Хоровод. Артур Шницлер

                Артур Шницлер





                ХОРОВОД
                драма
                в десяти диалогах

             (перевод с австрийского немецкого Александра Эрлиха)

Действующие лица:
Шлюха
Солдат
Горничная
Молодой господин
Молодая дама
Супруг
Милашка
Поэт
Актриса
Граф



                ШЛЮХА И СОЛДАТ

     Поздний вечер. На мосту Аугартен через Вену.
     Солдат, насвистывая, идёт в казарму.

ШЛЮХА. Подойди-ка, мой милый ангелочек. (Солдат оборачивается, но продолжает идти) Не хочешь со мной прогуляться?
СОЛДАТ. Ах, так это я милый ангелочек?
ШЛЮХА. Конечно, кто же ещё? Ну же, подойди. Я живу совсем рядышком.
СОЛДАТ. Некогда. Надо в казарму.
ШЛЮХА. Да успеешь ты ещё в казарму. У меня всяко получше.
СОЛДАТ. Вполне возможно.
ШЛЮХА. Т-с-с… В любой момент может появиться полицейский.
СОЛДАТ. Насмешила! Полицейский! При мне штык!
ШЛЮХА. Тогда пойдём же.
СОЛДАТ. Отстань, у меня нет денег.
ШЛЮХА. Мне не нужны деньги.

     Солдат останавливается. Они стоят в свете фонаря.

СОЛДАТ. Тебе не нужны деньги? Кто ж ты тогда?
ШЛЮХА. Мне платят гражданские. А такому как ты завсегда пожалуйста и даром.
СОЛДАТ. Так значит, ты та самая, о которой мне рассказывал Хьюбер!
ШЛЮХА. Не знаю я никакого Хьюбера.
СОЛДАТ. Ты точно она! Вспомни-ка… кофейня в порту… оттуда он тебя и увёл домой.
ШЛЮХА. Ну, из кофейни я со многими уходила, о-ля-ля!..
СОЛДАТ. Тогда пойдём, пойдём.
ШЛЮХА. Что, тебе уже невтерпёж?
СОЛДАТ. А чего тянут-то! В десять я должен быть в казарме.
ШЛЮХА. Давно уже служишь?
СОЛДАТ. А тебе-то что! Далеко живёшь?
ШЛЮХА. Десять минут пешочком.
СОЛДАТ. Не, слишком далеко. Поцелуй-ка меня.
ШЛЮХА (целует его). Как я люблю, когда с кем-то самой в охотку!
СОЛДАТ. А я - нет. Не, не пойду я с тобой, слишком далеко.
ШЛЮХА. Знаешь что, приходи завтра днём.
СОЛДАТ. Хорошо. Давай адрес.
ШЛЮХА. Да ты ж всё равно не придёшь.
СОЛДАТ. Стал бы я тогда спрашивать!
ШЛЮХА. Знаешь что…. раз уж тебе слишком далеко… то там…  там… (указывает на Дунай)
СОЛДАТ. Что?
ШЛЮХА. Там тоже очень тихо… И никто не помешает.
СОЛДАТ. Ах, нет, это неприлично.
ШЛЮХА. Со мной – всё прилично. Ну же, побудь со мной! Кто знает, будем ли живы завтра!
СОЛДАТ. Тогда пошли, только скорее.
ШЛЮХА. Осторожней, тут хоть глаз выколи. Поскользнёшься – свалишься в Дунай.
СОЛДАТ. Уж лучше бы так.
ШЛЮХА. Т-с-с… Потерпи немножко. Сейчас будет скамейка.
СОЛДАТ. Да ты тут как дома!
ШЛЮХА. Я бы хотела такого любовника, как ты.
СОЛДАТ. Ты б из-за меня с ума сошла от ревности.
ШЛЮХА. Уж я-то тебя от других бы отвадила!
СОЛДАТ. Ха!
ШЛЮХА. Да не ори ты. Иногда сюда наведывается сторож. Подумать только, мы – в центре Вены!
СОЛДАТ. Давай сюда, сюда.
ШЛЮХА. Что ты ещё удумал! Если поскользнёмся, свалимся в реку.
СОЛДАТ (хватает её). Ну-ка!..
ШЛЮХА. Только держи крепче.
СОЛДАТ. Не боись!

***

ШЛЮХА. На скамейке было бы всё же удобней.
СОЛДАТ. Там или здесь, не один ли хрен. Всё, отцепись.
ШЛЮХА. Что стряслось…
СОЛДАТ. Надо в казарму, иначе опоздаю.
ШЛЮХА. Да, брось. Как тебя зовут?
СОЛДАТ. Тебе-то что!
ШЛЮХА. Меня – Леокадия.
СОЛДАТ. Ха! Такого имечка я ещё не слыхал!
ШЛЮХА. Эй!
СОЛДАТ. Ну, чего ещё?
ШЛЮХА. Дай хотя бы шесть крейцеров – для привратника, а то ведь домой не пустит.
СОЛДАТ. Ха! Разве я тебе задолжал?.. Прощай! Леокадия…
ШЛЮХА. Нищеброд! Мошенник!..

     Солдат исчезает.

                СОЛДАТ И ГОРНИЧНАЯ

     Общественный парк Пратер. Воскресный вечер. Дорожка, ведущая от парка развлечений Вурстельпратера в тёмные аллеи. Отдалённо доносится музыка из Вурстельпратера, в том числе и пошлая полька «Пятикрейцеровый танец», исполняемая духовыми инструментами.
     Солдат. Горничная.

ГОРНИЧНАЯ. Скажите, наконец, отчего вам так срочно понадобилось уйти! (Солдат, смущаясь, глупо смеётся) Было так чудесно! Я люблю танцевать. (Солдат хватает её за талию, она позволяет это) Мы ведь уже не танцует. Зачем вы же меня держите?
СОЛДАТ. Как вас зовут? Кати?
ГОРНИЧНАЯ. У вас на уме только Кати.
СОЛДАТ. Вспомнил, вспомнил… Мари.
ГОРНИЧНАЯ. Она самая. Но там очень темно. Мне так страшно.
СОЛДАТ. Со мной вам бояться нечего. Слава Богу, я это я!
ГОРНИЧНАЯ. Но куда мы идём? Там же никого. Давайте вернёмся… И так темно!..
СОЛДАТ (затягивается сигарой, кончик которой светится красным). Уже светлее! Ха-ха! О, солнышко!
ГОРНИЧНАЯ. Ах, что вы делаете! Если б я только знала!..
СОЛДАТ. Чёрт меня подери, если сегодня у Сво;боды был хоть кто-то приятней на ощупь, чем вы, фройляйн Мари.
ГОРНИЧНАЯ. Вы так опробовали всех?
СОЛДАТ. В танце это заметно. Там замечаешь многое! Ха!
ГОРНИЧНАЯ. Однако с криворожей блондинкой вы танцевали чаще, чем со мной.
СОЛДАТ. Она старая знакомая моего приятеля.
ГОРНИЧНАЯ. Того капрала с закрученными усами.
СОЛДАТ. Ах, нет, тот был в штатском, он сперва сидел за моим столом – охрипший такой.
ГОРНИЧНАЯ. Ах, как же, помню! Дерзкий человек.
СОЛДАТ. Он вам что-то сделал? Я ему покажу! Что он вам сделал?
ГОРНИЧНАЯ. О, ничего… Я лишь заметила, как он обходился с другими.
СОЛДАТ. Скажите же, фройляйн Мари…
ГОРНИЧНАЯ. Вы обожжёте меня своей сигарой.
СОЛДАТ. Пардон!.. Фройляйн Мари. Давайте на «ты».
ГОРНИЧНАЯ. Мы ещё не так близко знакомы…
СОЛДАТ. Многие и терпеть друг друга не могут, а всё же – на «ты».
ГОРНИЧНАЯ. Может быть, в следующий раз, когда мы… Что же это, херр Франц…
СОЛДАТ. Вы запомнили моё имя?!
ГОРНИЧНАЯ. Как же это, херр Франц…
СОЛДАТ. Просто – Франц, фройляйн Мари.
ГОРНИЧНАЯ. Не будьте же так дерзки… Т-с-с… Что, если кто-то придёт!
СОЛДАТ. Да если и придёт, всё равно в двух шагах ничего не видать!
ГОРНИЧНАЯ. Но ради Бога, куда мы идём?
СОЛДАТ. Смотрите, такая же парочка, как и мы.
ГОРНИЧНАЯ. Где? Ничего не вижу.
СОЛДАТ. Там… впереди…
ГОРНИЧНАЯ. Почему вы сказали «Парочка, как мы»?
СОЛДАТ. Ну, в смысле, они тоже влюблённые.
ГОРНИЧНАЯ. Ах, осторожней! Что же это, я чуть не упала!
СОЛДАТ. Ах, это ограда лужайки…
ГОРНИЧНАЯ. На напирайте так, я упаду
СОЛДАТ. Т-с-с. Потише.
ГОРНИЧНАЯ. Эй, вы, я сейчас закричу… Что же это вы… Как не стыдно…
СОЛДАТ. Вокруг – души…
ГОРНИЧНАЯ. Давайте вернёмся, к людям.
СОЛДАТ. Нам они ни к чему. Зачем, Мари? Нам нужно… для этого… ха-ха!
ГОРНИЧНАЯ. Что же это, херр Франц… прошу, ради Бога… послушайте… если б я… только знала… ох!.. ох!.. ну, же!..

***

СОЛДАТ (блаженно). Господи Боже!.. Ах…
ГОРНИЧНАЯ. Я совсем не вижу вашего лица… 
СОЛДАТ. А-а?.. Зачем вам лицо…

***

СОЛДАТ. В самом деле, фройляйн Мари, вы же не можете остаться лежать в траве.
ГОРНИЧНАЯ. Помогите мне, Франц.
СОЛДАТ. Ну, иди ко мне.
ГОРНИЧНАЯ. О, Боже, Франц.
СОЛДАТ. Ну, что? Что, Франц?
ГОРНИЧНАЯ. Ты дрянной человек, Франц.
СОЛДАТ. Да-да. Погоди-ка немного.
ГОРНИЧНАЯ. А что мне остаётся!..
СОЛДАТ. Ну, могу же я себе позволить закурить виргинскую.
ГОРНИЧНАЯ. Так темно.
СОЛДАТ. Утром снова посветлеет.
ГОРНИЧНАЯ. Скажи хотя бы, я тебе нравлюсь?
СОЛДАТ. Ну, ты должна была это почувствовать, фройляйн Мари, ха!
ГОРНИЧНАЯ. Куда мы идём-то?
СОЛДАТ. Ну, назад.
ГОРНИЧНАЯ. Пожалуйста, давай не так быстро.
СОЛДАТ. Ну, что ещё! Мне не нравится разгуливать в темноте.
ГОРНИЧНАЯ. Скажи, Франц, я тебе нравлюсь?
СОЛДАТ. Я ж тебе только что сказал, что нравишься.
ГОРНИЧНАЯ. И не хочешь меня поцеловать?
СОЛДАТ (снисходительно). Давай… Послушай – уже
ГОРНИЧНАЯ. Ты хочешь снова танцевать?
СОЛДАТ. Ну, конечно, а что?
ГОРНИЧНАЯ. Да мне уже пора домой, Франц. Меня и так будут ругать, моя хозяйка такая… страсть как не любит, когда отлучаются.
СОЛДАТ. Ну, так иди домой.
ГОРНИЧНАЯ. Я была уверена, херр Франц, что вы меня проводите.
СОЛДАТ. Провожу? Ах!
ГОРНИЧНАЯ. Пойдёмте. Это так печально – возвращаться в одиночестве.
СОЛДАТ. А где вы живёте-то?
ГОРНИЧНАЯ. Не так далеко – на Порцелангассе.
СОЛДАТ. Да? Тогда нам по пути… но мне пока слишком рано… ещё погуляю, у меня куча времени… до двенадцати мне в казарме нечего делать… Пойду, ещё потанцую.
ГОРНИЧНАЯ. Конечно, я понимаю. Теперь на очереди криворожая блондинка.
СОЛДАТ. Ха! Не такая уж у неё и кривая рожа!
ГОРНИЧНАЯ. О, Боже, как мужчины дурны! И вы так – с каждой?
СОЛДАТ. Это был бы перебор!..
ГОРНИЧНАЯ. Франц, прошу, только не сегодня… Останьтесь сегодня со мной… Послушайте…
СОЛДАТ. Да, да, ладно. Но потанцевать-то мне позволительно.
ГОРНИЧНАЯ. Я сегодня больше ни с кем не танцую.
СОЛДАТ. А вот и он!..
ГОРНИЧНАЯ. Кто?
СОЛДАТ. Сво;бода! Быстренько мы обернулись! Всё ещё играют это… (напевает)  та-да-ра-да… та-да-ра-да… Короче, если подождёшь меня, провожу тебя домой. Если нет… Прощай!..
ГОРНИЧНАЯ. Да, я подожду.

     Оба заходят в танцевальный зал.

СОЛДАТ. Слушайте, фройляйн Мари, закажите себе пива. (Обращаясь к блондинке, двигающейся мимо в танце с каким-то парнем) Милая моя фройляйн, могу я вас пригласить?

                ГОРНИЧНАЯ И МОЛОДОЙ ГОСПОДИН

     Жаркое послеполуденное время.
     Родители за городом. У кухарки выходной. Горничная в кухне пишет письмо своему любовнику-солдату. Раздаётся звонок из комнаты молодого господина. Горничная подымается и идёт туда. Молодой господин, лёжа на диване, курит и читает французский роман.

ГОРНИЧНАЯ. Что изволите, юный хозяин?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН.  Ах, да, Мари. Ах, да, я звонил, да… что же я… да, верно, опустите жалюзи… Будет прохладнее, если их опустить… да… (Горничная подходит к окну и опускает жалюзи, он продолжает читать) Что вы делаете, Мари! Ах, теперь, право, совсем невозможно читать.
ГОРНИЧНАЯ. Юный хозяин всегда такой прилежный.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (аристократически «не услышав»). Ладно, хорошо.

     Мария уходит. Молодой господин пытается вновь читать, но роняет книгу и снова звонит. Появляется горничная.

Послушайте, Мари… да, я хотел сказать… да… есть ли  доме коньяк?

ГОРНИЧНАЯ. Да, он заперт.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ну, а у кого же ключ?
ГОРНИЧНАЯ. Ключ у Лини.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Что за Лини?
ГОРНИЧНАЯ. Кухарка, господин Альфред.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ну, так скажите этой Лини.
ГОРНИЧНАЯ. Да, но у неё выходной.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Вот как…
ГОРНИЧНАЯ. Могу принести юному хозяину что-нибудь из кафе…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ах, нет… и так достаточно жарко. Мне не нужен коньяк. Знаете, Мари, принесите мне стакан воды. П-с-с, Мари, только пропустите воду из крана, чтоб была холодная…

     Горничная идёт. Молодой господин провожает её взглядом. У двери она оборачивается, и Молодой взглядывает на потолок. Горничная открывает кран водопровода, пропускает воду и тем временем заходит в свой маленький кабинет, моет руки и поправляет перед зеркалом свои локона. Затем она вносит молодому джентльмену стакан воды, подходит к дивану.
     Молодой господин наполовину распрямляется, берёт стакан воды. Их пальцы соприкасаются.

МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Благодарю. Что же это…. Осторожней, верните стакан на поднос. (Ложится, потягивается) Который час?
ГОРНИЧНАЯ. Пять, юный хозяин.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Так, пять… Хорошо…

     Горничная идёт, у двери оборачивается и, заметив, что Молодой господин смотрит на неё, улыбается.
     Молодой господин некоторое время лежит, затем внезапно подымается. Он направляется к двери, возвращается обратно и ложится на диван. Пытается читать, через пару минут звонит снова.
     Появляется горничная, с улыбкой, которую даже не пытается скрыть.

МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Послушайте, Мари, я хотел вас спросить. Не заходил ли сегодня до полудня доктор Шюллер?
ГОРНИЧНАЯ. Нет, сегодня до полудня никого не было.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Что ж, странно. Значит, доктора Шюллера не было? Вы вообще знаете доктора Шюллера.
ГОРНИЧНАЯ. Конечно. Такой крупный господин с чёрной окладистой бородой.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Верно. Может, всё-таки заходил?
ГОРНИЧНАЯ. Нет, никого не было, юный хозяин.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Подойдите, Мари.
ГОРНИЧНАЯ (подходит чуть ближе). Я вас слушаю.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ближе… так… ах… я только подумал…
ГОРНИЧНАЯ. О чём, юный хозяин?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Подумал…. подумал я… О вашей блузке… что это за… Ну, подойдите ближе, я вас не укушу.
ГОРНИЧНАЯ (подходит к нему). Что с моей блузкой? Она не нравится юному хозяину?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (хватает край блузки, притягивая Горничную к себе). Голубой? Какой чудесный голубой оттенок! (Откровенно) Вы очень симпатично одеты, Мари.
ГОРНИЧНАЯ. Что же это, юный хозяин…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Что такое?.. (Расстёгивая ей блузку, деловито) У вас прелестная белая кожа, Мари.
ГОРНИЧНАЯ. Юный хозяин мне льстит.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (целует её грудь). Это не причиняет боли.
ГОРНИЧНАЯ. О, нет.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Но вы вздыхаете. Отчего же вы вздыхаете?
ГОРНИЧНАЯ. О, господин Альфред…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. И у вас такие милые туфельки…
ГОРНИЧНАЯ. … Но… юный хозяин… если вдруг позвонят?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да кто сейчас может звонить?
ГОРНИЧНАЯ. Но, юный хозяин… Послушайте… так светло….
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Вам не нужно меня стесняться. Вам вообще не перед кем стесняться… коль уж вы так прелестны. О, моя душа… Мари, вы… Даже ваши волосы пахнут потрясающе приятно.
ГОРНИЧНАЯ. Господин Альфред…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да бросьте вы, Мари… я вас уже видел и не такой. Недавно я вернулся поздно и пошёл попить воды, а дверь в вашу комнату была открыта… и…
ГОРНИЧНАЯ (закрывает лицо). О, Боже, я даже представить не могла, что господин Альфред может быть таким скверным.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да я много чего увидел… это… и это… и это… и…
ГОРНИЧНАЯ. Но, господин Альфред!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ну, же… Ну, же… так, да, вот так…
ГОРНИЧНАЯ. Но если кто-то позвонит?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Перестаньте же, наконец… мы просто не откроем…

                ***

                Раздаётся звонок

МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Чёрт возьми! Что за болван там гремит!.. Он, пожалуй, и раньше звонил, а мы не услышали.
ГОРНИЧНАЯ. О, а я всё время прислушивалась.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ну, так подите, наконец, взгляните – в глазок…
ГОРНИЧНАЯ. Господин Альфред… Вы, однако… о, нет… какой скверный…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Прошу вас, взгляните…

     Горничная уходит. Молодой господин быстро подымает жалюзи.

ГОРНИЧНАЯ (входит). Так или иначе, он уже ушёл. Там никого нет. Возможно, это был доктор Шюллер.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (с досадой). Хорошо. (Горничная приближается к нему, он отстраняется) Послушайте, Мари, я всё же пойду в кафе.
ГОРНИЧНАЯ (нежно). Уже… Господин Альфред.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Я иду в кафе. Если придёт доктор Шюллер…
ГОРНИЧНАЯ. Он сегодня не придёт.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (ещё строже). Если доктор Шюллер придёт, то я… я… я – в кафе. (Уходит в другую комнату)

     Горничная берёт сигару с курительного столика, вставляет себе в рот и уходит.

           МОЛОДОЙ ГОСПОДИН И МОЛОДАЯ ДАМА

     Вечер. Гостиная, обставленна с банальной элегантностью, в одном из домов на Швиндгассе.
     Войдя и не снимая шляпы и пальто, Молодой Господин зажигает свечи. Затем он открывает дверь в соседнюю комнату и заглядывает внутрь, где мерцание свечей освещает паркетный пол до самой кровати с балдахином, прислонённой изголовьем у стены. От камина в углу спальни льётся красноватый свет на занавеси алькова.
     Молодой Господин заглядывает также и в спальню. Он берёт там с трюмо грушу-распылитель и опрыскивает подушку кровати тонкими стручками фиалковых духов. Затем он с распылителем проходит через обе комнаты и беспрерывно распрыскивает духи, так что вскоре повсюду пахнет фиалками.
     Потом, сняв пальто и шляпу, он садится в голубое кресло и закуривает сигарету. Вскоре вновь подымается и убеждается, зелёные жалюзи закрыты. Внезапно идёт в спальню, открывает ящик ночного столика, роется в нём и вынимает черепаховую шпильку для волос. Ищет, куда бы её спрятать и, наконец, кладёт в карман своего пальто.
     Затем он открывает шкаф, стоящий в салоне, достает серебряную поднос с бутылкой коньяка и две ликёрные рюмки, выставляет всё это на стол. Снова идет к своему пальто, вынимает из кармана маленький белый пакетик, открывает его и кладёт рядом с бутылкой коньяка, снова подходит к шкафу, достает две маленькие тарелки и столовые приборы. Вынимает из пакетика глазированный каштан и ест его. Затем он наливает себе стакан коньяка и быстро его выпивает. Взглядывает на свои часы.
     Ходит взад-вперёд по комнате. Перед большим настенным зеркалом он останавливается на некоторое время, причёсывает своим карманным гребнем волосы и усики.
     Подходит к входной двери и прислушивается. Ничто не происходит. Внезапно раздаётся звонок. Молодой Господин легко вздрагивает. Затем он усаживается в широкое мягкое кресло и поднимается только тогда, когда дверь открывается и входит Молодая Дама.
     Лицо Молодой Дамы спрятано за тёмной вуалью. Он закрывает за собой дверь, останавливается на мгновение, прикладывая левую руку к сердцу, будто справляясь с сильным волнением.

МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (подходит к ней, берёт ее левую кисть и целует белую, с чёрным цепным швом перчатку; тихо произносит) Благодарю вас.
МОЛОДАЯ ДАМА. Альфред… Альфред!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Проходите, сударыня…  Проходите, фрау Эмма…
МОЛОДАЯ ДАМА. Позвольте, ещё минутку… прошу… о, прошу, Альфред! (Всё ещё стоит у двери, он держит её за руку) Собственно, где я?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. У меня.
МОЛОДАЯ ДАМА. Этот дом ужасен, Альфред.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Отчего же? Очень приличный дом.
МОЛОДАЯ ДАМА. На лестнице я столкнулась с двумя господами.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Знакомые?
МОЛОДАЯ ДАМА. Не знаю. Возможно.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Пардон, сударыня… но знакомых вы бы узнали.
МОЛОДАЯ ДАМА. Я совсем ничего не видела.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Даже если бы это были ваши лучшие друзья, они бы вас не узнали. Да я и сам... Если бы я не знал, что это вы... эта вуаль…
МОЛОДАЯ ДАМА. Их две.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Не хотите ли пройти… И снимите хотя бы шляпку.
МОЛОДАЯ ДАМА. Что ж вам так не терпится, Альфред? Я вам пообещала – пять минут… И не больше… клянусь вам…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Хотя бы вуаль…
МОЛОДАЯ ДАМА. Их две.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Н-да, обе – так я хотя бы увидеть увижу вас.
МОЛОДАЯ ДАМА. Вы меня любите, Альфред?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Эмма… Вы меня спрашиваете…
МОЛОДАЯ ДАМА. Здесь так жарко!..
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да на вас же меховое манто. Вы так и в самом деле простудитесь.
МОЛОДАЯ ДАМА (проходит, наконец, в комнату, падает на кресло). Я смертельно устала…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Позвольте. (Понимает вуаль, вынимает заколку, снимает с неё шляпу и откладывает всё это в сторону)

     Молодая Дама позволяет всё это сделать. Он стоит перед ней, качает головой.

МОЛОДАЯ ДАМА. Что с вами?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Так красивы вы не были ещё никогда.
МОЛОДАЯ ДАМА. Как так?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Наконец-то, наедине… Наедине с вами… Эмма… (Опускается на одно колено у кресла рядом с ней, берёт обе её руки, покрывает поцелуями)
МОЛОДАЯ ДАМА. А теперь… позвольте мне уйти. Ваше требование я выполнила… (Он кладёт голову ей на колени) Вы обещали оставаться порядочным.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да.
МОЛОДАЯ ДАМА. В этой комнате душно.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. На вас всё ещё манто.
МОЛОДАЯ ДАМА. Положите его к моей шляпке. (Он снимает с неё манто и кладёт также на диван) А теперь – адьё…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Эмма!.. Эмма!..
МОЛОДАЯ ДАМА. Пять минут давно прошло.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ещё и одной не будет!..
МОЛОДАЯ ДАМА. Альфред, скажите точное время.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ровно четверть седьмого.
МОЛОДАЯ ДАМА. Я уже давно должна быть у моей сестры.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Сестру вы можете и так часто видеть…
МОЛОДАЯ ДАМА. О, Боже, Альфред, зачем вы меня подбили на это?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Потому что я вас… боготворю, Эмма.
МОЛОДАЯ ДАМА. Скольким вы уже так говорили?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. С тех пор, как встретил вас – ни одной.
МОЛОДАЯ ДАМА. Какая я легкомысленная! Кто бы мне это сказал… ещё восемь дней назад… ещё вчера…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Но позавчера вы мне уже пообещали…
МОЛОДАЯ ДАМА. Вы же так меня измучили! Но я не желала этого делать. Бог свидетель – не желала… Вчера я была полна решимости. Если хотите знать, вчера вечером я даже написала вам длинное письмо!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Я ничего не получал.
МОЛОДАЯ ДАМА. Я его порвала. О, лучше бы я его отправила!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Всё же так лучше.
МОЛОДАЯ ДАМА. О, нет… Это так гнусно я моей стороны. Я сама себя не понимаю. Прощайте, Альфред, отпустите меня. (Молодой Господин хватает её и покрывает жаркими поцелуями) Так… вы держите слово…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ещё один поцелуй… ещё один…
МОЛОДАЯ ДАМА. Последний.

     Он целует её, она отвечает на поцелуй взаимностью, и поцелуй получается затяжным.

МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Открыть вам кое-что, Эмма? Я только сейчас понял, что есть счастье. (Молодая Дама откидывается на спинку кресла, он садится на подлокотник кресла и слегка обнимает её шею) … или вернее, только сейчас понял, каким может быть счастье.

     Молодая Дама глубоко вздыхает. Молодой Господин вновь целует её.

МОЛОДАЯ ДАМА. Альфред, Альфред, что вы со мной делаете!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Здесь не так уж и неуютно, не правда ли. И здесь мы в безопасности. В тысячу раз приятнее, чем то рандеву на открытом воздухе.
МОЛОДАЯ ДАМА. О, только не напоминайте мне об этом.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Я всегда буду думать об этом с великой  радостью. Во мне каждая минута, проведенная рядом с вами, отзывается сладким воспоминанием.
МОЛОДАЯ ДАМА. Вы всё ещё помните тот бал промышленников?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Помню ли его?.. Да я ведь сидел там за ужином рядом с вами, совсем близко. У вашего мужа тогда ещё шампанское… (Молодая Дама взглядывает на него с недовольством) Я лишь хотел сказать о шампанском. Скажите, Эмма, не желаете ли рюмочку коньяку?
МОЛОДАЯ ДАМА. Капельку, но сперва принесите мне воды.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да, конечно… только где же … ах, да…

     Он отодвигает портьеру и идёт в спальню. Молодая Дама наблюдает за ним. Он возвращается с графином и двумя стаканами.

МОЛОДАЯ ДАМА. Где это вы были?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. В… соседней комнате. (Наливает воды в стакан)
МОЛОДАЯ ДАМА. Сейчас я вас кое о чём спрошу, Альфред… и поклянитесь, что скажете мне правду.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Клянусь…
МОЛОДАЯ ДАМА. Бывала ли в этих комнатах когда-либо другая женщина?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Но, Эмма… этому дому уже двадцать лет!
МОЛОДАЯ ДАМА. Вы понимаете, о чём я, Альфред… У вас! С вами!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Со мной… здесь… Эмма!.. Это так некрасиво с вашей стороны…
МОЛОДАЯ ДАМА. Значит, у вас… как бы это… Ах, нет, лучше мне вас не спрашивать. Лучше не спрашивать. Я ведь сама виновата. За всё приходится расплачиваться.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да что с вами? О чём вы? За что расплачиваться?
МОЛОДАЯ ДАМА. Нет, нет, нет, даже осознать страшно... Иначе от стыда я сквозь землю провалюсь.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (с графином в руке, печально качая головой). Эмма, если б вы только знали, какую боль вы мне причиняете. (Молодая Дама наливает себе рюмку коньку) Хочу вам кое-что сказать, Эмма. Если вы стыдитесь находиться здесь… если я вам настолько безразличен… если не чувствуете, что являетесь для меня всеми блаженствами мира… тогда лучше уходите…
МОЛОДАЯ ДАМА. Да, я так и сделаю.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (хватая её за руку). Но если вы хотя бы смутно чувствуете, что я не могу жить без вас, что поцелуй вашей руки значит для меня больше, чем любые нежности всех женщин целого мира... Эмма, я не такой, как другие молодые люди, которые могут ухаживать и… возможно, я слишком наивен... я...
МОЛОДАЯ ДАМА. А что, если вы такой же, как остальные молодые люди?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Тогда вас не было бы здесь сегодня… ведь вы не такая, как другие женщины.
МОЛОДАЯ ДАМА. Откуда вам знать?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (усаживает ей на диван, садится с ней рядом). Я много думал о вас. Я знаю, вы несчастливы. (Она смотрит обрадованно) Жизнь так пуста, так ничтожна… и к тому же… так коротка… так ужасающе коротка! И счастье лишь в том… чтобы найти человека, который полюбит… (Взяв со стола засахаренную грушу, Молодая Дама берёт её в рот) Мне – половину!
     Не выпуская грушу изо рта, таким образом, Молодая Дама подаёт её ему, одновременно беря Молодого Господина за руки, чтобы тот не смог ими ничего делать.

