Книга длиною в жизнь. Том 1. Главы 3 и 4

                Глава 3. 20-е годы

   Немного из истории. Первое десятилетие, потом двадцатые и тридцатые годы прошлого века проходили в России бурно и трагически. Ломались вековые уклады и устои в жизни страны. Сначала Русско-японская война, потом предшественница Октябрьской революции – революция 1905–1907 гг., Первая мировая война, отречение от престола царя Николая II и вслед за этим последовавшая Октябрьская революция, а потом и гражданская война привели к полной разрухе государства.

В муках и ошибках тяжело происходило восстановление, нарождалась новая Россия. Эпохальные события невиданных масштабов следовали одно за другим и буквально потрясли судьбы почти каждого человека нашей многострадальной страны. Людские судьбы оказались едиными и переплетенными настолько, что стали похожими друг на друга. Только одни оказались под красным, другие под белым знаменем. И надо было сделать свой выбор. По-другому быть не могло. И этот выбор в истории был одним из самых значимых и трагических.

Небывалая по своим масштабам и ожесточенности борьба нового со старым обернулась для страны тяжелейшим испытанием.
Последующие годы с огромнейшими задачами этапов индустриализации, коллективизации вошли в каждый дом и семью. И далеко не всегда с благими и добрыми намерениями!

Любимая фраза И.В. Сталина «лес рубят, щепки летят» приобрела более глубокий смысл, и народ в полной мере испытал это. Часто случались неоправданная жестокость, расстрелы, перегибы, доносы друг на друга, разного рода чистки и т.д. Через лишения, голод, слезы, пот и кровь страна в конце концов оправилась и приступила к мирной жизни!

Против всеобщего начального обучения, внедряемого в стране в рамках культурной революции, народ не возражал (как было с индустриализацией и коллективизацией) и принял с удовлетворением. Ну, если возражали, то только церковники. Еще бы, впервые в мире реализовалась система народного образования – «всеобуча», при котором дети школьного возраста, представители разных социальных слоев и групп, получают хотя бы в минимальном объеме общеобразовательную подготовку.

 Вот люди постепенно и стали проникаться доверием к новым явлениям и переменам, которые происходили в их жизни, твердо понимая, что от их сплочения, единомыслия, осознания национального единства зависит будущее их самих и страны!
Семьи Зориных и Соловьевых, как и все, очень тяжело пережили буйные, страшные и яростные, порой до остервенения, годы гражданской войны.

Образно говоря: сегодня власть принадлежит белым (военным царской армии), завтра красным (военным армии большевиков), послезавтра зеленым (к зеленым, кстати, относились башкирские крестьяне, которые одновременно боролись и против красных, и против белых ради своей свободы), – и так продолжалось до конца войны. Пока, наконец, не победили красные и не установили повсеместно в стране Советскую власть.

 Над фразой из кинофильма «Чапаев», где крестьянин говорит: «Да, вот хреновина. Ну прямо карусель получается. Белые пришли грабють, красные пришли тоже грабють. Ну куды крестьянину податься?» – сколько угодно можно смеяться, но ведь это была сущая правда. Правда жизни! И те и другие отнимали, или как говорили в то время, реквизировали у крестьян все, что можно было, если крестьянину не удалость что-то хорошо припрятать.

А спустя какое-то время и забирать-то стало абсолютно нечего! Хоть шаром покати, в домах не осталось ни крошки съестного! Скот и птица к тому времени были пущены под нож или отобраны на нужды армии. Многие деревни или дома в них опустели, люди в поисках пропитания подались в города или в другую местность, совершенно не думая, что и там их ничего хорошего не ждет. Делалось это от безысходности!
Всем было тяжело. Жизнь Зориных и Соловьевых почти ничем не отличалась от других. Жизнь была как у всех. Все в ней было: голод, холод, болезни, лишения, тяготы и хлопоты!
               
                ***
Опять немного о событиях из истории того времени. Особенно пострадали от свирепого голода в 1921–1922 годах и в годы гражданской войны регионы Поволжья и Южного Урала. Массовый голод во время войны был на территориях, подконтрольных большевикам, в том числе и в Башкирии. Он был вызван разрушительными последствиями гражданской войны, жестокой засухой 1921 года, необдуманным обложением крестьян налогом с изъятием продовольствия в пользу города (продразверсткой), уничтожением частной торговли и др. Почти одновременно вспыхнула и эпидемия холеры.

  Для всего населения лучшим хлебом стал хлеб из лебеды и других трав, худшим – с примесью коры дуба, березы, клена или липы. Использовали в пищу и то, что давали деревья и кустарники: ягоды черемухи, боярышника и шиповника, желуди и орехи и т.д. Кора была снята почти со всех окрестных деревьев. Из нее пекли лепешки. Лепешки делали также из остатков колосьев – мякины различных злаков, а также из льняного жмыха.

Варили кашу из желудей, а «сахар» делали из лопухов. Советы, которые давали голодающим местные власти осенью 1921 года, были по большей части бесполезными, ведь к тому времени продуктов, которые предлагали использовать в качестве примесей к хлебу, было практически не достать. А такие овощи, как: картофель, свекла, морковь, капуста, репа, и др. – были недосягаемы. В голодные годы сельчане варили похлебки из щавеля, крапивы и лебеды, а из семян – кашу, добавляли в муку молотые семена, желуди, сережки орешника, головки клевера.

А во многих местах для изготовления некоего подобия хлеба была собрана и вся соломенная труха с крыш домов. Питались чем придется: собаками, кошками, крысами, воронами, лягушками и др. Выкапывали из земли остатки прошлогодней мерзлой картошки и коренья. Сеяли просо, чтоб потом его очистить от шелухи и варить пшенную кашу. Все лето люди собирали в лесу и на полях все, что растет: грибы, ягоды, вплоть до корней и коры.

Там, где были водоемы и реки, люди занимались рыбной ловлей, и было несколько полегче переносить голод. В лесах, если удавалось, то валили зверя, на полях вылавливали сусликов. Хотя голыми руками рыбу и зверя не поймаешь, здесь нужны сноровка, умение, да и различные приспособления, но все равно реки и лес кормили.

Практически весь скот был забит или угнан, в деревнях не осталось мяса и молока. В попытке выменять вещи на еду мужчины устремились в города. Крестьяне грузились на телеги и покидали села семьями. Бегство из деревень стало таким массовым, что привело к запустению целых сельских районов. Многие погибали в дороге.
Видя, что с катастрофическим бедствием одним не справиться, Советское правительство обратилось к мировому сообществу об оказании гуманитарной помощи голодающим.

На призыв откликнулись многие благотворительные организации из Китая, Ирана и США. Именно их поддержка вместе с хорошим урожаем 1922 года позволили остановить катастрофу, унесшую жизни более пяти миллионов человек.
Ровно через 10 лет на страну вновь обрушился массовый голод. И он по своей масштабности превзошел тот голод, который разразился во времена Гражданской войны. Тогда он охватил в основном только районы Поволжья и Приуралья, в остальной России голод почти не бушевал и не свирепствовал.

А тут голод уже разразился на всей территории страны. Насильственное разрушение частных крестьянских хозяйств с раскулачиванием зажиточных крестьян и созданием коллективного ведения сельского хозяйства (колхозов) вынудило миллионы крестьян бежать в города. Колхозные амбары стали вычищать «под метелку». У крестьян отбирали картофель, птицу, все съестное.

Не считаясь с наступающим кризисом, в который погружалась советская деревня, власть устанавливала завышенные планы по хлебозаготовкам. Любые протесты крестьян считались саботажем и сурово карались. По сути дела, ускоренный процесс в начальные годы коллективизации и вызвал искусственный голод. Власть знала, на что шла, и поступала бескомпромиссно и жестоко. Ей надо было, прежде всего, любыми средствами добиться подавления сопротивления самого большого слоя населения страны – крестьян и привести их к состоянию полной и безропотной покорности.

Образно говоря, указать им свое место и показать, кто в доме хозяин или главный! Репрессии только усиливались во всех сферах жизнедеятельности государства. Это требовалось для проведения центральной властью дальнейшей принятой государственной внутренней и внешней политики. Коллективизация, нельзя сказать, чтобы нарастала с усилением, обороты заметно замедлились и болезненный процесс смягчился, и после 1933 года голод совсем сошел на нет. И славу богу, страна более не испытывала его, по крайней мере в довоенные годы, и как оказалось – до самого начала Великой Отечественной войны.

