Его почему Он, пользуясь свободой, не принимает мер к побегу. На что Великий Князь ответил: «Куда я денусь со своим огромным ростом. Меня немедленно же обнаружат». При этом, Он всегда улыбался. Народ буквально боготворил Великого Князя, поэтому, чтобы иметь относительную свободу передвижения, Ему приходилось выбирать для прогулок вечернее время. Но дело не ограничивалось только внешним почитанием. В «Королевские номера» ежедневно приносили корзины самых лучших продуктов. Михаилу Александровичу приходилось их раздавать, потому что четверым узникам хватало и малой части пожертвованного. В мае 1918 года Наталья Сергеевна приехала в Пермь и собиралась там пробыть неограниченное время. Они бывали в опере. Их жизнь была простая, но по семейному счастливая. На Пасху они вместе были в соборе Петра и Павла, где служил литургию архиепископ Андроник (Никольский), убитый вскоре после расстрела Великого Князя.

Хотя Михаил Александрович и отрекся от Престола, но в соборе Ему оказали Царские почести. Во время Пасхального Крестного хода Ему бросали под ноги цветы, а перед входом в собор расстилался ковер из живых цветов. С захватом белочехов Челябинска Наталье Сергеевне пришлось срочно уехать. Она обещала, что будет ходатайствовать перед Лениным об улучшении Его положения. Ей действительно удалось совершить невозможное. Она смогла пройти в Кремль и беседовать с Лениным. Увы, никакого положительного ответа она получить так и не не смогла. Более того, она добилась в Петрограде встречи с Троцким, который говорил с ней грубо. Говорила со Свердловым, но опять безрезультатно. В это время белочехи приближались к Перми, поэтому было принято решение о ликвидации Великого Князя. Секретарь Пермской Ч. К. Гавриил Мясников вместе с Председателем Уральского совета А. Белобородовым разработали план убийства. Для этого они подобрали группу из четырех человек: Василий Иванченко — начальник пермской милиции, Николай Жужгов — друг Мясникова, бывший каторжанин, Андрей Марков — сидел в одной тюрьме с Мясниковым, Иван Колпащиков — мотовилихинский рабочий, тоже сидел в тюрьме. Совершить убийство было решено близ Мотовилихи, в лесу рядом с местечком Малая Язовая...

Группа приехала в гостиницу в ночь с 12-го на 13-е июня. Расстрельщики были сильно пьяны. С грубой бранью они ворвались в номера, но тут неожиданно на них напал страх, и они стали в вежливой форме просить Великого Князя ехать вместе с ними. Михаил Александрович перенес накануне серьезную болезнь желудка, был несколько слаб, но тем не менее подчинился. На вопрос «Отчего такая спешка?» ответили, что эвакуируют срочно на Урал из-за приближения белочехов. Погода накануне стояла пасмурная, а тут и вовсе зарядил дождь. Проехав Язовую, около керосинового склада свернули направо по дороге в лес. Дождь всё более усиливался, потом началась гроза.

Когда прибыли на место задуманного убийства, творилось вовсе что-то невообразимое. Дождь хлестал, как из ведра. Раздалась команда: «Стой!». В это время ударил гром, и молнии располосовали небо... Лошади, испуганные ударом грома, взбрыкнули и опрокинули телегу с сидящими на ней пьяными расстрельщиками. Великий Князь и Джонсон спокойно наблюдали из экипажа эту комическую сцену. Первым к экипажу подбежал Иванченко и потребовал от Великого Князя выйти из него. В это время раздался выстрел. Это Марков выстрелом в висок наповал убил Николая Николаевича Джонсона. Подбежавший к подельникам Жужгов выстрелил в Великого Князя с близкого расстояния, задев Его в плечо. Больной и раненый Михаил Александрович схватил Жужгова другой рукой и повалил его под Себя. В это время Марков начал стрелять в Великого Князя, но… все пули летели мимо, хотя Михаил Александрович стоял молча, не шелохнувшись и даже не пытаясь спастись бегством. Одновременно с Марковым стали стрелять с другого маузера, но только лишь одна пуля причинила ранение Великому Князю. Тот упал.

