Билет на уходящий поезд

Рассказ
Жанр: мистика, триллер, социальная фантастика
Аннотация:
Что скрывается под привычным покровом мира?
Древние говорили: sub nomine pacis bellum latet, что в переводе с латыни означает: "под покровом мира скрывается война".
Обычная, ничем не выдающаяся жизнь молодого парня, вышедшего в магазин накануне праздника, в одночасье переворачивается, заставляя отбросить всё лишнее и...





Апрель, 2001 год

«...Я могу ходить туда, куда другие не могут,
Мне известно то, что никто не знает,
И вот я здесь просто под проливным дождем
С билетом на уходящий поезд...
И всё кажется таким банальным,
День и ночь, земля и небо,
Только мне не верится в это...»

- звучало у меня в наушниках, пока я шел мимо огромных окон магазина и мурлыкал себе под нос песню. Посмотрев на свое отражение, я запустил руку во взлохмаченные весенним ветром волосы, желая хоть как-то прибрать эти вечно рассыпавшиеся по лицу пряди. Стричься «под ежика» я отказывался наотрез, поэтому мой взлохмаченный причесон часто вызывал раздражение в окружающих, а при более близком знакомстве раздражение чаще принимало две крайние формы: либо мгновенная симпатия и «вечная любовь», либо необъяснимая, не знающая границ, необъятная ненависть ко мне.
В отражении мне улыбнулся светлоглазый парень достаточно смазливой наружности и симпатичной окружности, одним словом такой внешности, которая обычно располагает к знакомствам. 

«Просто грех сейчас этим не воспользоваться!» - сложилась мысль в моей голове, когда я увидел гигантскую очередь, выстроившуюся у входа в магазин.
Слово за слово, шутка за шуткой с теми, кто стоял ближе всех к дверям магазина, и вот уже одна немолодая дама оповестила окружение громким шепотом:
- Он здесь стоял. Это мой сосед. Просто отбегал по делам, а сейчас вернулся. Ну, скажи им, Никит!
«Нехорошо врать, конечно», - немного смутился я, но благодарно улыбнулся женщине. Стоять позади всей этой гигантской очереди мне совершенно не хотелось. Впереди и без того уже топталось человек пятнадцать, а дома меня ожидал пылесос и выгул собаки.
- Да, Татьяна Владимировна, - рьяно закивал «Никита», то бишь я, - подтверждаю: я бегал на почту, а сейчас вернулся. Мы вместе очередь занимали. А что с магазином-то?
- Товар, наверное, принимают. Просят подождать десять минут. И как ты догадался, что я Татьяна? Более того, мое отчество Валерьевна! – вкрадчиво поинтересовалась спасительница (или как я назвал ее «Татьяна Владимировна»).
- Вы на Татьяну похожи.
- Правда? – кокетливо поправила свой берет спасительница. – Хотя, это распространенное имя, конечно. Небось, тебя за яйцами послали, да?
- Точно, - закивал я. – Без них запретили даже думать о возвращении!
- Мать?
- Жена, - усмехнулся я, вспомнив выражение лица своей супруги, когда та выставляла меня вон из кухни.


Дело было накануне Пасхи. По сложившемуся обычаю дома вовсю готовились к завтрашнему воскресному праздничному обеду. Жена порхала бабочкой-труженицей, но стоило мужу войти на кухню, как бабочка превратилась в шикающую фурию, посему и отослала благоверного в магазин за яйцами, чтоб не мешался под ногами. На восклицание: «тебе моих мало?», супруга, ничуть не постеснявшись, заявила, что «ничтожно мало, да и бить их жалко», после чего напялила на меня шарф, сунула в руку список покупок, зная особенности моей выборочной памяти, прильнула поцелуем и, одарив пакетом из помойного ведра, выставила из квартиры со словами:
- Без чужих яиц в количестве двух десятков, чтоб не возвращался!
- Да кто ж мне столько отдаст? Сопротивляться же будут.
- А ты сделай им предложение, от которого они не смогут отказаться! – и захлопнула дверь квартиры. 


Осмотрев очередь в магазин, я в сотый раз задался вопросом: «Откуда столько кур и яиц, чтобы обеспечить всех к этому грандиозному галактическому празднику, да еще и на каждой улице, в каждом городе, в каждой стране? И люди едят этих кур, напичканных черт знает чем... А ведь сравнительно недавно прилавки были полностью пустыми... В деревнях, у кого есть свои куры, семья, может, и собрала бы весной десяток яиц, но это же не на продажу, а к столу. Технологический прорыв? С чего бы это?..»
Пока я размышлял на тему неожиданного прогресса, бройлеров и всевозможных инкубаторов с химикатами, меня, оказывается, уже вовсю обсуждали. 
- Такой молодой, а уже женатый! – неодобрительно качала головой женщина в очереди. – Мой сын постарше тебя будет лет на десять, а всё еще холостым бегает. А и правильно, я считаю! И зачем ты жизнь себе портишь? Жениться надо, когда нагуляешься. Разведешься же. Вон, кольцо, я смотрю, уже успел снять!
Я окинул женщину снисходительным взглядом. У нее на руке тоже не обнаружилось обручального кольца, да и взгляд выдавал плохо прикрытую ненависть ко всему мужскому полу. Судя по отсутствию маникюра и косметики на лице, приукрашиваться ей было не для кого, да и сильно обрюзгшая, располневшая фигура вкупе с грязной, стоптанной обувью и нелепой курткой-пуховиком свидетельствовали, как минимум, об отсутствии желания поддерживать форму. Видимо, мужской пол она давно уже не интересовала. Или он перестал ее интересовать после развода и погружения в болото зависти, самобичевания и комплексов. Она буквально варилась в собственной боли и обиде.
Не успел я завершить психологический разбор, как между женщинами завязался спор.
- Да сама, небось, разведёнка! – пискнула худышка в самом хвосте очереди. – Один раз не получилось, а потом поезд-то ушёл! Всё! Тю-тю... Пишите письма!
- Кто там пищит? – нахохлилась «разведёнка». – Кому там что прищемили?
- У самой жизнь не сложилась, так теперь сыну портишь своими советами. Прежде чем советы давать, нужно на себя трезво взглянуть. И если реально счастлива, тогда, может, и совет твой кому-нибудь пригодится. А какой толк в советах несчастных людей? Там лишь горький опыт, да и то – только их собственный...
«Разведёнка» воинственно подбоченилась и, прищурившись, отыскала в очереди «писклю». 
И понеслось... 

