Последний концерт

«Я могу отказаться?» — с надеждой спросил певец. Получив отрицательный ответ, он сразу же позвонил сыну.

— Послушай, нам надо обсудить кое-какие финансовые дела, связанные с моей музыкальной деятельностью и наследством в целом.

— Пап, что случилось?

Дрожащий голос и то, как нервно отец затягивался сигаретой, говорили сами за себя.

— Я... получил предложение, от которого нельзя отказаться. Ты, как мой менеджер, можешь сопровождать меня. Если захочешь, конечно. Советую отказаться, ибо неизвестно, вернусь ли я вообще. Но я буду благодарен, если проводишь меня хотя бы до портала. Ребята уже в курсе. Решают, ехать или нет. У них, в отличие от меня, есть выбор. В случае их отказа мне найдут музыкантов, которые сыграют вместо них.

Сын молчал, не зная как реагировать. Капли ледяного пота стекали с его лба. С одной стороны он считал, что у отца давно уже поехала его старая героиновая крыша, а с другой… на его телефон тотчас же пришла информация с неизвестного номера. Точка с координатами и договор, по которому уже прошла сто процентная предоплата.

— Портал находится в метро? — уточнил сын, с ужасом осознавая, что ему не удастся сбежать незамеченным.

— Да.


***

Гигантские часы на центральной площади вызывали неприятное, гнетущее чувство полной безнадежности. Впрочем, на это и было рассчитано, ведь в отличие от привычных часов, они показывали не только время.

Люди, лишенные легкости и каких-либо положительных эмоций, напуганные вдруг открывшейся им реальностью, добровольно склоняли головы и старались как можно быстрее пройти мимо. Они спешили по старой привычке, прекрасно понимая, что больше спешить некуда.

Почти все новопреставленные рано или поздно переставали смотреть не только на часы, но и наверх, в небо. Всё равно там мало что можно было разглядеть, кроме многослойных красно-бордовых облаков, сквозь которые периодически просвечивались вспышки молний. Грязно-кровавое небо находилось в постоянном движении. Будто некий незримый художник ежесекундно выливал краску и водил кистью по холсту.

Поначалу кто-нибудь да пытался получить удовольствие от наблюдения за небосводом, но очень скоро земля с ее красно-коричневыми лавовыми потоками, темными скалами и ядовитыми испарениями заставляла всех без исключения опускать глаза и больно падать с небес на землю. В прямом и переносном смысле слова. Убежденные в собственных прегрешениях, с угнетенным сознанием и порванной духовной связью, души сжигали сами себя, бесконечно долго перемалывая остатки человечности в горниле раскаяния.



Кьяре не нравилось сюда приходить. В этом мире всё было чересчур пасмурно и мрачно, и гораздо темнее, чем даже в промежуточных мирах. Хотя кое-какая радость всё же позволялась здешним жителям. В этой реальности массовые мероприятия проводились без привязки к какому-либо событию и всегда с четко обозначенной целью. Все знали о ней, но никому не хотелось обсуждать перспективы.

Праздники же остались в прежней жизни. Они маячили на задворках сознания едва уловимым воспоминанием о сказочно-волнительном сновидении, тяготили и без того переполненную отчаяньем душу. В какой-то момент задумываться о чем-либо, кроме насущных дел и естественных потребностей организма, становилось физически больно, ведь от осознания приходило отчаяние, следом за ним — безмолвие. Людей как будто накрывало невидимым полотном, а затем сковывало льдом. Не имея возможности защищаться, им оставалось только одно: добровольно отдать себя на пожирание коварному и безжалостному врагу. Выражение «потерять душу» здесь приобретало прямое значение.

Разочарование и безразличие читались на лицах жертв, им больше ничего не оставалось, кроме как продолжать играть свои заученные в прежней жизни роли. Да и кого винить, кроме самих себя?

«Что может быть хуже, чем потерять душу? — ужаснулась Кьяра, окинув взглядом тех, кто стоял ближе к ней. — Какая ирония: лед снаружи, вулкан внутри. Того и гляди взорвутся. И чтобы сохранить баланс, требуется самая малость: отпустить любые привязанности, страхи, мысли, чувства… Неужели оно того стоит? Страшный выбор»

Повсюду наблюдалось одно и то же: напряженные, направленные внутрь себя взгляды, полные понимания того, что с ними произошло. Души истошно кричали, но слышать это могли лишь избранные. Для всех остальных поддерживалась иллюзия безропотного спокойствия.

«Скоро начало», — отметила Кьяра, пройдя через турникеты. Она встала позади всех, на самом краю круглой площади, и осмотрелась. Подобно огромной чаше, центральная площадь приготовилась собирать энергию со зрителей. Министадион, такой же вогнутый как и для спортивных игр, был отлично продуман и сконструирован как раз для этих целей. Болельщики болели душой и источали боль, продолжая кормить тех, о которых они теперь знали наверняка, но уже ничего не могли с этим поделать. Добровольная прижизненная передача своих душ в плен многочисленным подключкам — энергетическим паразитам, автоматически акцептировала и договор «посмертного» существования.