Казалось, что небо взбесилось. Молнии располосовали небосвод от края до края. Вместо дождя лился шквал воды, и палачам было не до выполнения инструкций о захоронении. Поэтому, чекисты наспех обыскали трупы, после чего поспешно ретировались. Иванченко снял с руки Михаила Александровича золотые шестиугольные именные часы с именной надписью на крышке. Также было снято золотое именное кольцо. Маркову достались серебряные часы Джонсона, а также они забрали портсигар, перочинный нож и коробку табака. И если бы Михаил Александрович не выкинул уже на месте расстрела именной браунинг, они могли бы обнаружить и его.

С точки зрения обычного человека этот факт трудно объясним. Почему Великий Князь не перестрелял конвоиров, когда они барахтались под перевернувшейся телегой и не скрылся, а, напротив, позволил им расстрелять Себя. Это необъяснимо с точки зрения обычного человека, но надо помнить, что Михаил Александрович был по натуре слишком благороден для того, чтобы стрелять в спину, а также бегать и прятаться от кого бы то ни было. Совершив преступление расстрельщики покинули Мотовилиху, надеясь наутро вернуться и закопать убитых, но… Великий Князь исчез... Не найдя тела Великого Князя, расстрельщики доложили об этом Мясникову, аргументировав пропажу тем, что тело украли и перезахоронили почитатели Князя.

Боясь гнева Москвы, пермские чекисты не стали докладывать об исчезновении Великого Князя, а впоследствии ввели в обиход версию о сожжении убитого ими Михаила Романова в печи Мотовилихинского завода. Более того, через два дня после совершенного злодеяния, пермские газеты опубликовали материал о «похищении» Великого Князя. Расчёт был прост. Во-первых, таким образом чекисты стремились избежать гнева народа и огласки в глазах международной общественности, и, во-вторых, мнимый побег позволил ужесточить содержание Царской Семьи в Екатеринбурге. В это время тяжело раненый Великий Князь шел лесами вдоль Кунгурского тракта, а затем на юго-запад, в Белогорский монастырь, называемый в народе «Уральским Афоном».

Промыслом Божиим, Великий Князь Михаил, скрываясь от преследования безбожных властей в одном из скитов под Пермью, получил от одного игумена документы некоего выбывшего монаха, и под его именем прожил всю свою долгую многострадальную жизнь. Несколько лет подвизался, как монах, скрываясь в различных местах, пока по рекомендации одного архимандрита, тогдашний Патр. Тихон не рукоположил Его тайно в викария Смоленской епархии. Поставлялся Он уже для катакомб.

Так и не доехав до места своего служения, епископ Серафим через два-три месяца после рукоположения приблизительно в 1923 году по доносу был схвачен ГПУ и отправлен в Соловецкие лагеря. До 1945 года в течение 21 года отбывал в заключении в различных местах (6 лет в Кемеровских лагерях). Первые годы находился в Соловецком лагере СЛОН с группой епископов-узников, коими был дан обет: вышедший на свободу, по воле Божией, возьмет на себя крест возглавления тайной истинно-православной Церкви, что и исполнилось на епископе Серафиме. Вышел по амнистии после войны.

В 1946 году был выслан в Оренбургскую область на поселение, где активно служил по деревням, пока не получил новый срок. В 1946 или 1947 году к Владыке в дом наведался Оренбургский и Бузулукский «епископ»-сергианин Мануил Лемешевский, знакомец по Соловкам. Они провели целый день в беседе с епископом Серафимом. Позднее среди своих последний поведал, что Мануил-лисица особо не возражал против его вне храмового служения «на прокормление» в пределах от Бузулука до Оренбурга. Предлагал лучший храм в центре Оренбурга… на что получил ответ: я — птица вольная, у меня везде храм, куда не зайду. Хотя расстались не очень хорошо, после этой встречи Владыка Серафим несколько поуспокоился: подобные предложения со стороны советского «епископа» (разумей КГБ) гарантировали «передышку» «в отсидках» и на какое-то время ограждали от доносов «красных попов». Без этого Владыке Серафиму за самостоятельное служение постоянно угрожал арест. Мануил, видя ужасающую нищету, совал сотенную (немалые деньги по тем временам) келейнице монахине Л., но та, боясь греха, не взяла.