Пока я рассматривал женщин, споривших об участившихся в стране разводах, которые, по мнению некоторых, напрямую зависели от ранней женитьбы и безответственных типов вроде меня, к очереди подошли две бабульки.
Они безмолвно, с крайней неприязнью на лицах, предлагали купить у них стандартные пасхальные картинки.
Кто-то из очереди полез в карман пальто за кошельком. Одна из бабулек оживилась, шустро обогнала соратницу, и, буквально выхватив деньги из руки покупательницы, недобро и нервно всучила картинку. Осмотрев колким взглядом других потенциальных покупателей и не обнаружив среди них желающих, она резво отпрянула в сторону.
Женщина, купившая картинку с изображением сияющего Христа, раскинувшего руки над корзиной, полной разноцветных яиц, теперь с улыбкой на лице демонстрировала покупку остальным в очереди.
- Хорошо нарисовали, нигде не соврали! – с видом знатока отметила «Татьяна Владимировна», точно была лично знакома и наблюдала, как Иисус позировал художнику. – А эти старухи, что продают картинки, - заговорщицки обратилась она ко мне, - смотри, какие злющие. Надо же, продают к Светлому празднику, а такие озлобленные, словно ведьмы.  А ты верующий?
- Нет, - односложно ответил я, придирчиво рассматривая рисунок через плечо другой женщины и в сотый раз задаваясь вопросом, почему же Христа всегда изображают чистокровным «истинным арийцем». Во всех странах.
- А зачем тогда яйца красите? – неодобрительно пожурила меня «Татьяна Владимировна».
- Гости будут. Они верующие.
- И как тебе живется без веры?
В ответ я просто открыто улыбнулся, не утруждая себя объяснениями. Дама, казалось, мгновенно позабыла о своем последнем вопросе. Ее лицо раскрасилось нежным румянцем, отчего лицо сразу помолодело, сбросив несколько десятков лет. Она опустила глаза и принялась рыться в сумочке, ища косметичку. Нырнув в сумку с головой, «Татьяна Владимировна» заворчала, будто не может отыскать список необходимых покупок, но на самом деле, все ее телодвижения преследовали лишь одну цель: незаметно посмотреться в зеркальце. Я мысленно поставил себе «зачет» и удовлетворенно отвернулся. Хотелось взглянуть на «ведьм». Они удачно остановились позади очереди, прямо по диагонали от меня, и теперь их можно было без труда разглядеть в отражении огромного магазинного окна.
Старушки отошли к решетчатому ограждению тротуара, скрестили руки на груди и колюче уставились мне в спину. От неприятного чувства мои плечи сами передернулись, как бы стряхивая с себя рентгеновские взгляды.
«Баба, баба-ведьма!» - вспомнил я смешной эпизод из кинофильма «Черепашки ниндзя» и засунул в одно ухо наушник, а другое, из чувства безопасности, оставил слушать окружающий мир.
Установив в CD-плеер другой диск, я нажал на play, стараясь не обращать внимания на опасное поведение женщин в очереди, уже переходящих на личности в своем оглушительном споре о разводах и плачевной демографической ситуации в стране. 
Очередь совсем не двигалась, и ждать предстояло еще долго, к тому же игнорировать беспрерывные жестикуляции в мою сторону было задачей не из лёгких. Я даже всерьёз подумывал, чтобы пробежаться до следующего магазина, как за дверьми засуетились продавщицы, и первые покупатели наконец-то ввалились внутрь. 
«О’кей, тогда останусь. Как же хорошо, что взял с собой плеер!» - облегченно вздохнул я, отбивая в кармане куртки ритм песни, но не успел певец пропеть очередной куплет, как я принялся автоматически переводить слова:

«С миром сегодня всё так, как надо,
И все знают, что это неправильно,
Но мы можем рассказать им или забить на это,
Только я бы предпочел быть повешенным!
... Мы живем на краю...»

Нахмурившись, я перемотал назад, так как мне казалось, что песня начиналась как-то похоже. Но нет, там в первом куплете пелось иначе: «С миром что-то не так сегодня, и я не знаю что...».
Пока я вслушивался в слова, в отражении стекла всплыла еще одна фигура: светловолосый высокий мужчина в длинном и дорогом на вид темном пальто. Он остановился рядом с «ведьмами» и с вежливой улыбкой что-то спросил у них, в то время как старухи, с обожанием воззрившись на него, «доложили» обстановку, шамкая своими беззубыми ртами.
«Наверное, тоже очередь для него занимали...» - ухмыльнулся я.
Натянув на нос пушистый шарф и сощурив глаза от холодного ветра, я почему-то не отвернулся, а напротив, принялся внимательнее всматриваться в отражение.
Переговорив с «ведьмами», мужчина в длинном пальто так же обратил свой взор на меня. Наши взгляды пересеклись в стеклянном отражении, и я весь внутренне содрогнулся, потому что тут же вспомнил свой недавний сон. Да, это был он, тот самый мужчина, что снился мне неделю назад. И две недели назад. И месяц.
Ледяная стрела страха пронзила тело сверху вниз вдоль всего позвоночника. Сердце тотчас гулко застучало в ушах, в то время как к лицу хлынула волна неприятного жара. 
Тут что-то неожиданно произошло с новым плеером. Диск «съехал», точно был исцарапан, и песня оборвалась, переключившись на следующую. Я попробовал включить предыдущую запись заново, но ничего не вышло.
«Жаль, это был новый диск» - расстроено подумал я, дивясь тому, что в самый неподходящий момент меня волнует испорченная запись, а не загадочный тип из моих снов. Лишь спустя секунду-другую стало очевидно, что эта неосознанная реакция буквально спасла меня от панической атаки. Собравшись с духом, я перевел свое внимание с плеера на окно, желая вновь встретиться взглядом с тем мужчиной, но к своему изумлению никого в отражении не обнаружил.
Обескуражено повернувшись, я обшарил глазами тротуар, холм-вал, на котором располагался дом с магазином, проезжую часть и даже параллельный тротуар на другой стороне улицы.
Это показалось странным, потому что при всей прыти бабульки не смогли бы так быстро, не то чтобы добежать до конца улицы, но даже перейти на другую сторону через проезжую часть.
- Пойдем, «Никиточка», - совсем ласково, точно к родному, обратилась ко мне «Татьяна Владимировна», - наша очередь ожила.
И действительно, наша очередь медленно, но верно, поползла внутрь магазина.
Как на автомате, купив два десятка яиц и всего остального по списку, я остановился у прилавка с выпечкой. Не знаю, с чем это связано, но именно в таких магазинах, занимающих первые этажи сталинских домов в самом центре нашего города, традиционно располагаются самые вкусные пекарни. И здесь была одна из них. Но в этот раз не ради горячей выпечки я замер у прилавка. Там, на улице, за окном, прямо за спиной продавщицы, снова появились две бабульки в сопровождении высокого белобрысого мужчины в длинном пальто. Они стояли у самого окна и, не двигаясь, смотрели на меня.
- О, здрасьте! – воскликнула продавщица – молоденькая девушка лет двадцати, наряженная в белоснежный халат на голое тело и чепец, из-под которого торчали красно-черные пряди «модных» волос. – Вам круассаны с шоколадом, как обычно?
Я с трудом оторвал взгляд от застывших за окном людей и невольно переспросил:
- Что? – вышло так, словно у меня обложило горло, отчего сильно осип голос.
- Круассаны, говорю, будете брать? – покраснела девушка, сделав всё возможное, чтобы вырез халатика продемонстрировал красный кружевной бюстгальтер. – Вы их всегда берете, когда заходите. А эти – свежие, только что испекли. Еще горячие. И шоколадный крем сегодня... ммм... такой вкусный!
- Горячие, - автоматически повторил я, чувствуя, как меня начинает бросать то в жар, то холод. – Да, пожалуй, возьму.
- Вам, как обычно: шесть штук? – улыбалась продавщица, пальчиком потирая проколотую ноздрю, в которой красовался блестящий гвоздик. 
- Да, шесть, - сглотнув ком, вставший мне поперек горла, ответил я, когда быстро стрельнул взглядом в окно. Продавщица как раз удачно отодвинулась, открыв весь обзор. Улица вновь опустела, и я не обнаружил за окном никаких таинственных наблюдателей.
- Завтра великий день! – щебетала продавщица, аккуратно складывая круассаны в пакет. – Меня, кстати, Викой зовут. И я завтра выходная. Удачно, правда? Не хочешь встретиться?
- Сколько с меня? – чувствуя, как по раскаленному виску стекает капля ледяного пота, уточнил я, и невольно поморщился, когда девушка перешла на «ты». Это меня почему-то больше задело, нежели ее предложение встретиться.
- Как обычно, - растерянно ткнув пальцем в ценник, напомнила Вика. – Меня Викой зовут...
- Я помню, вы уже представлялись ранее. Благодарю, что положили горячие круассаны. И вот еще что... Я не могу встретиться с вами. Я женат.
- Ой, да ладно! – не поверила она, скривив рот в презрительной усмешке.
- Серьезно.
- Мог бы и пораньше сообщить! - озлобилась Вика, тут же потеряв всякую (и без того спорную) привлекательность. – Следующий! Что вам?
Я отошел от прилавка и остановился у входа, где двойные старинные двери магазина отделяли меня от чего-то... леденящего душу. Намеренно долго провозившись с пакетами и покупками, я, в конце концов, решил, что вариантов мало: либо просить Вику проводить меня к служебному входу либо...
- Ты уже уходишь? – воскликнула, запыхавшись,«Татьяна Владимировна», когда подбежала к дверям. – Вот и я тоже. Тяжелые сумки. Столько накупила, а носить их некому.
Уже открывая дверь и пропуская даму вперед, я понимал, что мне не отвертеться.



