Таруса. Часть 7

        Предыдущая часть:http://proza.ru/2024/09/02/1612


  Продолжая в предыдущей части рассказ о писателях и поэтах, в жизни которых, немало страниц было связано с Тарусой, я не упомянул еще одну всемирно известную поэтессу. Как вы наверно уже догадались, это конечно, Белла Ахатовна Ахмадулина.
Прежде чем, рассказать о том, как встретились Ахмадулина и Таруса, хочу, чтобы вы прочитали небольшое воспоминание - эссе о ней, Дмитрия Быкова.

                BELLA

  Жизнь Беллы Ахмадулиной – роман, но трудно представить автора, у которого хватит такта и смелости написать такую книгу.  Впрочем, она уже несколько раз бывала героиней чужой прозы: Евгений Евтушенко описал ее в романе «Не умирай прежде смерти» (многим запомнилась пронзительная сцена совместного вымаривания клопов в одну из курортных ночей 1957-го, кажется, года), а Юрий Нагибин под именем Геллы вывел в своем дневнике, стоящем, думаю, нескольких романов. Евтушенко пишет с ностальгией и любовью, Нагибин – со страстью, переходящей в ненависть (ненависть ему вообще очень удавалась), и у Нагибина героиня, конечно, ярче, выпуклее.
Тут и презрение к смерти – он замечает в самолете, что, если самолет начнет падать, все побегут спасаться, а она нет. Тут и пассивность в добывании благ, и полное неумение чего-либо целенаправленно добиваться – ведь она знает, что сами принесут всё, что надо, и сложат к ее ногам. Правда, особенного шарма и достоинства придает ей то, что, если не придут и не сложат – она проживет.
   
  Сама была лучшим собственным произведением
Едва ли не лучшее, по-моему, ее стихотворение шестидесятых годов – «Заклинание» – сопровождалось этим рефреном: «Не плачьте обо мне, я проживу счастливой нищей, доброй каторжанкой... чахоточной да злой петербуржанкой на малярийном юге проживу…» Дальше там слабее, она вообще редко могла даже в молодости выдержать целое стихотворение на одном, сразу взятом уровне.
В ее поколении были поэты как минимум не менее сильные – Новелла Матвеева, Юнна Мориц, Нонна Слепакова, все почему-то с удвоенной звонкой согласной в имени, – но Ахмадулину знали лучше всех, хотя вряд ли процитировали бы наизусть хоть одно ее стихотворение, кроме песни из «Иронии судьбы».

  Проведите эксперимент над собой, вспомните хоть строфу из Ахмадулиной: трудно? Даже мне трудно, при почти абсолютной памяти на стихи. Но ощущение цельного и прекрасного образа, бескорыстного, сочетающего достоинство с застенчивостью, знание жизни – с беспомощностью, забитость – с победительностью, безусловно есть, и эта личность – и биография – ярче, чем у большинства сверстниц.
 Экзотическое итальянско-татарское происхождение
Bella – не зря значит «прекрасная», и не зря она сократила свое данное при рождении имя Изабелла. Тошно сейчас читать бесконечные дилетантские славословия ее стихам: и в душу-то они бьют, и точностью-то они поражают… Какая точность? Сплошная и сознательная размытость; а при попытке ударить она как раз чаще всего говорила не своим голосом: «Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя дешевая». Ну и чистый Евтушенко, первой женой которого она была (недолго, три года). Зато когда нужно было демонстрировать надменность – тут сразу свой голос: «Прощай! Мы, стало быть, из них, кто губит души книг и леса. Претерпим гибель нас двоих без жалости и интереса».
Мне не хочется писать о ней политкорректно, с этими вот девичьими придыханиями, которых и без меня навалом, в том числе и в мужском исполнении (этот тип женоподобного мужчины ею же и заклеймен, это она стыдилась, что проводит время в обществе таких мужчин, «что и в невесты брать неосторожно»). Мне хочется вспомнить всю ее феерическую жизнь – начиная с экзотического итальянско-татарского происхождения (итальянские корни матери-переводчицы, татарская кровь отца Ахата Валеевича, крупного советского чиновника).