                ***
Шел 1933 год. Несмотря на голод и суровые условия, люди цеплялись за жизнь и выживали. Постепенно жизнь входила в нормальное русло. Унылая прежде, почти голодная и безрадостная жизнь, унесшая с собой более семи миллионов, уходила в прошлое! Трудно себе представить, что страна только из-за двух «голодоморов», последовавших друг за другом с перерывом в десять лет, потеряла в совокупности более двенадцати миллионов человек.

Но начиналась, наконец-то, более-менее ясная и понятная жизнь на ближайшее время (кто знает, на какое?) с искоренением и борьбой с недостатками прошлого. И в ней, в жизни, появился хоть какой-то очевидный и зримый смысл, связанный с новыми происходящими переменами, изменяющими чуть ли не вековые уклады в сельском хозяйстве и в промышленности.

Властью были оглашены конкретные цели, к которым надо стремиться, чтобы построить социалистическое общество, в котором будут процветать и господствовать: равенство, справедливость, мир! Не будет никакой эксплуатации людей. Народ в очередной раз (в который уже по счету?) поверил власти. По крайней мере, неопределенности в развитии страны и в какую сторону надо двигаться больше пока не возникало. Ведь партия знала, куда надо рулить!
               
                Глава 4. 30-е годы.
                Призыв и дорога в армию

   В начале второй пятилетки осенью Митрофана призвали в Рабоче-крестьянскую Красную армию (РККА). К своим 20 годам Митрофан статью походил на отца. Стал крепким мужчиной с приятными чертами лица, хотя и заметно похудел. Сказался все же голод! Но, несмотря на свою худобу, Митрофан оставался по-прежнему очень жилистым и сильным. Руки его были как железные клещи, если возьмется, то возьмется и не отпустит; рукопожатие тоже было на редкость сильным.

Если возьмется за дело, то основательно и обязательно доводил до конца! Это было уже в характере Митрофана. Все окружавшие его об этом знали! Кроме того, он слыл среди односельчан волевым и мужественным, стойким и уверенным в своих силах. Умел общаться и располагал людей своей открытостью. По большей части был всегда рассудительным. Внешне он был всегда спокоен, уравновешен, корректен.

С возрастом становился более серьезным и сдержанным. Конечно, что-то в характере перешло по наследию от родителей, что-то приобрел в течение своей молодой жизни, формируясь под влиянием разнообразных внешних ситуаций и обстоятельств. Он не только никогда не унывал сам, но нередко поднимал настроение и другим. За это его и любили: как родные и близкие, так друзья, сверстники.

Он рано определил свой путь и следовал ему на протяжении всей своей жизни. В деревне к Митрофану односельчане относились весьма благосклонно и благожелательно. Как впрочем, и ко всей семье Зориных. Да, голод отразился на нем и вызвал небольшую потерю веса. Но худоба нисколько не портила его внешний вид, наоборот, делала его моложе и придавала ему некую привлекательность.

Перед призывом Митрофан прошел медицинское освидетельствование в Бирске, противопоказаний к несению службы у него не было выявлено.
– Были бы кости, Митрофан, а мясо нарастет.
Так пошутили врачи на призывной комиссии, осматривая его.

Прежде, до призыва в армию, Митрофан никогда не бывал в городах, а также не видел и домов-то выше двух этажей в высоту. Да еще, чтобы они были кирпичные, да на одной улице и несколько в ряд. Правда, до этого он видел каменные строения православных церквей в Мишкино и в других близлежащих селах от Андреевки, где проживал. И даже как христианин бывал неоднократно в них.

Они, эти строения, были довольно таки высоки, порядка 10 и более метров, что выше обыкновенного двухэтажного дома. Город Бирск в большинстве своем имел одноэтажные дома, и только центр города был застроен двухэтажными каменными и кирпичными домами, в которых располагались разные службы городских властей и учреждений, магазины. Эта часть Бирска Митрофану понравилась больше всего. Потом нередко, когда бывал при случае, именно здесь на центральном рынке покупал подарки родным и близким или что было необходимым для дома.

В те годы Митрофан даже успел побывать в Свято-Троицком кафедральном соборе города Бирска. Собор поразил его своими размерами, красотой и монументальностью. Он оставался пока единственным действующим, как и упомянутая церковь в Мишкино. Однако в конце двадцатых – начале тридцатых годов церкви в массовом порядке стали закрываться и не только в округе, где проживал он.

В стране начались беспрецедентные по своей сути и масштабности карательно-пропагандистские действия, направленные против церкви со стороны государства. В сельской местности и городах церкви использовались под склады или клубы, а то и просто уничтожались, несмотря на возмущение и недовольство определенной части народа. Но Советской власти не удалось полностью отлучить от церкви и заставить выкинуть из головы и сердца бога у верующих людей.

 А преследования, притеснения и постоянные нападки оказывались буквально на все конфессии без исключения. Закрывались и уничтожались с таким же рвением мечети, синагоги, буддийские монастыри и храмы, костелы и т.д. Действующими оставались совсем немногие. Культовые сооружения (храмы), которые находились в Бирске, были уже давно закрыты и перепрофилированы для нужд города. Потом, незадолго до начала войны, такая же участь постигла Свято-Троицкий кафедральный собор и православную церковь в Мишкино. Колокольни были снесены и отправлены на переплавку, а в самих зданиях: в Бирске открыли кинотеатр, в Мишкино – зерносклад.

                ***
Неизвестно почему, но два других брата Митрофана не были призваны в армию, а были определены в запасники – просто находились в запасе. Запасник может быть призван на военные сборы, но не дольше чем на два месяца, и так через каждые три года. Но были и такие, которые могли и не призываться, ни разу, их оставляли до особого случая!

Проводы Митрофана были совсем не долгими, родители благословили, и он попрощался с братьями и односельчанами. В другое бы время всей деревней закатили бы «пир на весь мир», как было принято всегда на Руси. Но голод едва-едва стал только проходить. И трудное лихолетье последних двух лет, зачастую с голодными смертями, все еще маячило в головах и мыслях людей! И их никак не забыть и не выкинуть запросто так!

 В общем-то, решили всем селом, что «не до жиру – быть бы живу». Хоть и действовали запреты и предусматривались разные наказания за самогоноварение, но на Руси этот «народный» напиток никогда не переводился и лился рекой! На небольшой вечеринке, устроенной в доме Зориных по этому случаю, ограничились ведром крепкого самогона.

Самогон был добрым, из картофеля и свеклы, достали по такому случаю в соседней деревне. На закусь был черный хлеб с салом и солеными огурцами. Время от времени, после очередной крепкой выпитой рюмки, мужики, те, кто прошел и принимал участие в Первой мировой и в Гражданскую войны неторопливо, степенно и со знанием дела вспоминали и рассказывали свои боевые дела и заслуги.

Потом делились наставлениями о том, как надо Митрофану вести себя с командирами и сослуживцами. И, вообще, как жить в армейской среде во время службы. Указывали, на что надо обратить внимание в первую очередь. Как правильно изготовиться для меткой стрельбы из винтовки из любых положений.

Как правильно и быстро окопаться, метнуть гранату, научиться владеть саблей и т.д. И давали много других дельных советов, в том числе и как «откосить» от нарядов и т.д. Митрофану было интересно обо всем этом слушать! Кое-что он запомнил и, надо признать, некоторые советы потом пригодились! А молодежь, время от времени во все горло распевала за столом модную тогда песню:

"Как родная меня мать провожала,
Тут и вся моя родня набежала.
Ах, куда ж ты, паренек, Ах, куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.
В Красной Армии штыки, чай, найдутся,
Без тебя большевики обойдутся!"

Поскольку деревня была небольшой, то кроме Митрофана больше из нее не призвали никого. А срок службы в армии для тех лет устанавливался в Сухопутных войсках – 2 года, в авиации – 3 года, во флоте – 5 лет.