- Ох, - вздыхала «Татьяна Владимировна», - вот я глупая! Мне же нельзя тяжести носить, а я набрала. Подружка завтра приедет, да дочка со своим парнем придут. Посидим за праздничным столом... А больше мне некому помочь. Я давно в разводе.
- Вы, наверное, недалеко живете, - процедил я, - давайте помогу с сумками.
- Да что ты, что ты!!! – схватилась за сердце мадам. – Я же не в том смысле, я же не специально!
- И я не специально, - облегченно выдохнул я, когда осмотрел улицу и не обнаружил той странной троицы. Только серебристая Volvo с тонированными окнами, что успела припарковаться у магазина, как-то подозрительно мягко и медленно двинулась по направлению к моему дому. Я проследил взглядом за ее движением и даже попытался рассмотреть водителя, что был в черных очках, но машина медленно отъезжала, точно ожидая, когда я пойду по тротуару.
- Татьяна Владимировна, а вам в какую сторону? – мгновенно решившись, с умыслом поинтересовался я.
- Можно просто Таня, – заулыбалась женщина, указывая направление совершенно противоположное от моего дома. – Как хорошо, что я тебя сегодня повстречала! И надо же: накануне Великого дня! Это просто божий промысел!
- А в чем конкретно промысел? – хмуро уточнил я, оборачиваясь и понимая, что Volvo остановилась, заметив меня, направившего стопы в противоположную от дома сторону.
- Это я про очередь, - раскраснелась Татьяна. - Какое-то столпотворение перед Пасхой! Все такими верующими стали, праведными прям. А как праздник проходит, так все сразу забывают, что еще вчера на исповедь ходили. Знаешь, это не только на Пасху так. Но и на 8 Марта, например. В прошлом году я на 8 Марта поехала в гости, села в автобус, а там водитель объявил, что в этот день ни с одной женщины деньги за проезд не возьмет. Все пассажирки, конечно же, рассмеялись, но водитель слово сдержал. Представь себе: я действительно не заплатила за проезд, как и другие женщины, что вошли вместе со мной. Уж не знаю, правда ли, что он всю свою смену бесплатно женщин возил или это только мне так повезло, – кокетливо засмеялась она. – Я в тот день прехорошенькая была! В гости же. Не то, что сегодня. Это я так, в магазин выбежала. Я обычно не такая.
Всю дорогу мои мысли занимала не бесконечная трескотня попутчицы, а та странная троица и серебристый автомобиль, явно поджидавший меня. Я безостановочно крутил головой по сторонам, чувствуя всей кожей, как по мне скользят чьи-то неприятные взгляды. Но улица казалась почти пустынной.
Спустя двадцать-тридцать минут мы дошли до конца района, где передо мной предстала двенадцатиэтажка из красного кирпича.
- Это мой дом, - подтвердила догадку Татьяна, открывая дверь подъезда. 
Зайдя в подъезд, Татьяна вспорхнула вверх по лестнице и, сняв перчатку, нажала на кнопку вызова лифта.
«Маникюр свой демонстрирует», - мысленно отметил я и невольно улыбнулся, когда представил интонацию моей жены и то, как бы она сейчас колко прокомментировала поведение Татьяны. Но на мою беду Татьяна совсем иначе истолковала эту улыбку, вследствие чего я принялся судорожно раздумывать над тем, как бы поставить сумки в кабину лифта и ретироваться. Вот только сумки оказались действительно тяжелыми, и женщине вытаскивать их из лифта было бы нелегко. Совесть укоризненно покачала головой, заставив меня войти в тесную кабину.
- Вот и славненько, - глаза Татьяны заблестели и нервно забегали по углам, – не надорвалась. Ты спас меня! Какой же ты молодец! Тебя хорошо воспитывали, раз ты решил помочь мне и не бросил в беде. Такая редкость сейчас, чтобы мужчины.
- Вообще-то мне всегда говорили, чтобы я не делал этого, и тем более не заходил в гости к незнакомым людям, - многозначительно предупредил я.
- Ах, и правильно! Как же правильно! - согласно закивала женщина. – А еще женушка тебя ждет. Я бы тоже на ее месте ждала.
Я уже не знал, куда глаза деть, лишь бы не встречаться с этой женщиной взглядом. Ее-то глаза уже вполне недвусмысленно горели страстью.
«Черт подери, - ругал я сам себя, - вот угораздило же! Не надо было улыбаться ей в самом начале. Лучше бы постоял в очереди, свежим воздухом бы подышал. Ладно, что уж теперь... А вот дальше точно не надо было кривить душой и через силу заставлять себя идти куда-то, тащить эти сумки в другой конец района. Надо было просто подойти к той серебристой Volvo, открыть рывком дверь и спросить - какого хрена?!»
Но тут двери лифта разъехались.
Пропустив Татьяну вперед, я молниеносно выставил сумки на лестничную клетку.
- Так ты всё-таки не зайдешь? – чуть не заплакала Татьяна, мертвой хваткой вцепившись в рукав моей куртки. – Я тебя холодцом угощу. На завтра приготовила, но пусть уж сегодня. Смотри, какой ты худенький! Нет-нет, не худенький, конечно, а стройненький. Но жена тебя явно недокармливает! Да молода она. Наверняка, еще моложе тебя. Ей опыта еще набираться и набираться. Во всём.
- Она меня... - попытался поделикатней вырваться я, - не младше, а даже чуть старше. И опыта у нее, как ни у одной другой женщины в мире. Во всех делах.
- Ой, да что ты! – подперев бедром двери кабины, притормозила лифт Татьяна. – Всё-таки опыт – это не главное. Здесь важна нежность, уважение, ласка... Ты - молодой, сильный, гормоны, наверняка, через край бьют. Заходи, жена не узнает. Я тебя надолго не задержу. Всего-то минут на десять-пятнадцать. Но обещаю: ты не забудешь это приятное приключение и сам вернешься через пару дней. Теперь ты знаешь, где я живу.
Я упер руки в бока и исподлобья посмотрел на женщину:
- Так, уважаемая, прекратите немедленно! Отцепитесь от моей куртки и отойдите от дверей лифта. Очень вас прошу. Не хотелось бы применять силу.
- А ты примени, - перешла на заигрывание мадам, потянув губы к моему подбородку. – Я же вижу, что нравлюсь тебе. И ты тоже всю дорогу только об этом и думал, так же как и я.
- Ладно, я понял: холодца мне не избежать, - согласно кивнул я и вышел из лифта.
- Вот так бы и сразу, а то препирался! Какой мужчина от жаркой благодарности откажется?  – и обрадованная женщина направилась к двери своей квартиры, вовсю виляя пышными бедрами. А я, не сбавляя шаг, плавно повернул налево, где, открыв дверь лестничной клетки, рванул вниз, слыша возмущенное:
- Сбежал! А я еще подумала, что ты настоящий мужик! Тьфу! Сопляк!
Выскочив на улицу, я стянул со взмокшей шеи шарф и со злостью запихнул его в пакет с помятыми, давно остывшими круассанами, из которых кое-где уже вытек шоколад.
- А, плевать! – бесился я, вжимая шарф прямо в месиво из шоколадного крема и крошек. – Вот ведь коза!
Осмотревшись в поисках ближайшей автобусной остановки, я быстрым шагом направился к маршрутке, затормозившей совсем рядом со мной. Народ вываливался из машины, и пришлось поспешить.
- Нет, на этот раз я доеду до дома! – пробубнил я себе под нос и сделал вид, будто не обратил внимания на женщину с ребенком. Малыш упал, когда им с матерью оставалось буквально парочку метров до маршрутки.
«Кто первый встал – того и тапки!» - рассудил я и проворно забрался в салон.
Плюхнувшись на нагретое кем-то место, я уже заранее представил себе разъяренное лицо своей супруги, когда та увидит перепачканный в шоколаде белый шарф. Она вязала его половину зимы, и когда в нем не было уже никакой нужды, торжественно вручила его мне на 23 февраля.
- Господи, март на носу! – засмеялся тогда я. – Ты бы еще к майским праздникам его подарила!
- Неблагодарный! – оскорбилась жена, делая всё возможное, чтобы я не заметил заблестевших от слёз глаз. – Я ночами его вязала, пока ты спал! Скрывалась в туалете, в ванной, чтобы сделать тебе сюрприз, даже мёрзла на балконе, а ты... ты... Снимай, я кому-нибудь другому подарю!
Тогда удалось перевести всё в шутку, но теперь невозможно было выйти из дома без этого волосатого подарка, от которого нестерпимо чесалась и потела шея.
«Блин, вот нафига я промолчал сегодня, когда уходил в магазин?! – злился я, рассматривая запачканный шарф. – Надо было так и заявить, мол, уже апрель на дворе, какой пуховой шарф, к чертовой бабушке?!! Пусть теперь сама его и отстирывает!.. Слёз будет – море, а упреков и обид – океан! Ох, и аукнется мне еще эта тетка с ее сумками, раздавившими круассаны... А если правду жене сказать? Сдурел? Она тебя тогда день и ночь жрать будет, допытываясь, как эта Татьяна выглядела, где она живет и сколько ей лет. Всю душу вытрясет, пока не убедится, что я к ней не заходил в гости «на холодец». А потом каждый раз будет вспоминать и подкалывать, если я один в магазин пойду. Нет уж, проходили такое, лучше правду не говорить. Скажу, что в магазине началась давка, и меня затоптали да запинали, вот круассаны и измялись... Н-да... слабоватая версия... Упасть не мог, льда нет, а асфальтовой болезнью, как жена, не страдаю. Это она, как только сходит снег, так и норовит поближе с чистым асфальтом пообщаться. Тогда что сказать? Где я пропадал всё это время?..»
Размышления мои прервались в самый неподходящий момент, когда я почти нащупал нужную версию правдивой лжи. В салон маршрутки протиснулась голова молодой женщины. Той самой, у которой ребенок упал.
- Люди добрые, нам очень срочно домой надо! – жалобно запищала она. - У ребенка все штаны промокли. Пока мы бежали к маршрутке, он умудрился упасть в самую лужу, а на улице ветер холодный... Мы только-только насморк вылечили... Да и в туалет он хочет. Пустите нас! Может, кому не так срочно ехать надо, а? Следующая маршрутка скоро подъедет.
- Вот и жди следующую, раз такая умная! – разноголосьем заверещали позади меня.
- Ишь, дитем обоссанным прикрывается! А старикам пешком ходить? Я в храме службу отстояла, еле на ногах держусь! Завтра опять идти, отдохнуть же надо. Это вы, молодые, в храмы не ходите, не понимаете, как это важно для души! Вот и гуляйте по лужам!
Я даже повернулся посмотреть на ворчащую.
Там, на самом последнем ряду, сидела тучная пожилая женщина с крайне возмущенным выражением лица. Она занимала сразу три сидения: ее пятая точка расположилась на двух креслах, а на третьем покоились сумки. Странное дело, но все пассажиры, включая самого водилу, постеснялись указать ей на очевидную наглость. И я был в их числе.
- Что уставился, чёрт патлатый?! – рявкнула она мне и отвернулась к окну. Словно по команде все остальные пассажиры тоже отвернулись к своим окнам, а те, кто сидел ближе к проходу, принялись за рассматривание перчаток, колец, покупок, телефонов...
Женщина с ребенком шмыгнула замерзшим носом, напомнив о себе:
- Не? Никто не уступит?
- Заходите, садитесь, а я выйду, - поднялся я, ужасно сожалея, что не взял с собой мобильник. Думал, добегу быстренько до соседнего магазина и вернусь, а вышло уже полтора часа... 
Женщина, подхватив ребятенка, просочилась в маршрутку, даже не дождавшись, когда я выйду. Кое-как разминувшись с ней в узком проходе и окончательно измяв круассаны, я с боем вырвался на улицу, разодрав куртку о какой-то штырь, торчавший у самой двери маршрутки, треснувшись башкой о крышу машины при выходе и потеряв пуговицу от рукава куртки. Про мои белые кроссовки и говорить не стоит: мне их не только нещадно запачкали, но и насквозь проткнули каблуком-шпилькой. Если бы мне не было так больно, и я в тот момент не стиснул зубы, изо всех сил сдерживая вопль, то... обматерил бы эту женщину так, что она никогда бы не забыла красноречивых характеристик. 
Только когда маршрутка отъехала, до меня дошло: я так и не услышал ни слова благодарности.
- А чего ты ожидал? Так всегда, - буркнул я себе под нос и, хромая, потащился пешком вдоль проезжей части. – Не делай добра - не получишь зла.
Но эта пословица меня совершенно не успокоила и вскоре я буквально закипел:
«Нет, ну как будто я ей должен, а! Мало того, что ноги мне истоптала своими каблучищами, не дала выйти по-человечески, так даже "спасибо" не сказала! Ладно, спишу на то, что она была занята своим ребенком... В конце концов, добро надо творить, не ожидая благодарности. Иначе, какое же это бескорыстие? Бес-Корыстие... – от скуки я принялся играть со словами, где приставками служили «бесы», при этом невольно поглядывая на маковки районной церкви. - Надо было включить и эту тему в мою научную работу. Жаль, что уже опубликовали... Эгрегоры сегодня явно пируют...»
Я давно заметил, что накануне любых, в частности религиозных праздников, наступает торжество злости. Настоящий апогей! Куча аварий, в разы увеличиваются вызовы скорых, сплошные неприятные инциденты на бытовом уровне, а с людьми творится что-то невообразимо чудовищное. Будто их корежит и выворачивает наизнанку. Можно было бы подумать,что это черти "сыпятся" от давления святости, но нет. Потому что те, которые вроде как за свет и благость, добро и справедливость, вдруг начинают невыносимо смердеть: их агрессия льется через край, ни о какой любви к ближнему, всепонимании и всепрощении там нет и речи, никакой глубины, добра и человеколюбия, единства и сочувствия. Зато сколько набожного пафоса и не понятой ими чужой мудрости, сколько отсылок к святым и цитатам Священного Писания!.. И так везде. Во всем мире. А если учесть, что все современные праздники, так или иначе приближены или проводятся в дни давно забытых языческих и порой кровавых праздников с жертвоприношениями, то...
Точно в подтверждение этому, мое внимание привлекли мальчишки. Они бросали камни в щенка, пищащего возле супермаркета. Подзывая собаку и дразня ее булкой, мальчишки осторожно передавали друг другу по увесистому камню, а затем бросали снаряды. Щенок отбегал, скулил, но, видя, что к нему снова ласково обращаются, охотно прощал обиду и уже во второй раз велся на обман.
«Да... этот не только вторую щеку подставит... - невесело подметил я. – Видать, очень голодный».
Щенок-толстячок, по виду напоминавший медвежонка, неуверенно, но всё еще по-дружески вилял хвостом и голодными глазами следил за булкой, как в него полетел очередной камень. Остальные парни тоже прицелились.
- Эй, - крикнул я, чувствуя, что нашел на ком можно отыграться за всё это дурацкое утро, - бросьте камни, уроды, не то на себе испытаете подобное!
- Вали отсюда, хромой, – нашелся самый старший из пацанов, - пока тебе не накостыляли, а то сейчас получишь билет в один конец!
Ну, всё... меня взорвало. И парни каким-то шестым чувством поняли это, так как бросились в рассыпную.


