Я, прохожий... Отрывки из книги Новелла 20

Псков, 1982 – 1993 годы.
Это десятилетие нашей семейной жизни вполне можно было бы назвать самым спокойным и даже стабильным, если бы ни начавшиеся в 1985 году в стране события, которые все с воодушевлением называли «перестройкой». Причём – долгожданной перестройкой. Даже не подозревая, что на самом деле так начиналась катастрофа, результатом которой стал развал Великой Державы, называвшейся СССР...
Я все эти годы работал в школе и заочно учился в пединституте, который окончил в 1989 (?) году. Благодаря длинному учительскому отпуску каждое лето мы с женой работали в пионерских лагерях по две, а иногда и по три смены подряд, при этом каждый год находя время, чтобы съездить в Новгородскую область: в чудесный город Боровичи - на родину жены, и заскочить хотя бы на несколько дней в наш любимый Демянск. В смысле мобильности у нас проблем не было: в 1985-м мы купили «москвич», и это свело к нулю нашу прежнюю зависимость от билетов на поезд, от ожиданий на переполненных летом вокзалах и от всяких сопутствующих поездкам пересадок с поездов на автобусы (и наоборот).
В январе 1989-го у нас родился сын Павел (нашей дочери Маше в это время было уже 8 лет, и она училась в школе, в которой я работал). Крёстным отцом Павлика стал мой друг Сергей Егоров – боевой офицер, подполковник военной разведки, незадолго до этого вернувшийся из Афганистана и продолжавший службу во 2-й бригаде спецназа ГРУ. Познакомились мы с Сергеем случайно (тогда я ещё только начинал подозревать, что случайностей в нашем мире не бывает в принципе) – за столиком в пивном баре, и только потом выяснилось, что его дочь Наташа учится в нашей школе, а мы с Сергеем – соседи по гаражному кооперативу, причём гаражи наши – буквально рядом, стенка в стенку...
В конце 1991-го развалился (развалили!) Советский Союз, и наступила жуткая эпоха «лихих 90-х»...
Не стану здесь и сейчас рассказывать о том времени: те, кто это пережил, и сами всё прекрасно помнят, а тем, кто родился, рос и взрослел позже – уже в совершенно другой стране – говорить об этом бессмысленно: боюсь, не поймут. Или просто не поверят...
Нашей семьи охвативший страну беспредел коснулся самым жёстким образом – прежде всего тем, что нам с женой, работавшим в образовании, перестали вовремя выплачивать зарплату. Подобное происходило повсеместно – во всех отраслях... хотел написать «народного хозяйства», но не могу: народным оно уже по большей части не было, поскольку началась дикая приватизация всего, что только можно было прихватизировать. На промышленных производствах – заводах и фабриках – зарплату начали выплачивать не деньгами (которых у предприятий часто просто не было), а продукцией этих самых предприятий: кастрюлями или ещё чем-то, что тот или иной завод или фабрика выпускали. А чем при таком раскладе можно было выплатить зарплату учителю или работнику детского сада? Ничем. Вот и стали нам с женой выплаты честно заработанных нами денег просто-напросто задерживать – иногда по два-три месяца. А у нас – двое маленьких детей... И если бы не пенсия моей мамы, на которую мы впятером как-то умудрялись существовать, не представляю, как бы наша семья выжила. Но на голой перловке с чёрным хлебом посидеть нам пришлось не месяц и не два...
Продолжать жить так и дальше было невозможно. Опять же – не буду рассказывать о том, сколько учителей и работников других бюджетных сфер вынуждены были бросать любимую профессию и уходить туда, где можно было заработать хотя бы что-то, чтобы элементарно выжить. Да, у кого-то из них имелась коммерческая жилка, позволившая этим людям открыть какое-то своё дело, а некоторым даже и преуспеть в своих новых начинаниях. Но таких было меньшинство, большая же часть оказалась на различных рынках в качестве наёмных продавцов: мне не раз приходилось видеть за прилавками своих бывших коллег по школе, стыдливо отводящих взгляды или вообще отворачивающихся, чтобы не быть узнанными... Хотя как раз им-то стыдиться было нечего: они просто старались как-то выжить в стране, которая обрекла их на нищету. И стыдно должно было бы быть стране, предавшей свой народ. Но ей стыдно не было. Ни разу.
Мы с женой тоже, было, поначалу попытались заняться коммерцией, но получалось у нас это, мягко говоря, не очень: ну не коммерсанты мы, а педагоги-музыканты!
- Что невесел-то, дружище? – спросил меня как-то Сергей Егоров при встрече в гараже.
- Не с чего, Серёж, веселиться, – буркнул в ответ я. – Денег в школе не платят, а другой работы... ну, нет для меня другой работы... Хотел сварщиком на какой-нибудь завод, так некуда: всё разваливается, заводы закрываются...
Сергей вздохнул, покивал, соглашаясь, и ненадолго задумался. А потом вдруг спросил:
- Помнится, ты как-то обмолвился, что у тебя разряд по парашютному спорту. Так?
- Ну да, третий, – кивнул я и усмехнулся: – Целых три прыжка: тот ещё десантник... А ты это к чему?
- К нам в бригаду на контракт пойдёшь?
Честно говоря, я даже растерялся и спросил – просто так, потому что т;лком ничего о контрактной службе не знал:
- А что, можно?
- Нужно! – рассмеялся Сергей. – Ну не на рынке же тебе валенками торговать!
- Я завтра у нас в бригаде всё узнаю, а ты пока подумай, с домашними посоветуйся, – добавил он. – И про условия службы узнаю, и про денежное довольствие...
Вот так я и сменил профессию педагога на профессию военного разведчика.
И, кстати, на одни мои «подъёмные», полученные при поступлении на службу, мы не только со всеми нашими немногими долгами рассчитались, но даже двухкамерный холодильник купили – вместо маминого старенького «ЗиСа»...
И ещё один момент: служба в армии не заставила меня расстаться с музыкой – я и в нашей бригаде спецназа ГРУ умудрился создать вокально-инструментальный ансамбль, участниками которого стали мои сослуживцы – контрактники и молодые офицеры.
Так что куда бы я в своей жизни ни пытался свернуть с предначертанного мне пути, все эти мои попытки, в конце концов, оказывались тщетными: судьба каждый раз возвращала меня к музыке, к творчеству...