8-7. Сага 1. Глава 8. На пепелище

                Н А       П Е П Е Л И Щ Е    
         Вернёмся,  однако,  на  самое   короткое   время  «в   Жиличи» \в  семейных  разговорах-преданиях,  относящихся  к  поре  военного  лихолетья,  упоминались  ещё  Лёвковичи,  Пархимковичи,  Мышковичи  и  Рогачёв  (на Днепре)  -  населённые  пункты,  в  которых  в  разное  время  и  по  разным  причинам  оказывались  отдельные  члены  нашей  семьи\.   Для  нашей  семьи  война  закончилась,  и  закончилась,  можно  сказать,  вполне   «благополучно»  в  том  смысле,  что  хотя  мы  и  не  получили  от  неё  никаких  дополнительных  благ,   но,  слава  Богу,  все  остались  живы  и  даже  внешне  невредимы.
        Да  и  опять  же,  это  ещё  как  посмотреть  на  всё  это:  никого  из  нас  не  расстреляли  -  разве  это  не  везенье?  никого  не  угнали  на  работы  в  Германию  -  это  тоже  немало,  нас  не  скосил  тиф,  не  ликвидировали  во  время  «акций»,    мы  не  умерли  от  голода  и  убереглись  от  многих   других  бед  и  напастей,  насчёт  которых  война  такая  изощрённая  и  щедрая  выдумщица.  Зоя  выжила  в  блокаде,  не  сгинула  в  «хождении  по  мукам»  на  Северном  Кавказе.  Вальтер  не  загнулся  на  непосильных  работах  ни  в  лагере,  ни  на  отцовской  «лесопилке».  Анатолю  удалось  бежать  из  фашистского  «питомника»  и  добраться  до  своих.  Лерика,  можно  сказать,  вырвали  уже   из  самых  зубов  смерти,  спасли  от  дистрофии,  выходили.  Сами  родители  не  раз  бывали  на  волосок  от  смерти:  мама  в  схватке  за  гусей,  отец  в  «трудовом   лагере»   и  в  камере  гестапо  (об  этом  я,  кажется,  ещё  не  рассказывал).  Во  всём 
перечисленном  явно  не  обошлось  без   вмешательства  т. н.  «провидения»,  на  этот   раз  милостивого  именно   к  нашему  семейству.  За  что  оно  так  благоволило  к  нам,   судить   не  берусь…
           Но  после  освобождения  из- под   немецкой  оккупации  мы  остались  в  буквальном   смысле  нищими:  в  пожарах,  сопровождавших  бой  26  июня,  сгорели  последние  остатки   того  жалкого  скарба,  которые  в  выданной   Н. Д. Маглышу  сельсоветом  справке  пафосно  именуются  «всем  его  имуществом».  Сгорели  и  те  избы,  в  которых  до  самого  последнего  момента  мы  находили  пристанище   и  приют   у  сердобольных  белорусских  крестьян,  припускавших  настаунiка  и  его  семью  в  свои  и  без  того  далеко  не  просторные   жилища.  Теперь  у  нас  не  осталось  ни  кола  ни   двора.  Мы,  погорельцы  («пожарники»),  попрошайки;  у  нас  нет  ни  заработков,  ни  запасов,  ни  тем  более  накоплений.  Приходится  выпрашивать  у  людей  каждую  картофелину,   а  каждый  кусок  хлеба  - это   был  уже  настоящий  праздник:  ведь  все  вокруг    почти  такие  же  несчастные  люди,  и  никакой  тебе  «гуманитарной  помощи»  от  международных  организаций,    и   никакой  Американской  Армии  Спасения…
            В  очередной  раз  нашей  маме  ,  смирив  свою  гордость,  на   что    её  муж   был  органически  неспособен,  приходится  идти  «у   жабракi» (попросту  говоря,    нищенствовать),  собирая  по  людям   кто  что  из  милости,  из  сострадания  подаст:  кто  ложку,   кто  выщербленную  плошку,  кто  «кашулю»,  кто   «сукенку»,  кто   «нагавiцы»,  кто  какие-то  «отопки»  -  в  общем,  то,  что  называется   «с  миру  по  нитке».    Кто  хоть  раз  сам  прошёл   через  такое,  навсегда  поймёт,   насколько  лучше  подавать  милостыню,  чем  просить.
            Короче  говоря,  первое  время  после  освобождения  семья  Наума  Маглыша  бедствовала  неописуемо:  если  бы  составить,  выражаясь  современным  языком,  видеоряд  тех  наших  страданий  (теперь  уже  75-летней  давности)  и  сопоставить  его  с  картинками  жизни  нынешних  «экономических  беженцев»,  бегущих  из  Африки  и  стран  Ближнего  Востока  и  наводняющих  наиболее  благополучные   (заметим:  не  все  подряд,  а  именно  процветающие   и  гарантирующие   беглецам   более  чем  достаточные  социальные  пособия;    поэтому  было  бы  правильнее  называть  их  искателями  пособий,  а  не  беженцами)  страны  Европы  (главным  образом)  и  Нового  Света  (лишь  отчасти),  то  эти  беженцы  по  сравнению  с  тогдашними  нами    смотрелись  бы  просто   сытыми  и  избалованными  богатеями,  пустившимися  в  дальние  странствия  в  погоне  за  лёгкой  жизнью  и  новыми  впечатлениями.  А  может  быть,  так  именно  оно  и  есть.     Что  же   касается  нашего  положения,  то  оно  было  за  гранью  отчаянья:  требовалось  принимать  какие-то  экстренные  решения,  как  быть  дальше  и  как  спасаться  от  голода.
