Глава 7-5

5

На следующий день Левенцов с утра засел за изучение прожектов Ротмистрова. Для начала он прочёл пояснительную часть. Интеллектуальная мощь и величие мысли поразили его.
- Вениамин, это грандиозно! - вслух воскликнул он.
Ему захотелось немедленно ехать в Беловодск, чтобы выразить другу восхищение. И он бы поехал, если бы подвернулось транспортное средство. Но автобусный маршрут по-прежнему не работал, а утренний поезд из райцентра уже ушёл. Впервые Левенцов пожалел, что у него нет машины.
Из проектных пояснительных записок уже было ясно, что идеи Ротмистрова действительно перекликаются с антирыночной идеей, сочинённой самим Левенцовым. Уже подступало томительное предчувствие близкого открытия: казалось, ещё одно усилие, и Вячеслав схватит за хвост нечто потрясающее и реальное. Два часа форсированной работы мысли промелькнули, как одна минута. «Потрясающее и реальное» за хвост ему всё-таки поймать не удалось, хотя он и ощущал, что оно рядом. «Ладно, перейдём к осаде», - подумал Левенцов и принялся за основательное изучение первого проекта.
Работа оказалась не из лёгких. Тех азов экономической науки, что Вячеслав усвоил в студенческие годы, было явно недостаточно для схватывания глубинной сути. К тому же, многое из усвоенного в институте он забыл, приходилось по ходу дела восстанавливать всё в памяти, и это давалось ценой умственного перенапряжения. Одолев к шести вечера два десятка страниц, Левенцов почувствовал, что ничего уже не соображает. «Переменим тактику», - сказал он сам себе. Приняв контрастный душ, Вячеслав пошёл в огород и предложил себя трудившейся там Наташе в качестве неквалифицированной рабочей силы. Недостатка в спросе на такую силу по огородной части не было. Левенцов интенсивно поработал лопатой, и в голове прояснилось.
За ужином он сказал, что завтра ему надо съездить в Беловодск за научной литературой.
- Ой, какие мы учёные! - не сдержалась Антонина Ивановна от колкости. - И почто в Беловодск-то? В райцентр, чай, ближе, заодно молоко мне помогли бы до рынка дотащить.
- В Беловодске у меня знакомый, нужная мне литература у него.
- А, ну тогда конечно, - с многозначительной заминкой промолвила Антонина Ивановна, помедлила и добавила. - Чтой-то быстро вы знакомым там обзавелись. А, может быть, знакомая?
Наташа, укоризненно взглянув на мать, порозовела. Левенцов бодрым голосом ответил:
- Нет, Антонина Ивановна, мой знакомый мужского пола. Он учёный, как и я, даже ещё учёнее. И тоже безработный. Хороший, в общем, человек, не чета всем этим «новым» старым русским.
- По мне уж лучше новым русским быть, чем безработным, - сказала Антонина Ивановна.
- Мама! - укоризненно воскликнула Наташа.
- Что «мама»? Разве неверно говорю? Мужчина на то и мужчина, чтобы обеспечивать семью.
- Вы считаете, теперешние богачи - идеальные мужчины?
- А вы думаете, жёны безработных, когда ругают богачей, не завидуют про себя их жёнам?
- Мама, зачем ты за всех говоришь? Не все такие.
- Ты, что ль, не такая, дочь? Чего ж тогда от сериалов-то млеешь про богатых?
Наташа смущённо опустила голову. Левенцов сказал:
- Вы правы, Антонина Ивановна. Жёны безработных неудачников, конечно же, были бы не против превратиться в богачей. И случись бедной женщине разбогатеть без всякого труда, за счёт супруга, она тут же станет презирать безденежную шантрапу. Это реальность, так уж женщины устроены.
- Неправда! - воскликнула Наташа.
- Правда, Наташенька, - возразил Левенцов. - Для меня эта правда - непосильная загадка, но, к сожалению, это всё же правда. Она справедлива и в отношении большинства мужчин, и на этой «правде» произрастает неблагополучие всех живущих.
Антонина Ивановна, не вникнув как следует в смысл сказанного зятем, приняла его обвинение за полное согласие с ней. Благодаря этому мир за столом был восстановлен, и ужин закончился благопристойно в никчёмной болтовне о суетных житейских мелочах.
Наутро Левенцов отправился на поезд. Пока он шёл лесной тропой до полустанка, два озарения сразу осенили его. Первое высветило давнишние его утопические изыскания в части забора энергии из эфира. Сделанные им наработки позволяли уже воплотить эту идею в реальный источник электрической энергии, для этого, как его осенило, достаточно вместо призрачного эфира воспользоваться реальной тепловой энергией окружающей среды.
Второе озарение касалось не столь высоких сфер, но было связано с решением проблемы поездок к Ротмистрову. Он сообразил, что для таких поездок вполне может послужить мини-трактор, который он обещал сделать тёще для хозяйственных работ, надо только скорость заложить повыше да кабину на случай зимних поездок остеклить.
Ротмистров обрадовался ему несказанно. Левенцов выразил восхищение пояснительной частью его проектов. Вениамин приготовил кофе. В Тимохине этим бодрящим напитком безработного Левенцова не баловали, поэтому в гостях у друга он получал наслаждение от него почти такое же, как от хорошего вина. За кофепитием Левенцов сообщил, что при первом же знакомстве ощутил в проектах Ротмистрова реальную основу для их творческого содружества. Для ликбеза в области экономических наук он попросил подобрать для него книги по основам экономики.
После кофе Ротмистров предложил совершить прогулку до монастыря.
- Мне тоже нравится то место, - сказал Левенцов. - Ты часто там бываешь?
- Летом почти каждый день. Беру с собой книгу и читаю там, на дворе. Мне там думается лучше, чем даже на даче.