Доковыляв до скулившего щенка, я остановился, и мы посмотрели друг другу в глаза.
- Ёксиль-моксиль... – простонал я, сразу же познав любовь с первого взгляда, - мало того, что я шлялся не понятно где два часа, когда магазин в соседнем доме, так сейчас еще и блохастого щенка домой притащу.
Отойдя в сторону, чтобы не пугать собаку, я опустился на лавочку и принялся копаться в пакетах с едой.
- Иди ко мне, - достав из пакета яйца и шлёпнув парочку об асфальт, пригласил я, - не бойся. Иди, ешь. Вот тебе еще круассан на закуску.
Щенок, подгибая ушибленную камнем лапу, проворно запрыгал в мою сторону, но, к моему несказанному удивлению, есть не стал. Вместо этого он по-свойски поставил передние лапы ко мне на колени и вновь заглянул в глаза, улыбнувшись во всю свою клыкастую пасть. Стыдно признаться, но я только спустя минуту осознал, что по моим щекам текли слёзы счастья. Я искренне улыбался в ответ, в то время как в центре груди что-то звенело, вибрировало и фонтанировало, изливаясь на метры вокруг восхитительным светом.
- Да, вот это и называется «узнаванием»! Отныне ты мой, а я – твой, - шептал я в мягкое ухо, взлохмачивая шелковистую шерсть щенка, пока тот старался облизать моё лицо. – Но давай мы нежности на потом оставим. Тебя помыть не мешает. Ты сиди здесь, жди меня, а я сейчас мясо куплю и вернусь. Жди.
Щенок испуганно посмотрел мне вослед, но увидев, что я зашел в магазин, решил воспользоваться моментом и бросился пылесосить асфальт, где растекались разбитые яйца. 
Зайдя в магазин, я помчался к мясному прилавку, то и дело прыгая в сторону и выглядывая из окна. Щенок уже собрал все крошки и взволнованно смотрел на магазинную дверь.
- Вырезку дайте, килограмм, - попросил я, и тут мое горло перехватило удавкой: в окне я заметил серебристую Volvo. Машина припарковалась у самого магазина.
Сердце сделало сальто.
Уже стоя на кассе, я краем глаза заметил вошедшего в магазин покупателя. И всё как-то оборвалось внутри меня...
«Вот чёрт! – выругался я, со злостью бросив в пакет мясные деликатесы для моего нового друга. – Когда только переодеться успел?!»
Тот белобрысый мужчина, что еще часа полтора назад разгуливал в длинном пальто, теперь переоделся в коричневую кожаную куртку. Он прошел мимо прилавков с фруктами, после чего его ладонь легла на зеленое яблоко, демонстративно долго задержалась на нем, а затем мужчина обернулся и, как-то многозначительно улыбнувшись, посмотрел мне в глаза.
К этому моменту я уже оплатил покупку и решительно направился к камерам хранения. Втиснув в ячейку свои пакеты, я развернулся и помчался следом за блондином. Обежав, точно гончий пес, весь супермаркет, я так и не обнаружил моего преследователя. Двери, ведущие в подсобные помещения, я постоянно держал в поле зрения, и он туда точно не заходил. Вся эта ситуация меня порядком достала, и тогда я, не теряя ни минуты, подошел к охраннице.
- Простите, - обратился я к женщине, постаравшись изобразить самую добродушную улыбку, - кажется, меня только что обокрали. Вытащили купюры прямо из кармана куртки, пока я стоял на кассе. Разрешите мне взглянуть на запись с камер?
Женщина подняла на меня суровый взгляд и деловито, но доброжелательно изрекла:
- Не положено. Вызывайте милицию. Тогда я разрешу ознакомиться с записью...
- Мы только время потеряем.
- Ну, а что вам даст, если вы увидите, кто залез к вам в карман? – уставилась она на меня.
Но я был убедителен, и соврал, будто, знаю грабителя, будто этот мужчина уже воровал у меня в другом магазине, и я ранее писал заявление. Якобы тогда он попался с поличным, и поэтому, если я сейчас увижу, что это опять он...
- Ладно, - пожала плечами женщина, - пойдемте.
Я последовал за ней.
Оказавшись в коридоре, где виднелось несколько дверей, меня попросили подождать. Женщина вошла в комнату, поругалась там с кем-то, потом выглянула, махнув мне:
- Проходите! Быстрее.
На записях было отчетливо видно, как белобрысый вошел в магазин, затормозил у прилавка с фруктами, повернулся в сторону кассы, где как раз стоял я, затем он пошел вдоль рядов с молочными продуктами. Далее следовала короткая слепая зона и... он не вышел. Никаких дверей в той слепой зоне не было.
Мы раз десять пересмотрели записи со всех камер. Он. Просто. Исчез.