Епископ Серафим никогда не заходил в храмы Московской Патриархии, но юродствуя, не редко притворяясь пьяным, подходил к прихожанам и многих обличал в тайных грехах… иногда предсказывая судьбы. Его слово ожигало совесть… т. к. он был прозорлив и видел многое тайное. Прихожане сергиевской «церкви» побаивались его «предостережений», многие знали, что этот «пьянчужка» епископ, хотя сам он этого по понятной причине не афишировал. Юродствовал, валяясь на земле, изображая пьяного, тем самым на себе показывая, как народ сопьется со временем…Так же носил с собой драные, грязные куклы, то прижимая их к себе, то время от времени с размаху забрасывая в кусты, как бы показывая тем, что «страну победительницу» вскоре захлестнут аборты, и матери станут убивать собственных детей.

Послушница Л. регулярно собирала пожертвования в храмах МП Владыке среди прихожан. А Владыка был человек абсолютно русской души, Он раздавал все, что Ему жертвовали верующие. На все собранные милостыней деньги покупал ребятишкам карамельки… А уж те любили Его! По Его молитвам было исцелено немало страждущих, например, пятилетний мальчик Александр, который не ходил от рождения. Владыка осенил мальчика крестом и дал ему две палки, и тот вдруг пошел сначала с двумя палками… а до этого только сидел и, качаясь, часто просил: «Боженька, дай мне ножки! Боженька, дай мне ножки!». На следующий день Владыка пришел и отобрал одну палку, а на третий отобрал вторую палку, и мальчик стал хорошо ходить.

Так же хорошо известен случай исцеления скрюченной девушки, заболевшей во время войны. Владыка служил на квартире, где проживала Мария Стручкова в деревне Кирсановка Томского района. Как-то после службы Владыка сказал «Мария подай мне воды», а она лежала, не вставая с постели, года три! После слов Владыки, по свидетельству Марии, ее, как током, прошибло с головы до пят, и она стала владеть ногами и руками, хотя руки её исцелились и не полностью.

Следующая история очень простая, но она имела огромный резонанс по всему безбожному Союзу. Уж очень всё здесь было непривычно советскому сознанию. В городе Самаре (Куйбышеве), в одном доме собралась молодежная вечеринка по случаю дня рождения хозяйки дома, девушки Зои. Она пригласила своих друзей, но юноша, с которым она дружила, не пришел ее поздравить. После застолья все стали танцевать. У неё же не оказалось пары. Тогда она взяла икону святителя Николая Мирликийского со словами: «Мою любовь тоже зовут Николай, но он не пришел, ты будешь вместо него». Стала танцевать с ней, но не пройдя и одного круга вдруг «замерла» на месте, стала как каменная, так, что никто не мог сдвинуть ее с места. Друзья перепугались и убежали. Так она недвижимо простояла весь Великий Пост восковой фигурой, никто ничего с ней не мог поделать. Врачи установили, что она жива, хотя не ела, не пила, (и не падала) во все эти дни. Поглазеть «на чудо» стекались любопытствующие. Да, надо сказать, это зрелище было ещё то...

Иногда она начинала кричать: «Весь мир сгорит в огне! Люди, кайтесь, скоро Страшный Суд». Милиция оцепила дом и перекрыла доступ. Пытались вырубить пол, но когда начали это делать, из досок проступила кровь. Хотели искусственно кормить и вскрыть трахею, но тело не поддавалось ни скальпелю, ни ножу. К проблеме было подключено религиозное ведомство СССР. Приезжали разные патриархийные попы читать молебны. Даже «сам» советский «патриарх» Алексей «отслужил» молебен, чтобы взять икону святителя Николая у Зои. Но икона не давалась им никому.

И только за три дня до Пасхи Владыка Серафим по наитию пришел и взял икону у неё из рук с очень простыми словами: «Ну что, настоялась. Давай сюда икону». Зоя пришла в себя, а потом рассказывала матери: «Ой, мама, так страшно на том свете. Как люди заблуждаются, когда они всерьез относятся к этой жизни, а о той загробной шутят, даже не задумываясь, что ждет их». Три дня она прожила и в Светлое Христово Воскресение преставилась ко Господу. Подобное явление называется «замирание» (об этом случае ходят разноречивые легенды, и даже снят фильм «Стояние Зои», разумеется в нем «освободителем» оказался сергианский «батюшка»).