   На призывной пункт в город Бирск Митрофана на конской подводе доставили оба его родных брата. У Митрофана за плечами была котомка, в которую мать заботливо положила: печеную картошку, сваренные вкрутую куриные яйца, краюху хлеба. Еще небольшой шматок сала и несколько небольших головок лука. А также положила туда же туалетные и бритвенные принадлежности и намотанные на клочки газеты, согнутые в несколько раз, – нитки белого, черного и зеленого цветов с тремя швейными иголками.

А отец не забыл положить – небольшой блокнотик и простую ученическую тетрадь для писем и два простых карандаша. Из Бирска потом всех призванных привезли в Уфу, где их ряды пополнились, и далее железнодорожным транспортом направили в Ярославскую область, в город Рыбинск, а оттуда уже в военный городок кавалерийской части. Так Митрофан прибыл к месту своей службы. Это были сухопутные войска, бог услышал молитвы родных – Митрофан призывался служить на два года!

 Пока формировалась команда призывников и в Бирске, и в Уфе, Митрофан познакомился с некоторыми ребятами. Большинство из них были, как и он сам, из сельской местности. Образование и национальности были разные, в большинстве своем ребята были одного возраста. Были на вид как крепкие ребята, так и слабые. В общем, как в любом коллективе: были и веселые и хмурые, активные и пассивные, даже ленивые угадывались среди них.

                ***
   Никогда до этого не покидавший место своего жительства Митрофан в пути, глядя в окно поезда, был поражен: насколько величава и красива Россия с ее огромными просторами, лесами, полями, реками и озерами. И своей богатой и многообразной природой. А природа осенью, как всегда, полна своей неповторимой разновидностью и неожиданными яркими цветами и красками разных оттенков.

Большинство деревьев и кустарников еще сохранили листву, она не опала, а только уже преобразилась: ее сочный зеленый цвет поменялся на желтый, красный, оранжевый и бог еще знает на какой! Митрофан неотрывно смотрел в окно вагона и восхищался бесконечной природой с ее пейзажами, вскружившими голову Митрофана своей многоликой не монотонностью и необычностью ярких красок.

Кроме завораживающих чудес природы, Митрофан также увидел и красивые села, деревни и города, которые попадались по пути следования. Но также увидел и много разрухи: то там, то тут встречались заброшенные целые деревни и села, а в городах – разрушенные и пустующие здания. Это были отголоски прежней Гражданской войны и последствия голодомора.

Однако увидел и то, что шло повсеместное восстановление необходимого и новое строительство промышленных и сельскохозяйственных объектов. И это не могло его не радовать! В этом Митрофан увидел и оценил, насколько все же могуча и сильна, обширна, разнообразна, красива и интересна его Россия.

Новые громадные перемены просто нельзя было не заметить – страна буквально бурлила в своем развитии и движении вперед, к победе коммунизма! Люди увидели в этом движении начало пути к лучшей жизни. Дух энтузиазма, новых свершений и преобразований повсеместно овладел массами, особенно среди молодежи, все были в едином порыве и жаждали принять участие и быть в первых рядах строителей коммунизма!

Всем хотелось великих перемен, и молодежь срывалась с насиженных мест! И это несмотря на то, что голодом оставались охвачены еще целые районы и области страны! Время было такое! Ну и, конечно, сказывалась повсеместная идеологическая работа Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) – ВКП(б)! Тут надо отдать должное большевикам: миллионы советских граждан готовы были терпеть лишения, невзгоды, чтобы трудиться на стройках пятилетки с большим воодушевлением и почти бесплатно, задаром! Такое в истории редко у кого бывает, если только не у русских!

  Митрофан, да и не только он, видел, как навстречу им неслись отдельные поезда, украшенные еловыми ветками, портретами руководителей государства, красными флагами и плакатами с призывами: «Пятилетку в четыре года выполним!»,
«Даешь Турксиб!», «Даешь ДнепроГЭС», «Слава строителям коммунизма!» и т.д.
Перроны некоторых крупных железнодорожных станций, которые им встречались на пути, были переполнены народом, особенно молодежью обоего пола.

Молодежь с удовольствием стремилась и уезжала на стройки первой пятилетки: Туркестано-Сибирская железная дорога (Турксиб), Днепрогэс, Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы, гигантский комбайновый завод «Ростсельмаш», Горьковский и Московский автозаводы, Московский шарикоподшипниковый завод, Кузнецкий металлургический комбинат, Уралмашзавод, Беломоро-Балтийский канал.

Крупные железнодорожные станции, вокзалы и перроны, которые встречались в пути, были украшены красными флагами и транспарантами. На некоторых фасадах зданий красовались огромные портреты вождей революции и мирового пролетариата: Ленина, Сталина, Маркса и Энгельса. Вокзалы и перроны были также забиты провожающими людьми. Везде царило приподнятое настроение! Кругом доносилась музыка оркестров и революционные песни!

И чего греха таить, иной раз Митрофан, завороженно и удивленно смотрел на это происходящее, и ему самому уже хотелось оказаться в их рядах и отправиться на какую-нибудь стройку. Да, и остальные ребята-призывники удивлены были не меньше него столь единым народным порывом, что готовы были прямо сейчас тоже присоединиться к строителям пятилетки! И сомневаться в этом не приходилось бы! И здесь не было никакого всеобщего гипноза или зомбирования! Просто настрой и порыв души для созидания чего-то нового, ранее неизведанного, нашел свой отклик у народа. И это было в то время просто потрясающе!

                ***
А между тем поезд продолжал движение. Разные мысли и думы приходили ему в голову в пути. Думал об отце с матерью. Авторитет родителей в их семье был непререкаемым, и никто и никогда из сыновей не мог позволить себя считать равным родителям. А заботу и уважение родителям оказывал каждый из сыновей и относился к ним с почтением.

  Отец Прохор Андреевич, – еще ничего, хорошо держится, бодрячком, и храбрится. Хотя в последнее время чуть начал сдавать, стали одолевать боли в пояснице, но все равно сам все делает по хозяйству или пытается делать. А в работе он, по-прежнему, строг и спуску никому не дает. Раньше поручения между сыновьями отец всегда распределял четко и ясно в приказном порядке. И никто не смел перечить ему в ответ. У него не забалуешь. Очень строг был. И все тут. Хочешь, не хочешь, а Митрофану с братьями негоже отлынивать. Вот они и стараются наперед отца работать. И более отцу нет необходимости ими командовать. Сыновья сами прекрасно знают, что надо делать с достаточной пользой для их семьи. Отец, видя это, только одобрительно покрякивает! Зря, что ли, родил и воспитал себе таких помощников!

  А матушка Мария Захаровна, – вовсе молодец, все такая же хозяйственная и заботливая, веселая и приветливая, хоть и не первой уже молодости. Но, по-прежнему бодра и никогда, самое главное, не унывает! На ее плечи свалилась вся женская работа по дому, да и в поле без нее иногда бывает никак. Не дал ей бог помощницу, сколько она не вымаливала украдкой своими молитвами перед иконой. Ладно, отец с сыновьями это понимали: видели, что мать работает без отдыха. И всегда чем-то озабоченная, не сидит, да и не умеет сидеть просто так, без дела!

 Помогали и старались ей помочь во всем и всегда! По-другому в их дружной семье и быть не могло! И это не раз помогало им всем вместе перенести семейные невзгоды. Один только бог знает, как они, с каким трудом перенесли оба голодомора. Когда ни единой хлебной крошки в доме не было! Митрофану даже не хотелось вспоминать, как матушка и отец иногда даже падали в голодные обмороки. Но своим скудным пайком или едой они всегда делились с детьми, сами недоедали.
Мать хорошо понимала свою женскую долю и не противилась ей.

Да и как здесь будешь «кочевряжиться», когда на плечах ее трое «сорванцов» и всех их надо вовремя накормить, обуть и одеть. А когда, если кто-то из сорванцов вдруг заболевал, то мать сидела, словно орлица, «денно и нощно» около своего чада, выхаживала его. В отличие от отца, который был скуп на ласки, мать всегда старалась наполнить их детство любовью и приласкать своих сорванцов, побаловать чем-нибудь вкусненьким, а чаще всего и доброй похвалой. Знала, что ласковое слово и кошке будет приятно.

