Сонькина лагуна

В одном из своих путешествий услыхал я историю любви деда и внучки. Показали мне и плод этой любви – сказочный дворец у озера, и на берегу залива детский парк как маленький диснейленд. И витиеватую надпись на входе в парк «Сонькина лагуна». Не жалея красок, обрисовали мне эту Соньку как властную красавицу, фурию шести лет. Так что потом я долго ещё в каждой живой, отважной девочке видел эту Соньку. …Вот опять Сонька бежит... И эта тоже-вылитая Сонька... Простите, вашу девочку случайно не Соня зовут?..
…
А дедушка этой Соньки был из красных директоров, - водились такие в конце восьмидесятых, ожидая куда маятник качнётся, в социализм или капитализм. Золотой телец победил. Пришлось драться. Получил дедушка пулю в девяностых, два раза оказывался под следствием. И кличка у него появилась в городе - Никсон,  не только по сходству с американским президентом за тяжёлую челюсть и мрачный взгляд, но и по его не совсем праведным делам. Однако дни свои закончил он всё-таки в рядах элиты города, в уважении и почёте, как это водится теперь.
А Сонька родилась в семье его сына в светлые нулевые годы, когда вся власть в городе была уже у деда на прикорме, и конкуренты загнаны в мелкий бизнес. И жил он тогда уже не в городе, а в сорока километрах от него, на берегу озера, где я впервые и услышал о Соньке. Сын развёлся тяжело, некрасиво и шестилетнюю дочку оставил на попечение деда, - бабка не хотела, да куда денешься.
Особой красоты в девочке по первости вроде бы и не наблюдалось. И курносая, и веснушчатая. Но характером – огонь. Закалённый дед плавал в озере до холодов. Не углядел однажды, - видит что-то  сзади плескается. А это Сонька молотит ручонками, - прыгнула и плывёт за ним. А ведь никто её не учил. В бассейне потом все призы её были.
Талант на таланте и талантом погоняет, - это про неё. Однажды бегала по комнатам, ходила колесом. А потом и говорит: «Дедушка, а хочешь я ногой открою верхний ящик комода». Дед отмахнулся, устал от её фантазий. А она говорит, ну смотри. И словно циркуль раскрылась вверх в линию, подцепила ручку у ящика. Да мало того, извернулась на цыпочках так, что пальцами ноги достала из ящика носки для деда. Растяжка у неё оказалась природная. Потом в балетную школу ходила, и там была на первых ролях.
И рисовала размашисто, не отрывая карандаша, вжик-вжик-вжик, и вот вам Пушкин. Ещё лист под руку, и там – конёк Горбунок. Говорили про неё, вторая Надя Рушева растёт.   
Но это всё были детские шалости в сравнении с настоящим подвигом Соньки, про который даже по местному телевидению говорили. Тогда огонь её души поборолся с огнём настоящим. Клин клином вышибался, как говорится.
Загорелась сухая трава у дороги на задках дедушкиного коттеджа. Кто-то окурок из машины выбросил. Сонька с куклами возилась на лужайке. Видит, - пламя уже облизывает деревянный забор соседа. А перед Сонькой металлическая сетка в два метра высотой. Она кошкой по ней забралась, спрыгнула и своей курточкой ну, нахлёстывать огонь. Затаптывать ботиночками. Колготки спеклись от жары, ноги обожгло. Она орала от страха как оглашенная. На крик прибежали соседи. Общими силами затушили пламя.
Сонька на этой битве опалила ресницы, но плакала не долго. Взяла да и вовсе их обстригла. «Подравняла». Выросли они потом длиннее прежних. И уже не белесые, как у всех рыженьких, а чёрные. С той косметической операции как бы и красота в Соньке расцвела.
Жилец за деревянным забором был известным скульптором. И он свою героическую соседку изваял вдохновенно. Язык бронзового пламени и на него сверху коршуном падает тоже бронзовая Сонька, раскинув руки как крылья. Ангел спаситель да и только.
Эту скульптуру  он у себя на участке поставил заместо бывшего там гнома в красном колпаке.
Таланты, находчивость, живость натуры…Но главное в Соньке после того пожара открылась и сила женская, прельстительная. Она из дедушки стала верёвки вить. Полностью овладела всесильным Никсоном.
Он в шезлонге сидит. Она на нём верхом и рану от пули осторожно пальчиком трогает. «Тебе больно было?». И в глазах слёзы.
Даже в больнице после ранения он от супруги такого сочувствия не испытал. Всю жизнь были они друг с дружкой как-то  настороже. Про любовь Никсон и думать забыл. А Сонька для него всё восполнила. Озарила своей любовью вовсе и не детской какой-то, не только на деда, но и на весь свет разлитой.   
Сердце нежное, трепетное. Увидела было, как ветер несёт полиэтиленовый пакет по улице прямо под колеса машин. И весь день  в страданиях. «Что с тобой Сонечка?». «Дедушка, мне жалко не только живых, но и неживых».
Дед и сказать ничего не может. Только бороду теребит в изумлении. 
В её комнате целый город игрушечный был выстроен. Улицы, машины, магазины. И супермаркет - с раздвижными дверями от сенсора! Кот Фима подойдёт, - двери сами раскрываются. А там корм. Кот был бродяга и злодей. Птичек ловил. И однажды дед застал Соньку перед этим кошачьим супермаркетом в глубокой задумчивости. Оказалось, озабочена была девочка тем, как бы сделать так, чтобы двери в магазины раскрывались только перед добрыми котами.
Опять отдувайся Никсон от неподъёмной тяжести детского замысла. Толкуй о невозможности его воплощения в жизнь. «Можно! Очень даже можно! – настаивала юная мыслительница. «Но как, Сонюшка?». «Очень просто! Если меня сделать в мире самой главной!»
И о Диснейленде мечтала. Деда к тому времени уже не пускали ни в Европу, ни в Америку. Ну он и решил здесь на родине для Соньки свой диснейленд устроить.
Выкопал лагуну, отсёк от большой воды молом.
Соорудил хижину Белоснежки. И рядом Замок привидений. Провёл детскую железную дорогу по берегу через мол и мост. По кругу. А над лагуной ещё и дорогу подвесную. И в Сонькин день рождения запустил над всем этим великолепием салют – шесть батарей по сотне зарядов в каждой. Накрыло ночью весь посёлок огненным зонтиком.
…
Второй раз побывал я здесь уже этим летом. Чувствовалась запущенность во всём. Оборваны тросы канатки над лагуной. Снесён штормом мост, через который когда-то бегал паровозик детской железной дороги. Окна в замке привидений покрыты пылью. На входных воротах в парк большой замок. Всё умолкло.
Но охранник в будочке оказался разговорчивый. И был из тех, кто знаменитую Соньку застал здесь уже в расцвете её девических лет. От него я узнал, что после того, как дед, тот самый Никсон, помер от инфаркта, Сонька (но уже язык не поворачивался называть так  восемнадцатилетнюю девушку) уехала учиться то ли в Принстон, то ли в Оксфорд, точнее охранник не помнил. А я подумал, такая может и в оба сразу. За ней не заржавеет.
Хотя образованность её мало меня занимала. Я думал о том, кому будет преподнесена её великая душа. И бывают ли женщины среди ангелов. Если да, то летает по миру одна такая, назвать которую Софьей Дмитриевной тоже у меня язык никак не поворачивается.