В 1952 году Серафима арестовали за хранение книги о Царской Семье — осудили на 25 лет по 58 ст. «за проповедь монархизма». Отбывал в одной из тюрем Средней Азии, в Тайшете. Там же обрел новые знакомства с катакомбным епископатом. Выпустили в 1956 году семидесятивосьмилетним старцем по хрущевской амнистии. Он приехал из тюрьмы, из Средней Азии опять в г. Бузулук. Адрес Ему дали епископы Дамаскин и Афанасий, пообещав, что их тамошние люди примут Его. Но те поначалу приняли старца с подозрительностью: его выпустили, а других епископов не выпускают, значит он «подписался с властями». А в то, что Его выпустили по состоянию здоровья, скорее умирать, и, конечно, по Промыслу Божию, люди не догадывались…

В Бузулуке Василий К. Димитриев и его жена Ольга Гавриловна ухаживали за ним, «конторские» посещали их каждую неделю. Рассказывают, что, спасаясь от пристальной опеки ГПУ, епископ Серафим обычно чудодейственно предузнавая очередную проверку, перед самым появлением уполномоченных, обливал себя водкой, которую всегда имел специально для этой цели, наводил безпорядок, при этом приходилось бушевать, петь песни, притворяясь пьяным, так, что представители власти, поглядев на Него, всякий раз злобно ухмыляясь, удалялись. Махали на Него рукой, говоря: «Это пьянчужка, какой Он архиерей?!». В конце концов Его и вовсе оставили в покое, решив, что Он алкоголик и как епископ уже не состоятелен, то есть не может заниматься духовными делами (ох, знали бы они какую важную птицу проглядели).

Но именно этими-то, духовными делами единственно и занимался епископ Серафим. Хотя не было возможности открыто служить Божественную Литургию (только тайно), Он всегда обходил по домам со Св. Дарами и приобщал Своих людей. Для этого у Него была сшита сумка с двойным дном. Внизу между первым и вторым дном у Него лежали Дары, Чаша и все, что нужно для служения. Сверху Он набивал сумку игрушками, чтобы люди не могли заподозрить, что там что-то серьезное.

Раз на Пасху Он пригласил нескольких духовных чад. Среди них одну монахиню, которая вела строго подвижнический образ жизни и клала по 1200 поклонов в сутки, но принимала помыслы «слева», которые её мучили. Господь открыл Владыке Серафиму, что жить ей недолго, и что «умерщвлять» себя телесно так нет нужды. Он сказал ей об этом в иносказательной форме: «Матушка, — говорит Он ей, — заявление уже подано, место вам уготовано, сидите себе и чай попивайте». А так как назойливо распространялись слухи о его связях с КГБ (те подобные слухи поощряли), то она превратно истолковала иносказание, мол, Он написал заявление в милицию, что место ей в тюрьме уже готово, только сиди да чай попивай и жди, когда за тобой придут. Эти слова ее обезкуражили. Она встала, ударила кулаком о стол и как закричит: «Хватит, накормил нас шутками». Он очень изменился в лице и совсем серьезно трижды сказал: «В ад, в ад, в ад». У неё в это же мгновение начался приступ болезни печени, с ней стало невозможно сидеть за столом, так как изо рта шел сильный запах. Это зловоние усиливалось с каждым днем. Люди говорили ей: «Матушка, смирись перед Владыкой». Но она упорствовала по гордости, не хотела смиряться.

И только через полторы недели, когда состояние её ухудшилось, она попросила людей, чтобы они пошли к Владыке и попросили за нее прощения и молитв о ней. Благодатный Владыка приветствовал это, так как это было уже расположение к покаянию, заметив: «Я-то уже давно простил, а как Бог простит — не знаю». Прошло еще две недели, она смирилась и решила пойти сама. Упала в ноги и плачет: «Владыка святый, простите меня окаянную, что своими трудами возгордилась, да на епископа Божия такое… возвела…». А Он ей в ответ: «Бог простит, а я прощаю, матушка, но той славы вы уже не получите. За то, что вы возгордились, предуготованную славу вы потеряли, впрочем за смирение Господь вернет вам, но не в такой степени». Она горько плакала, а он сказал: «Ничем я не могу вам помочь, матушка».

