В мансарде под крышей...

               Высокий седой мужчина захлопнул калитку палисадника возле дома:
               — Bardzo mi jest przykro, ale nie mamy wolnych apartament;w.
               Зоя Валерьевна огорчённо опустилась на скамейку рядом с калиткой, слабо усмехнулась: «Столько лет прошло, а меня по-прежнему на авантюры тянет. Девочка Зойка, спрятанная где-то на самом донышке души, оказывается до сих пор не повзрослела. Конечно, свободных апартаментов нет. Глупо было надеяться… Курортный городок на Балтийском побережье, первые числа августа, прозрачно-голубое небо, напрочь забывшее о дождях и неожиданно тёплое море…».
               Мужчина, уже открывший дверь в дом, обернулся, посмотрел на женщину. Захлопнул дверь, вернулся к ограде, заговорил по-русски, подбирая слова:
               — Пани не уразумела. Я сожалею, что свободных апартаментов нет.
               — Спасибо, — женщина взглянула на собеседника, улыбнулась.
               Промелькнувший в глазах свет смягчил её лицо, чуть сгладил морщины.
               — Я понимаю польский язык, только говорить стесняюсь. Все сразу слышат мой акцент…
               — Пани первый раз в нашем городе?
               — Нет.
 
  «Зачем подошёл? — подосадовал на себя мужчина. — Теперь повернуться и уйти – неловко, разговаривать не о чем… Что мне в ней вдруг почудилось?»
               Нерешительно протянул:
               — Не знаю, устроит ли пани мансарда… Она прибрана, жильцы уехали рано утром, а следующие приедут завтра после семи вечера. Но надо освободить помещение до двенадцати часов дня и оплатить незапланированную уборку.

               — Благодарю, пан Анджей.
               Даже в нескольких словах, произнесённых женщиной, чувствовался сильный акцент. Что-то щемяще-знакомое послышалось мужчине в её голосе. 
               — Пани известно моё имя? Мы встречались?

               Минута молчания показалась слишком продолжительной…
 
               «Время почти всегда беспощадно, лишь избранные удостаиваются его благосклонности. Пан Анджей – один из тех немногих счастливчиков, которых седина и морщины не испортили, а придали мужественность и шарм. Стройная сухощавая фигура, правильные черты лица и чуть прищуренные серые глаза могут покорить любое женское сердце», — Зоя Валерьевна прервала никому не нужные, как она подумала, рассуждения, мысленно пересчитала купюры в кошельке и поднялась.

               — Извините, мне почему-то так показалось… Я могу занять апартаменты прямо сейчас?
               — Да, конечно.


               Под ногами скрипели стёртые ступеньки деревянной лестницы, окрашенной в голубой цвет. На каждой лестничной площадке две квартиры, возле дверей на низеньких табуретках горшки с цветущей геранью.
               На третьем этаже будущая обитательница мансарды споткнулась и схватилась за шар, украшавший балюстраду лестницы на каждом повороте.
               Хозяин апартаментов, шедший впереди, легко сбежал на несколько ступенек вниз, забрал из рук женщины небольшой саквояж:
               — Прошу прощения, я должен был подумать. Бабашка тоже всегда спотыкалась на этом месте, и так же держалась за шар, говоря: «Очень удобно, он как раз помещается в ладони».

               — Замечательно! — усмехнулась про себя Зоя Валерьевна. — Ничто так не молодит женщину, как сравнение с бабушкой.

               На последнем этаже дверь одна. Пан Анджей распахнул её, повозившись с ключами, и Зоя Валерьевна невольно ахнула. Показалось: она перенеслась в другую эпоху.
               Прихожая, которую больше пристало бы назвать холлом, простиралась (именно это слово пришло в голову ошарашенной Зое Валерьевне) почти на всю длину дома. На белых стенах – бронзовые светильники, картины в роскошных рамах, вазоны с цветами, диванчики с позолоченными гнутыми ножками.
               В тяжёлой золочёной раме – зеркало. Мельком глянувший в него пан Анджей отразился принцем Калафом в исполнении Василия Ланового. Поднятый воротник белой рубашки, атласный стёганый зелёный жилет замечательно вписывались в образ, дополняя его. Рядом с принцем в зеркале отразилась…
               «Нет, совсем не принцесса Турандот», — вздохнула Зоя Валерьевна и перестала фантазировать.