Вскоре на площади стало довольно многолюдно. Кто-то в нетерпении перешептывался, кто-то бездумно наблюдал за пробой звука и света на главной сцене, кто-то принимал формально запрещенные препараты, чтобы провести редкий выходной с пользой и расслабиться на полную катушку. Разработка планеты и обслуживание подземных механизмов ни на день не прекращались, поэтому никаких еженедельных выходных и ежегодных отпусков тут и в помине не было, за исключением вот таких массовых мероприятий.



— Привет, — послышалось сзади. — Я знала, что ты не пропустишь этот концерт и обязательно придешь. Ведь это твой любимый певец.

Кьяра обернулась. Перед ней стояла ее мать. Не старая и не молодая, женщина среднего возраста смотрела напряженно, как будто не знала, какой реакции ожидать. В темноте, при свете лавовых потоков и редких фонарей, ее лицо выглядело суровым и лишенным той добродушной привлекательности, которая так подкупала при жизни. Ни косметики на лице, ни прически. Просто обрезанные короткие волосы, еще даже не седые, но внешний вид демонстрировал внутреннее состояние лучше любого сканера.

Посмертный образ отражал исключительно то время жизни, когда человек наиболее полноценно осознавал себя. Именно поэтому тут редко встречались те, которые принимали вид молодых людей или детей. Никаких «мне хочется быть двадцатилетней» или «я запомнила своё отражение в зеркале в тридцать пять» тут не прокатывало, равно как и убеждения, мол, по ту сторону жизни все сразу становятся красивыми. Многие установки оказались ложными.

— Привет, — ровно поздоровалась с ней Кьяра. — Как ты поживаешь? Ты разве тут? Я думала…

— Нет, я переехала сюда по собственному желанию, на временную работу.

— Почему?

— Ну… на рудниках, конечно, выгоднее, да и благодаря профильному образованию у меня была неплохая должность, даже можно было найти в работе что-то более-менее интересное. Но там невозможно жить, да и коллектив ужасный. Ты же знаешь, я компанейский человек, мне важно, чтобы была приятная атмосфера. А здесь поспокойней, несмотря на постоянный грохот этих гигантских машин, которые мы обслуживаем двадцать четыре на семь. Хотя тут и время течет иначе, не говоря уже обо всем остальном, — пояснила мать, опустив взгляд. В этот момент ее душа безумно закричала, буквально забившись в клетке-тюрьме, и весь ужас ситуации ненадолго отразился в глазах. Но в отличие от прежней жизни, сойти с ума или покончить жизнь самоубийством здесь было невозможно.

С минуту они обе хранили молчание. Кьяра прекрасно понимала, почему мать приехала сюда, но посчитала, что не столько бестактно, сколько бессмысленно язвить, мол, я же говорила тебе, а ты думала, что это всё мои выдумки, фантазии, ненормальность.

— Ты думаешь, я смогу помочь? — напрямую спросила Кьяра, решив сразу расставить все точки над i.

— Н-нет-нет, — поспешно запротестовала мать, а потом призналась: — Да. Прости, что вынуждена попросить тебя о помощи. Мне очень неудобно и стыдно. Как только я услышала о предстоящем концерте, то понадеялась, что ты придешь. Теперь я знаю, кто ты, знаю о твоих способностях и положении в Ордене. Хотя я всегда это знала, но не могла принять и поверить. Ты же понимаешь, все эти социальные роли и религиозные догмы… В общем, я подумала, что ты не пропустишь это мероприятие. Хотела встретиться с тобой, увидеться.

Кьяра понимающе кивнула, не посмев даже мысленно укорить мать.

— Зайдешь в гости? — понуро предложила мать. — У меня есть своя жилплощадь, что уже хорошо. Почти двенадцать квадратов, одно окно, все удобства в единственной комнате. Такой метраж здесь считается настоящим шиком. Это лучше, чем койка-место в общежитии.

— Ого! Поздравляю, — удивилась Кьяра, так как знала трудности всех сюда поступающих. Получить отдельную квартиру в привилегированных редких многоэтажках-ульях, а не лежак в бараке — такое можно было либо заслужить упорным и непосильным физическим трудом, послушанием и безоговорочным согласием, либо… — Тебе за прижизненные заслуги выделили отдельное жилье?

— Вероятно, кое-что засчитали, — поджала губы мать, чтобы не расплакаться. — Но этого оказалось недостаточно, чтобы не попасть сюда.

— Не плачь, пожалуйста, тут слезами уже не помочь, — остановила ее Кьяра, не решившись произнести слово «мама».



ПРОДОЛЖЕНИЕ на литературном сайте Литмаркет. https://litmarket.ru/books/posledniy-koncert


20.08.2024



Уважаемый читатель, этот рассказ - всего лишь один день из жизни героев, пришедших из других произведений. Вы можете встретить их в трилогии "Альфа и Омега, начало и конец", в романе "Из ее дневника", "Ловец душ", "Чертог волка" и "Подключка. Рептилия".