Рукополагал и постригал Владыка Серафим только через долгое испытание. «Лучше меньше, да лучше», — говорил Он. Так у него был духовный сын Анфир, которого было решено возвести в сан епископа. Перед Великим Постом о. Анфиру было предложено: «Не против вы будете, если мы на вас иго Христово возложим — в сан епископа возведем сразу после Пасхи, но с условием, если вы выполните испытание, которое я возложу на вас на время сего Великого Поста? Великий Пост вы проведете в затворе (в бане)».

Тот очень быстро согласился, подумав, мол, это легкое испытание, читать книги Святых Отцов да молиться. Итак, испросив благословения, после Прощенного воскресения о. Анфир ушел в затвор. Владыка, как обычно, на второй неделе Поста, должен был уехать с Дарами по разным местам причащать людей. К отцу Анфиру стали стучать люди и искушать его, чтобы он вышел. «Что ты, сел в эту баню? Он поехал по приходу и всех твоих людей переманит, внушит, что батюшка Анфир „никакой“, и люди перебегут к нему, а ты прождешь тут в бане, и всех чад своих растеряешь». О. Анфир принял эти бесовские мысли и на четвертой неделе Поста — крестопоклонной, вышел из затвора, не дождавшись Пасхи. Только утром он вышел, а вечером вернулся Владыка Серафим с прихода.

Еще в пути Господь известил его, что Анфир вышел из затвора, и он сказал: «Эх, Анфир, Анфир, я, дорогой, уже тебя оплакал, зачем ты этих шептальщиков слушал?». Пораженный в самое сердце тот ответил: «Простите, Владыка, помолитесь за меня». Но Владыка сказал: «Слово — олово, сказал — отрезал. Ты нарушил слово. Хиротонии не будет». На Пасху приехала мантийная монахиня и рассказала Владыке Серафиму о своем видении. Открылось ей небо, а по небу шли митрополиты, патриархи, епископы, и все шли по четыре человека ко Господу, а в одном ряду только три человека, а четвертого нету. А она удивляется: «Где же четвертый?». И ей вдруг открылось, что четвертым должен был быть о. Анфир.

В 1965 году Владыка Серафим и епископ Александр (Гайновский) хиротонисали во епископа о. Алфея, принявшего сан священника от Владыки Меладия (умер в 1973 г.). Ранее батюшка имел жену и детей. В 45 лет, когда он овдовел, Владыка Серафим при встрече предложил ему рукоположение в сан епископа. Посоветовавшись у себя в Барнауле с одной духовной монахиней, тот принял предложение. После этого епископ Александр предложил о. Алфею приехать для рукоположения к ним в Бузулук. Владыка Серафим пришел его встречать к поезду в неприметной, рваной одежде, но вскоре обнаружил за собой слежку. Любой контакт вызывал подозрение. Ничего не оставалось, как прикидываться закоренелым пьяницей. Встретив о. Алфея (Александра), громко предлагает тому: «Саня, а может по поллитровочке выпьем?». Александр опешил. К водке он относился резко отрицательно, и ему это было в искушение, как это так — на улице два священника будут напиваться? Но момент был критический. Владыка покупает бутылку водки, садится на какие-то бревна, выпивает её, разгульно что-то кричит на всю улицу, потом водка сделала свое дело — он сильно охмелел, так как вообще был непривычен к зелью, да и день подходил к концу, а он еще не вкушал пищи. Отцу Алфею, ожидавшему совсем другого приема, пришлось два квартала тащить того на плечах, как маленького ребенка. Когда они приехали домой и выспались, Владыка Серафим на утро открылся: «А ты не знаешь, Саня, что нам обоим маячило впереди...? Нам обоим самое малое по пять лет уготовлялось».

Некоторые, потерявшие стыд и разум, враги истины и сегодня склонны повторять все эти байки о буйстве и пьянстве «выпивохи» Владыки Серафима. Что ж, такие были времена, тайно служащим Богу, кому как придется — приходилось юродствовать. Известный старец Феодосий Иерусалимский — «дедушка Кузюка» — юродски скакал на улице с детишками в цветных рубашках, епископ Варнава (Беляев) состоял на учете в сумасшедших, скрываясь временами в психушках… Иером. Епифаний (Чернов) изображал ряд лет душевнобольного. Кто как мог скрывался от репрессий.