Выходил я из магазина под приличной адреналиновой дозой. Volvo уже уехала, и возле входа меня встречал только щенок. На сердце заметно отлегло, когда я опустился к собаке.
- Дождался? Умный. Чуешь, как пахнет? Это всё тебе. Пошли. Будешь сейчас с моей дамой сердца знакомиться. Смотри, не сорви спектакль. Говорить буду я, а ты только подмахивай хвостом. Ну и улыбайся. У тебя это отлично выходит. И еще... У меня уже есть взрослый пес. Он только с виду строгий, так что ты его не бойся, он тебе как батя станет. Вы с ним непременно подружитесь.
Щенок с человечьим взглядом покрутил своим хвостом-пропеллером, снова прыгнул на меня, окончательно перепачкав джинсы, и, получив за это щелчок по уху, присел в ожидании команды.
- Что уселся? – рассмеялся я, видя, что он и сидеть-то еще толком не умеет: задние лапы враскорячку, пузо в одну сторону, язык в другую... – Пошли домой, меховушка!
И мы двинулись в путь. На часах было уже три пополудни, и я даже не представлял себе, что творилось с женой.
«Наверняка, места себе не находит и ругает меня за то, что телефон дома забыл. Ну и ревет, естественно. Куда же без этого!..»
Мы завернули за угол. Оставалось пройти совсем немного - вдоль церковной ограды, дальше пересечь проезжую часть, и вот, когда мы были бы уже возле дома, меня окликнули по имени.
Я повернулся, чувствуя, как волосы, и без того растрепанные апрельским ветром, встают дыбом на макушке, превращая меня в панка.
Щенок попятился, вжался задом в мои ноги и зарычал. Грозно так, совсем не по-щенячьи... Шерсть на его холке (как и мои волосы на голове) поднялась примерно сантиметров на десять. Никогда такого не видел, несмотря на то, что мой старый пес любил задираться и часто рычал на улице, но чтоб так...
- Что вам надо от меня? – угрожающе спросил я у белобрысого мужчины из той самой Volvo.
- Поговорить.
- Говори.
- Не здесь. Давай отойдём.
- Куда?
- Да вот хотя бы сюда, - указал блондин за церковную ограду. – Там лавки стоят. Присядем? В ногах правды нет.
- А в чем есть правда? – дерзко спросил я, когда, оглядевшись по сторонам, обнаружил, что пребываю в заметном меньшинстве: со всех сторон шли суровые мужчины и неотрывно смотрели на меня. Примерно человек десять-двенадцать. Других людей на улице не было. Просто как ветром всех сдуло. Ни машин на проезжей части, ни людей. Даже птицы не летали. Было такое ощущение, будто эта территория погрузилась в вакуумную тишину, так как никаких посторонних звуков я не слышал. Потом услышал свои шаги, а следом – шаги тех, кто приближался. На проезжей части, ближе к нам, лежала сбитая серебристой Volvo черная овчарка. Я с трудом оторвал от нее взгляд. Мое лицо перекосило так, что блондин не смог это проигнорировать.
- Не учли... – скорбно вздохнул он, проследив за моим взглядом. 
- Ублюдок. Он же ничего не сделал.
- Но хотел. Не переживай, пес будет ждать тебя в другом месте. Пойдем, присядем, я покажу тебе... правду, - не дожидаясь моего согласия, он зашел на территорию церкви. 
Поняв, что выбора всё равно нет, я подтолкнул щенка, и мы осторожно пошли следом.
- Успокой своего телохранителя, - мрачно потребовал блондин, - иначе мне самому придется это сделать, если он только дернется в мою сторону.
- Рискни, и прежде чем твои люди изрешетят меня пулями, я размажу тебя по этой лавке так, что никто не соберет, - предупредил я, чувствуя, что реально готов убить любого. Мне было все равно.
Ожидал, что мое смелое заявление вызовет пренебрежительный смех, но вместо этого белобрысый окинул меня серьезным взглядом и медленно похлопал по лавке рядом с собой.
Я присел на край.
- Ну, что тебе надо?
- Что ты знаешь о мире? – задал идиотский вопрос блондин.
Хотел бы я ответить односложно, но впервые понял, как это трудно. Вместо этого я просто передернул плечами, уведомив собеседника:
- Только то, что он полон загадок и всяких кретинов, задающих глупые вопросы первому встречному.
Блондин улыбнулся, и повисла непродолжительная, но очень ощутимая пауза. Я искоса глянул на неприятного собеседника, нехотя дивясь его необыкновенной красоте. Все его черты казались настолько идеально привлекательными, что почему-то сразу напросилось сравнение с Аполлоном. Голубые глаза источали спокойствие, свет и добро, и я невольно застыдился, вспомнив свою недавнюю грубость по отношению к нему.
- Да... – протянул блондин, откинувшись на спинку лавочки и проведя пятерней по своей модельной стрижке, - ты всегда был занозой в заднице.
- Скорую вызвать? У вас белая горячка началась, - ответил я, поплотнее обхватив ногами щенка, всё это время рычащего и не сводящего разъяренных глаз с блондина. 
И тут блондин невероятно быстро достал какой-то предмет из своего кармана. Щенок отреагировал мгновенно, вцепившись в руку блондина, но был быстро сброшен им и... пригвожден к плиткам тротуара чем-то невидимым.
Одновременно с этим моя рука автоматически взлетела вверх, пошла с разворота вправо и... замерла в миллиметре от кожи блондина. Ребро моей ладони, какие бы я усилия ни прилагал, не сдвинулось больше ни на миллиметр. Я весь окаменел, так и застыв с выброшенной в сторону рукой.
- Офигеть, – присвистнул блондин, сведя глаза к переносице, - ты почти перебил мне горло! Но нет... я всё же быстрее тебя. В этом теле. Не дергайся, и всё пройдет успешно, - посоветовал он, закатывая рукав моей куртки и вонзая иглу в вену.