МОЛОДАЯ ДАМА. Что же вы делаете, Альфред?.. Как же ваше обещание?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (прожевывая грушу, смелее). Жизнь коротка.
МОЛОДАЯ ДАМА (слабо). Но это ещё не повод.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (машинально). О, да.
МОЛОДАЯ ДАМА (ещё слабее). Послушайте, Альфред, но вы же пообещали… быть порядочным…  И так светло…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ну же, брось, моя единственная, единственная… (поднимает её с дивана)
МОЛОДАЯ ДАМА. Что же вы делаете?..
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Там совсем не светло.
МОЛОДАЯ ДАМА. Что же, там ещё одна комната?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (влечёт её за собой). Чудесная… и в ней совсем темно.
МОЛОДАЯ ДАМА. Останемся лучше здесь. (Но он уже оказывается с ней за портьерой, в спальне, и расстёгивает ей платье на талии) Вы такой… о, Боже, что вы со мной делаете!.. Альфред!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Я боготворю тебя, Эмма!
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну, обожди, обожди немножко… (Слабо) Выйди, я позову тебя…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (заговариваясь). Позволь мне тебя… Позволь тебя меня… позволь меня тебе… помочь.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ты мне всё раздерёшь.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ты не носишь лиф?
МОЛОДАЯ ДАМА. Я никогда его не ношу. Одилон тоже не носит. Но вот туфли ты можешь мне расстегнуть. (Молодой Господин расстёгивает туфли, целует её ступни, она забирается в постель) О, мне холодно.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Скоро будет жарко.
МОЛОДАЯ ДАМА (слегка усмехнувшись). Ты думаешь?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (неприятно задет, себе). Могла бы этого и не говорить. (Раздевается в темноте)
МОЛОДАЯ ДАМА (нежно). Иди, иди, иди же...
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (опять в хорошем настроении). Сейчас…
МОЛОДАЯ ДАМА. Здесь пахнет фиалками.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да ты сама… (Ей) Да, ты сама – фиалка.
МОЛОДАЯ ДАМА. Альфред… Альфред!!!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Эмма…

***

МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Очевидно, я тебя слишком люблю... да... я словно сошел с ума. (Молодая Дама молчит) Все эти дни я ходил как помешанный. Предвкушал это.
МОЛОДАЯ ДАМА. Не расстраивайся.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. О, разумеется. Это совершенно естественно, если кто-то…
МОЛОДАЯ ДАМА. Нет… нет… Ты перенервничал. Просто успокойся…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ты читала что-нибудь из Стендаля?
МОЛОДАЯ ДАМА. Из Стендаля?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. «Психологию любви»?
МОЛОДАЯ ДАМА. Нет. Почему ты спрашиваешь?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Там описывается очень показательная история.
МОЛОДАЯ ДАМА. Что за история?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. О целой компании кавалерийских офицеров.
МОЛОДАЯ ДАМА. Вот как.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Они рассказывают о своих любовных приключениях. И каждый говорит, что с женщиной, которую он больше всего, понимаешь ли, с наибольшей страстью любил… что она его, что он её… короче говоря, что у каждого с такой женщиной выходило так же, как сейчас у меня.
МОЛОДАЯ ДАМА. А-а.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Это очень характерно.
МОЛОДАЯ ДАМА. Конечно.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Но это ещё не всё. Лишь один из них утверждает… что с ним за всю жизнь не случалось ничего подобного, но, как замечает Стендаль, это был тот ещё хвастун.
МОЛОДАЯ ДАМА. Вот как.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. И всё же это расстраивает, эта несуразица, как безразлично к ней не относись.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ещё бы!.. А вообще, знаешь… ты мне обещал быть порядочным…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Хоть не смейся, этим дело не поправишь.
МОЛОДАЯ ДАМА. Что ты! Я вовсе не смеюсь. Эта история у Стендаля очень интересная. Просто я думала, что такое случается только с пожилыми, или с тем, кто очень… ну, кто уже сильно пожил.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Как можно! Возраст не имеет к этому никакого отношения. Кстати, самую красивую историю у Стендаля я чуть не забыл. В ней один из тех офицеров рассказывает, как он три ночи подряд… или все шесть… точно не помню, пробыл с женщиной, которую до этого добивался неделями – жаждал, понимаешь! И все эти ночи они так ничего и не делали, кроме как рыдали от счастья… оба…
МОЛОДАЯ ДАМА. Оба?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да. Ты удивлена? Я нахожу это вполне понятным – особенно, когда оба влюблены.
МОЛОДАЯ ДАМА. Но есть, наверное, многие, кто не плачут.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (нервно). Наверное… Это же особый случай.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ах, а я подумала, у Стендаля все офицеры плачут при подобном… пассаже.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Вот теперь ты точно насмехаешься.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну, что ты выдумываешь. Не будь ребенком, Альфред!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Это меня нервирует. К тому же, у меня такое чувство, что ты только об этом и думаешь. Это меня, право, очень смущает.
МОЛОДАЯ ДАМА. Я абсолютно об этом не думаю.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. О, да… Если б я только был уверен, что ты меня любишь.
МОЛОДАЯ ДАМА. Тебе требуются большие доказательства?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Видишь… ты постоянно смеёшься.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну, что ты! Иди ко мне, дай мне свою сахарную головку.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ах, как приятно!
МОЛОДАЯ ДАМА. Ты меня любишь?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. О, я так счастлив!
МОЛОДАЯ ДАМА. И тебе совсем необязательно ещё и плакать.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (отстраняется от неё, сильно раздражённый).
Опять, опять! Я же так просил тебя...
МОЛОДАЯ ДАМА. Я лишь сказала, что тебе необязательно плакать.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ты сказала: «… ещё и плакать»
МОЛОДАЯ ДАМА. Ты нервничаешь, мой милый.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Знаю.
МОЛОДАЯ ДАМА. Но это совсем ни к чему. Мне даже нравится, что это… что мы с тобой, так сказать, как добрые товарищи…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Опять ты за своё!
МОЛОДАЯ ДАМА. Вот, ты уж и не помнишь! Это же был один из наших первых разговоров. Мы хотели стать добрыми товарищами, ничего больше. О, это было так мило... это было у моей сестры, в январе на большом балу, во время кадрили... Ради всего святого, я уже давно должна была уехать... Сестра заждалась… что я ей скажу... Адьё, Альфред…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Эмма!.. Ты меня так и бросишь!
МОЛОДАЯ ДАМА. Да – так!..
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ещё пять минут…
МОЛОДАЯ ДАМА. Хорошо. Ещё пять минут. Но ты должен пообещать меня не касаться. Договорились?... Я хочу поцеловать тебя на прощание... Т-с-с... спокойно... Я сказала не касаться, иначе я сейчас же встану, мой милый... сладкий…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Эмма… мой анге…

                ***

МОЛОДАЯ ДАМА. О, Альфред…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ах, с тобой я словно на небесах.
МОЛОДАЯ ДАМА. Но теперь мне действительно пора.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Ах, твоя сестра подождёт.
МОЛОДАЯ ДАМА. Мне домой надо. К сестре я уже давно опоздала. Сколько же и впрямь времени?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Вот только как мне это определить?
МОЛОДАЯ ДАМА. Взгляни на часы.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Мои часы в жилете.
МОЛОДАЯ ДАМА. Так достань их.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (поднимается мощным движением). Восемь.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ради бога… Быстрее, Альфред, дай мне мои чулки. Что же мне теперь сказать? Дома меня уже точно заждались... восемь часов...
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Когда я тебя снова увижу?
МОЛОДАЯ ДАМА. Никогда.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Эмма! Ты, что, меня больше не любишь?
МОЛОДАЯ ДАМА. Именно потому, что люблю. Подай туфли.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Никогда больше? Вот туфли.
МОЛОДАЯ ДАМА. И в сумочке – застёжка от туфель. Прошу, быстрее…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Вот застёжка.
МОЛОДАЯ ДАМА. Альфред, это может стоить нам обоим головы.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (очень уязвлён). Почему это?
МОЛОДАЯ ДАМА.  А что я должна ответить, если он спросит: «Где ты была?».
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. У сестры.
МОЛОДАЯ ДАМА. О, если б я умела лгать!
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Но тебе всё равно придётся.
МОЛОДАЯ ДАМА. Всё ради такого человека. Ах, иди сюда... дай, ещё раз поцелую. (Она обнимает его) А теперь – оставь меня, ступай в другую комнату. Я не могу одеваться при тебе. (Молодой Господин уходит в гостиную, там одевается. Съедает немного печенья, выпивает рюмку коньку. Через мгновение Молодая Дама зовёт). Альфред!
МОЛОДАЯ ДАМА.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да, милая!
МОЛОДАЯ ДАМА. Всё же хорошо, что мы не плакали.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (улыбается не без самодовольства). Ну как можно так фривольно выражаться…
МОЛОДАЯ ДАМА. Но как же теперь быть, если мы случайно встретимся где-то в обществе?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Случайно – было однажды… Ты же наверняка завтра будешь у Лобхаймеров?
МОЛОДАЯ ДАМА. Да… Ты тоже?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Конечно. Позволь пригласить тебя на котильон.
МОЛОДАЯ ДАМА. О, я точно не приду! Что ты себе вообразил! Да я там (входит в гостиную полностью одетая, берёт шоколадное печенье) сквозь землю провалюсь.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Значит, завтра у Лобхаймеров, это чудесно.
МОЛОДАЯ ДАМА. Нет, нет… Я откажусь. Определённо…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Значит, послезавтра…здесь.
МОЛОДАЯ ДАМА.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. В шесть…
МОЛОДАЯ ДАМА. Там за углом стоят экипажи, не так ли?
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Да, сколько угодно. Итак, послезавтра в шесть. Скажи же «да», моя бесценная возлюбленная.
МОЛОДАЯ ДАМА. … Обсудим это завтра за котильоном.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (обнимает её). Мой ангел.
МОЛОДАЯ ДАМА. Только больше не портить мне причёску.
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН. Итак, завтра – у Лобхаймеров, а послезавтра – в моих объятьях.
МОЛОДАЯ ДАМА. Прощай…
МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (снова внезапно тревожно). А что ты скажешь… ему про сегодня?
МОЛОДАЯ ДАМА. Не спрашивай... не спрашивай... это слишком ужасно. И зачем я так тебя люблю!.. Адьё…. Если я снова на лестнице кого-то встречу, меня точно хватит удар… Наплевать!..

     Молодой Господин ещё раз целует ей руку. Молодая Дама уходит. Он остается один. Затем он садится на диван.

МОЛОДОЙ ГОСПОДИН (улыбаясь). Итак, теперь у меня отношения с порядочной женщиной.

                МОЛОДАЯ ДАМА И СУПРУГ

     Уютная спальня. Половина одиннадцатого вечера. Молодая дама лежит в постели, читает. Входит супруг в просторном домашнем халате.

МОЛОДАЯ ДАМА (не глядя). Больше не будешь работать?
СУПРУГ. Нет. Слишком устал. К тому же…
МОЛОДАЯ ДАМА. Что?
СУПРУГ. За рабочим столом я вдруг почувствовал себя таким одиноким. Я соскучился по тебе.
МОЛОДАЯ ДАМА (взглядывает). Неужели?
СУПРУГ (присаживается на кровать рядом с ней). Хватит на сегодня читать. Ты испортишь себе зрение.
МОЛОДАЯ ДАМА (захлопывает книгу). Что с тобой?
СУПРУГ. Ничего, дитя моё. Я влюблён в тебя! Ты же это знаешь!
МОЛОДАЯ ДАМА. Порой об этом почти забывается.
СУПРУГ. Иногда об этом даже должно забывать.
МОЛОДАЯ ДАМА. Почему?
СУПРУГ. Потому что иначе брак был бы чем-то несовершенным. Он… как бы это выразиться… потерял бы свою святость.
МОЛОДАЯ ДАМА. О-о…
СУПРУГ. Поверь – это так... Если бы за те пять лет, что мы сейчас женаты, мы иногда не забывали, что мы влюблены друг в друга, нашего брака уже бы не было.
МОЛОДАЯ ДАМА. Для меня это слишком сложно.
СУПРУГ. Всё просто – у нас с тобой уже было примерно десять или двенадцать ночей любви. Верно же?
МОЛОДАЯ ДАМА. Я не считала!..
СУПРУГ. Если бы мы вкусили первую из них сполна, если бы я сразу отдался безвольно своей страсти к тебе, с нами произошло бы то, что и с миллионами других влюблённых пар. Между нами было бы всё кончено.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ах… так, ты полагаешь?
СУПРУГ. Поверь, Эмма, в первые дни нашего брака я боялся, что так и случится.
МОЛОДАЯ ДАМА. Я тоже.
СУПРУГ. Вот видишь! Разве я не прав? Поэтому-то и полезно регулярно жить вместе просто как добрые друзья.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ах, так.
СУПРУГ. И для того, чтобы мы каждый раз могли переживать новые и новые медовые месяцы, и я не допускаю, чтобы эти медовые месяцы…
МОЛОДАЯ ДАМА. Расползлись на годы.
СУПРУГ. Правильно.
МОЛОДАЯ ДАМА. И сейчас, значит… истекает очередной дружеский период?
СУПРУГ (нежно прижимая ее к себе). Должно быть так.
МОЛОДАЯ ДАМА. Но что, если со мной это иначе…
СУПРУГ. С тобой не иначе. Ты же самое умное и восхитительное создание. Я очень счастлив, что нашёл тебя.
МОЛОДАЯ ДАМА. Это так мило, что ты умеешь ухаживать – время от времени.
СУПРУГ (ложится в постель). Для человека, повидавшего мир… ну, же, положи мне голову на плечо… для повидавшего мир, брак на самом деле означает нечто гораздо более таинственное, чем для вас, юных девушек из хороших семей. Вы, в отличие от нас, достаётесь нам чистыми...  и в некоторой степени невежественными, и поэтому у вас более ясный взгляд на природу любви, чем у нас.
МОЛОДАЯ ДАМА (смеясь). О!
СУПРУГ. Определённо. Потому как мы стали достаточно запутавшимися и скованными, пресыщенные своим богатым добрачным опытом, через который нам пришлось пройти. Да, вы о многом наслышаны, также слишком многое знаете, да и, собственно, слишком много читаете, но истинного представления о том, что мы – мужчины – на самом деле испытываем, у вас нет. Для нас же всё то, что по обыкновению называют любовью, основательно опротивело, ведь что это, в конце концов, за создания, от которых мы зависим?
МОЛОДАЯ ДАМА. И что это за создания?
СУПРУГ (целует её в лоб). Радуйся, дитя моё, что у тебя нет представления о подобных интрижках. Впрочем, эти создания зачастую достойны жалости – не будем же кидать в них камни.
МОЛОДАЯ ДАМА. Прости, но … эта жалость… Она мне кажется неуместной.
СУПРУГ (с мягкостью). Они её заслуживают. Вы, юные девушки из порядочных семей, которые могли под присмотром родителей спокойно дожидаться человека чести, возжелавшего взять вас замуж – вы не познали той нищеты, что толкает эти бедные создания в объятия греха.
МОЛОДАЯ ДАМА. Так что же, они все продажны?
СУПРУГ. Мне бы так не сказал. Я же имею в виду не только нищету вещественную. Есть ведь и… как бы это сказать… нравственная нищета, недостаточное понимание того, что позволительно, и в особенности того, что благородно.
МОЛОДАЯ ДАМА. Но отчего их нужно жалеть?.. Их же всё устраивает?
СУПРУГ. У тебя странные представления, дитя моё. Не забывай, что такие создания по своей природы обречены падать всё ниже и ниже. Им не остановиться.
МОЛОДАЯ ДАМА (прижимаясь к нему). Очевидно, это в некотором роде приятно.
СУПРУГ. Как ты так можешь говорить, Эмма. Кажется, ведь для вас, порядочных женщин нет ничего более омерзительного, чем те, кто не такие как вы.
МОЛОДАЯ ДАМА. Конечно, Карл, конечно. Я просто предположила. Прошу, продолжай. Так приятно, когда ты говоришь. Расскажи что-нибудь.
СУПРУГ. Что же?
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну… об этих созданиях.
СУПРУГ. К чему тебе это?
МОЛОДАЯ ДАМА. Послушай, я ведь и раньше, ещё в самом начале, часто просила тебя рассказать что-нибудь о своей юности.
СУПРУГ. Но почему это тебя так интересует?
МОЛОДАЯ ДАМА. Разве ты не мой муж? И разве нет несправедливости в том, что я ничего не знаю о твоём прошлом.
СУПРУГ. Ты же не считаешь меня настолько пошлым, чтобы я… Хватит, Эмма… это словно
МОЛОДАЯ ДАМА. И все же ты... кто знает, скольких женщин ты держал в объятиях, как сейчас меня.
СУПРУГ. Не говори «женщин». Женщина, жена – это ты.
МОЛОДАЯ ДАМА. Но всё же на один вопрос ты должен ответить…. иначе… иначе… с медовым месяцем ничего не выйдет.
СУПРУГ. Ты это таким тоном… Задумайся, ты же мать, и там спит наша малышка.
МОЛОДАЯ ДАМА (прижимаясь к нему). Но я бы хотела ещё и мальчика.
СУПРУГ. Эмма!
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну, же, не будь таким… Конечно, я твоя жена, но… мне хочется быть немножко и… твоей любовницей.
СУПРУГ. Тебе этого хочется?
МОЛОДАЯ ДАМА. Да, но сперва – вопрос.
СУПРУГ (послушно). И?
МОЛОДАЯ ДАМА. Была ли замужняя дама – среди них?
СУПРУГ. В смысле? О чём ты?
МОЛОДАЯ ДАМА. Ты прекрасно понимаешь.
СУПРУГ (с лёгким беспокойством). Как это тебе в голову-то пришло?
МОЛОДАЯ ДАМА. Я хочу знать, были ли… нет, то, что такие женщины бывают, я знаю. Но была ли у тебя…
СУПРУГ. Ты знаешь хоть одну такую?
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну, лично – нет.
СУПРУГ. Может, среди твоих подружек есть такая?
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну, как я могу это с уверенностью утверждать… или отрицать?
СУПРУГ. Возможно, одна из твоих подруг однажды… ведь женщины болтают о разном промеж собой… возможно, она призналась тебе?
МОЛОДАЯ ДАМА (неуверенно). Нет.
СУПРУГ. Может у тебя есть подозрение, что кто-то из твоих подруг…
МОЛОДАЯ ДАМА. Подозрение… о… подозрение…
СУПРУГ. Кажется, есть.
МОЛОДАЯ ДАМА. Конечно, нет, Карл! Точно, нет! Если подумать, то я абсолютно уверена, таких у меня нет.
СУПРУГ. Ни одной?
МОЛОДАЯ ДАМА. Среди моих подруг – ни одной.
СУПРУГ. Пообещай мне кое-что, Эмма.
МОЛОДАЯ ДАМА. Что?
СУПРУГ. Что ты никогда не будешь общаться с женщиной, если есть хоть малейшее подозрение, что она... ведет не вполне безупречную жизнь.
МОЛОДАЯ ДАМА. Я должна пообещать тебе только это?
СУПРУГ. Я, конечно, уверен, что ты не будешь искать общения с подобными женщинами. Но случайность может привести к тому, что ты... Ведь, очень часто именно такие женщины, репутация которых не самая лучшая, ищут компании женщин порядочных, отчасти для того, чтобы придать себе значимости, отчасти от некоторой... как бы это сказать... от некоторой тоски по добродетели.
МОЛОДАЯ ДАМА. Вот, что…
СУПРУГ. Да. Полагаю, что выразился очень точно – ностальгия по добродетели. Поэтому-то все эти женщины воистину ужасно несчастны, можешь мне поверить.
МОЛОДАЯ ДАМА. Почему?
СУПРУГ. Ты ещё спрашиваешь, Эмма!  И как только у тебя язык-то поворачивается! Только представь, что за существование влачат эти женщины! Исполненное лжи, коварства, подлости и сплошных опасностей.
МОЛОДАЯ ДАМА. Да, конечно. Ты прав.
СУПРУГ. Поистине, он сполна расплачиваются за это крохотное счастье… за мимолётное…
МОЛОДАЯ ДАМА. Удовольствие.
СУПРУГ. Почему удовольствие? Как ты можешь называть это удовольствием?
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну… должно быть, это так!.. Иначе бы они этого не делали.
СУПРУГ. Это всё – ничто… Лишь хмельная эйфория.
МОЛОДАЯ ДАМА (задумчиво). Эйфория…
СУПРУГ. Нет, даже и не эйфория. За всё приходится слишком дорого расплачиваться, это точно.
МОЛОДАЯ ДАМА. Значит… у тебя были подобные отношения, правда?
СУПРУГ. Да, Эмма. Это моё самое прискорбное воспоминание.
МОЛОДАЯ ДАМА. Кто это? Скажи! Я её знаю?
СУПРУГ. Зачем тебе это?
МОЛОДАЯ ДАМА. Это было давно? Задолго до того, как ты на мне женился?
СУПРУГ. Не спрашивай, прошу тебя, не спрашивай…
МОЛОДАЯ ДАМА. Но, Карл!
СУПРУГ. Она мертва.
МОЛОДАЯ ДАМА. Серьёзно?
СУПРУГ. Да... это звучит достаточно смешно, но у меня такое ощущение, что все эти женщины умирают молодыми.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ты её очень любил?
СУПРУГ. Лгуний не любят!
МОЛОДАЯ ДАМА. Тогда почему…
СУПРУГ. Эйфория…
МОЛОДАЯ ДАМА. И всё-таки?
СУПРУГ. Не будет больше об этом, прошу тебя. Всё давно в прошлом. Любил я лишь одну – тебя. Любят только то, в чём чистота и истина.
МОЛОДАЯ ДАМА. Карл!..
СУПРУГ. О, как надёжно, как уютно в таких объятьях! Почему только я не встретил тебя ещё ребёнком! Тогда бы я вообще не смотрел на других женщин.
МОЛОДАЯ ДАМА. Карл!..
СУПРУГ. Как ты прекрасна!.. Прекрасна… О, да… (Гасит свет)