Зато как во время богослужений нищий юрода буквально преображался. Все, кто хоть раз присутствовал на служимой Владыкой Св. Литургии, полностью меняли свое суждение о Нем и само отношение к Нему. Владыка Серафим служил службу благоговейно, в большом страхе Божием и часто со слезами на глазах, что свидетельствует о большой благодати, пребывавшей на Нем.

Прежде, чем возвести в сан епископа — вышеупомянутого Александра, долго того проверял и испытывал поскольку боялся, как бы посторонние, недостойные люди не проникли в Церковь Христову, а, заметив нерешительность и некоторую робость Александра, через месяц отправил его домой, забраковав. Но через три месяца снова прислал ему вызов и сказал: «За неимением материала, придется тебя, Александр Михайлович, возвести в сан епископа. Будь у меня выбор, я бы тебя не поставил, но как нет выбора, ты будешь как „камера хранения“ благодати, чтобы на ком-то сохранялась апостольская преемственность благодати до нужного часа. А когда Господь пошлет именно такого человека — энергичного, необходимого для Церкви, то преемственность не будет прервана, а будет сохранена». Таким образом, о. Александр был заблаговременно возведен в сан епископа и стал Владыкой Алфеем (позже от него пошла ветвь ИПЦ).

В своей деятельности органы КГБ не брезговал ничем, распуская в своих целях злые выдумки, фальшивки и раздувая слухи. Посеять подозрительность, рознь, расторгнуть духовное единство в церковной среде… Не миновала сия чаша и епископа Серафима — многолетнего сидельца по тюрьмам и лагерям. Помимо обвинений в пьянстве, о нем распускали самые невероятные слухи, будто он — колдун, ненастоящий епископ, «подписавшийся», «получающий плату» в МП (т. е. КГБ) и пр. Монахиня Е. лично знала епископа Серафима. Она вспоминает то, как епископ Серафим сетовал при ней: «Ну, вот дожил до времени — и колдуном меня полагают, и пьяницей, и проходимцем». Поношений и напраслин епископ Серафим принял во всю свою жизнь в полную меру, как и предсказано Господом всем Его ученикам. Испил свою чашу до дна.… Этот шквал нечистот изливаемых на светлую память Серафима в наше лукавое время является самым лучшим свидетельством в его пользу, только это понимают немногие...

Несомненно, основанием к клевете главным образом послужила «деятельность» настоящего монаха-мошенника М. А. Поздеева, сбежавшего из Ясногорского монастыря в 1918 г. в революционный Петроград; полуграмотного афериста, выдававшего себя по случаю за разных знаменитостей ради прокормления и выпивки в разоренной стране… Многие фрагменты из его «биографии» злонамеренно приписываются Владыке Серафиму. Только это разные люди. Несмотря на некоторое кажущееся внешнее сходство — епископ был благородным, высоким, лысоватым, крепким, широкоплечим человеком (182 см.), широко образованным, владевшим несколькими иностранными языками. Тогда как настоящий Поздеев (род. в Дебесах) был худосочен, мал ростом, малообразован, подловат, с плутоватыми бегающими глазами. Имел скудный словарный запас. По всей вероятности он действительно являлся секретным сотрудником (сексотом) КГБ и выполнял их какие-то поручения… Еще с конца 80-х гг. группа людей во главе с р. Б. О. А., собирая материалы для «жизнеописания» посетила Дебесы, Бузулук и некоторые иные места, разыскивая духовных чад и знакомых «М. А. Поздеева» с пачкой фотографий, и доподлинно установила, что это абсолютно разные исторические личности.

В Бузулуке в последнее время жизни епископа Серафима окружали из духовенства двое: епископ Алфей (перебравшийся из Барнаула) и священник о. Александр (Шабельник). Тайные связи с другими тихоновскими епископами гонимые Церкви не прекращались до самого конца. Избранник Божий, Владыка Серафим (Соловецкий), был духовным главой глубоко законспирированной и потому малоизвестной, но самой значительной «церковной группы» т. наз. тихоновского русского, грузинского, белорусского и украинского епископата. Ни в чьем «признании» (со стороны) Он никогда не нуждался. Главной Его задачей было сохранить и приумножить «стадо Христово». Причем, те же украинские иерархи «антисергиане-тихоновцы» имели безупречную каноническую репутацию и никакого отношения не имели ни к «сергианам», ни к «автокефалистам», то есть к «самосвятам» и вели свое преемство от митр. Алексия (Громадского).