  Она писала много и рано, но манеру свою нащупала лет в пятнадцать, когда из круглощекого подростка вдруг у всех на глазах стала получаться красавица. Эту детскую пухлость она, кстати, сохраняла еще долго, – обреченная худоба, острые жесты появились позже, в семидесятых. Ее очень рано заметили, первым – Павел Антокольский, называвший ее «птенчиком орла» и, кажется, немного в нее влюбленный. Она-то любила его явно и демонстративно, но – исключительно как учителя и старшего товарища; лучшие стихи из всех посвящений Антокольскому написаны именно ею.
Готовилась она на журфак, но не поступила, поскольку не читала «Правду» и не знала, о чем там пишут; развернутая еще на собеседовании, легко поступила в Литинститут, но, как и Евтушенко, не доучилась (вслух протестовала против травли Пастернака, организованной силами студентов, и была исключена).
    Дарила себя с легкостью, не заботясь о последствиях
С Евтушенко они прожили недолго и бурно, и самым ценным результатом этого брака был, пожалуй, евтушенковский «Вальс на палубе» – «И каждый вальс твой, Белла!» Впрочем, посвятил он ей – негласно – и другое, очень злое, почти гениальное стихотворение: в нем след застарелой обиды – она с высоты своего полудиссидентства весьма скептически относилась к его «советским» стихам, хотя попадались среди них исключительно талантливые.
Обиду его понять можно. Не станем обходить стыдливым молчанием и ее бесчисленные романы – о них и так уже много написано; она дарила себя с легкостью, не заботясь о последствиях, почти равнодушно. Задевали ее немногие – Нагибин, скажем, с которым она расставалась и не могла расстаться семь лет; случившийся во время съемок фильма «Живет такой парень» мимолетный роман с Шукшиным (он позвал ее на крошечную роль журналистки) никакого следа в ее жизни не оставил, и таких случайных связей было множество, и Василий Аксенов в «Таинственной страсти» этого не скрывал, хотя сам обожал Ахмадулину с почтительной дистанции, не желая омрачать страстями высокую литературную дружбу.
А вот роман с Вознесенским, видимо, был, о чем он и написал с горечью: «Мы нарушили Божий завет – яблок съели. У поэта напарника нет – все дуэты кончались дуэлью». Это могло быть адресовано кому угодно, но посвящение у стихов было: шестидесятники вообще жили на виду, это спасло их от многих возможных ошибок. Люди смотрят, надо соответствовать.
    Было и кокетство, и самолюбование, но не было лжи
Ахмадулина сделала стыд одной из главных своих тем – стыд этот сопровождал ее всю жизнь и диктовался во многом той неупорядоченной, слишком бурной жизнью, какую ей приходилось вести: здесь сказывался все тот же недостаток творческой воли, заставлявший ее иногда длить стихи дальше положенного предела, вступать в лишние отношения, выпивать с ненужными людьми (этой слабости она тоже стыдилась, но и в ней странным образом нуждалась – тем острей бывала трезвая самоненависть, едва ли не самый существенный ее лирический мотив). Но, в отличие от бесчисленных само¬упоенных «поэтесс», она оставалась поэтом – именно потому, что жестко и трезво спрашивала с себя; этот же нравственный стержень заставлял ее защищать Сахарова, которого не защищал никто, подписывать письма в защиту диссидентов, поддерживать деньгами выгнанных отовсюду Владимова и Войновича, восторженно отзываться на новые сочинения опальных коллег, чтобы они не чувствовали себя одинокими… В ней могло быть и кокетство, и самолюбование, и что хотите, – но не было лжи: гибла – так гибла, падала – так падала, взлетала – так взлетала.
Недоброжелатели часто ей припоминали ахматовские скептические отзывы. Ахматова в самом деле повела себя с ней не ахти: поругивала книжку (первая – «Струна» вышла только в 1962 году, когда Ахмадулина уже была звездой поэтических вечеров), а в личном общении окатила ледяным молчанием. Ахмадулина, только что купив машину, повезла Ахматову кататься, машина сломалась, Ахмадулина кинулась чинить, Ахматова полчаса царственно ждала, потом недовольно вышла из машины, поймала такси и уехала домой. И это тоже символично, как хотите. У ахматовской лирики совсем другой мотор. «Ей важна правота, а мне неправота», – сказал о ней Пастернак; и Ахмадулина со своей мучительной греховностью и горьким самоосуждением наследует скорее Пастернаку. Не забудем, что их общая высокопарность, выспренность, многословие, учтивость, застенчивость были человеческими чертами среди бесчеловечности, глотком тепла среди ледяного мира; тогда беспомощность была самой большой силой, да остается ею и теперь, впрочем.
Белла Ахмадулина была самым красивым поэтом своего времени. Самым беспомощным и самым победительным. Для тех, кто ее любил и не любил, она была одинаково значима и, странно сказать, равно дорога.
Теперь таких не делают.
Дмитрий Быков