Нельзя сказать, что матушка уж совсем безропотная и безвольная была. Хотя, конечно, главным в семье был отец. И всегда, ну чаще всего всегда, решающее слово оставалось за ним. Но, когда надо было, мать могла хорошенько дать сдачи любому обидчику. Да и отцу не раз доставалось, если он был неправ, по ее мнению!
Да, несомненно, матушка у них была справедливой и любящей матерью. И не давала в обиду, защищала своих сорванцов перед другими односельчанами и от отца, который был часто скор на расправу.

                ***
Также думал Митрофан и о родных братьях. Наперед знал, что они не подведут ни в каком деле, не та закваска! И на них можно положиться! Не оставят одних родителей, будут помогать им! Молодцы братья! С детства привыкли к работам по дому и в поле. Обучены были отцом плотницким, столярным и др. работам. Без этого никак в деревне нельзя.

Ефим из них самый старший был. Пошел весь в отца крепкой статью, да и характером выдался надежным и ответственным. Силой даже чуть покрепче отца будет. Не каждый был способен в рукопашном или словесном поединке соперничать с ним. Ефим за словом в карман не полезет, оно у него всегда припасено: остр был на язык! Да и кулаки всегда наготове, если что! Правда, грамоте мало обучен был, сумел закончить только два класса: с трудом научился писать, читать и считать.

Но жизнь заставила, и он начал делать простейшие счетные действия, необходимые в повседневных будничных делах, благодаря стараниям сначала Митрофана, а потом и младшего брата Игната. Одному богу известно, как Ефим с помощью палочек, которые специально выстругал для себя, а также с помощью делаемых насечек на деревянных дощечках производит несложные расчеты, например, при оплате и расчетах за покупку товаров. И на поверку, грамотные и обученные счету односельчане убеждались – редко когда Ефим ошибался!

Игнат своей комплекцией уступал обоим братьям, был не так силен и крепок, как они, но на его смелости это никак не сказывалось. И чувство справедливости, приобретенное от матери, было у него в почете и на первом месте. Был в меру задирист, нередко первым бросался в драку с противником, который был заведомо сильнее, чем он. И это порой приводило того в полное замешательство и недоумение! Чем иногда и пользовался Игнат, обращая конфликтную ситуацию в свою пользу!

   Конечно, зачинщиком он был и шел на обострение только при крайней необходимости. Все же здравым рассудком обладал в полной мере, и он брал верх! А так Игнат был уравновешенным, с ровным и спокойным характером. Каждый человек склонен к чему-то, и природа наделила Игната способностью к рисованию и лепке. У него было хорошо развито с детских пор воображение, и это побуждало его к творчеству.

  Игнат отличался хорошей наблюдательностью и усидчивостью. Был в меру впечатлителен. Он смотрел на окружающий мир, и в голове его формировались и проплывали какие-то особые чувственные и мыслительные образы или любые другие вариации, иногда даже небывалые, но занесенные в его сознание мечтанием и там отложенные. Потом он их пробовал воспроизвести в своих рисунках и лепнине. Но большей частью все же рисовал и лепил окружавшие его жизненные реалии с прикрасами или без них.

   Он рисовал и семейный быт, и окружающие пейзажи, натюрморты, этюды, эскизы, наброски. Много позже пробовал рисовать и портреты родных и даже некоторых односельчан! Рисовал на различных листах, пригодных для рисования, в том числе и на плотной и твердой бумаге. В рисунках использовал уголь, реже краски, которые наносил специальной тонкой кистью. Но обычно для рисования применял обычные разноцветные карандаши.

 Для лепки различных фигур и украшений применял глину, которой было в избытке поблизости. Бумагу, карандаши, пластилин, кисточки и другие принадлежности раз за разом дарил ему родной дядька со стороны отца, видя у племенника серьезное увлечение. Кому-то творения Игната нравились, кому-то нет. Самое главное – он отдавался любимому делу с большой радостью, используя любую свободную минутку. Увлечение Игната художеством не отражалось на его домашних делах и было совсем не в ущерб. Игнат тоже закончил четыре класса и получил начальное образование как раз в тот год, когда призвали в ряды РККА Митрофана.

Конечно, возраст и молодость, как ни крути, берут свое, одни девчонки на уме у обоих, куда ж без них! Нынче осень выдалась на редкость дождливой. С погодой не повезло! Когда призывали Митрофана, в Андреевке, их деревне, шли сплошным потоком проливные дожди. Но когда-то они закончатся, земля подсохнет, а там вскоре и снежный покров ляжет. Зима не за горами! А с наступлением ее пойдет на убыль и все домашняя работа, работы станет мало, и опять братья возобновят свои похождения в поисках тех девчонок, кто будут подавать им надежды на взаимность и близость, а может, и заставят колотиться и трепетать их сердца, если придутся по душе!

  Не в силах сопротивляться этому и от избытка нахлынувших чувств и переживаний от любовных утех, братья опять начнут одновременно страдать и радоваться, в зависимости от обстоятельств и успешных или наоборот неуспешных дел на их любовном фронте. Обсуждали друг с другом некие события или действия, которые трудно было держать в себе, они просто вырывались наружу. И каждый спешил и взахлеб рассказывал и изливал свою душу, порою с малейшими подробностями!

  Их душевные, порой и длинные, разговоры велись на полатях, иногда совсем в темноте, чтобы не мешать светом другим домочадцам! И как правило, разговоры были негромкими, неоднократно прерывались тихим смехом то одного, того другого, а то и обоих сразу! На что Митрофан обоим говорил:

– Да спите, вы, черти, наконец-то уже!
С наступлением этой зимы, Митрофан знал наперед, что братья опять начнут ходить, бродить, когда вдвоем, когда порознь, и заглядываться на девчонок и не только в своей деревне. Только вот опять, как и в прошлые годы: ни тот, ни другой не приведут матушке столь желанную помощницу ей по дому и хозяйству! В очередной раз что-то пойдет не так, и мать опять не дождется себе помощницы и останется одна! Не нагуляются братья все никак!

  Дорога по-прежнему тянулась. И уже давно в окнах вагона из-за надвигающейся темноты сначала постепенно исчезали, а потом и вовсе не стали видны прекрасные ландшафты, сформированные самой природой, мимо которых следовал их поезд, и которыми он любовался и восхищался! Теперь только иногда в темноте, в отдалении, тускло проблескивали своим домашним, уютным, теплым и до боли знакомым и манящим светом – окна мимо проплывающих домов. У Митрофана опять сильно защемило сердце, и тоска вновь поселилась в нем.

                ***
Его никто не отвлекал, и он полностью был погружен в свои мысли и думы. На этот раз ему вспомнился дядька Андрей. Это родной и старший брат отца. Дядька проживал неподалеку от Андреевки, всего в 15–20 километрах, в деревне Изболдино, в этом же Мишкинском районе. Изболдино была покрупнее Андреевки, и деревенских жителей в ней было больше.

Семья отцова брата, состоящая из шести человек: он, его жена и четверо их детей (поровну мальчиков и девочек), имела очень большой участок земли. Кроме большущего и хорошего, сложенного из почти ровных, цилиндрической формы бревен, тщательно подогнанных друг к другу, дома был огород, сад и гумно с навесами от дождя. И здесь же на участке размещался овин для сушки снопов перед их молотьбой.

   В огороженном их дворе было еще несколько хозяйственных построек вспомогательного назначения, таких как: колодец, амбар, рига, сарай, баня, погреб и др. Хозяйственная постройка была в два яруса: внизу находились хлева для скотины и конюшня, а наверху – огромный сенник, где хранилось зимой сено. Значительную часть хозяйственного двора занимал также и сарай для хранения рабочего инвентаря: сохи, бороны, телеги, саней и другого самого разнообразного инструмента разного назначения.

  В нем дядька хранил все: вплоть до гвоздей, рыболовных снастей и охотничьих принадлежностей: (силки, разные металлические капканы и т.д.). Чего там только не было! Митрофан помнил те благодатные времена своего детства, когда был в гостях у дядьки и как они – дети – любили поиграть и «пошарить» в этом сарае! Дядька не возражал, лишь бы не перевернули там все вверх дном!