Небо раскрасилось в розовато-голубой цвет, а затем заметно посинело, безо всяких часов напомнив о наступлении вечера. Солнце уже откровенно спешило спрятаться за горизонт, когда блондин поднялся с лавочки и, прикрыв глаза рукой, воззрился на небо, точно ища там нечто необычное. Проследив какое-то время за солнечным диском, он повернулся ко мне. Затем, чуть попрыгав на месте, укоризненно покачал головой:
- Я тут весь зад себе отсидел. Ты как?
- Нормально, - кивнул я, пребывая далеко не в лучшем состоянии.
- Слушай, не убивайся ты так, - небрежно хлопнул меня по плечу блондин. – У тебя еще есть в запасе парочка дней.
- А как же она?!!
- Она останется. Твоя же командировка завершена. Ее это не касается. Считай, что я вручил тебе билет на поезд, на который нельзя опоздать. Ты должен вернуться. Или...
- Или? – Я поднял на него взгляд, полный боли, ненависти и отчаяния.
- Или... как обычно: нам придется насильно вернуть тебя. Или... убедить... с помощью тех, кто тебе дорог, - всё так же участливо смотрел на меня блондин.
- Часть моей жизни -- на исписанных страницах книг,
Жизнь и ученье глупцов и мудрецов.
Знаешь, это правда: всё возвращается к тебе, - пропел я ему.
На лице блондина промелькнула тень страха и тотчас исчезла.
С каждой минутой я всё больше приходил в себя. Ощущения обострились. Я чувствовал себя так, словно возвращался из дальнего плаванья по космическим морям-океанам. Тем не менее мозг отодвигал на задний план случившееся, а также то, что я увидел после укола; то, что сразу вспомнилось. Теперь новые-старые воспоминания не то чтобы забывались обратно, но как будто испарялись, стирались, как будто кто-то шептал мне: «это лишнее, забудь, это всё неправда, ложь, этого не существует... не существует... Мы контролируем тебя изнутри... Твои эмоции подчинены нам...».
Оставался лишь тихий фон и главная мысль.
Я прекрасно знал, что всё это – правда, но думать, как прежде, мне было бы гораздо легче. Да! Жить во лжи, жить, чтобы отпустить, забыться, обмануться... Но имеется ли в этом смысл?
Я перевел взгляд на застывшего щенка, камнем лежавшего на земле.
- Собаку верни, - хрипло попросил я, не особо надеясь на согласие.
Блондин заботливо достал из внутреннего кармана моей куртки наушники, вставил мне их в уши, включил музыку и направил руку в сторону щенка. Несколько дистанционных пассов, и щенок ожил. Обиженно рявкнув, собака с оскалом и душераздирающим воем, бросилась ко мне на руки, то и дело, оглядываясь на обидчика.
- Иди, проведи завтрашний праздник, как подобает, - насмешливо потянул меня за куртку блондин, поставив на ноги. – И приведи себя в порядок. Ты весь... – презрительно поморщился идеальный блондин, - перепачкался, в разодранной куртке, с грязной обувью... Тьма! Впрочем, это недалеко от истины, - откинув голову, рассмеялся удачной шутке блондин.
- Это лучше, чем быть таким, как ты.
Он иронично скривил губы и, поправив мой воротник, посоветовал:
- Купи ей цветы, что ли. А то поссоритесь еще напоследок.
Я безмолвно развернулся и на ватных ногах пошел вдоль церковной ограды. Выйдя за ворота, я ничуть не удивился тому, что вокруг уже было полно людей, машин, птиц, летали самолеты, двигались облака... Только мертвая собака лежала на дороге, так и не сумев добежать до церковной ограды. Хотел подойти, но люди блондина недвусмысленно указали мне стволами, чтобы я шел дальше.
«Да пошли вы!» - вложив все проклятия на свете в свой взгляд, мысленно ответил я им и подошел. Наклонившись, я только успел коснуться закоченевшего тела и снять ошейник, как меня толкнули двое, и я, всё еще нетвердо державшийся на ногах, свалился на проезжую часть рядом с трупом собаки.
- Вставай! – прорычал один из этих двоих. – Иди домой! Получил билет на самолет с серебристым крылом? Смотри, не оставь здесь раньше времени свою несносную тень!
Схватив за куртку, они грубо поставили меня на ноги, за что получили укус от щенка. Но радость маленького защитника длилась недолго. Он схлопотал по морде, а я – по носу.
- Когда еще такой шанс выпадет, чтобы тебе по морде безнаказанно настучать? Надо пользоваться моментом, - загоготали они и толкнули меня в сторону пешеходного перехода.


