Волк в бане

   Дядя Лёша был лесником, знал толк в дереве и баню срубил отменную. Она топилась по-чёрному, но угарно в ней не было. В ней стоял густой пар и пахло берёзой. Когда дядя Лёша парил меня, время от времени окуная берёзовый веник в деревянную лохань с холодной водой, захватывало дух - то от горячего дуновения пара, то от холодного душа, обрушивающегося на меня с веника. Но я терпел, так как был мужиком.
   Когда дядя Лёша парился сам, приходила какая-то молодая женщина и мыла мне голову. Передо мной покачивался густой клубок золотистых волос с висящими и подрагивающими каплями воды. Я протягивал палец, чтобы к ним прикоснуться, дядя Лёша зловеще шептал: «Это волк – укусит», и я отдёргивал руку.
   После нас парились и мылись женщины, а мы с дядей Лёшей в пахнущем древесной смолой предбаннике натягивали на мокрые тела сверкающее белизной хрустящее нижнее бельё. Так в белье, босыми шли через скошенный луг в его большой карельский бревенчатый дом, а я с гордостью любовался болтающимися на кальсончиках белыми повязками. Мама сшила их по моей просьбе, чтобы было «как у дяди Лёши».
В доме нас ждал огромный блестящий жёлтый самовар, и мы вдвоём, отдуваясь и смахивая рукавами рубашек бисеринки пота, пили из него по нескольку стаканов чая с пряниками и сушками.
   А вечером я лежал с бабушкой в постели, и она рассказывала на карельском языке сказку, как какой-то карельский герой стоял на распутье и выбирал какой идти дорогой: стеклянной, песчаной или говняной (по-карельски shittudorogu). Какой дорогой пошёл дядя Лёша, а для меня это был он, я не помню, так как к этому моменту я незаметно засыпал.