Они бродили по тихим улицам приречья, окружавшим монастырь, и вели беседу. Глядели в синь неба над рекой и молчали, думая каждый о своём. Молчание не вызывало чувства неловкости между ними. У обоих было ощущение, будто они старинные друзья.
К часу дня Ротмистрову надо было идти в мэрию, зарабатывать на хлеб с сыром. Они вернулись к нему домой. Левенцов устроился у окна с книгами по экономике. Ротмистров ушёл. Вернулся он в половине пятого. Приготовил из банки тушёной говядины с добавлением овощей первое и второе блюда и пригласил гостя к столу. Мясными деликатесами, как и кофе, Левенцова в Тимохине не баловали, поэтому от угощения он не отказался.
В седьмом часу вечера поезд повёз его домой. Теперь, когда Левенцов знал, что всегда может приехать к Ротмистрову, возвращение в Тимохино сделалось приятным. Он ощущал душевный подъём. Хотелось творить, действовать и чего-то добиваться.
За ужином дома Вячеслав много говорил, смеялся, перебрасывался шутливыми замечаниями с Ксюшей, добродушно поддразнивал Антонину Ивановну, сетовавшую на безденежную жизнь, в общем, вёл себя, как расшалившийся школяр. Его чрезмерное оживление мать с дочерью увязали с его поездкой в Беловодск и были правы. Но в силу женской ограниченности они решили, что тут не обошлось без женщины. Наташа, поражённая подозрением, молчала, Антонина Ивановна высказала в завуалированной форме свои догадки вслух. Но Левенцов ни Наташиного каменного молчания, ни тёщиного злословия не замечал.
После ужина Наташа, как всегда, осталась смотреть с матерью и Ксюшей телевизор, а Левенцов пошёл на свою половину. Он взял лист бумаги и принялся составлять распорядок дня. В этом занятии нашла выход обуявшая его потребность в действии. Первые утренние часы в распорядке он отвёл изобретательству. Следующие два часа отдал изучению основ экономических наук, затем - проекты Ротмистрова, а после обеда - мини-трактор.
В последующие дни Левенцов строго придерживался этого распорядка. К осени мини-трактор был готов. По такому случаю Антонина Ивановна в угоду «аристократическим замашкам» зятя выставила бутылку дорогого коньяка. Она перестала даже досаждать ему сентенциями типа: «Кто хочет, тот работает». Тёща сделалась опять той спокойной, доброй и смиренной женщиной, какой предстала перед ним в день первого знакомства. Она ещё не ведала о замысле Левенцова использовать мини-трактор как средство передвижения для поездок в Беловодск.
А надобность в регулярности таких поездок назревала. Творческое содружество Левенцова и Ротмистрова, поначалу представлявшееся обоим, как нечто необязательное, принимало конкретную форму. И тому, и другому одновременно пришла в голову мысль дополнить антирыночную функцию Левенцовской компьютерной системы способностью отслеживать и корректировать неверные с точки зрения финансово-экономических законов действия государственных мужей. Мысль была настолько блистательна, что сомнительность принятия чиновниками такой антирыночной системы их уже не волновала. Они понимали, что задуманное ими в случае воплощения в реальный проект сможет стать системой государственной безопасности, гарантирующей на веки вечные экономическую и социальную стабильность. Ради такой благородной цели стоило работать! А примут там или не примут, это не их дело. Не примут в этом веке, примут в следующем.
И совместная работа началась. По мере углубления в неё друзья увлекались всё сильнее, места для помыслов о суетных житейских мелочах уже не оставалось. Поначалу Левенцов ездил на тракторе в Беловодск три раза в неделю, потом стал ездить каждый день. К ужину в Тимохино он возвращался утомлённый, но полный радости от сознания плодотворно проведённого дня.
Жена и тёща принимали и его утомление, и это его тихое свечение изнутри за свидетельство встреч с любовницей. Объяснения Левенцова о каком-то творческом содружестве с другим таким же чокнутым интеллигентом по поводу заумного какого-то проекта они не принимали. Характер у Антонины Ивановны делался с каждым днём всё хуже. Мрачнела и Наташа. Левенцов смотрел на эти грустные явления сквозь пальцы. Он был увлечён. В сорок два года вновь увлечён, как юноша! И не какой-нибудь там приземлённой женщиной, а высокой государственной идеей. Не хотят ему поверить - им же хуже. В таком случае ему нет дела до их переживаний. Он, как в былые годы, автономная система.
Антонина Ивановна между тем проводила «идеологическую» работу с дочерью.
- Ты должна поставить перед ним вопрос ребром, - говорила она. - Или семейная жизнь, или «творческое содружество» с любовницей. Не хочет жить семьёй, пусть уходит. И то сказать: ни копейки в дом, только название, что муж. Я бы давно такого погнала.
Под воздействием её речей Наташа делалась задумчивой.
Однажды Левенцов - дело было в феврале, - засиделся у Ротмистрова дотемна. На улице крутило снегом. Возвращаться в темноте в такую круговерть домой он не решился, заночевал у Ротмистрова. Это послужило последней каплей, переполнившей терпение Наташи. Она не кричала, не укоряла, она просто перестала с мужем разговаривать, произносила лишь одно-два слова, когда в том была крайняя нужда. Если тёщино «пиление» Левенцов воспринимал почти безболезненно, то Наташино молчание его крепко доставало. Радость творчества была омрачена, но он не сдался.
Прошла зима, настало лето, а Наташа всё молчала. Молчала даже в день трёхлетнего юбилея их совместной жизни. Левенцов порывался бежать из осточертевшего Тимохино. С чувством раскаяния он вспоминал Аллу Скобцеву. Та его бы поняла...