Закатное солнце жарило спину, прожигая своим огненным глазом до самых костей, до самых сокровенных глубин моей души. Я шел, словно лунатик, еле передвигая непослушные, слабые после «отморозки» ноги, и диким взглядом смотрел перед собой.
Вроде бы смотрел, но ничего не видел.
Мне передавалась дрожь щенка, которого я держал на руках, да и меня самого уже начинало так сильно трясти, что зубы стучали, подобно швейной машинке.
Я снова неосознанно перевел слова песни, лившейся из наушников:
«...Все смотрят в небо,
Не верьте прикрытиям и лжи,
Что они рассказывают нам с рождения...»
Мне не хотелось слушать эту песню, но руки всё еще плохо покорялись воле. Дрожащими пальцами я кое-как сумел дотянуться и нажать на кнопку «стоп», не желая больше ничего слушать, потому что всё равно любую музыку перекрывал барабанный стук моего сердца. Но избавиться от музыкального сопровождения мне не удалось. Плеер включился вновь, сам по себе, как раз в тот момент, когда мимо меня проехала, просигналив, серебристая Volvo.
Слова из следующей песни врезались в меня, подобно остро заточенным кинжалам, буквально выворачивая наизнанку и раздирая, точно тушу на скотобойне. С каждой новой фразой я прибавлял шаг, чувствуя, как глаза застилаются слезами. Я не разбирал уже дороги, просто шел по памяти. Мне было плевать на забытые на лавочке пакеты с продуктами, плевать на то, что я задевал и сбивал плечами прохожих, матерящихся мне вослед. Спустя минуту я уже бежал, а потом и вовсе несся со всех ног к дому, твердо решив, что...