                ***

МОЛОДАЯ ДАМА. Знаешь, о чём я сейчас думаю?
СУПРУГ. О чём, дорогая?
МОЛОДАЯ ДАМА. О… о… о Венеции.
СУПРУГ. О первой ночи…
МОЛОДАЯ ДАМА. Да… верно…
СУПРУГ. И что же? Ну, скажи.
МОЛОДАЯ ДАМА. Так же ты любил меня и сейчас.
СУПРУГ. Да, так же.
МОЛОДАЯ ДАМА. Ах, если бы ты всегда…
СУПРУГ (в её объятьях). Что?
МОЛОДАЯ ДАМА. О, Карл!
СУПРУГ. Что ты хочешь сказать? Если бы я всегда…
МОЛОДАЯ ДАМА. Ну, да.
СУПРУГ. Ну, что, если бы я всегда..?
МОЛОДАЯ ДАМА. Тогда бы я всегда точно знала, что ты меня любишь.
СУПРУГ. Да. Но ты и так должна это знать. Невозможно быть постоянно любящим мужем, приходится иногда и выходить во враждебный мир, бороться и чего-то достигать. Никогда не забывай об этом, дитя моё. В браке всему своё время – это-то и прекрасно! И есть очень немногие, кто после пяти лет брака всё ещё помнят свою Венецию.
МОЛОДАЯ ДАМА. Конечно!
СУПРУГ. А теперь… спокойной ночи, дитя моё.
МОЛОДАЯ ДАМА. Спокойной ночи!

                СУПРУГ И МИЛАШКА

     Отдельный кабинет ресторана «Ридхоф», уютный, обставленный с неброским изяществом. На столе можно видеть остатки трапезы, безе со взбитыми сливками, фрукты, сыр. В бокалах – белое венгерское вино.
     Сидя в углу дивана, Супруг курит гаванскую сигару. Милашка, рядом в кресле, выковыривает ложечкой сливки из безе и с удовольствием, почавкивая, ест.

СУПРУГ. Вкусно?
МИЛАШКА (не отрываясь). О-о!..
СУПРУГ. Хочешь ещё?
МИЛАШКА. Нет, я и так уже слишком много съела.
СУПРУГ. У тебя пустой бокал. (Подливает ей)
МИЛАШКА. О, нет… послушайте, мне столько не осилить.
СУПРУГ. Опять на «вы»?
МИЛАШКА. Да?.. Ну, знаете, от этого трудно отвыкнуть.
СУПРУГ. Знаешь.
МИЛАШКА. Что?
СУПРУГ. Нужно говорить «знаешь», а не «знаете». Ну, же, садись ко мне.
МИЛАШКА. Сейчас… я ещё не всё.(Супруг подымается, обходит кресло сзади, обнимает Милашку и разворачивает её голову к себе) Ну, что такое?
СУПРУГ. Мне бы хотелось поцелуй.
МИЛАШКА (целует его). Вы… о, пардон, ты такой дерзкий.
СУПРУГ. Ты это только поняла?
МИЛАШКА. Ах, нет, ещё раньше… ещё на улице… Должно быть, вы…
СУПРУГ. Ты…
МИЛАШКА. Должно быть, ты видишь во мне что-то доступное.
СУПРУГ. Почему же?
МИЛАШКА. Я же сразу пошла с вами в отдельный кабинет.
СУПРУГ. Ну, не сказать, чтоб сразу…
МИЛАШКА. Но вы умеете красиво уговорить.
СУПРУГ. Ты находишь?
МИЛАШКА. Да и, в конце концов, что тут такого!
СУПРУГ. В самом деле.
МИЛАШКА. Ну, прогуливаются люди, или же…
СУПРУГ. Прогуливаться сейчас уже слишком холодно.
МИЛАШКА. Естественно, слишком холодно.
СУПРУГ. А здесь такое приятное тепло, верно? (Вновь присаживается, притягивает Милашку к себе)
МИЛАШКА (слабо). Ну…
СУПРУГ. Скажи-ка… Ты же меня давно заметила, не так ли?
МИЛАШКА. Естественно. Ещё на Зингерштрассе.
СУПРУГ. Не сегодня. Позавчера и позапозавчера – как я следил за тобой.
МИЛАШКА. За мной многие шляются.
СУПРУГ. Могу представить. Но заметила ли ты меня?
МИЛАШКА. Знаете… ах, знаешь, что случилось со мной на днях? Меня преследовал муж моей кузины и не узнал.
СУПРУГ. Он с тобой заговорил?
МИЛАШКА. Скажешь тоже! Думаешь, все такие дерзкие как ты?
СУПРУГ. Но ведь такое случается.
МИЛАШКА. Естественно, случается.
СУПРУГ. Ну, и что ты тогда делаешь?
МИЛАШКА. Да, ничего… Просто не отвечаю.
СУПРУГ. Хм… Но мне-то ты ответила.
МИЛАШКА. Вам это пришлось не по вкусу?
СУПРУГ (страстно целует её). Твои губы на вкус как взбитые сливки.
МИЛАШКА. О, они сами по себе сладкие.
СУПРУГ. Тебе это многие говорили?
МИЛАШКА. Многие! Что ты себе опять вообразил!
СУПРУГ. Ну, если честно, сколькие уже целовали эти губы?
МИЛАШКА. Что ты выспрашиваешь? Всё равно же не поверишь, коль скажу.
СУПРУГ. Почему же?
МИЛАШКА. Угадай!
СУПРУГ. Ну, скажем… а ты не обидишься?
МИЛАШКА. А чего это я должна обидеться?
СУПРУГ. Я думаю… двадцать.
МИЛАШКА. Ну… а отчего не сразу все сто?
СУПРУГ. Я лишь ткнул пальцем в небо.
МИЛАШКА. Выходит, ткнул мимо.
СУПРУГ. Тогда – десять.
МИЛАШКА (оскорблённо). В точку! С ней ведь можно заговорить прямо на улице и тут же увести в отдельный кабинет.
СУПРУГ. Не будь ребёнком. Слоняться ли по улицам или же сидеть в комнате… Мы ведь в трактире, сюда в любой момент может войти кельнер – так что в этом, действительно, ничего такого…
МИЛАШКА. И я так же подумала.
СУПРУГ. Ты уже бывала в отдельном кабинете?
МИЛАШКА. Ну, если сказать по правде, то да.
СУПРУГ. Мне нравится, что ты хотя бы откровенна.
МИЛАШКА. Но это не то, что ты опять подумал. Я была там с подругой и её женихом на Масленицу.
СУПРУГ. Не беда, если бы и с возлюбленным.
МИЛАШКА. Естественно, не беда. Но у меня нет возлюбленного.
СУПРУГ. Ну-ну.
МИЛАШКА. Клянусь, нет.
СУПРУГ. Но ты же не хочешь сказать, что я…
МИЛАШКА. Что?.. У меня никого нет – уже больше, чем полгода.
СУПРУГ. Ах так… А до того? Кто он был?
МИЛАШКА. Что вы такой любопытный?
СУПРУГ. Я такой любопытный, потому что влюблён в тебя.
МИЛАШКА. Правда?
СУПРУГ. Конечно. Ты должна бы это заметить. Так расскажи мне. (Крепко прижимает её к себе)
МИЛАШКА. Что ты хочешь услышать?
СУПРУГ. Ну, не тяни же. Я хочу знать, кто это был.
МИЛАШКА (смеясь). Ну… точно мужчина.
СУПРУГ. Прекрасно… Прекрасно… И кто он?
МИЛАШКА. Немного напоминает тебя.
СУПРУГ. Вот как.
МИЛАШКА. Если бы ты не был так похож на него, то я…
СУПРУГ. То, что же?
МИЛАШКА. Ну, не спрашивай, ты же видишь, что…
СУПРУГ (понимающе). Значит, поэтому-то ты и заговорила со мной.
МИЛАШКА. Ну, выходит, так.
СУПРУГ. Даже не знаю теперь, радоваться мне или печалиться.
МИЛАШКА. Ну, я бы на твоём месте радовалась.
СУПРУГ. Ну, да.
МИЛАШКА. Ты и разговорами напоминаешь его… и тем, как смотришь…
СУПРУГ. Кто же он?
МИЛАШКА. Нет, глаза всё же….
СУПРУГ. Как его звали?
МИЛАШКА. О, нет, не смотри на меня так, прошу.

     Супруг обнимает её, длится жаркий поцелуй. Милашка содрогается, пытается подняться.