Для покупки земельного участка, строительства дома и других необходимых построек, приобретения различного инвентаря, домашней живности и скотины использовалось полученное наследство со стороны супруги дяди Андрея. Жена дяди Андрея Пелагея Афанасьевна была родом из зажиточной купеческой семьи. Ее родители некогда были выходцами из разбогатевшей крестьянской среды. Приданое Пелагеи Афанасьевны и было тем стартовым, или начальным, капиталом, благодаря которому уже и строился их общий семейный достаток.

   Дядьке Андрею здорово повезло с женой! А тут еще, когда ее родители ушли в мир иной, хорошее наследство в виде денег, ценных бумаг, недвижимости и прочего имущества было поделено между ней, ее братом и двумя сестрами. Вот подфартило, так подфартило! Что скрывать, дядька Андрей не чаял души в своей Пелагее Афанасьевне не только сейчас, но и до того, как внезапно свалилось на них ее наследство!

   Семья всегда жила дружно и безбедно, благополучно и в согласии!
Обустройство подворья с расширением и перестройками разными темпами продолжались вплоть до начала 30-х годов. Пока, наконец-то, оно не обрело свой нынешний вид. Безусловно, их подворье в целом – с домом и другими постройками – было одним из самых лучших в деревне. Но по большому счету подобные строения были практически в каждом подворье. Без них не обойтись было никак!

  Весь уклад крестьянской жизни в течение достаточно длительного времени определил, какие постройки должны быть размещены на подворье, чтобы все было, как говорится, под рукой, и выработал необходимые минимальные условия, позволявшие сделать быт и условия жизни более благополучными и, насколько возможно, комфортными. Только все зависело от уровня доходов каждой семьи: у тех, кто был побогаче, дом и строения отличались добротностью, числом построек и качеством материалов для них.

  Для всех в деревне год начинался весной. Работали домочадцы в семье дядьки Андрея дружно, как впрочем, и в семье самого Митрофана. Когда нужно было, работали всей семьей и от зари до зари, то есть с самого раннего утра до наступления полной темноты! И так во всей деревне! Особенно в весеннюю пору, когда надо было землю удобрить навозом, распахать ее и посеять зерно, картошку и т.д. Посевная в деревне – одно из самых ответственных и торжественных мероприятий.

Сеяли в основном на хлеб рожь, на корм скоту и птице попеременно ячмень и овес. Крупы – их использовали для приготовления каши самим себе. Митрофан это крепко усвоил с детства и на всю жизнь: ведь недаром есть пословица: что посеешь, то и пожнешь! И это касалось каждого! От сева во многом зависело благополучие их жизни на селе! И если сев удался и выдастся хороший урожай – это будет обеспеченная, спокойная и сытая жизнь. Но до этого еще далеко.

Сначала надо «поухаживать» за посевами, провести их прополку от сорняков и т.д., а уж потом, когда придет время, начать выкапывать и закладывать на хранение картошку и другие овощи, урожай из ягод, сушеных грибов, орехов и т.д. Без лошади, своей кормилицы, было никак не управиться со всеми делами! А тут еще необходим уход и за домашними животными – коровами, свиньями, козами, птицей и т.д.

  И вот, тут уже подошла и пора жатвы! За жатву брались все вместе, всей семьей выходили в поле. А если понимали, что не управятся с урожаем сами, то звали на подмогу. Братья Зорины со своими семьями поочередно работали друг у друга! Возраст не был помехой и для их сыновей. Тем более для старших. Они наравне уже с взрослыми не худо справлялись с серпами или косами!

  Митрофан хорошо уже знал, к примеру, что если рожь вырастала высокой и густой, надо применять серп, а низкую и редкую ниву косить следует косой. А где еще будет возможность пообщаться пацанам, поделиться своими секретами, как не в поле? А младшие тоже с большой охотой и в радость себе принимали посильное участие в этом нелегком деле. Хоть и приходилось вставать до рассвета и отправляться в поле. Самое главное было вовремя собрать урожай. Все забывали о своих болезнях и проблемах. Недаром пословица есть: что соберешь, тем и весь год живешь!

   Известно, что уборка урожая – тяжелый труд, но, несомненно, приносящий радость, удовлетворение и надежду на безбедное, сытое и спокойное проживание при снятии хорошего урожая!

   Дядька Андрей довольно-таки частенько приглашал, – продолжал вспоминать Митрофан, – подсобить своего родного брата со всеми сыновьями и на покос травы для заготовки сена на зиму для корма скоту.
Время сенокоса всегда считалось в деревне праздничным событием и ожидалось с нетерпением всеми: ведь косьба и уборка сена была одной из самых приятнейших работ, хотя и трудных. Ну и что, что нелегкая? Митрофану тут же сразу вспомнилось: и лето с его теплыми ночами, и купание в холодной и быстрой речушке в жаркий и знойный день, когда прохладная вода словно обжигает тебя и потом буквально приводит в чувство и трепет.

   И тебе уже неохота покидать эту прохладу! Но спустя какое-то время наступает небольшой озноб и уже, словно мурашки пробежали по всему твоему телу, и тебе тут же, в этот же миг хочется снова вылезти из воды и побыть под ласковыми и жаркими лучами солнца. И это хочется повторять еще и еще раз, прямо до одури, пока кто-нибудь из взрослых не скажет: хватит, заканчивайте и вылезайте уже, хватит!

  А потом где-нибудь, сидя или лежа на стареньких одеялах в тенечке под деревом или под натянутой простынкой, все вместе принимают нехитрую пищу. Понятное дело, еду заботливо приготовила Пелагея Афанасьевна. Тут и вареные вкрутую яйца, и картошка с зеленым луком и салом. И само собой, коровье молоко в бутылках, заткнутых пробками из обычной газеты, тут же спичечный коробок с солью. А на самом видном месте в большой тарелке лежат ломти душистого, домашнего, деревенского ржаного хлеба.

 Митрофан знал, что пшеничный хлеб мать печет редко и только по большим праздникам. А потом, после такой закуси, все лежат, расслабившись, и тихо отдыхают. Некоторые под воздействием благоуханья и аромата свежескошенной травы и небольшой усталости даже ненадолго начинают дремать и засыпают!

  Также отрадным событием для всех Зориных было, когда дядька Андрей призывал своего брата с семьей к себе на заготовку дров на зиму. А это случалось почти каждый год! К этому делу готовились загодя! Проверялась исправность всего инструмента и приспособлений, используемых при рубке. Для приведения в «боевое состояние», при необходимости, вновь затачивались топоры и пилы.

Особо проверялись упряжь и конная повозка для перевозки дров. Рубка леса, как правило, случалась, где-то ближе к середине или концу осени, когда деревья уже сбросили весь свой лиственный наряд и приготовились к зимней спячке. И наступала сравнительно уже холодная погода.

  Листвы нет, значит проще сучья и ствол самого дерева рубить. Об этой крестьянской хитрости от взрослых Митрофан знал еще с детства. Да и нет, и не может быть уже никакой мошкары, не то, что в лето! Когда они повсеместно всех допекают!

  А работать остро отточенным топором – одно удовольствие! Звуки от топора: то звонкие и чистые, то резкие, иногда даже порой хлесткие – коротким глухим эхом разносились далеко вокруг.

                ***
И вдруг в голове Митрофана что-то застучало и потемнело, и в миг все перевернулось: радужные и теплые воспоминания вдруг исчезли. И на их место пришли: беспокойство, тревога, смятение, волнение – все одним разом. С бурлящими, неприятными, тяжелыми и, отчасти, сумбурными мыслями! Он до конца еще не осознал, да и не мог осознать, потому что мозг отказывался верить в то, что произошло.

  Но это непоправимое и все еще непостижимое для Митрофана уже случилось, и потому сразу отдавалось болью в его душе. На сердце опять стало тяжело! Это всякий раз так случалось, когда он вольно или невольно начинал вспоминать или думать о тех мрачных событиях, которые потрясли его до глубины всей души! И эта душевная рана, в которой переплелись жалость, недоумение, наконец, несправедливость и безысходность, давала о себе знать!

   Он всем сердцем верил в невиновность и незаслуженность наказания дядьки Андрея! Сразу по весне в 1932 году произошла непоправимая беда: семья брата отца попала под раскулачивание и их насильно выслали из деревни куда-то на спецпоселение. О месте поселения им до сих пор было неизвестно.