«Не пропущу ни единой улыбки,
Ни одного поцелуя.
Я лишь хочу быть с тобой
Здесь, как сейчас,
Я просто хочу крепко обнимать тебя,
Чувствовать близость твоего сердца,
И остаться в этом мгновении до скончания времён...»

Вылетев из лифта, я нажал на дверной звонок. Дверь распахнулась почти сразу. Жена стояла зареванная, в сапогах, в расстегнутой куртке, надетой поверх домашней футболки и фартука, с телефоном и ключами от квартиры в трясущихся руках.
Увидев меня, она отступила на пару шагов, дав мне возможность войти. Где-то в глубине комнаты работал телевизор, и наигрывала веселая песенка из мультсериала про девочку в матроске.
- Где ты был? – сдавленно спросила она, не отрываясь от моих глаз, даже не замечая весь мой потрепанный и грязный вид. Я спустил щенка на пол и просто сгреб жену в охапку, зарывшись носом в ее волосы. Мы простояли так минут десять, судорожно сжимая друг друга в объятиях.
- Кто это? – шмыгнув носом, спросила супруга, когда щенок робким писком дал знать о себе.
- Вот, друга тебе привел, – выдавил я из себя, посмотрев в глаза щенку. Мы с ним как-то мгновенно поняли друг друга, и он грустно отошел от меня, прижавшись головой к женским сапогам. – Ему придется познакомиться... с нашим псом. Где он, кстати? – спросил я, сжав в кармане ошейник.
- Я... – растерянно и виновато посмотрела на меня жена, - часов пять назад решила пойти искать тебя, открыла дверь, а он... выскочил, выбил лапами дверь на лестницу и помчался вниз. Я – за ним, будучи уверенной, что подъездная дверь его затормозит, но тут как назло - кто-то открыл дверь, и пес юркнул наружу. Я выбежала за ним минуту спустя, звала его, но он не пришел на зов. Куда побежал - не знаю. Главное, чтобы не к дороге! Он никогда себя не вёл подобным образом. Я так испугалась его неадекватного поведения, что... прости... не пошла искать собаку, а вернулась в квартиру и засела за телефонный справочник. Мне показалось, что поведение собаки напрямую связано с тобой, и произошло нечто ужасное. Я обзвонила все больницы, а потом позвонила в милицию, сказала, что муж пропал, что утром вышел в магазин, в соседний дом, и не вернулся, а они ничего пока не могут, – жена конкретно разревелась, уткнувшись в мое плечо.
- Ничего, - успокаивал я, старательно делая вид, будто наш разговор касался исключительно сбежавшей собаки, - пес обязательно вернется. Обязательно. К дороге он вряд ли побежал. Мы туда никогда гулять не ходили, - уверенно лгал я, в то время как все мои внутренности скручивало в тугой узел при воспоминании о мертвом теле, лежавшем на дороге перед церковной оградой... Но если бы я признался в том, что видел пса и мне известна причина смерти, то супруга день и ночь винила бы себя в том, что не уберегла такого хорошего друга. Пес был и ее любимцем тоже, реальным членом семьи, как настоящий ребенок.
"Надеюсь, щенок поможет ей побыстрее восстановиться после потери..." - подумал я.
- Так где же ты был? – вдруг повторила она свой вопрос.
И что ответить? Я не знал.
- Пойдем на кухню, - попытавшись изобразить улыбку, попросил я. – Пить хочется.
Мы зашли на кухню, где я, так и не сняв с себя грязную куртку и кроссовки, упал на диван, неотрывно и необычайно жадно следя за каждым движением самой красивой на свете женщины, впервые замечая всё ее совершенство.
Мне не хватит двух дней, боже мой, мне не хватит двухсот жизней, чтобы наглядеться!
Жена суетилась у стола, лишь изредка смахивая безостановочно льющиеся слёзы. Разложив вату и перекись, она принялась вытирать мое окровавленное лицо и распухший, разбитый нос.
– Очень больно?
- Нет, - врал я.
Хотя на самом деле, мало что чувствовал в тот момент. Я просто во все глаза смотрел на нее, впитывая каждую черту, каждый ответный взгляд, радужный рисунок, длину ресниц, нервно подрагивающие губы и соблазнительный изгиб бровей; коснулся пальцами мочки ее аккуратного ушка, провел по нежному подбородку, на котором так часто оставлял засосы, а она потом притворно злилась, замазывая и запудривая следы бурной ночи... И так больно стало в груди!
Я пытался надышаться, хоть и знал, что это бесполезно.
- Не хочу, чтобы ты плакала.
- Не буду, - твердо пообещала она, но слёзы только сильнее закапали из ее глаз. - Главное, что ты жив, что ты вернулся целым и относительно невредимым.
- Не плачь обо мне, никогда не плачь! - выдавил улыбку я, и, кажется, она всё поняла. Отстранилась, убрала перекись водорода, мазь, и, ссутулившись, оперлась о столешницу, вцепившись в край так сильно, точно руки свело судорогой. В тот момент она уже не выглядела двадцатилетней девушкой. Как же меняется лицо, если меняется взгляд!
Ей потребовалось не более минуты, чтобы взять себя в руки. Потом, наигранно весело, она запрыгала по кухне, накрывая стол к ужину. Только непослушные слёзы всё еще самоуправно падали из ее глаз. 
По радио тихо играла музыка. Какая-то заунывная песня из репертуара группы Кино. Голос Виктора Цоя трудно было не узнать.
- Слушай! - схватил я супругу за руки и, прижав ее ладони к своим губам, попросил: - Давай завтра не будет никакого праздника, а? Пусть никто не приходит. Хочу побыть с тобой. Пусть никого не будет рядом. Только ты и я.
- Ты что? – изумилась она, целуя меня в ответ. – Завтра же Пасха. Родители приедут. Так нельзя. Неудобно им отказывать.
Я хотел возразить, но обреченно замолчал, услышав слова песни про... Серые тучи, которых войска; про Дома, двери которых должны открыться, если придет Он, приводящий за собой Весну и Пробуждение.
И правда, из глаз Его смотрит тоска...


Конец


© Венджинс Н., 2019 г.