               Пан Анджей поставил саквояж на столик с инкрустацией, махнул рукой в торец холла:
               — Там несколько спален, выбирайте любую. С другой стороны – гостиная и кухня. Надеюсь, вам будет удобно. Мебель, конечно, старая, но бабушка просила ничего не менять. Я обещал…
               Мужчина вдруг совсем по-детски не то усмехнулся, на то пожаловался:
               — Строгая она была…
               Он показал на большую фотографию в белой с золотом рамке, висящую напротив зеркала.

               Правильные черты лица достались Анджею явно не от бабушки. Всё в её облике было неправильно: высокие скулы, слишком глубоко посаженные глаза, маленький, слегка курносый нос, тонкие губы.
               Но в том, как в продуманном беспорядке рассыпались по плечам длинные седые волосы, как выделяются они на чёрном бархатном платье с большим кружевным воротником, как насмешливо кривились едва тронутые помадой губы, а глаза придирчиво изучали тех, кто оказался в её доме, чувствовалась и женская привлекательность, неподвластная возрасту, и уверенность в себе.

               — «Продолговатый и твердый овал,
                Черного платья раструбы…» 
               Невпопад вспомнив строчки Цветаевой, Зоя Валерьевна смутилась:
               — Извините, очень красивое платье у вашей бабушки, вот и навеяло.
               — Да, — кивнул пан Анджей. — Глядя на неё, я, совсем мальчишка, учился ценить сильный характер, женственность и одухотворённость… Прошу прощения, заговорился… Будете уезжать, бросьте ключи в почтовый ящик на первом этаже.
               — А заплатить? К сожалению, моя карточка здесь не действует, только наличкой...

               Пан Анджей прикусил нижнюю губу, после недолгого молчания ответил:
               — Не надо платить. Пусть это будет в память о бабушке. Сегодня у неё день рождения. Мне кажется, вы чем-то похожи…

               Зоя Валерьевна сначала вспыхнула, хотела сказать, что не нуждается в одолжениях, но вместо этого почему-то растроганно кивнула:
               — Благодарю. Светлая память вашей бабушке.


               Дверь за Анджеем захлопнулась, и Зоя Валерьевна, ощущая себя легкомысленной Зойкой, осталась одна.
               Заглянула на кухню и гостиную, восхитилась старинной мебелью в стиле барокко, дорогими тяжёлыми шторами. Но непривычная роскошь так придавила, что глазам захотелось поменьше декоративных излишеств, гнутых ножек, заканчивающихся львиными лапами и золочёных деталей…  Постояла в холле возле фотографий различных маяков, вернулась к портрету бабушки Анджея. Залюбовалась тонкими, длинными пальцами, подпирающими подбородок…
               Опять вспомнила Цветаеву:
               «Руки, которые в залах дворца
                Вальсы Шопена играли» …

               Выросшая Зойка нахально усмехнулась, запела: «Ту-дум, ту-дум, ту-дум» и, забыв про больные колени, попыталась вальсировать.
               — Ох!
               Тут же отозвались острой болью колени…
               — Ну и не надо, — сказала Зойка, — подумаешь…

               Огромная угловая ванна показались Зое Валерьевне чаном с молодильной водой, которых так много в сказках. В большое окно в скошенном потолке мансарды заглядывали звёзды, казалось, прямо над головой кружили чайки, а из души уходило всё незначащее, оставляя только неподвластную годам готовность к счастью и радость от того, что и звёзды, и чайки, и даже пан Анджей с бабушкой оказались в её жизни.

               Разбудил Зою Валерьевну громкий звонок. Телефон в холле, который она приняла за симпатичную безделушку, почти дрожал, разрываясь от желания быть услышанным.
               Сквозь хрипы, шум и треск донеслось:
               — Зося? Я рад, что ты вернулась.

Продолжение см. http://proza.ru/2024/09/11/836.