Чужой бледный Бог

Солнце палило нещадно, без всякой жалости. Здесь, в каменоломнях, всё раскалилось, словно в очаге. Сиалун поднимался по узкой, каменистой тропке. Мелкие обломки впивались в его колени, расцарапывая, и густая, тёмно-красная кровь капала на белые камни, орошая их. Но жадное солнце тут же выпивало эти капли, оставляя на белых камнях только бурый налёт. И дорожка, проложенная среди огромных валунов, была полностью покрыта засохшей кровью.
Он полз, цепляясь руками за выступы, с камнем, привязанным к спине широкими кожаными ремнями, которые почти до мяса натёрли его молодое и сильное тело. За ночь эти раны затягивались зудящей коркой, но утром проклятые ремни разрывали их снова, а пот, смешанный с каменной пылью, стекающий на раны, ещё сильнее разъедал их. Силы Сиалуна были уже на исходе, и грудь его разрывалась от недостатка воздуха, и он уже был согласен упасть вместе с камнем в чёрную пасть каменоломни, лишь бы не ползти по этой тропинке, с невыносимой тяжестью за спиной.
Внезапно раздался грубый окрик и резкий свист, и на угольно-чёрном плече Сиалуна вздулся безобразный, неровный рубец, сочащийся кровью. Надсмотрщик крикнул снова, и несчастный Сиалун торопливо перебирая руками пополз дальше, чтобы не получить бичом ещё раз.
 И так повторялось раз за разом, целый день до самого вечера. Только тогда, когда уставшее от собственного жара солнце скрылось за горизонтом, утомлённые работники смогли отдохнуть. На трясущихся ногах они сошлись к площади, где уже были приготовлены огромные котлы с густой кукурузной похлёбкой, и каждый из них мог взять себе столько, сколько хотел.
После этого Сиалун забрался в свой шалаш, больше похожий на груду мусора и плотно задёрнул циновку, заменявшую дверь. После этого он упал на колени, и, до крови сдирая ногти, принялся раскапывать землю в только ему ведомом месте. Вытащив небольшой свёрток, он бережно развернул его и достал двух маленьких деревянных божков свирепого вида. Расцарапав кровавые коросты, покрывавшие руки, он принялся мазать выступившей кровью лица божков с раскосыми глазами и торчащими клыками. Да, боги племени Сиалуна были страшны лицом и очень кровожадны. В былые времена они не брезговали и человеческими жертвами, но сейчас всё изменилось, и кормить божков приходилось собственной кровью. После этого Сиалун долго и неистово молился маленьким идолам, а после почтительно завернул в тряпицу и снова закопал в землю, а затем свернулся на грязной подстилке и затих до утра.
Резкие окрики надсмотрщиков раздались в лагере работников как только солнце поднялось над кронами деревьев. Хлопая бичами, они сгоняли сонных работников на утреннюю молитву. И пока богато одетые слуги чужого Бога произносили непонятные людям слова, Сиалун мысленно обращался к своим богам, древним как мир, прося у них милости и защиты.
После молитвы им снова вывезли котлы с кукурузной похлёбкой, а после кнутами погнали на работу. И снова и снова Сиалун полз вверх по каменному склону, обильно поливая своей кровью узкую тропинку. Он поднимал тяжёлые камни, а каменотёсы обрабатывали их, придавая ровную прямоугольную форму, и передавали строителям, которые и создавали на высоком холме дом для чужого Бога, огромный, белый и воздушный, похожий на один из тех диковинных цветов, что растут далеко в джунглях, подальше от людских глаз.
Сиалун был сыном вождя. Их племя состояло из смелых и сильных людей. Они жили в джунглях, на берегу океана. Возделывали поля, охотились, рожали детей и молились своим богам, высокие деревянные изваяния которых стояли в центре их селения. Но однажды в их племя пришёл путник. Он был голоден и грязен, его одежда висела клоками, а бледное тело, похожее на плоть морской рыбы, было покрыто ссадинами и царапинами. Отец Сиалуна принял гостя в своей хижине. Он дал ему кров и пищу и вылечил его раны. И хоть советовал ему Верховный шаман принести путника в жертву богам, оставил того в племени. Верховный шаман ещё долго приходил в хижину вождя, и потрясая магическим жезлом, украшенным сушёной головой змеии хвостом пантеры, уговаривал того отдать ему чужака. " Духи сказали мне, что чужой белый человек принесёт нам беду" - каждый раз повторял он. Но отец Сиалуна не слушал старого шамана, и странник остался жить.
Минуло несколько лун, и чужак освоился, начал потихоньку осваивать язык племени и общаться с вождём. Потихоньку - полегоньку  он завоевал его доверие и вскоре стал с ним очень близок - ближе, чем старший сын Сиалун и даже Верхрвный жрец. Он спал рядом с ним на шкуре убитого тигра, ел с ним из одной миски, а на охоте стоял спиной к спине, защищая вождя. И однажды показал ему своего Бога, которого принёс с собой. Бог был похож на чужака, такой же высокий и белый. А пришелец всё убеждал и убеждал вождя, что им всем нужно поклониться его Богу, иначе с небес упадёт огонь, и без жалости спалит всё племя. Но отец Сиалуна был убеждён, что его боги сильны и могучи, ведь недаром он приказал складывать у ног деревянных статуй все печёнки убитых в джунглях зверей. И он приказал публично сжечь Бога чужака, прямо у подножия деревянных идолов, чтобы дым от сгоревшей деревяшки с изображением Бога чужака попал прямо им в ноздри, а самого пришельца на всякий случай выпороли плетьми - пришедший в племя должен жить по его законам и чтить его богов, а то иначе они разгневаются, и тогда всем не сдобровать.