СУПРУГ. Почему ты покидаешь меня.
МИЛАШКА. Пора домой.
СУПРУГ. Позже.
МИЛАШКА. Нет, мне, правда, пора. Представь, что скажет мать.
СУПРУГ. Ты живёшь с матерью?
МИЛАШКА. Естественно, с матерью. А как ты думал?
СУПРУГ. Значит… с матерью. Только с ней, одна?
МИЛАШКА. Да уж, одна! Пятеро нас. Двое парней и ещё две девчонки.
СУПРУГ. Не отдаляйся же от меня, прошу. Ты старшая?
МИЛАШКА. Нет, я вторая по счёту. Первая – Кати, она продавщица, в цветочном. Я – после неё.
СУПРУГ. А ты чем занимаешься?
МИЛАШКА. Ну, по дому.
СУПРУГ. Постоянно?
МИЛАШКА. Кто же должен этим заниматься.
СУПРУГ. Разумеется… и что же ты говоришь матери, если… возвращаешься так поздно?
МИЛАШКА. Это же бывает очень редко.
СУПРУГ. А, к примеру, сегодня? Мать же спросит.
МИЛАШКА. Естественно, спросит. Как я тихо ни войди, она всё равно просыпается.
СУПРУГ. И что ты тогда её скажешь?
МИЛАШКА. Ну, что была в театре.
СУПРУГ. И она этому поверит?
МИЛАШКА. А отчего ей мне не верить? Я часто хожу в театр. Вот, только в воскресенье была в опере с подругой и её женихом и с моим старшим братом.
СУПРУГ. Откуда же у вас билеты?
МИЛАШКА. Но ведь мой брат парикмахер!
СУПРУГ. Ага, парикмахер… ах, должно быть, театральный парикмахер.
МИЛАШКА. Зачем ты меня обо всём выспрашиваешь?
СУПРУГ. Мне очень интересно. А чем занимается второй брат?
МИЛАШКА. Ходит в школу. Он хочет стать учителем… Нет, кем-то вроде того.
СУПРУГ. И у тебя ещё младшая сестра?
МИЛАШКА. Да, ещё совсем малявка, но за ней уже не уследишь! Только представь, как школа растлевает девочек! Не поверишь! Недавно поймала её на свидании.
СУПРУГ. Что?
МИЛАШКА. Да-да, с парнем из школы, тет-а-тет прогуливающейся в половине восьмого вечера по Штроццигассе. Вот так малявка!
СУПРУГ. И что же ты сделала?
МИЛАШКА. Ну, наподдала хорошенько.
СУПРУГ. Ты такая строгая?
МИЛАШКА. Ну, кому-то нужно быть. Старшая сестра на работе, мать только ворчит – всё на мне.
СУПРУГ. Господи Боже, ты такая милая. (Целует её, становясь всё нежнее) Ты мне тоже кое-кого напоминаешь.
МИЛАШКА. Надо же… и кого?
СУПРУГ. Не кого-то определённого… время… ну, скажем, мою юность. Давай же, выпьем, дитя моё!
МИЛАШКА. Слушай, а сколько тебе лет?... Ты... ведь... я даже не знаю, как тебя зовут.
СУПРУГ. Карл.
МИЛАШКА. Как такое возможно! Тебя зовут Карл?
СУПРУГ. Его тоже звали Карл?
МИЛАШКА. Нет, ну это же настоящее чудо… самое настоящее… нет, глаза всё же… Вряд ли… (качает головой)
СУПРУГ. Но кто же он? Ты так и не сказала.
МИЛАШКА. Плохой он был человек – это точно, иначе не бросил бы меня.
СУПРУГ. Ты его очень любила?
МИЛАШКА. Конечно, я его очень любила!
СУПРУГ. Я знаю, кто он. Лейтенант.
МИЛАШКА. Нет, он не был в армии. Его не приняли. Его отец домовладелец в… зачем тебе всё это знать?
СУПРУГ (целует её). У тебя, оказывается, серые глаза, хотя мне сперва показалось, что они чёрные.
МИЛАШКА. Для тебя они не так красивы? (Он целует её глаза) Нет, нет… Я это не перенесу снова... о, пожалуйста, о Боже... Нет, отпусти меня... только на секундочку – прошу тебя.
СУПРУГ (ещё нежнее). О, нет.
МИЛАШКА. Но я прошу тебя, Карл…
СУПРУГ. Сколько тебе?.. Восемнадцать, да?
МИЛАШКА. Уже девятнадцать.
СУПРУГ. Девятнадцать… а мне…
МИЛАШКА.  Тебе тридцать.
СУПРУГ. Чуть больше. Не будем об этом.
МИЛАШКА. Ему тоже было тридцать два, когда мы познакомились.
СУПРУГ. Как давно это было?
МИЛАШКА. Уже и не знаю… В вине, должно быть, что-то есть.
СУПРУГ. Да? Почему?
МИЛАШКА. У меня как-то… всё вокруг вертится.
СУПРУГ. Обопрись на меня. Вот, так... (Прижимает ее к себе и становится всё нежнее, она едва сопротивляется) Знаешь, милая – мы могли бы уйти прямо сейчас.
МИЛАШКА. Да… домой.
СУПРУГ. Не прямо домой.
МИЛАШКА. Что ты имеешь в виду? О, нет, о, нет... Я никуда не пойду, ещё чего…
СУПРУГ. Послушай, дитя моё, когда мы встретимся в следующий раз, то устроим всё так, чтобы… (Опускается на колени, прижимается головой к её лону) Как приятно, о, как приятно…
МИЛАШКА. Что ты делаешь? (Целует его волосы) Эй, в вине должно быть что-то было  – хочется спать... Что если, если я не смогу встать? Но… но, послушай, но Карл... а если кто войдет... прошу тебя... если кельнер…
СУПРУГ. Сюда… ни за что… никакой кельнер… не войдёт…

***

     Милашка спит на диване. Супруг, прикурив сигарету, прохаживается. Пауза. Он долго рассматривает Милашку.

СУПРУГ (себе). Кто знает, что она за фрукт… Чёрт возьми… Как всё быстро… Так опрометчиво с моей стороны… Хм…
МИЛАШКА (не открывая глаз). В вине точно что-то было.
СУПРУГ. С чего ты взяла?
МИЛАШКА. Иначе бы…
СУПРУГ. Почему ты всё списываешь на вино?
МИЛАШКА. Где же ты? Отчего так далеко? Иди же ко мне… (Супруг подходит к ней, садится) … Ответь, ты и правда меня любишь?
СУПРУГ.  Ты же знаешь… (Осекается) Конечно.
МИЛАШКА. Слушай… и всё же… скажи правду, что было в вине?
СУПРУГ. Ты, что, решила… что я… что я отравитель?
МИЛАШКА. Я ничего не понимаю… Я ведь не такая… Мы же едва знакомы… Эй, я не такая… Богом клянусь… неужели ты думаешь, что я способна…
СУПРУГ.  Что ты, не волнуйся. Я и не думаю ничего плохого. Я верю, что ты меня любишь.
МИЛАШКА. Да…
СУПРУГ. Ведь если двое молодых людей ужинают наедине и пьют вино… Вовсе не требуется, чтобы вине что-то было…
МИЛАШКА. Ах, я только так сболтнула.
СУПРУГ. Отчего же?
МИЛАШКА (довольно вызывающе). От стыда.
СУПРУГ. Это смешно. Тому нет причин. Тем более, я напоминаю тебе твою первую любовь.
МИЛАШКА. Да.
СУПРУГ. Первую.
МИЛАШКА. Ну, да…
СУПРУГ. Мне очень интересно, кто были следующие.
МИЛАШКА. Никто.
СУПРУГ. Но это же неправда, это просто не может быть правдой.
МИЛАШКА. Ну, же, прошу, не мучай меня.
СУПРУГ. Сигарету хочешь?
МИЛАШКА. Нет, благодарю.
СУПРУГ. Знаешь, сколько времени?
МИЛАШКА. Ну?
СУПРУГ. Половина двенадцатого.
МИЛАШКА. Ах!
СУПРУГ. Ну… а мама? Она к этому привыкла, не так ли?
МИЛАШКА. Ты меня уже в самом деле посылаешь домой?
СУПРУГ. Да, ты же перед этим сама…
МИЛАШКА. Постой, тебя словно подменили. Что я не так сделала?
СУПРУГ. Нет же, дитя! Что с тобой? С чего ты взяла?
МИЛАШКА. Дело только в твоей внешности, клянусь… иначе долго бы тебе… многие упрашивали меня поехать в номера…
СУПРУГ. Ну, хочешь… скоро снова встретимся здесь… или где-то в другом месте…
МИЛАШКА. Не знаю.
СУПРУГ. Что значит, ты не знаешь?
МИЛАШКА. Ну, что ты меня всё выспрашиваешь!..
СУПРУГ. Итак, когда? Только сперва хотелось бы кое-что прояснить. Я живу не в Вене. Только приезжаю сюда время от времени на пару дней.
МИЛАШКА. Ай, да ладно! Ты не ве;нец?
СУПРУГ. Ве;нец, разумеется. Но сейчас живу в пригороде.
МИЛАШКА. И где же?
СУПРУГ. Ах, Боже, не всё ли равно!
МИЛАШКА. Ой, да не бойся ты, я не заявлюсь.
СУПРУГ. Ох, Боже, если это доставит тебе удовольствие, можешь и заявиться. Я живу в Граце.
МИЛАШКА. Ты серьёзно?
СУПРУГ. Ну, да. Почему ты так удивляешься?
МИЛАШКА. Ты женат, ведь так?
СУПРУГ (очень удивлён). Да с чего ты взяла?
МИЛАШКА. Мне так показалось.
СУПРУГ. И тебя это совсем не смущает?
МИЛАШКА. Ну, было бы лучше, если б ты был холостой… Но ты же женат!
СУПРУГ. Да. Но как ты догадалась?
МИЛАШКА. Когда кто-то говорит, что живёт не в Вене и не всегда имеет время…
СУПРУГ. Но это не так уж маловероятно.
МИЛАШКА. Я не верю.
СУПРУГ. И тебя совсем не мучает совесть, что ты соблазняешь супруга на измену?
МИЛАШКА. Ах, да и твоя жена не отстаёт от тебя в этом.
СУПРУГ (очень возмущён). Эй, ну-ка, прекращай! Что за шпильки…
МИЛАШКА. Я же думала, у тебя нет жены.
СУПРУГ. Есть она или нет… но давай-ка без подобных вольностей (Подымается)
МИЛАШКА. Карл! Ну, Карл! Ну, что ты? Ты злишься? Слушай, я же и вправду не знала, что ты женат. Вот и наболтала лишнее. Ну же, всё хорошо.
СУПРУГ (подходит к ней через несколько секунд). Вы действительно странные существа, вы... женщины. (Снова становится нежен с ней)
МИЛАШКА. Постой… нет… к тому же, уже так поздно…
СУПРУГ. Тогда послушай-ка меня. Давай договоримся серьёзно. Я хочу видеться с тобой, видеться как можно чаще.
МИЛАШКА. Правда?
СУПРУГ. Но для этого необходимо… Нужно, чтобы я мог тебе доверять… положиться… Я ведь не могу присматривать за тобой…
МИЛАШКА. Ах, да я сама за собой присматриваю.
СУПРУГ. Ты… ну, нельзя сказать, что неопытна, но ты юна, а… мужчины в общем-то народец бесцеремонный…
МИЛАШКА. О, да!
СУПРУГ. Имею в виду, не только с моральной точки зрения… Ты меня понимаешь…
МИЛАШКА. Да. Скажи, что ты всё же думаешь обо мне?
СУПРУГ. Значит, так… если ты будешь любить меня – только меня – тогда  мы всё можем устроить, хоть я и живу в Граце. Там, где в любой момент могут войти, всё же неприлично. (Она прижимается к нему) В следующий раз… уединимся где-то в другом месте, хорошо?
МИЛАШКА. Хорошо.
СУПРУГ (жарко обнимает её). Остальное обсудим по дороге домой. (Подымается, открывает дверь) Кельнер… счёт!

                МИЛАШКА И ПОЭТ

     Маленькая уютная комнатка, в полумраке от задёрнутых штор красного цвета. К комнате: большой письменный стол, на котором лежат бумаги и книги, пианино – у стены.
     Входят Милашка и Поэт, Поэт закрывает за собой дверь.

ПОЭТ. Ну, моя милая!.. (Целует её)
МИЛАШКА (в шляпке и мантилье). Ах! А тут красиво! Только ничего не видно.
ПОЭТ. Твоим глазкам нужно просто привыкнуть к полумраку. Твоим сахарным глазкам… (Целует её глаза)
МИЛАШКА. Для этого у сахарных глазок не так много времени.
ПОЭТ. Отчего же?
МИЛАШКА. Оттого, что я только на минутку.
ПОЭТ. Снимем-ка шляпку, а?
МИЛАШКА. Из-за одной-то минутки?
ПОЭТ (вынимает из шляпки шпильку, откладывает шляпку в сторону). И мантилью…
МИЛАШКА. Зачем это? Мне же скоро уходить.
ПОЭТ. Но тебе необходимо отдохнуть. Мы ведь три часа гуляли.
МИЛАШКА. Мы катались.
ПОЭТ. До дому – мы доехали… Но в Вайдлинге у ручья мы же слонялись целых три часа. Так что, располагайся, детка… где захочешь… сюда, к столу… нет, тут не удобно. Давай, на диван. Вот. (Укладывает её на диван) И головку на подушку. Если ты очень устала, можешь даже прилечь.
МИЛАШКА (смеясь). Но я вовсе не устала.
ПОЭТ. Тебе только так кажется. Ну… а если слипаются глазки, можешь и поспать. Кстати, могу сыграть тебе колыбельную… мою. (Идёт к пианино)
МИЛАШКА. Твою?
ПОЭТ. Да.
МИЛАШКА. Я думала, Роберт, ты доктор.
ПОЭТ. С чего бы это? Я же говорил, что я писатель.
МИЛАШКА. Все же писатели доктора.
ПОЭТ. Нет, не все. Например, я. Но с чего ты это взяла?
МИЛАШКА. Ну, ты же сказал, что пьеса – ту, что собираешься играть – твоя.
ПОЭТ. Да… может, она и не моя. Но это совсем неважно. Что? Вообще, кто написал, не имеет значения. Было бы красиво – не так ли?
МИЛАШКА. Конечно… Было бы красиво – это главное.
ПОЭТ. Знаешь, что я имел в виду?
МИЛАШКА. Чего?
ПОЭТ. Ну, то, о чём только что сказал.
МИЛАШКА (сонно). Ну, конечно.
ПОЭТ (подымается, подходит к ней, гладит её волосы). Ты не поняла ни слова.
МИЛАШКА. Эй, я не настолько глупая.
ПОЭТ. Очевидно, настолько. Но именно за это я тебя и люблю. Ах, как это мило, что вы такие глупые! Имею в виду, такие как ты.
МИЛАШКА. Эй, ты что обзываешься?
ПОЭТ. Ангелочек, будет тебе. Не правда, прекрасно лежится на мягком персидском ковре?
МИЛАШКА. О, да. (О пианино) Что же, ты расхотел играть?
ПОЭТ. Да, мне больше хочется побыть с тобой. (Поглаживает её)
МИЛАШКА. А не хочется ли тебе зажечь свет?
ПОЭТ. О, нет… Эти сумерки веют уютом. Мы сегодня целый день словно купались в солнечных лучах. И теперь, так сказать, вылезаем из ванны и набрасываем на себя сумерки, подобно купальному халату… (Смеётся) Ах, нет, надо бы выразиться иначе. Ты не находишь?
МИЛАШКА. Не знаю.
ПОЭТ (несколько отстраняется от неё). Как божественна эта глупость! (Берёт записную книжку, что-то в неё записывает)
МИЛАШКА. Что ты делаешь? (Поворачивается к нему) Что ты записываешь, а?
ПОЭТ. Солнце, купание, сумерки, халат… так… (Прячет записную книжку, громко) Ничего… А теперь, скажи-ка, моя милая, не хочется ли тебе что-нибудь съесть или выпить?
МИЛАШКА. Жажды вообще нет. Только аппетит.
ПОЭТ. Хм… По мне так, лучше б ты жаждала. Коньяк в доме есть, еды же мне придётся раздобыть.
МИЛАШКА. Не кого послать?
ПОЭТ. Сложно. Домработница уже ушла…. Ну, обожди… схожу сам… чего бы ты хотела?
МИЛАШКА. Право, не стоит. Мне всё равно пора домой…
ПОЭТ. Детка, об этом не может быть и речи. Но есть предложение – давай уйдём, сходим куда-нибудь поужинать.
МИЛАШКА. О, нет! На это совсем нет времени. И потом, куда же мы пойдём? Нас увидеть кто-то из знакомых.
ПОЭТ. У тебя так много знакомых?
МИЛАШКА. Достаточно встретить одного, и беды не миновать.
ПОЭТ. Какой ещё беды?
МИЛАШКА. Ну, подумай, а что, если мать прознает…
ПОЭТ. Мы могли бы пойти туда, где нас никто не увидит. Есть же гостиницы с отдельными комнатами.
МИЛАШКА (напевая). Да-да, и с супом в отдельном кабинете.
ПОЭТ. Ты уже бывала когда-то в отельном кабинете?
МИЛАШКА. Если сказать по правде, то – да.
ПОЭТ. Кто был тот счастливец?
МИЛАШКА. О, это не то, что ты подумал… я была с подружкой и её женихом. Они меня взяли с собой.
ПОЭТ. Вот как. И я должен тебе поверить?
МИЛАШКА. Можешь мне не верить!
ПОЭТ (приближается к ней). Ты покраснела? Уже совсем ничего не видно. Не могу различить твои черты. (Ладонью касается её щек) Но даже и так я тебя узнаю. 
МИЛАШКА. Ну, только смотри, не перепутай меня с другой.
ПОЭТ. Странно, я не могу вспомнить, как ты выглядишь.   
МИЛАШКА. Большой спасибо!
ПОЭТ. Эй, это прям жуть – я не могу тебя даже представить! В каком-то смысле, я тебя уже забыл… Если бы ещё не помнил звука твоего голоса, то… чем бы ты вообще была? Близко и одновременно жутко далеко.   
МИЛАШКА. О чём это ты?..
ПОЭТ.  Ни о чём, ангел мой, ни о чём. Где твои губки… (Целует её) 
МИЛАШКА. Может, зажжёшь свет?
ПОЭТ. Нет… (Очень нежно) Скажи, любишь ли ты меня?   
МИЛАШКА. Очень…ах, очень!
ПОЭТ. А любишь ли ты кого-то так же, как меня?   
МИЛАШКА. Я ведь уже говорила – нет.
ПОЭТ. Но… (Вздыхает)   
МИЛАШКА. Это же был мой жених.
ПОЭТ. Я бы предпочёл, чтобы ты не думала о нём сейчас.   
МИЛАШКА. Эй… ты что… послушай…
ПОЭТ. Представим, что мы сейчас во дворце, в Индии…
МИЛАШКА. Манеры там у них определённо не так скверны, как твои.
ПОЭТ. Какой вздор! Божественная… о, если бы ты знала, что ты для меня значишь!
МИЛАШКА. Ну, и что?
ПОЭТ. Не отталкивай меня. Я ж тебе ничего не делаю – пока.
МИЛАШКА. Да мне из-за корсета больно.
ПОЭТ. Сними.
МИЛАШКА. Хорошо. Но не позволяй себе скверностей.
ПОЭТ. Ни за что. (Милашка подымается и снимает в темноте корсет, Поэт продолжает сидеть на диване) Скажи, тебе совсем без разницы, какая у меня фамилия?
МИЛАШКА. Ага. А какая?
ПОЭТ. Лучше скажу тебе не её, а ту, какой я сам себя называю.
МИЛАШКА. А в чём разница?
ПОЭТ. Ну, это литературный псевдоним.
МИЛАШКА. Ах, ты пишешь не под своим настоящим именем! (Он приближается к ней) Ах… перестань… не надо.
ПОЭТ. О, что за ароматом веет! Как сладок он!.. (Целует её груди)
МИЛАШКА. Ты же рвёшь мне рубашку…
ПОЭТ. Сними… сними… всё это лишнее…
МИЛАШКА. Но Роберт!
ПОЭТ. А теперь, добро пожаловать в наш индийский дворец!
МИЛАШКА. Скажи сперва, любишь ли ты меня по-настоящему.
ПОЭТ. Да я боготворю тебя! (Целует её страстно) Боготворю тебя, моё сокровище, весна моя… моя…
МИЛАШКА. Роберт… Роберт…