Епископ Гавриил Чимкент. известно представлял интересы Серафимовой Церковной группы на Никольском Соборе в 1961г. За несколько дней до своей смерти тяжелобольной епископ Серафим, заручившись согласием (телеграммой) «непоминающего» Ермогена Ташкентского (Голубева), поручил епископу Алфею единолично возвести о. Геннадия (Секача) в сан епископа. Тот имел при себе «бумаги» от епископа Гавриила и епископа Александра. Все было обставлено в Соловецких традициях конспирации, которые соблюдались неукоснительно — никто ни о чём даже не догадывался (в качестве доказательства произведенной хиротонии оставили только фото). Вообще, «архиерейский сан» в годы гонений скрывался самым тщательным образом. После хиротонии уже не встающий Владыка Серафим проговорился: «Владыка Геннадий, я скоро отойду ко Господу, но у меня нет епископского облачения». Владыка Геннадий ответил, что он обязательно привезет облачение самолетом через неделю. На что Владыка Серафим заметил, что он не успеет. И действительно, как только Владыка Геннадий вернулся к себе в Абхазию, на Новый Афон, его там застала телеграмма о кончине Владыки Серафима. Таким образом, печальное предсказание исполнилось.

Епископ Серафим умер 17-го мая (н. ст.), в 8 часов утра в воскресенье 1971 г. на 93-м году жизни. Когда Владыка Геннадий узнал об этом, он сразу вылетел из Адлера до Самары (Куйбышев) самолетом, и потом еще почти 200 километров до места, где «новопреставленый» лежал в квартире. Жена о. Александра, который отпевал Владыку по архиерейскому чину, свидетельствовала о том, что тело покойного источало благоухание, исполняя неизреченной радостью сердца присутствующих. За три дня попрощаться с «добрым пастырем» со всех окрестных мест, удрученные горем, не побоялось прийти более двухсот человек, знавших и любивших Его.

И сам Владыка Геннадий, провожавший земного страдальца Серафима (в схиме Антония) в последний путь, вспоминал позднее: «Сани с гробом ехали по снегу, неожиданно кони остановились и не хотели двигаться дальше; и никакими силами сдвинуть их с места было невозможно. Тогда мы все снова запели молитвы, по окончании которых кони сами снова пошли. Всю дорогу от тела епископа Серафима, лежащего в гробу, шло дивное благоухание. Он весь был обложен платками, сопровождающих. Я тоже на время положил свой платок в ноги покойного».

Катакомбные священники хотели похоронить «отшедшего в мир иной» в пятом квартале кладбища, который предназначался священнослужителям. Но все тамошнее патриархийное «священство» злобно восстало. Они кричали: «Он не будет похоронен не только в пятом квартале, но и вообще на кладбище». И называли его разными презрительными кличками типа: «собаки, уголовника, рецидивиста, раскольника, самозванца, самосвята и т. д.», ими руководил тот же дух, что и иудеями, кричавшими: «Распни! Распни Его!». Так всю жизнь проживший после революции 1917 года в атмосфере лютой клеветы, гонений и злобы, и после кончины, сопровождаемый хулою и проклятиями, покидал мир сей праведный исповедник и истинный служитель Христов. Впрочем, Владыка Геннадий и тут нашелся, дал председателю районного исполнительного комитета 100 рублей, и этот продажный «слуга народа» отдал приказ захоронить «покойника» в пятом квартале. Однако, местные «священники» остепенились не сразу; долго еще не пускали машину на кладбище. А после похорон привычно послали донос куда следует.

Иконка преп. Серафима Саровского, уже сильно выцветшая, прибита на кресте могилы почившего на Бузулукском кладбище. Почитатели батюшки рассказывают о благодатной помощи, которую они получают по молитвам к Нему. Епископ Серафим являлся Своим духовным чадам после Своей смерти.