После этого чужак сбежал. В племени поговаривали, что в джунглях его растерзали дикие звери, и гиены, хохоча, растащили по своим норам его кости. Но спустя несколько лун в море появился корабль, и к берегу подошли большие лодки, полные людей в блестящих на солнце металлических одеждах. Среди них был и сбежавший чужак.
Напрасно жители деревни защищали свои дома. Стрелы, летящие из их луков, не причиняли захватчикам никакого вреда. Они отскакивали от их доспехов и падали в траву. Скоро всех жителей согнали в центр деревни, для устрашения зарубив мечами самых отчаянных защитников. Та же участь постигла и вождя племени, и Верховного жреца.
Остальным жителям чужак растолковал, что они будут должны принять веру в его Бога. Только в том случае они останутся жить.  Напуганных людей, словно скот, захватчики загоняли в воду, а слуга бледного Бога произносил непонятные слова и окуривал их остро пахнущим дымом. Всех, кто оказывал сопротивление, захватчики убивали без жалости, а после содрали с них кожу и наделали ремни, на которых теперь и переносили камни несчастные работники. А после сожгли Богов племени, да и всю деревню тоже, а всех жителей угнали дальше по берегу моря, на высокий каменный холм  и заставили строить дом для нового Бога.
Дни, наполненные непосильным трудом, мелькали перед глазами, словно птицы в небе. Дом чужого бледного Бога рос и поднимался ввысь. Он был белоснежным, воздушным и невесомым, несмотря на то, что строился из тяжеленных камней, вырубленных, поднятых и обтёсанных темнокожими пленниками.
Луна сменялась луной, а силы Сиалуна постепенно таяли. Организм молодого мужчины не мог вынести таких нагрузок. Каждый день в хижинах умирали работники - один за другим, а люди в блестящих металлических одеждах пригоняли всё новых и новых работников - Племя диких сов и Племя огненной лисицы, Племя буйвола и Племя тигров - все они рубили камни и тащили их наверх, привязав к плечам ремнями из кожи убитых братьев, обильно поливая каменистые тропки своей горячей кровью. Иногда кто-нибудь из них срывался и летел вниз, с хрустом ломая кости и оставался на дне пропасти, придавленный камнем, который ему не суждено было поднять.
А Сиалуна по ночам стал бить кашель - видно, злой дух пробрался в его грудную клетку и свил там своё гнездо. Он даже чувствовал, как скребут его изнутри когтистые лапы, а вместо воздуха выдыхает он смрадное дыхание духа. Каждый вечер Сиалун молился своим богам - просил избавить его от злого духа и дать ему сил. Но измазанные кровью деревянные божки равнодушно смотрели раскосыми глазами и щерились клыкастыми ртами - видно, обижались на то, что Сиалун закапывал их в землю.
Дом бледного Бога был почти готов. Он высилсяна холме, сияя на солнце белоснежными стенами. Оставалось доделать совсем немного, и рабочие будут свободны - так, по крайней мере, им сказали слуги нового Бога. Но Сиалуну становилось всё хуже. Он с трудом вставал утром, и еле поднимался в гору, за что каждый раз получал бичом от надсмотрщика, и спина его не заживала от больших, багровых рубцов. А с некоторых пор он стал замечать после кашля на ладони, которой прикрывал рот, кровь, и её становилось всё больше. Видно, злой дух грыз его изнутри, питаясь плотью. Если бы Сиалун был свободен, то он бы пошёл в джунгли, и накопал корешков, которых боятся духи и принес в жертву богам печёнку большой обезьяны. Но сейчас он не мог исцелиться, и болезнь всё больше иссушала его.
В то утро он не смог подняться со со своей подстилки, сжигаемый внутренним жаром. Дыхание с хрипом вырывалось из его губ, покрытых слоем запекшейся крови. Надсмотрщик, собирающий работников, заглянул в шалаш и увидел лежащего на земле Сиалуна. Он ткнул его рукоятью кнута, убедившись, что он без чувств, плюнул и пошёл дальше.
Сиалун с трудом перевернулся на бок, почувствовав надвигающийся приступ кашля. Он кашлял, со свистом втягивая воздух и стараясь вытолкнуть сидящего в груди злого духа. А потом внутри его что-то лопнуло, и кровь потекла из его губ широкой, горячей струёй, заливая убогую подстилку и пропитывая землю и достигая закопанных деревянных божков с раскосыми глазами и оскалившимися ртами. И тут Сиалун увидел своего отца и Верховного жреца, которые стояли рядом с ним. Он поднялся, оставив своё скрюченное тело лежать на земле в шалаше из веток, больше похожем на груду мусора. Оглянувшись, Сиалун увидел парящего в небесах высокого бледного Бога чужака. Он с любовью и кроткостью взглянул в его глаза и махнул рукой, отпуская уходящих к их косоглазым и клыкастым богам. Они этого заслужили.