                ***

ПОЭТ. Это было неземное блаженство. Мой псевдоним…
МИЛАШКА. Роберт!.. О, мой Роберт!
ПОЭТ. Я зовусь Бибитц.
МИЛАШКА. Почему Бибитц?
ПОЭТ. Моя фамилия не Бибитц, это только псевдоним… Эй, ты, что, не слышала фамилии Бибитц?
МИЛАШКА. Нет.
ПОЭТ. Тебе незнакома фамилия Бибитц?! Ах… замечательно! Что, действительно? Ты ведь просто делаешь вид, будто не слышала, ведь правда?
МИЛАШКА. Клянусь, я её никогда не слышала!
ПОЭТ. Ты, что, не ходишь в театр?
МИЛАШКА. О, конечно, хожу! На днях была с одним… с дядей подружки и с неё самой – мы были в опере.
ПОЭТ. Хм, значит, в Бургтеатре ты не бываешь.
МИЛАШКА. Туда мне ещё никогда не дарили билеты.
ПОЭТ. На днях пришлю тебе контрамарку.
МИЛАШКА. О, да! Только не забудь! И на что-нибудь весёленькое!
ПОЭТ. Хорошо… весёленькое… А на трагедию пойти не хочешь?
МИЛАШКА. Не особо.
ПОЭТ. Даже если это будет моя пьеса?
МИЛАШКА. Да ладно… твоя пьеса? Ты пишешь для театра?
ПОЭТ. Позволь, я только зажгу свет. Я же ещё не видел тебя с тех пор, как ты моя возлюбленная… Ангел! (Зажигает свечу)
МИЛАШКА. Перестань, мне же стыдно. Дай мне хотя бы одеяло.
ПОЭТ. Позже. (Подходит к ней ближе, долго рассматривает её)
МИЛАШКА. Перестань, Роберт!
ПОЭТ. Ты красива, ты сама красота, ты, пожалуй, даже сама природа, ты святая простота!
МИЛАШКА. Ай, больно, ты на меня капаешь! Глянь, нельзя ли поосторожней!
ПОЭТ (отставляет свечу). Ты та, что я так давно искал! Ты любишь меня, и любила бы, даже если бы я был коммивояжёром, торгующим всякой чепухой. Наверное. Должен признаться, я до сих пор не избавился от некоторых подозрений. Ответь честно, ты точно не догадывалась, что я – Бибитц?
МИЛАШКА. Отстань, а! Я вообще не понимаю, чего ты от меня хочешь. Не знаю я никакого Бибитца!
ПОЭТ. О, что такое слава! Нет, забудь, что я сказал, забудь даже имя, которое я тебе назвал. Я – Роберт, и хочу для тебя им остаться. Я просто пошутил. (Легко) Никакой я не писатель, я мелкий торговец, а по вечерам аккомпанирую бродячим артистам на рояле.
МИЛАШКА. Ну, теперь я совсем запуталась… совсем, и ты ещё так смотришь… Да в чём дело-то, что с тобой?
ПОЭТ. Как это странно! Такого со мной ещё почти никогда не случалось, милая, вот-вот брызнут слёзы. Ты пленила меня! Будем любить друг друга – сильно-сильно!
МИЛАШКА. Эй, я это правда насчёт бродячих артистов?
ПОЭТ. Но, но не спрашивай больше. Если ты меня любишь, не спрашивай вообще ни о чём. Скажи, ты можешь стать на пару недель совсем свободной?
МИЛАШКА. Как это, совсем свободной?
ПОЭТ. Ну, улизнуть из дома.
МИЛАШКА. Ничего себе! И как мне это сделать? Что скажет мать! Да без меня же дому придёт конец.
ПОЭТ. Я так живо представил себе, как мы живём с тобою пару недель вместе – только ты и я, где-то в далёкой уединённости, в лесу, на природе. Так сказать, натура… на натуре. А потом однажды ¬– адьё! И разойтись, куда глаза глядят.
МИЛАШКА. Вот, у тебя уже и адьё! Я думала, ты от меня без ума.
ПОЭТ. Именно поэтому. (Склоняется, целует её в лоб) Милой создание!
МИЛАШКА. Прижми к себе, мне так холодно.
ПОЭТ. Тебе пора одеваться. Постой-ка, зажгу ещё пару свечей.
МИЛАШКА (подымается). Не подсматривай.
ПОЭТ. Не буду. (Глядя в окно) Скажи, детка, ты счастлива?
МИЛАШКА. Ты о чём?
ПОЭТ. Я имею в виду, в целом ты счастлива?
МИЛАШКА. Могло бы быть и лучше.
ПОЭТ. Ты неверно мне меня поняла. О своих домашних делах ты уже достаточно рассказала. Я понимаю, ты не принцесса. Имею в виду, если закрыть на всё это глаза, если просто чувствовать себя живой. Ты вообще чувствуешь себя живой?
МИЛАШКА. Эй, у тебя нет гребешка?
ПОЭТ (подходит к туалетному столику, дает ей расческу, рассматривает Милашку).  Господи Боже, как ты восхитительна!
МИЛАШКА. Ну… перестань.
ПОЭТ. Послушай, побудь ещё, останься здесь… Я принесу чего-нибудь поужинать, и…
МИЛАШКА. Но уже и так слишком поздно.
ПОЭТ. Ещё нет и девяти.
МИЛАШКА. Ну, будь паинькой, мне нужно поторапливаться.
ПОЭТ. Когда же мы снова свидемся?
МИЛАШКА. Ну, а когда бы ты хотел?
ПОЭТ. Завтра.
МИЛАШКА. А что завтра за день?
ПОЭТ. Суббота.
МИЛАШКА. О, я не смогу. Завтра я в няньках с младшей сестрой.
ПОЭТ. Тогда воскресенье... хм... Воскресенье... в воскресенье... Сейчас я тебе кое-что объясню. Я не Бибитц, но Бибитц мой друг. Как-нибудь представлю его тебе. А воскресенье как раз идёт пьеса Бибитца. Я пришлю тебе контрамарку, а после спектакля заберу тебя из театра. И ты расскажешь мне, понравилась ли тебе эта пьеса, ладно?
МИЛАШКА. Вся эта история с Бибитцем… для неё я слишком глупая…
ПОЭТ. Полностью я познаю тебя, лишь услышав, как ты прочувствовала пьесу.
МИЛАШКА. Всё… я готова.
ПОЭТ. Пойдём, душа моя!

                Уходят.


                ПОЭТ И АКТРИСА

     Комната в небольшой сельской гостинице. Весенний вечер. Над лугами и холмами висит Луна; окна распахнуты. Полнейшая тишина. Входят Поэт и Актриса. Так только они входят, свеча в руке Поэта гаснет.

ПОЭТ. О-о…
АКТРИСА. Что случилось?
ПОЭТ. Да свечка… А нам она и не нужна. Взгляни-ка, совсем светло! Как чудесно! (Актриса внезапно опускается у окна, сложив перед собой ладони) Что с тобой? (Актриса молчит, он склоняется над ней) Что ты делаешь?
АКТРИСА (возмущённо). Не видишь, я молюсь?
ПОЭТ. Ты веришь в Бога?
АКТРИСА. Конечно, я же не бледная поганка.
ПОЭТ. Ах, да.
АКТРИСА. Иди же ко мне, встань на колени рядом. Можешь ведь хоть раз помолиться. Не вывалятся оттого жемчуга из твоей короны. (Поэт опускается рядом с ней на колени, обнимает её) Распутник! (Подымается) А знаешь ли ты, кому я молилась?
ПОЭТ. Богу, полагаю.
АКТРИСА (насмешливо). Да, конечно! Тебе я молилась.
ПОЭТ. Зачем же ты тогда смотрела в окно?
АКТРИСА. Ответь лучше, куда это ты меня притащил, совратитель?
ПОЭТ. Но, детка, это же была твоя идея. Тебе же захотелось загород – именно сюда.
АКТРИСА. Разве я была неправа?
ПОЭТ. Пожалуй, права. Здесь восхитительно. Надо же, два часа от Вены, и только ты и я. Ах, какое местечко!
АКТРИСА. Какое? Здесь ты бы мог, пожалуй, что-то сочинять, окажись у тебя нечаянно к этому талант.
ПОЭТ. Ты уже бывала здесь?
АКТРИСА. Бывала ли я здесь? Ха! Да я тут жила годами!
ПОЭТ. С кем?
АКТРИСА. С Фрицем, разумеется.
ПОЭТ. Ах, да!
АКТРИСА. Его я просто боготворила!
ПОЭТ. Ты уже об этом рассказывала.
АКТРИСА. Изволь… я могу и уйти, раз так тебя утомляю.
ПОЭТ. Ты меня утомляешь?!.. Ты даже не представляешь, что ты для меня значишь…Ты – целая вселенная… Ты – божественна, ты гений… Ты… Ты самая что ни на есть святая простота… Да, ты… Но не нужно сейчас говорить о Фрице.
АКТРИСА. Пожалуй, это было лишнее. Ну!..
ПОЭТ. Приятно, что ты это понимаешь.
АКТРИСА. Ну же, поцелуй меня! (Поэт целует её) А теперь пожелаем друг другу сладких снов! Пока, мой дорогой.
ПОЭТ. Ты о чём?
АКТРИСА. Ну, я буду ложиться спать.
ПОЭТ. Да, конечно… Но касательно «сладких снов»… Где же мне ночевать?
АКТРИСА. В этой гостинице наверняка ещё много свободных номеров.
ПОЭТ. В остальных для меня нет ничего соблазнительного. Зажгу всё же свет, ты не против?
АКТРИСА. Хорошо.
ПОЭТ (зажигает лампу на ночном тумбочке). Какая миленькая комнатушка… и какая благочестивая тут обслуга… Всё в образ;ах… Было бы любопытно побыть среди этих людей… это же совсем иной мир. А мы, собственно, так мало знаем о других.
АКТРИСА. Не неси вздор, а лучше подай мне сумочку со стола.
ПОЭТ. Вот, моя единственная! (Актриса вынимает из сумочки небольшую картину в рамке и ставит её на тумбочку)  Что это?
АКТРИСА. Мадонна.
ПОЭТ. Она у тебя всегда с собой?
АКТРИСА. Это же мой талисман. А теперь – иди, Роберт.
ПОЭТ. Ну и шуточки, однако! Разве я не могу тебе чем-то помочь?
АКТРИСА. Нет. Ты должен выйти.
ПОЭТ. Но когда же мне можно вернуться?
АКТРИСА. Через десять минут.
ПОЭТ (целует её). До свидания!
АКТРИСА. Куда ты собрался?
ПОЭТ. Похожу под окном. Очень люблю прогуливаться ночами на свежем воздухе. Так меня посещают мои самые лучшие мысли. А уж тем более рядом с тобой, сражённый, так сказать, страстным желанием… овеянным твоим мастерством.
АКТРИСА. Ты разговариваешь как идиот…
ПОЭТ (обидчиво). Некоторые женщины выразились бы… как поэт.
АКТРИСА. Иди же, наконец. И не заведи там шашни с прислугой. (Поэт уходит. Актриса раздевается, слыша, как Поэт спускается по деревянной лестнице и потом ходит под окном. Раздевшись, она сразу спешит к окну и, выглянув из него и увидев стоящего внизу Поэта, шёпотом зовёт его) Входи! (Поэт стремительно подымается, бросается в Актрисе, лёгшей уже к тому времени в постель и погасившей свет. Он запирает дверь) Вот теперь можешь сесть рядом и что-нибудь мне рассказать.
ПОЭТ (садится подле неё на кровати). Может, закрыть окно? Тебе не холодно?
АКТРИСА. О, нет.
ПОЭТ. Что мне тебе рассказать?
АКТРИСА. Ну, о том, кому ты сейчас изменяешь?
ПОЭТ. К сожалению, пока никому.
АКТРИСА. Утешься, я ведь тоже кого-то обманываю.
ПОЭТ. Могу представить.
АКТРИСА. И кого же?
ПОЭТ. Детка, не имею понятия.
АКТРИСА. Ну, угадай.
ПОЭТ. Так… Ну, своему директору.
АКТРИСА. Дорогой мой, я не хористка-содержанка.
ПОЭТ. Я лишь предположил.
АКТРИСА. Попробуй ещё раз.
ПОЭТ. Значит, ты обманываешь своего коллегу… Бенно…
АКТРИСА. Ха! Этот вообще не любит женщин… ты разве не знал? У него шашни с его почтальоном!
ПОЭТ. Разве такое возможно?..
АКТРИСА. Так поцелуй же меня! (Он обнимает её) Эй, ты что это делаешь?!
ПОЭТ. Не мучай меня так.
АКТРИСА. Слушай, Роберт, у меня есть к тебе одно предложение. Ложись ко мне в постель.
ПОЭТ. Предположим!
АКТРИСА. Давай же, быстрей! Быстрей!
ПОЭТ. Была б моя воля, я б уже давно… Слушай-ка...
АКТРИСА. Что?
ПОЭТ. За окном сверчки.
АКТРИСА. Ты явно сбрендил, малыш, нет там никаких сверчков.
ПОЭТ. Но ты же их слышишь.
АКТРИСА. Ну, иди же, наконец!
ПОЭТ. Тут я. (Залезает к ней в постель)
АКТРИСА. Так, а теперь лежи смирно… Т-с-с… Не трогай.
ПОЭТ. Что ты опять удумала?
АКТРИСА. Тебе, видать, страсть как хочется завести со мной шашни?
ПОЭТ. Ты могла бы уже давно это понять.
АКТРИСА. Ну, этого многим очень хотелось…
ПОЭТ. Но без сомнений, в данный момент у меня больше шансов.
АКТРИСА. Так, иди же ко мне, мой сверчок! Отныне я буду звать тебя сверчком!
ПОЭТ. Согласен…
АКТРИСА. А сейчас кого я обманываю?
ПОЭТ. Кого?.. Наверное, меня…
АКТРИСА. Малыш, у тебя тяжёлое поражение мозга.
ПОЭТ. Или того… кого ты в глаза не видела… того, кто тебе незнаком, кто тебе предназначен, но которого ты никогда не сможешь найти…
АКТРИСА. Прошу, не неси такую не феерическую тупость.
ПОЭТ. Разве не странно… это и в самом деле ты… кто бы мог поверить… О, нет, это лишит тебя твой чистоты, если… Иди же ко мне… иди ко мне… иди…
 