         Старшего  сына,  Вальтера,  достигшего  призывного  возраста  (по  утрате  подлинных  документов  считалось,  что  ему  16  июля  1944   года  исполнилось  семнадцать  лет,  тогда  как  на  самом  деле  ему  уже  было  восемнадцать,  но  он  был  щупл  и  худ  настолько,  что   едва  «тянул»  на  16-летнего)  к  тому  времени   (1944,  осень?) уже,  видимо,  забрали  в  победоносную  Красную  (до    1946  года)  Армию.  И  проблема  спасения  его  от  голодной  смерти  решалась,  таким  образом,  автоматически,  а  от  возможной  гибели  на  войне  его  уберегло  мудрое  решение  Верховного  Главнокомандующего    не  посылать  на  фронт  в  Действующую   армию  призывников   1944   года.  Во  всяком  случае  это   касалось  тех,  кого  мобилизовали  в  только   что   освобождённых  районах.
      Они,  мол,  и  так  хлебнули  от  войны  немало.  Что  ж,  в   этом  есть  какая-то  справедливость:  похоже,  что   с  годами  в  Сталине  начало  что-то  такое  просыпаться,  совесть  что  ли?   Но  всё-таки  какая-то  часть  призывников  1926  года  рождения,  кажется,  успела  угодить  на  фронт,  и  уж  из   этих-то  почти  никто  не  вернулся…
         Так  что  благодаря   «отвоёванной»  (думаю,  не   без  участия  мамы)  отсрочке  от  призыва  Вальтик,  с  одной  стороны,  вроде  как  сохранил  себе  жизнь,  ну  а  с  другой,  ему  пришлось  и  «сократить»  её  на  целых  8  (восемь)  лет.  Так  как  после  призыва  в  1944-м  («предпобедном»!)  году  ему  пришлось   прослужить  сначала  в  Красной,  а  затем  и  Советской   (после  1946  года)  Армии  именно  этот  немалый  срок.
    Кажется,  в  последние  годы  существования  рекрутского  набора  в  дореформенной  России  Х1Х  века  именно  8-ю  годами  ограничивался  срок  рекрутской  службы.  В  сравнении  с  современными  1 – 2  годами  службы  в  Российской  Армии  это  должно  впечатлять. Следует   также  заметить,  что  в  период  1946  - 1948  гг.  в  СССР  не  проводился  призыв  на  срочную  военную  службу  в  Советской  Армии.  Нашего  Вальтика  «демобилизовали»   то  ли  в конце  1952-го, то  ли  только  в  1953-м,  уже  после  смерти  И. В. Сталина,   «вытолкнув»  в  совсем  другую,  уже  плохо  понимаемую  им  жизнь,  и  - в  чём-то -  в  совсем  иную  страну.  Но  об  этом  ещё  успеем…
     Аналогичным  образом  после  освобождения  Беларуси  «помолодел»  на  год  и  Толик.  Говоря  о  себе,   я  вынужден  забежать  вперёд.  Получать  новую  метрическую  справку  взамен  утраченной  во   время  войны  мне   предстояло  только  в  1953-м,    в  результате  чего  я  «стал»  на  год  старше.  Получилось  это  по  воле   одной  врачихи  (председателя  комиссии ?),  которая  после   осмотра  моего  «внешнего   вида»,  и   в  первую  очередь  гениталий,  безапелляционно  заявила:  «14  лет  как  минимум!  И  никаких  разговоров!»  И  мне  была  установлена  новая,  «официальная»  дата  рождения  -  4  апреля  1939  года.  Но  уж  здесь  Родину  никто  не  обманывал,  она  сделала  это  сама:  призвать  меня  в  армию   ей  не  удалось  не  только  раньше  положенного  срока,  но  и  вообще   -  тут  я  сам  позаботился  и  преуспел,  а  вот  пенсию  -  пусть  и  совершенно  поначалу  мизерную – она  (Родина)  была  «вынуждена»  начать  выплачивать  мне  на  целый  (и  лишний)  год  раньше. 
         Так  что  наше  семейство,  можно  сказать,  «поквиталось»  с  Отечеством  хотя  бы  в  одном  отношении  -  относительно  возраста  молодого  поколения.    Но  если  учесть  все  обманы  нашего  неблагословенного  государства  (я  имею  в  виду  и  его  досоветский  период)  по  отношению  к  своим    подданным   (вряд  ли  было  бы  правильно  именовать  их  гражданами),  то  последние  определённо  окажутся  в  неизмеримо  большем  проигрыше.  Поэтому  все  наши  обманы,  «вольныя  и  невольныя», по  сравнению  с  вышеупомянутыми  мною  -  это  сущий  пустяк,  и  совесть  меня  за  них  совершенно  не  мучит.
        Ладно,  об  одном  из  Маглышей  Родина,   можно  сказать,   позаботилась  и,  забегая   намного  вперёд,  добавим,  позаботилась  на   долгих  8 (!!!)  лет:  вопрос  о  его  прокормлении  сам  собою   отпал.  Но  оставалось  ещё  пятеро  членов  семьи,  в  том  числе  4-летний  «доходяга»   Лерик,  которого  только-только    буквально  выцарапали  из  лап  неминуемой  смерти, -  о  всех    о  них  ещё  нужно  было   думать  и  думать  быстро.