  Митрофан хорошо помнил время, когда в деревнях, где проживали семьи обоих братьев Зориных, началось подавление и полное уничтожение личных крестьянских хозяйств и подворий. Одновременно проходило объединение для общего пользования всех средств, ресурсов, орудий труда и скота, хозяйственных и жилых построек, запасов зерна и кормов и т.д., ранее принадлежащих всем деревенским жителям. Создавались по всей стране объединенные коллективные хозяйства (колхозы) крестьян для общего ведения сельского хозяйства.

Отец поначалу в колхоз тоже вступать не хотел, как впрочем, и другие люди, имеющие достаток. У которых, как говорится, дом – полная чаша! В отличие от этих людей, семьи победнее, а также лодыри и пьяницы сразу вступали в колхозы, им-то терять было нечего. В их домах никакой живности, кроме кошки, не было.
Но, однако, когда их семья едва не попала под раскулачивание, отец вовремя одумался и, под огромным влиянием и настойчивыми убеждениями и руганью матушки, вступили в колхоз. Слава Богу, пронесло! Тем более пришли из правления и сказали:

– Не вступите, по миру пойдете, вышлем как кулаков! Возражать было бесполезно.
Не вступить в колхоз тогда было просто невозможным, а то сразу попадешь в кулаки или хуже того: без суда и следствия объявят врагом народа и Советской власти и поставят к стенке на расстрел. Однако при вступлении в колхоз нужно было отдать все, что имелось. И со слезами на глазах семье Зориных пришлось безропотно расстаться и сдать в колхоз годами и с большим трудом нажитое все свое имущество: корову с теленком, лошадь, хозяйственный инвентарь, телегу, сани и т.д. Правда, оставили дом с подворьем и небольшой участочек земли под сад и огород, птицу, мелкий скот и так кое-что по мелочи для ведения домашнего хозяйства.

                ***
   Митрофан часто слышал озабоченные и порой очень резкие разговоры про колхозы и как его отец говорил своему брату:
– Братка Андрей, послушай меня и моего совета! Смирись наконец-то и прикуси язык-то. Отступись, у тебя ведь семья, а ты играешь с огнем! Ты остынь, а то от тебя прикурить можно. Только семье хуже сделаешь, пустят вас по миру, перестань бузить уже! Убиться, но не сдаться, что за метод ты себе выбрал?

   Хватит на власть собачиться! Зачем ты агитируешь народ против вступления в колхозы? Тебе что, больше всех надо? Плетью обуха не перешибешь! У них вся власть и сила в руках! Сломают, проглотят и не побрезгуют, даже не почувствуют! От тебя даже жидкого г… не останется, верно я тебе говорю! Пойми, ты, наконец, дурья башка: уже нет давно прежней жизни и к старому не будет возврата.

 Вот уже, почитай как четырнадцать лет Советы у власти! Пришли новые времена! Давай угомонись и вступай в колхоз. Лучше вступить и отдать все, но сохранить жизнь себе и своим близким! Не ты первый и не последний! А так ведь все равно все отберут, да еще и расстреляют вдобавок!

Подумай, прежде своей головой, что лучше: быть убиенным или остаться живехоньким? Смотри, а то не ровен час под раскулачивание и на высылку попадешь. Власть не намерена шутить, сметет как пушинку!
Да ты открой глаза и посмотри, какие дела кругом творятся! А это только начало! Вон, намедни, приезжал к нам в деревню уполномоченный из района и рассказал, какие перемены происходят сейчас в городах: строятся новые заводы и фабрики, промышленности нужны люди, а где их взять, как не в селах и деревнях?

   Уполномоченный сказал, что страна уже не может оставаться и далее аграрной. Люди нужны для промышленности! Для выполнения индустриализации нужен полный перелом и в развитии деревни: от мелкого и единоличного хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию. Крестьянский труд станет гораздо легче. В других странах подобные перемены, в том числе и в сельском хозяйстве тоже идут.
И у нас недалеко то время, когда на смену волам, быкам и лошадям придут тракторы и другие машины для пахотных и посевных работ, и сбор урожая тоже будут выполнять машины.

   Не нужны будут больше косы и серпы. Но если только сгодятся для сенокоса! Деревня вскоре установит бесперебойное снабжение армии и всей страны всеми продуктами. Вот в чем состоит главная задача Советской власти!
А вы саботируете колхозы. Бывают случаи, тоже уполномоченный говорил, что кулаки и их подпевалы – подкулачники проводят подстрекательство и подбивают крестьян против вступления в колхозы. Даже организуют бунты с оружием в руках, прибегают к насилию и убивают местных активистов и членов правления колхозов. Всячески ставят препоны и делают пакости: поджигают и портят колхозное имущество, травят посевы, исподтишка калечат скот и т.д.

                ***
   Выслушав брата, дядька Андрей, подумав, отвечал ему:
– Эх, как тебе некогда стало! Это ты, брат Прохор, попал под влияние коммуняков. Под их подлую агитацию и пропаганду за вступление в колхозы и борьбы против кулаков. Ты сам себя забыл: кем ты был, и кто ты есть, за их громкими призывами и лозунгами! Быстро же они тебя перековали! Ну, позволь! Какие могут быть сейчас в деревне на четырнадцатом году революции кулаки? Подумай сам! Кулак в деревне изжит уже давно, если он и был когда!

  Откуда только взяли это слово эти ироды, коммуняки проклятые! Нет кулаков! А есть трудолюбивый и предприимчивый крестьянский люд с хорошей природной хваткой и неутомимой энергией. Она присуща только крепким и сильным мужикам, которые родились на этой земле и работают на ней до седьмого пота! И он от этой работы имеет все: и богатый урожай, хороший дом и крепкую крестьянскую семью! В семье он вырастил любящих и работящих сыновей, готовых продолжить дело своего отца.

   А потому он, этот крестьянский люд, и имел полное право на зажиточную, повторяю, Прохор, далеко не бедную жизнь для самого себя и своей семьи! Разве есть что в этом плохого? Все люди должны, в конце концов, стремиться к хорошей и безбедной жизни на этой земле! В подтверждение моих слов вот тебе, Прохор, молитва: «Воздай мне по трудам моим, святой, дабы наполнилась утомленная трудом рука, и мог бы я жить безбедно!

  Да, мы верим в Бога и регулярно посещали церковь, и жертвовали там, что положено. А сейчас, что творится, церкви порушили, пожгли да закрыли и что там устроили коммуняки? Амбары, конюшни да склады! Прости меня, господи! Ты же знаешь, Прохор, живем так себе: не живем, а просто существуем – без бога и царя в голове! Все устои и традиции наших прадедов к черту порушены!

А забирать у нас хлеб, скотину и инвентарь – разве это справедливо. Мы, также как и другие, были простыми людьми и всего добились своим трудом и руками. Тем более обидно, что скот, согнанный в ваш колхоз… да ты и сам видишь и прекрасно знаешь, что с ним творится! Ведь вскоре он станет вымирать с голодухи. За ним почти нет никакого ухода и корма! Разве за этим можно спокойно наблюдать? Когда все общее, никому ничего не надо и нет никакого дела!

  Жизнь показала, что когда общее – значит ничейное! А ведь всем известно, что корова для всех кормилица. Разве бы нормальные люди этого бы допустили? Нехристи чертовы!
И какой я кулак? Ну да ладно! Если под кулаком надо понимать хорошего крестьянина-работягу! Тогда я тут полностью согласен! Вспомни, в царской России и издревле кто кормил страну? Работящий крестьянин, земледелец, который кормил не только себя, но и излишки сдавал государству! Чего и, главное, зачем надо было все коммунякам рушить?

  И что сейчас делает проклятая власть: раскулачивает как раз тех, кто всю жизнь на земле работал, добро свое трудом копил, кровавые мозоли с детства зарабатывал. А сейчас у них отнимают все то, что они наживали своим потом и кровью. За то, что они трудились не покладая рук, их и раскулачивают. Да и кому отдавать-то?

  Тем, кто абсолютно не приложил никаких усилий для того, чтобы это иметь, не работал, а получил! Где справедливость, я тебя спрашиваю, братка Прохор? Вот ты такой же, как и я. Мы оба ишачили с детства не покладая рук. Добились сами всего!