                ***

АКТРИСА. Это много приятней, чем играть в идиотских пьесках… как по-твоему?
ПОЭТ. Думаю, хорошо, что у тебя есть возможность иногда играть в приличных.
АКТРИСА. Ах, ты, надменный сверчок! Ты явно имеешь в виду свою?
ПОЭТ. Совершенно верно.
АКТРИСА (серьёзно). Это, пожалуй, чудесная пьеса!
ПОЭТ. Ну, вот!
АКТРИСА. Да, ты настоящий гений, Роберт!
ПОЭТ. Кстати, ответь по такому случаю, почему позавчера ты не вышла на сцену? У тебя же совсем ничего не болело.
АКТРИСА. Ну, мне хотелось тебя позлить.
ПОЭТ. Но почему? Что я тебе сделал?
АКТРИСА. Ты был надменен.
ПОЭТ. С какой стати?
АКТРИСА. У нас в театре так все считают.
ПОЭТ. Так, значит.
АКТРИСА. Но я им всем сказала: «Этот парень имеет право на надменность»!
ПОЭТ. И что они ответили?
АКТРИСА. А что этим людишкам мне ответить? Я же ни с кем из них не общаюсь.
ПОЭТ. Ах, вот как.
АКТРИСА. Им всем больше всего хотелось бы меня отравить. Только у них это не выйдет.
ПОЭТ. Не думай сейчас о других. Лучше порадуйся тому, что мы здесь, и скажи мне, что любишь.
АКТРИСА. Ты требуешь ещё больших доказательств?
ПОЭТ. Доказать такое вообще невозможно.
АКТРИСА. Грандиозно! Тогда чего тебе ещё надо?
ПОЭТ. Скольким ты уже доказывала это таким способом?.. Ты их всех любила?
АКТРИСА. О, нет. Любила я только одного
ПОЭТ (обнимает её). О, моя…
АКТРИСА. Фрица.
ПОЭТ. Меня зовут Роберт. Кто же я для тебя, если ты и сейчас думаешь о Фрице!
АКТРИСА. Ты – прихоть.
ПОЭТ. Хорошо, что это знаю.
АКТРИСА. Ну, скажи, ты разве не горд?
ПОЭТ. Да чем мне гордиться-то?
АКТРИСА. Думаю, у тебя всё же есть причина.
ПОЭТ. Ах, поэтому…
АКТРИСА. Так точно, поэтому, мой блёклый сверчок. Ну, как там эти стрекоталки? Всё ещё стрекочут?
ПОЭТ. Беспрестанно. Неужели ты не слышишь?
АКТРИСА. Конечно, слышу. Но это лягушки, малыш.
ПОЭТ. Ты ошибаешься. Те квакают.
АКТРИСА. Определённо квакают.
ПОЭТ. Но не здесь, детка. Здесь стрекочут.
АКТРИСА. Ты пожалуй самый большой упрямец из тех, кого я встречала. Поцелуй меня, мой лягушонок!
ПОЭТ. Пожалуйста, не называй меня так. Меня это дико нервирует.
АКТРИСА. Ну, как мне можно тебя называть?
ПОЭТ. У меня есть имя – Роберт.
АКТРИСА. Но это чересчур простовато.
ПОЭТ. И всё же прошу, зови меня просто – по имени.
АКТРИСА. Ну, что ж, поцелуй меня, Роберт… Ах! (Целует его) Ты теперь доволен, лягушонок? Ха-ха-ха!
ПОЭТ. Ты позволишь, я закурю?
АКТРИСА. Дай и мне сигаретку. (Поэт берёт с тумбочки коробку сигарет, вынимает две, прикуривает их, одну отдаёт ей) Ты, кстати, ещё не сказал ни слова о моём вчерашнем успехе.
ПОЭТ. О каком успехе?
АКТРИСА. Ну…
ПОЭТ. Ах, это. Я не был вчера на спектакле.
АКТРИСА. Ты видно изволишь шутить?
ПОЭТ. Вовсе нет. После твоего отказа играть позавчера, я предположил, что и вчера ты всё ещё была без сил, и предпочел воздержаться.
АКТРИСА. Ты многое упустил.
ПОЭТ. Неужели!
АКТРИСА. Это была сенсация! Народец просто бледнел.
ПОЭТ. Ты это так отчётливо заметила?
АКТРИСА. Бенно сказал: «Детка, ты играла как богиня».
ПОЭТ. Хм… А ещё позавчера так страдала.
АКТРИСА. Конечно, и знаешь, почему? От тоски по тебе.
ПОЭТ. Ты же недавно сказала, что хотела позлить меня, поэтому и отказалась играть.
АКТРИСА. Да что ты знаешь о моей любви к тебе! От тебя же всё промерзает насквозь! И я ночь напролёт провалялась в горячке. Температура сорок градусов!
ПОЭТ. Для прихоти достаточно высокая.
АКТРИСА. Ты называешь это прихотью? Я умираю от любви к тебе, а ты называешь это прихотью…
ПОЭТ. А Фриц?..
АКТРИСА. Фриц?.. Не говори мне об этом каторжнике галерном!..

                АКТРИСА И ГРАФ

     С пышностью обставленная спальня актрисы. Полдень. Жалюзи всё ещё опущены, на тумбочке горит свеча. Актриса до сих пор в постели с балдахином. На одеяле валяются многочисленные газеты.
     Входит граф, одетый в форму драгунского ротмистра, останавливается в дверях.

АКТРИСА. А, господин граф…
ГРАФ. Ваша маман мне позволила, иначе бы я не…
АКТРИСА. Пожалуйста, подойдите ближе.
ГРАФ. Целую ручки. Пардон, когда входишь с улицы… я решительно ничего не вижу. А, вот… вроде, мы здесь (у кровати). Целую ручки.
АКТРИСА. Присаживайтесь, господин граф.
ГРАФ. Маман сказала, что фройляйн лежат недомогании. Надеюсь, ничего серьёзного…
АКТРИСА. Ничего серьёзного?! Я была на шажок от смерти!
ГРАФ. Ради Бога, как такое возможно!
АКТРИСА. В любом случае, так любезно, что вы потрудились меня навестить.
ГРАФ. На шажок от смерти! А ещё вчера вы играли как богиня.
АКТРИСА. Пожалуй, это был настоящий триумф.
ГРАФ. Колоссальный!.. Все зрители просто стонали. А уж обо мне и говорить нечего.
АКТРИСА. Спасибо за красивые цветы.
ГРАФ. Ну, что вы, фройляйн…
АКТРИСА (указывая взглядом на большую корзину цветов, стоящую на маленьком столике у окна). Вон они.
ГРАФ. Вчера вы были буквально осыпаны цветами и венками.
АКТРИСА. Всё это осталось в моей уборной. Домой я принесла только вашу корзину.
ГРАФ (целует ей руку). Это так любезно с вашей стороны. (Внезапно актриса берёт его руку и целует её) Что вы, фройляйн!..
АКТРИСА. Не пугайтесь, господин граф. Это вас ни к чему не обязывает.
ГРАФ. Вы странное создание… загадочное, можно сказать… (Пауза).
АКТРИСА. Фройляйн Берёзкину*, пожалуй, легче раскусить.
ГРАФ. Да, крошку Берёзкину – легко!.. Хотя… я знаю-то её весьма неглубоко.
АКТРИСА. Ха!
ГРАФ. Можете мне верить. Вы, однако – задачка! Коей я всегда страстно желал. О, сколького наслаждения я уже лишился, ведь вчера лицезрел вашу игру впервые.
АКТРИСА. Разве такое возможно?
ГРАФ. К сожалению. Видите ли, с театром всё так сложно… Я привык обедать поздно… а если приехать после обеда, то упускаешь всё самое ценное. Не так ли?

* В оригинале – Birken (Birke – берёза)
АКТРИСА. С этого самого момента вы будете обедать раньше.
ГРАФ. Да я уж и сам об этом подумывал. Или даже совсем отказаться! Не такое уж это удовольствие – обедать.
АКТРИСА. Какие же иные вам, ещё моложавому старику, доступны удовольствия?
ГРАФ. Иногда и сам задаюсь этим вопросом. Однако, я не старик. Должна быть какая-то иная причина.
АКТРИСА. Вы думаете?
ГРАФ. Да. Лулу, к примеру, утверждает, что я философ. Знаете ли, фройляйн, он полагает, что я слишком много размышляю.
АКТРИСА. Да… думать – это такое несчастье…
ГРАФ. У меня слишком много свободного времени, оттого-то я и размышляю. Право же, фройляйн, я полагал, если меня переведут в Вену, станет лучше. Здесь есть и развлечения, и стимулы. Но по сути, тут никаких отличий от того, что и там, в высшем обществе.
АКТРИСА. Где это, там, в высшем обществе?
ГРАФ. Там, там – внизу, на юге. В Венгрии, знаете ли, в глуши, в гарнизоне.
АКТРИСА. Понятно, и что же вы там делали?
ГРАФ. Ну, я ж говорю, сударыня, – служба.
АКТРИСА. Да, но зачем же было оставаться в Венгрии так долго?
ГРАФ. Да так уж вышло.
АКТРИСА. Там, должно быть, с ума можно сойти.
ГРАФ. Ну, почему же. Вообще-то там забот больше, чем здесь. Это, знаете ли, фройляйн, и муштра рекрутов, и выездка конского состава… и потом, в тех местах не так уж и скверно, как говорят. Они определённо прекрасны – эти низины, равнины… а какие закаты! Жаль, я не художник, думалось порой. Будь я художник, запечатлел бы всё это. Был у нас один в полку, юный Шплани, вот он умел… Но к чему вам, фройляйн все эти мои пошлые россказни!..
АКТРИСА. О, что вы, меня это очень даже развлекает.
ГРАФ. С вами, фройляйн, знаете ли, можно поболтать. Лулу мне сказал об этом, а также о том, что такое встречается редко.
АКТРИСА. Ну, в Венгрии-то – естественно.
ГРАФ. Однако и в Вене – это поистине так! Люди везде одинаковы. Просто там, где их больше, лишь сильнее давка – вот и вся разница. Скажите, фройляйн, вы, собственно, любите людей?
АКТРИСА. Люблю..? Да я их ненавижу! Глаза б их мои не видели. Впрочем, я никого и не вижу. Я всегда одна, в этот дом никто не вторгается.
ГРАФ. Знаете, я так и думал, что вы – настоящая человеконенавистница. В среде искусства это часто встречается, должно быть, часто. Когда паришь в высших сферах… но у вас есть нечто ценное. Вы, по меньшей мере, знаете, зачем живёте!
АКТРИСА. Кто вам это сказал? Да я понятия не имею, для чего живу.
ГРАФ. Как же это, фройляйн! Вы… прославленная… знаменитая…
АКТРИСА. Разве это счастье?
ГРАФ. Счастье?.. Умоляю вас, фройляйн, счастья не существует. Вообще же, именно тех вещей, о которых больше всего разглагольствуют, и не существует… Например, любовь. С ней всё то же самое.
АКТРИСА. В этом вы, пожалуй, правы.
ГРАФ. Наслаждение… Опьянение… с этим понятно, тут и сказать нечего… это нечто безопасное. Наслаждаясь сейчас… я знаю, что наслаждаюсь.  Или если опьянён – отлично! Это – тоже безопасно. И если уж прошло – то стало быть прошло.
АКТРИСА (патетично). Прошло.
ГРАФ. Но как только ты не… как бы это сказать… как только ты не предаёшься моменту, а раздумываешь, что будет потом и что было ранее… то всё кончено. Будущее… печально…. Прошлое сомнительно… Одним словом… конфуз…  Разве я неправ?
АКТРИСА (кивает с ошарашенным взглядом). Вы уловили самую суть.
ГРАФ. И, видите ли, фройляйн, если это однажды так ясно открылось, то уже неважно, жить ли в Вене, в венгерских степях или же в Штайнамангере. К примеру… простите, где я могу положить шлем? Премного благодарен… О чём мы-таки говорили?
АКТРИСА. О Штайнамангере.
ГРАФ. Верно. Я говорю, невелика разница. Просиживаю ли я вечером в казино или же в клубе – это всё одно.
АКТРИСА. Но как это соотносится с любовью?
ГРАФ. Если в неё верить, то всегда найдётся та, что полюбит.
АКТРИСА. Например, фройляйн Берёзкина.
ГРАФ. Решительно не понимаю, фройляйн, зачем вы постоянно упоминаете крошку Берёзкину.
АКТРИСА. Это же ваша возлюбленная.
ГРАФ. Кто это-таки сказал?
АКТРИСА. Это каждому известно.
ГРАФ. Только не мне, что примечательно.
АКТРИСА. Вы же устроили из-за неё дуэль!
ГРАФ. Возможно, меня пристрелили, а я даже не заметил.
АКТРИСА. Потому как вы, господин граф, человек чести. Двигайтесь ближе.
ГРАФ. Позволю себе.
АКТРИСА. Сюда. (Привлекает его к себе, расчёсывает пальцами его волосы) Я знала, что придёте сегодня.
ГРАФ. Но откуда?
АКТРИСА. Я уже вчера в театре это знала.
ГРАФ. Вы, что же, видели меня со сцены?
АКТРИСА. О, Боже! Да разве вы не заметили, что играла только для вас?
ГРАФ. Но как такое возможно?
АКТРИСА. Да я так и парила, видя вас в первом ряду!
ГРАФ. Парили? Из-за меня?.. Я и понятия не имел, что вы меня заметили!
АКТРИСА. Своим благородством вы способны довести до отчаянья.
ГРАФ. Ни в коем разе, фройляйн…
АКТРИСА. «Ни в коем разе, фройляйн»!.. Да отцепите же хотя бы свою саблю.
ГРАФ. Если это уместно. (Отцепляет саблю, кладёт на постель)
АКТРИСА. И поцелуй же меня, наконец. (Он целует её, она его не отпускает) Лучше бы мне было тебя вовсе не заметить.
ГРАФ. Всё же, лучше – так.
АКТРИСА. Господин граф, вы позёр!
ГРАФ. Я… отчего ж?
АКТРИСА. Как вы полагаете, насколько счастлив был бы некто, окажись он на вашем месте?
ГРАФ. Я весьма счастлив.
АКТРИСА. Ну, я думала, счастья не существует. О, как же ты на меня смотришь! Полагаю, вы меня боитесь, господин граф!
ГРАФ. Говорю же, фройляйн, вы ещё та задачка.
АКТРИСА. Ах, избавь меня от философии… иди ко мне. А теперь проси меня о чём угодно. И получишь всё, что захочешь. Ты слишком красив.
ГРАФ. Тогда я прошу позволения (целуя ей ручку) навестить вас снова нынче вечером.
АКТРИСА. Сегодня вечером… я же играю.
ГРАФ. После театра.
АКТРИСА. Ни о чём ином ты не просишь?
ГРАФ. Обо всём ином я попрошу после спектакля.
АКТРИСА (уязвлённо). Тебе придётся долго просить, жалкий позёр.
ГРАФ. Видите ли… или видишь ли… до сих пор мы были так искренни друг с другом. Мне представляется всё это много чудеснее вечером, после театра… уместнее, чем теперь. У меня постоянно такое ощущение, что дверь вот-вот откроется…
АКТРИСА. Она не открывается снаружи.
ГРАФ. Видишь ли, я полагаю, не стоит с самого начала беспечно принижать нечто, могущее, вероятно, стать поистине возвышенным.
АКТРИСА. Вероятно!..
ГРАФ. Ранним утром, говоря начистоту, любовь видится мне отвратительной.
АКТРИСА. Пожалуй, ты – самое балдёжое из того, что мне когда-либо попадалось.
ГРАФ. Я же говорю не всяких там бабах… Но женщины, подобные тебе… Нет, можешь хоть тысячу раз назвать меня дурачком, но женщин, подобных тебе не употребляют перед завтраком. И так вот… знаешь ли… вот так…
АКТРИСА. Боже, какой ты милый!
ГРАФ. Ты же понимаешь, о чём я, не правда ли? Я представляю себе этот так…
АКТРИСА. Ну, и как же ты это себе представляешь?
ГРАФ. Думается… после спектакля я подожду тебя в экипаже, и мы поедем куда-нибудь на званый ужин.
АКТРИСА. Я не фройляйн Берёзкина.
ГРАФ. Я ведь этого не сказал. Я лишь нахожу, что всему есть соответствующее душевное состояние. И я всегда вхожу в соответствующее именно на званом ужине. И потом, это так прекрасно – после ужина отправиться вместе домой, и…
АКТРИСА. И что, «и»?
ГРАФ. Ну, и… всё – как положено.
АКТРИСА. Сядь же ближе. Ближе.
ГРАФ (присаживаясь на кровать). Нужно сказать, от подушек пахнет… Резеда – или нет?
АКТРИСА. Здесь очень жарко, ты не находишь? (Он склоняется и целует её в шею) О, господин граф, это же перечит вашей программе.
ГРАФ. Да кто это сказал? Нет у меня никакой программы. (Актриса привлекает его к себе) Действительно жарко.
АКТРИСА. Так считаешь? И темно, будто уж вечер… (Рывком притягивает его к себе) Вечер… Ночь… Закрой глаза, если слишком светло… Ну же… Иди ко мне…

     Граф более не сопротивляется.