  В 1974-ом году Ахмадуллина познакомилась с театральным художником и сценографом Борисом Месерером и вскоре вышла за него замуж. Это был её четвертый брак, который длился тридцать шесть лет, до её смерти в 2010 году. В 1975-ом Месерер впервые привез её в Тарусу. Он сам вспоминал об этом:
«Когда я познакомился с Беллой, первое, что сделал, позвал ее в Тарусу. Это моя родина — Таруса и Поленово (недалеко от нее). Я здесь провел всю жизнь, приезжал почти каждое лето. Были, конечно, года, когда этого не случалось, но, в общем, бывал здесь неизменно. Обожаю эти места, среднерусский пейзаж. Лучше него, по-моему, не бывает в России. Он привлекает красотой, природой, раздольем. В начале 1975 года мы с Беллой приехали сюда в первый раз и стали жить в доме Святослава Теофиловича Рихтера в 10 километрах от Тарусы, в деревне Алекино. Там он построил себе такую башню, три сруба, поставленных один на другой. В этой башне мы жили счастливым образом. Потом у нас вошло в привычку каждый год приезжать в Тарусу. Причем иногда зимой: в 3 километрах от города был Дом творчества художников, в нем мы жили, Белла любила бродить по окрестностям. Когда начиналась весна, она следила за ее приходом. У нее есть цикл стихов, который называется "Цветений очередность". Она наблюдала, как подснежники, крокусы, медуницы просвечивают через снег, и описывала это. Получались дивные лирические стихи. На политические события она никогда не откликалась в стихах. У нее этого нет совсем. Она писала про природу, про народ, про нравы. Тарусские стихи, может быть, самые лучшие стихи, написанные Беллой. Они даже не очень годятся для чтения со сцены, потому что для этого нужен больший драматургический материал. Это лирические стихи, в них просто описание природы. Но это, наверное, наивысший ранг стихотворного творчества.»
Ахмадуллиной Таруса и её окрестности очень пришлись по душе,
Она называла их «местом, к которому сердце тянется особенно пристально», а время, прожитое здесь, «поэтическим и безгрешным».

  В Тарусском музее семьи Цветаевых работает выставка памяти Беллы Ахмадулиной. В экспозиции представлены редкие фотографии, предметы, прижизненные издания и автографы поэта. За каждым фото или рукописью в витрине – удивительные факты и известнейшие имена.
Белла Ахмадулина невероятно ценила творчество Цветаевой, трепетно относилась к поэту, посвящала ей стихи. Цветаевская тема всегда была для неё особенной.

. С 81-го по 85-й Ахмадулина почти неразлучна с Тарусой. Потом был долгий перерыв и возобновились поездки в Тарусу с 2004-го года.

                Пред Окой преклоненность земли
                И к Тарусе томительный подступ
                Медлил в этой глубокой пыли
                Скольких странников горестный посох.
               
                Не потому ли на Оке
                Иные бытия расценки,
                Что все мы сведущи в рецепте:
                Как коротая жизнь в райцентре,
                Быть с вечностью накоротке.

  6-го января 1982 года, Белла пишет Василию Аксенову, с которым они много переписывались:
"...Да, дети, елки, переделкинская обжитость, но самовластный организм знает, что ему пора в Тарусу. Именно те места и зимой, с их пространной сиростью, с бедностью и строгостью существования, притягательны для меня и спасительны для моего писанья.
" Я этих мест не видела давно,
душа во сне глядит в чужие краи,
на тех, моих, кого люблю,
кого у этих мест и у меня украли...
и ваши слезы видели в ночи
меня в Тарусе, что одно и то же,
нашли меня и долго прочь не шли.
Чем сон нежней, тем пробужденье строже.
Так вот на что я променяла вас,
друзья души, обобранной разбоем.
К вам солнце шло. Мой день вчерашний гас.
Вы - за Окой, вон там, за темным бором..."
Вскоре же и съеду...  Ощущение чего-то важного и необходимого предстоящего совершенно отвлекает меня от интереса к бывшему, могущему составить книгу. Права ли я в своем предчувствии - Таруса мне ответит, а ты, Вася, решишь."

"Если водятся во мне целебные источники, пусть слабые, по чьему-то предусмотрению мне данные, источники доброжелательства и любви - послание своей души в пользу другого человека, если это есть, то я живу не напрасно. Это во многих людях есть - очень во многих, но иногда они иссякают по вине жестоких обстоятельств."

       Продолжение здесь:http://proza.ru/2024/09/04/1468


P/S   В коллаже слева направо: 1.Белла в 1955 году. 2.Белла и Е. Евтушенко. 3.Белла и Ю.Нагибин. 4. Памятник Ахмадуллиной в Тарусе. 5. Белла и Борис Месерер 1974 год.