Эх, на нас надо было делать власти ставку, на крепкие крестьянские хозяйства и корни. Не надо их рушить! Выгода была бы всем. И дело бы пошло и не было бы ужасных голодных смертей.

  Мы работали днями и ночами, много работали, вот и разбогатели. Ты же знаешь, что я своим горбом все заработал! Я не наживался на чужом труде: да было дело, в наем на работу брал, и это правда! Но я хорошо рассчитывался и не обманывал, и люди знают об этом! Так какой же я, к черту, эксплуататор! Люди еще и спасибо мне говорили! А государство с нас налоги в три глотки дерет, это как? Нормально?

Разве я виноват, что бедняки не умеют вести свое собственное хозяйство, а порой и не хотят! А ведь каждый бедняк мог иметь хорошее хозяйство, ведь всем наделы были выделены поровну после революции! Кто же ему мешал землю разрабатывать, пахать, сеять? Кто не работал, тот и беден был! И ты, Прохор, об этом прекрасно знаешь! Работал бы как следует, и он был бы богатым! Трудись они, как мы, и благо пришло бы!

  Но вместо работы они предпочитали пьянство, да болтовню! Но была еще и лень матушка! А что голову зря напрягать! В лучшем случае ходили работать к нам в наем. Мы их еще и работой обеспечивали. А лодыри, те вообще, спали до обеда, но жить-то хотели хорошо. Вот тебе раз! Как так?

  И нам теперь с ними вместе работать в колхозе? С лентяями, с тунеядцами, да и с пьяницами? Ничего себе такой расклад, и как ты это себе, Прохор, представляешь? Среди бедных, конечно, много есть и неплохих людей. Но, ты же знаешь, что среди них встречаются и много бездельников и подхалимов, которые не умеют работать по-настоящему и не будут спины гнуть!
 
Значит, я буду опять горбатиться в три погибели, а эти бездельники, никчемные и ничтожные людишки, баклуши будут бить да подхалимничать. Почему, я тебя спрашиваю, Прохор, власть ставит не на нас, крепких крестьян, а на бедноту? Разве в этом есть хоть какой-то здравый смысл?

Вот ты хорошо говоришь про тракторы и машины и нехватку рабочих рук в городах. Обстоятельно и умно наговорил тебе твой уполномоченный. А нельзя ли этой самой власти всех этих лодырей и пьяниц собрать всех вместе и отправить в города на предприятия, пусть там перевоспитываются и работают! И проводят индустриализацию, какую нужно власти, а то вон их сколько без дела зазря шатаются по деревням!

  И нечего смеяться тут, Прохор, ведь было время, когда из городов на деревню направляли целые отряды рабочих на подъем сельского хозяйства! А теперь пусть получают в ответку своих лодырей и пьяниц! А нам найдите способ и дайте в руки машины и механизмы! Завалим зерном всю Россию-матушку, только не мешайте! В чем проблема, почему власть поступает неразумно: зачем разоряет крепкие хозяйства? Я тебе, Прохор, так скажу – беднотой власти проще управлять, от нее не будет никакого сопротивления, а будет состояние полной и безропотной покорности!

А если на земле останемся мы, крепкие крестьяне с волевым характером, привыкшие добиваться всегда и во всем своего, с определенными взглядами на жизнь, к тому же с авторитетом среди односельчан, ой как власти будет неудобно управлять! Вот она и решила избавиться от нас в угоду голодранцам! Благодетели хреновы!
Не хочу отдавать голодранцам свое горбом нажитое добро и имущество! Я не хочу, чтобы один работал, горбатился, а голодная, злая, ничего не умеющая делать толпа, только и ждет, чтобы отнять у него кусок!

Вот так-то, Прохор! И все тут! Вон сейчас: то там, то тут поднимаются крестьянские волнения и бунты. Мы у себя на сходке в деревне решили, что будем сопротивляться до последнего, а если надо, возьмемся за вилы и сдаваться просто так без боя не будем! Даст Бог, авось выстоим все вместе. Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Где наша не пропадала!!

Выслушав это, Прохор сказал:
– Короче, Андрей, я тебе все сказал! Ты меня не услышал, дальше смотри и решай сам! Смотри, чтобы из-за тебя мы не пострадали! Угомонись, наконец, я тебя как старший брат прошу.
На том и расстались!

                ***
Эти отрывки из неоднократных разговоров двух отцов: Прохора и его брата Андрея не покидали голову Митрофана уже большую часть дороги, пока он ехал в поезде. И он их крепко запомнил на всю жизнь: сколько ни уговаривал отец Митрофана своего родного брата, брат так и остался упрямым в своих суждениях и не поддавался ни на какие уговоры! А зря!

И перед его глазами неожиданно и внезапно возникла веселая, дружная и жизнерадостная, полная счастья – вся дядькина семья: вот он сам Андрей Кузьмич, бородатый и статный русский мужик, с пронизывающими хитрыми, но при этом весьма добрыми глазами на волевом и мужественном лице, которое просто притягивало и располагало к себе; вот его крепкие руки, которые обнимали жену и детей, дарили им нежность и ласку, но и привыкшие к тяжелой работе и защите, в случае чего, себя и своих близких и родных.

  Всем своим обликом дядька Андрей излучал и нес в себе жизненную энергию, силу, напор и надежность. За таким, как говорится, словно за каменной стеной! И нет никакого сомнения в том, что многое ему по плечу, и он способен создать все жизненные условия для счастья и благополучности семьи!

  Вот его жена Пелагея Афанасьевна, добрейшей души человек, статная красавица, веселая хохотушка, приветливая, умелая и хорошая хозяйка, безгранично любящая своих детей и мужа. Заботливая жена и мать для своих детей, хорошая воспитательница для них, способная восхитить каждого своим умом, знанием дела и жизни, беззаветной надежностью. И если нужно было, была и терпелива, и настойчива, и отзывчива. Она буквально очаровывала всех, кто находился с ней рядом. Люди не случайно тянулись к ней.

А вот и их дети: двое мальчиков и две девчонки: все здоровые, прелестные и благополучные, веселые и задорные, а парни еще к тому же и ершистые. Они, эти ребятишки, только своим рождением уже сделали счастливыми своих родителей, и родители сполна отдавали им свою безграничную заботу, любовь, нежность и ласку! Митрофан был немногим старше их, особенно девочек, но это им не мешало всем вместе проводить время в играх и т.д., когда были еще маленькими, или же помогать родителям в их делах.

 А чего стоят при встречах их душевные разговоры, которые часто случались между ними! Когда каждый из них только и ждал того момента, когда секреты, мечты, планы и т.д. с трепетом и волнением можно рассказать или, наоборот, выслушать! Бывало, что родители и знать не знали об их делах! У ребят ведь еще была и своя маленькая жизнь, в которой присутствие взрослых не обязательно!

                ***
  Вскоре пришло известие Прохору и всей его семье, что его брат Андрей по чьему-то доносу на днях был арестован. При аресте его сначала жестоко избили, требуя, чтобы он назвал других заговорщиков. Все это происходило на глазах всей семьи! Дядька Андрей не назвал и не выдал никого! Тогда активисты спецотряда ОГПУ тут же вывели его во двор и расстреляли.

   Расстрел производился без суда и следствия. Просто поставили к стенке сарая и убили. Потом огэпэушники нагрузили свою подводу с полным верхом домашнего добра Зориных и покинули двор. Рев, плач, вой и стон из их подворья раздавался це лый день. Славу Богу, семье хоть разрешили тихо без траурной процессии похоронить дядьку Андрея на местном деревенском кладбище.

На следующий день после похорон активисты деревни вновь пришли в дом Зориных. Пелагее Афанасьевне было объявлено, что из-за того, что ее муж занимался вредной контрреволюционной деятельностью, вся семья подлежит выселению в отдаленную местность. А все их имущество, включая и все строения, подлежат конфискации в пользу колхоза! Показали на этот счет письменное решение правления колхоза. При этом указывалось, что в их доме будет размещено это самое правление колхоза.