                ***
АКТРИСА. Ну и как твоё душевное состояние, позёр?
ГРАФ. Ты маленькая дьяволица.
АКТРИСА. Что это ещё за обороты речи?
ГРАФ. Ну, хорошо – ангел.
АКТРИСА. Тебе бы в актёры податься! Воистину! Ты знаешь женщин! И знаешь, что я сейчас сделаю?
ГРАФ. Ну?
АКТРИСА. Скажу, что не желаю тебя больше видеть.
ГРАФ. Как так?
АКТРИСА. Нет, нет. Ты для меня слишком опасен! Ты же сведёшь женщину с ума! Вот и сейчас стоишь передо мной, будто ничего и произошло.
ГРАФ. Однако…
АКТРИСА. Прошу припомнить, господин граф, я только что была вашей любовницей.
ГРАФ. Никогда этого не забуду!
АКТРИСА. А как насчёт сегодняшнего вечера?
ГРАФ. В каком смысле?
АКТРИСА. Ну… ты же хотел дождаться меня после спектакля.
ГРАФ. Да, ну ладно, к примеру, послезавтра.
АКТРИСА. Что значит, послезавтра? Речь была о сегодня.
ГРАФ. Это не имело бы никакого смысла.
АКТРИСА. Ах, ты, старикашка!
ГРАФ. Ты меня неверно поняла. Я стремлюсь к чему-то большему… как бы это выразить… к тому, что касаемо души.
АКТРИСА. Какое мне дело до твоей души!
ГРАФ. Поверь, она является частью смысла. Я считаю ошибочным разделать эти вещи.
АКТРИСА. Избавь меня от своей философии. Если мне её хочется, я читаю книги.
ГРАФ. Из книг никогда не научишься!
АКТРИСА. Это, пожалуй, правда! Поэтому ты будешь ждать меня сегодня вечером. Насчёт души же мы на чём-нибудь да сойдёмся, подлец.
ГРАФ. Тогда, если изволишь, я подожду в моём экипаже…
АКТРИСА. Здесь! Ты дождёшься меня в моей квартире.
ГРАФ. … После театра.
АКТРИСА. Естественно. (Он пристёгивает саблю) Что ты там возишься?
ГРАФ. Думаю, мне пора идти. Для визита вежливости я уже немного задержался.
АКТРИСА. Ну, при вечернем визите обойдёмся без вежливостей.
ГРАФ. Ты уверена?
АКТРИСА. Уж я об этом позабочусь. А сейчас – ещё один поцелуй, мой маленький философ! Да, так… мой совратитель… так, сладкий мальчик… так, дырявая посудина… хорёк… так… (После нескольких смачных поцелуев она отталкивает его) Господин граф, для меня это была великая честь!
ГРАФ. Целую ручки, фройляйн! (В дверях) До свидания!
АКТРИСА. Адьё, Штайнманагер (деревенщина, провинциал)!

                ГРАФ И ШЛЮХА

     Около шести часов утра. Убогая комнатушка с одним окном, грязно-желтые жалюзи опущены. Обшарпанные зелёные шторы. На комоде стоят несколько фотографий и лежит броская безвкусная женская шляпка. Из-за зеркала торчат дешёвые японские веера. На столе, покрытом красноватой скатертью, стоит слабо горящая керосиновая лампа с жёлтым бумажным абажуром, рядом с которой – кружка с остатками пива на донышке и полупустой стакан. На полу у кровати беспорядочно валяются платья, будто наскоро сброшенные. На постели, мирно дыша, спит Шлюха. На диване, полностью одетый, в драповом пальто, лежит Граф. Шляпа Графа валяется у его изголовья на полу.
     Граф, пошевелившись, протирает глаза, резко поднимается и, оставаясь сидеть, оглядывается.

ГРАФ. Как же это я… Ах, да… Точно, завалился с потаскушкой – к ней… (Резко встаёт, смотрит на её постель) Да вот и она… Чего только не случится в моём-то возрасте… Не пойму, она меня приволокла, что ли?.. Нет… Отчётливо помню… вхожу сюда сам… ага… значит, я тут уже просыпался, или сегодня впервые… или…  или эта каморка мне что-то напоминает?.. Клянусь, ну да… вчера я всё это видел… (Взглядывает на часы) Да какое там вчера! Пару часов назад… Но я же знал, что что-то случится… я же чувствовал… Как только начал пить, так сразу и почувствовал, что…. Но было ли что-то?.. Похоже, ничего… Или всё же… Клянусь, уже лет десять не бывала так, чтоб до беспамятства… В общем, я жёстко надрался. Знать бы только, в какой момент… Так, я точно помню, что в борделе был с Лулу… нет, нет… От Захера мы ушли… А потом, по дороге… Да, точно, в моём экипаже я ехал тоже с Лулу… Да что голову-то ломать! Плевать. Попробуем-ка разобраться. (Подымается. Лампа вздрагивает) О! (Смотрит на спящую) У неё крепкий здоровый сон. Хотя я ничего и не помню, положу-ка ей денег на тумбочке… и привет!.. (Стоит перед ней, долго смотрит на неё)  Если б не знать, кто ты… (Разглядывает)  Многие из тех, кого я знавал, даже во сне не выглядели так добродетельно. Клянусь… Пожалуй, Лулу снова бы сказал, мол, я философствую, но по-моему сон ведь и впрямь очищает, равно как и его сестра Госпожа Смерть. Хм, знать бы только, было ль… Нет, такое я бы точно помнил… Нет, нет, я сразу завалился на диван, и ничего не произошло… Просто невероятно, насколько все бабы порой похожи… Ну, пойдём… (Собирается выйти) Ах, да… (Достаёт бумажник и вынимает из него банкноты)
ШЛЮХА (просыпается). Ну… кто это такую рань? (Узнаёт его) Привет, пупсик!
ГРАФ. Доброе утро. Хорошо спала?
ШЛЮХА (распрямляется). Ах, иди-ка сюда. Чмоки-чмоки!
ГРАФ (наклоняется к ней, но опомнившись, отстраняется). Я как раз собирался уходить.
ШЛЮХА. Уходить?
ГРАФ. Уже действительно пора.
ШЛЮХА. Значит, уходишь?
ГРАФ (почти смущённо). Значит…
ШЛЮХА. Ну, пока! Заглядывай в другой раз.
ГРАФ. Да храни тебя Господь. Может, дашь ручку? (Она высовывает ручку из-под одеяла, он берёт е и машинально целует; осознав это, смеётся) Как принцессе. Впрочем, если…
ШЛЮХА. Что так смотришь?
ГРАФ. Глядя лишь на это личико – такое, как сейчас… ведь спросонья все выглядят невинно… клянусь, можно было бы навоображать себе что угодно, не воняй тут так керосином…
ШЛЮХА. Да, с этими лампами вечный геморрой.
ГРАФ. Сколько тебе на самом деле лет?
ШЛЮХА. А как думаешь?
ГРАФ. Двадцать четыре.
ШЛЮХА. Ну, да конечно.
ГРАФ. Больше?
ШЛЮХА. Двадцатый пошёл.
ГРАФ. И сколько ты уже?..
ШЛЮХА. В этом деле уже год.
ГРАФ. Рановато ты начала.
ШЛЮХА. Лучше слишком рано, чем слишком поздно.
ГРАФ (садится на постель). Скажи, и впрямь счастлива?
ШЛЮХА. Чего?
ГРАФ. Я имею в виду, у тебя всё в порядке?
ШЛЮХА. О, я всегда в полном порядке.
ГРАФ. Что ж… Скажи, тебе никогда не приходило в голову, что ты могла бы стать кем-то иной?
ШЛЮХА. Кем ещё мне стать?
ГРАФ. Кем-то… Ты же и впрямь красивая девушка. У тебя, к примеру, мог бы быть возлюбленный.
ШЛЮХА. Ты думаешь, у меня их нет?
ГРАФ. Да, понимаю… Но я говорю об одном. Об одном, понимаешь? Который будет тебя содержать, чтобы у тебя не было нужды шляться со всякими.
ШЛЮХА. А я не со всякими. Нет такой надобности, слава тебе, Господи. Я их выбираю. (Граф критически оглядывает комнату, шлюха замечает это) В следующем месяце мы переезжаем в центр, на Шпигельгассе.
ГРАФ. Мы? Кто это – мы?
ШЛЮХА. Ну, наша мадам и несколько девчонок, что здесь живут.
ГРАФ. Здесь ещё и такие живут…
ШЛЮХА. Там, рядом… послушай… это Милли, она тоже была в кофейне.
ГРАФ. Там кто-то храпит.
ШЛЮХА. Это как раз Милли. Она прохрапит весь день до десяти вечера. Потом подымется и попрётся в кофейню.
ГРАФ. Это же ужасная жизнь.
ШЛЮХА. Ещё бы. Да и наша мадам презлющая. В полдень я уже всегда в переулках.
ГРАФ. Что же ты будешь делать в переулках в полдень?
ШЛЮХА. Что буду делать? Слоняться по панели.
ГРАФ. Ах, да… разумеется… (Встаёт, вынимает банкноту, кладёт на тумбочку) Адьё!
ШЛЮХА. Иди уже… Пока… Приходи ещё… (Отворачивается)
ГРАФ (замирает). Скажи, неужели тебе уже всё равно?
ШЛЮХА. Что?
ГРАФ. Думаю, тебе это не приносит радости.
ШЛЮХА (зевает). Я уже сплю.
ГРАФ. Тебе же всё одно, молодой ли, старый ли, или же он…
ШЛЮХА. Ну, чего тебе?
ГРАФ. Что ж… (Внезапно озарённый) Клянусь, я понял, кого ты мне напоминаешь! Это…
ШЛЮХА. Я на кого-то похожа?
ГРАФ. Невероятно, невероятно. Но я прошу, не говори ничего – хотя бы с минуту. (Рассматривает её) То же лицо… То же самое лицо… (Внезапно целует её глаза)
ШЛЮХА. Ну…
ГРАФ. Господи, как жаль, что ты… не что-либо иное… Ты ведь могла бы обрести счастье!
ШЛЮХА. Ты прям как Франц.
ГРАФ. Что за Франц?
ШЛЮХА. Да кельнер из нашей кофейни.
ГРАФ. Почему же я как Франц?
ШЛЮХА. Да он тоже без конца талдычит, будто я могла бы обрести счастье, выйди я за него.
ГРАФ. Отчего ж не выйдешь?
ШЛЮХА. Вот уж спасибо. Не хочу я замуж, нет, ни за что. Может быть, позже, когда-нибудь.
ГРАФ. Эти глаза… Те же самые глаза… Лулу точно сказал бы, что глупец, но хочу ещё раз поцеловать эти глаза… что ж… а теперь, храни тебя Бог, мне пора…
ШЛЮХА. Пока…
ГРАФ (уже в дверях). Скажи… тебя это совсем не удивляет?
ШЛЮХА. Что?
ГРАФ. Что мне от тебя ничего не нужно.
ШЛЮХА. Есть много мужчин, которые по утрам к этому не склонны.
ГРАФ. Ну, да… (Себе) Глупо бы желать, чтобы она удивилась… Что ж, пока… (В дверях) Вообще-то я зол. Я же понимаю, что у подобных баб  только ради денег… Что это я! У подобных… Хорошо, что она по крайней мере, не притворяется, это должно скорее радовать… Слушай, я скоро к тебе вновь приду…
ШЛЮХА (с закрытыми глазами). Хорошо.
ГРАФ. Когда ты обычно дома?
ШЛЮХА. Обычно я всегда дома. Нужно просто спросить Леокадию.
ГРАФ. Леокадия… Красиво. Что ж, храни тебя Боже. (В дверях) Голова всё ещё хмельная. Что ж, это поистине возвышенно… Я – у подобной, но не сделал ничего, кроме того, что поцеловал её глаза, оттого что она кого-то напомнила... (Поворачивается к ней)  Леокадия, часто ли с тобой случается, то от тебя уходят вот так?
ШЛЮХА. Как – так?
ГРАФ. Как я.
ШЛЮХА. В смысле такую рань?
ГРАФ. Нет… Случалось ли, что кто-то бывал у тебя, но ничего от тебя не желал?
ШЛЮХА. Нет, такого со мной ещё не случалось.
ГРАФ. И как, по-твоему? Думаешь, ты мне не нравишься?
ШЛЮХА. Почему это не нравлюсь? Ночью я тебе очень даже нравилась.
ГРАФ. Ты мне и сейчас нравишься.
ШЛЮХА. Но ночью я нравилась тебе больше.
ГРАФ. Почему ты так думаешь?
ШЛЮХА. Ну, что за глупый вопрос.
ГРАФ. Ночью… Скажи, разве я не завалился сразу на диван?
ШЛЮХА. Ну, ясное дело… вместе со мной.
ГРАФ. С тобой?
ШЛЮХА. Да. Ты, что, ничего не помнишь?
ГРАФ. Я… мы вместе… ага…
ШЛЮХА. Но потом сразу заснул.
ГРАФ. Сразу я… Точно. Значит, всё было!
ШЛЮХА. Да, пупсик. Должно быть, ты изрядно набрался, раз ничего не помнишь.
ГРАФ. Точно… И всё же… отдалённое сходство есть… (Прислушивается) Что это там?
ШЛЮХА. Горничная уже на ногах. Пойдёшь, дай ей что-нибудь. Ворота уже открыты, сэкономишь на привратнике
ГРАФ. Хорошо. (В передней) Что ж… Это было бы чудесно, поцелуй я только её глаза… Вот это была бы авантюра!.. Видно, не суждено… (Появляется Горничная, открывает дверь) Ах… вот, возьмите… Доброй ночи…
ГОРНИЧНАЯ. Доброе утро.
ГРАФ. Да, разумеется… Доброе утро… Доброе утро…

                КОНЕЦ