Семье разрешили взять с собой только самое необходимое, и в дорогу. Хорошо досталось старшим двум сыновьям, которых сильно избили активисты во время раскулачивания. Это случилось, когда сыновья пытались защитить кой-какое свое имущество, которое для них было дорого. И их, окровавленных от побоев и стонущих от сильной злости, боли и нестерпимой обиды, на телеге вместе с матерью и сестрами в тот же день активисты вывезли в неизвестное место, куда-то, как говорили, на спецпоселение. О месте высылки семьи Зориных до сих пор было никому и ничего неизвестно.

Когда их вывозили из деревни, никто из жителей не вышел из своих дворов, чтобы проводить их в дорогу и попрощаться. Как впрочем, и днем раньше, когда везли в последний путь и самого Андрея, главу их семейства. Хотя на Руси всегда «гонимые» вызывали сочувствие!

Как тогда, так и сейчас люди побоялись пьяных и вооруженных активистов, которые уже начали вовсю горланить по пьяни какую-ту революционную песню! Не выходя из своих домов, жители наблюдали это из своих окон: и кто-то украдкой перекрестил их в след, а кто-то вытирал слезы, которые нечаянно, от увиденного и из жалости, сбежали на лицо! А недоброжелатели вовсю потирали ладони, радуясь и посылая проклятия и ругательства людям, медленно движущимся в обозе, на головы которых свалилось вдруг такое непоправимое и страшное горе!

  Они, ненавистники, сами того не понимали, что в этом обозе была угроза, и не просто угроза, а смертельная угроза для всех, кто хотя бы в той или иной мере не был согласен или пошел против воли власти и государства!
Не ровен час и они, эти ненавистники, которые столь неистово посылали проклятия семье Зориных, через какое-то время, точно также могут оказаться на их месте и в таком же незавидном положении! Это страшное пока не случилось с ними, но обязательно тяжелые испытания свалятся и на них!

  Ведь известно: на чужой беде счастья не построишь! С ними, теперешними недругами, семья Зориных давно жила по соседству в одной деревне. И Пелагея Афанасьевна просто не ожидала от них такого подлого и предательского отношения к себе! Ведь ее муж Андрей, да и она сама, не раз оказывали помощь им в их беде и выручали в трудное время. Но хорошее, как оказалось, быстро забылось! Бог им судья! Кстати, среди сельчан недоброжелателей было совсем немного! Но как говорится, одна паршивая овца все стадо испортит, все как по пословице! Так в жизни и произошло!

  Митрофан спустя несколько лет увидел, что так действительно и случилось! Небольшой шаг в ту или иную сторону и уже ты сам можешь запросто стать врагом народа! Достаточно было только любого навета или доноса от соседа! И не важно, что ты шел прямиком и придерживался избранной партийной линии. Репрессии только набирали обороты. И это только в преддверии надвигавшегося 1937 года! Именно в этот год будет проведена в стране тотальная «чистка» от врагов народа, в ходе которой будет уничтожена большая часть революционной, военной и культурной элиты и не только!

                ***
   А между тем, в телеге рыдания Пелагеи Афанасьевны переходили в громкий надрывный бабий вой! И слезы от обиды и горечи просто захлестнули и душили ее! В душе образовывалась какая-то пустота, еще бы: здесь она родилась и выросла; вместе с Андреем Кузьмичом создали семью, родили четверых детей и жили в ладу и согласии с самими собой и окружающими.

  Не раз поднимались с колен, если приходилось иногда оступаться в непростой деревенской жизни, и каждый раз продолжали свой путь к своим целям. А цель у них была простая – добиться благополучия и семейного счастья! И вот теперь, когда казалось, все у них в порядке и налажено, и все есть после столь долгих и трудных лет упорного труда, все вдруг разом пропало! Уже нет с ними Андрея Кузьмича, нет дома, в котором все они так счастливо жили, осталась только одна эта дорога, по которой их увозили в неизвестность!

  Все пошло прахом, и все, что было, разом прошло. Ее полупьяным конвоирам надоели бесконечные рыдания, и они с оскорблениями и нецензурной бранью грубо набросились на Пелагею Афанасьевну:

  – Не вой, поскуда, и не реви! Закрой хайло! Дура-баба, нешто не знаешь, что слезами горю не поможешь, раньше надо было думать своей дурной башкой! И не мешай нам петь песни! Лучше слушай наш квартет, денег за слух не возьмем.
Конвоиров-то было четверо. И все разом заржали над своей глупой, дурацкой шуткой! И опять загорланили какую-то веселую пьяную песню!

  Тем временем выезд из деревни уже приближался. В последний раз Пелагея Афанасьевна сквозь слезы окинула взором свои родные места, где ее сердцу все было так мило и знакомо с самого детства. События последних двух дней: убийство мужа на их глазах, высылка их семьи из родных мест – не прошли даром для Пелагеи Афанасьевны! Злые люди и обстоятельства сломили ее.

   Она даже чисто внешне сразу изменилась! От прежней былой пышущей и миловидной красавицы не осталось и следа! Из-за сильного стресса, горя и страха она враз постарела и осунулась. Волосы потускнели, поблекли, стали ослабленными, вместо прежней яркой природной окраски сделались все седыми и почти белесыми! Глаза некогда задорные и веселые помутнели и покраснели от нескончаемых слез! Она впала в состояние полной апатии и почти полной беспомощности.

   У нее появился вдруг навязчивый страх, что от всего этого происходящего она может запросто сойти с ума! И только рядом находящиеся с ней ее дети не давали потерять ей полный контроль над своими поступками. Нарастающая боль от крушения всех надежд на лучшее, расставания с родными местами еще долго преследовали ее в пути куда-то, в полную неизвестность!

   И ее уже почти взрослые дети тоже находились в таком же угнетенном состоянии и настроении. С тревогой почувствовали, что еще немного и наступит расставание с родными и дорогими для них местами. И может быть, уже совсем и навсегда! Они на время притихли: и в последний раз посмотрели своими печальными и заплаканными глазами издали на родную деревню, которая уже исчезала за поворотом, чтобы навечно оставить ее только в своей памяти!
               
                ***
  После таких тяжелых последних воспоминаний, разбередивших его молодую душу, о семье дядьки Андрея Митрофан устало сначала впал в дремоту, а потом и вовсе погрузился в тяжелый сон.
Потом на протяжении всей своей жизни он вольно или невольно возвращался в свое прошлое: к тем событиям, которые потрясли его в свое время и оставили глубокий след! Нельзя сказать, что это были только плохие события, далеко нет!

 Вспоминались чаще всего радостные времена, о которых хотелось вспоминать и думать с любовью и нежностью! И это свойственно каждому человеку! И это прекрасно, и жизнь полна этим! Но, без прошлого жить нельзя, как говорится, его не выкинешь просто так! Как ни крути, но, по-прежнему, особое место в памяти еще долго и крепко занимала трагедия семьи дядьки Андрея!

  Душевная боль, конечно, раз за разом с течением временного фактора ослабевала и притухала, но а мысли-то все равно не давали покоя, хоть понемногу, но беспокоили время от времени! Безусловно, мысли не в состоянии изменить прошлого, это было бы чересчур и противоестественно! Но зато они дали серьезное понимание происшедшего и возможность понять Митрофану, что с этим можно жить и дальше! И вовсе не обязательно далее сосредотачивать свое внимание на том, на что повлиять уже никак не можешь!

  И Митрофан уже точно знал после своих тяжелых размышлений, что в том споре своего отца с его братом Андреем Кузьмичом отец был прав! Незачем было дядьке Андрею приносить в жертву всю свою семью и ее благополучие, да и саму свою жизнь, лишившись ее в угоду несбыточным эфемерным и недостижимым, а значит и просто утопическим надеждам!

  Не тот случай и не то время, когда можно было «бодаться» с властью и государством! Хотя отдельный резон в словах и доводы дядьки Андрея были очень убедительны для Митрофана. Например, что когда все общее – значит ничейное и нет никому никакого дела! И правдивость этого утверждения была полностью и убедительно доказана впоследствии самой жизнью. При других условиях и с другой формацией государства точка зрения Андрея Кузьмича о колхозах и ведении сельского хозяйства казалась правильной!

  А поезд все ближе и ближе приближал его к новой неизвестной странице его жизни – службе в РККА.

Продолжение следует...