Исцеление верой 1 часть

Светило медицины выдало мне приговор: 
- Месяц! 
Какова была моя первая реакция? 
Хотелось дать ему в морду и заставить забрать свои слова обратно! 
Стиснув зубы и сжав кулаки, я просто выскочил из кабинета испуганного врача, со всей дури хлопнув дверью. 
По лицу мне хлестал дождь со снегом, и я не смог угасить свой пыл. 
Мне двадцать пять! 
Какой, нахрен, конец? 
Я ещё девчат не любил толком, да и вообще не познал по-настоящему, что такое любовь. 
Я готов без любви! Без неё обойтись можно. Но жить охота, просто жить... 

За руль садиться мне сейчас никак нельзя, и это однозначно. 
Поймав частника, я уселся на заднем сиденье машины и попробовал справиться с эмоциями. 
И тут я подумал, что не совсем правильно будет сторониться людей и молчать. 
И тогда я спросил водителя довольно потрёпанного авто, что бы он стал делать, если бы знал, что жить ему осталось месяц, плюс-минус? 
Мужчина даже опешил, но, подумав с минуту, остановился и начал говорить.
Я слушал молча, но каждое его слово, будто молотом, отдавало в голове. Оказывается, мой собеседник уже побывал на том свете. Не приняли его там! А разве такое бывает? Я слушал его и верил каждому его слову. Мне чудилось, что не он вовсе сидит и вспоминает о своём, а какой-то рассказчик по радио даёт советы и делится жизненным опытом. Как жить после смертельного приговора?

— Ты ещё совсем молодой, а мне тогда было пятьдесят. Куролесил, как мог, что вспомнить страшно о прошлой жизни. Жену обижал, мать не слушал. Мне её нравоучения были тогда поперёк горла. Опять же, крещёный был с детства, а в церковь ни ногой. Да и веры не было. Не верил я ни во что и ни в кого, пока не наступил тот переломный момент. Тебе, парнишка, месяц обозначили, а мне неделю помнится. Ходил я, правда, уже ватными ногами, соображал плохо и никому ничего про себя не рассказывал. Так день промаялся, поедал себя и уже крест на себе поставил. А потом подумал: зачем киснуть и голову в песок прятать?
Уже день прожил напрасно, ничего путного сделать не успел и не хотел. 
А когда? 
Себя всё жалел, как так — все будут жизнью наслаждаться, а я гнить в земле, червям на съедение получается. 
Первым, что я сделал, это смыл с себя слабость человеческую. 
Всегда была мечта сходить в Сандуны, попариться и вообще посмотреть на эти бани. 
Не час, не два, а целых три часа я не выходил оттуда. С мужиками познакомиться успел, на грудь принять и даже раками побаловаться. 
На какое-то время я забыл о своём приговоре. Отпустило. 
А уходя, решил позабыть там свою сумку, ну чтобы вернуться снова, понимаешь? 
Вот такой чистый и распаренный я перешагнул тогда порог Храма. 
В душе успокоился, мыслей недобрых не держал и подумал я тогда, что на всё воля Божия. 
Смотрел на прихожан и спрашивал себя, а почему я раньше не считал нужным зайти сюда, что мне мешало поклоняться святым ликам и просить о помощи. 
И я поверил. Вот тогда зародилась во мне вера, понимаешь?
Слёзы правда лились градом, долго стоять совсем не мог, но не ушёл. Так и стоял на коленях и замаливал свои грехи. А их, поверь мне, было немало. И вот я, приклонённый пред иконой Николая Чудотворца, простоял не помню сколько. Грешник, одним словом. Одно вспомнится, другое на ум придёт. Народ меня не дёргал и понимал, а кто-то даже предложил мне свою помощь, чтобы потом подняться с колен. А вот когда я посмотрел в глаза этому человеку, то не поверил сразу. Это был мой отец. А его мы схоронили менее года назад. В одно мгновение он тогда ушёл. Батя шибко правильным у меня был и настоятельно просил пересмотреть своё отношение к жизни, к людям и взяться за голову. У него сердце остановилось во сне. Мать моя по сей день разговаривает с ним, как будто он и не уходил от нас вовсе. Вот смотрю я на него, и взгляд его мне до боли знаком, и руки родные, натруженные от работы, мозолисты. Хотел было слово сказать, а язык не шевелится.
Опираясь на его руку, я смог подняться, а потом, когда обернулся, его рядом уже не было. Чудо какое-то, да и только. 
Купил себе деревянный крестик, и сразу его надеть захотелось. 
Стыдно мне стало, что в Храм пришёл подшофе, ой как стыдно. 
А вышел я оттуда другим человеком, совсем другим. 
Я уже не считал дни, которые мне были сочтены, а просто жил иначе. 
Впервые в жизни я нормально смог поговорить с матерью, попросить у неё прощения. А когда обнял её за хрупкие плечи, она долго плакала и не отпускала меня от себя, пока моя жена не вошла в комнату. 
И на свою жену я посмотрел совсем другими глазами, любящими. 
С ней мы тоже долго разговаривали и покаялись друг другу. Я в своих больших грехах, а она, как мне помнится, жалела меня и уже не любила. Жила по привычке со мной. 
Я довёл свою жену до такого состояния, когда и бросить меня было жалко, и со мной невыносимо. 
Детей наших я любил и люблю, и это единственное, за что мне не стыдно.
И они ко мне тянулись, ждали, когда я с работы вернусь, и мы многое обсуждали. Парни уже были взрослыми, а ко мне у них была такая привязанность. Ты не поверишь, а ведь мы все жили и живём вместе. Тесно, не спорю, но сейчас, оборачиваясь назад, не мыслю себе другой жизни. Четыре поколения проживают под одной крышей. Сыновья женились и не пошли по чужим углам жить, а к себе жён привели. А вот сейчас про самое главное тебе расскажу. Если ты, конечно, не устал слушать. Савелий, так звали моего собеседника, или Ангела Хранителя, на тот момент он мне им и виделся, снова продолжил свою историю. - Слабеть я стал на глазах у всех. На работу, помнится, не ходил, взял недельный больничный. И попросил я своих домочадцев пригласить ко мне батюшку, чтобы исповедаться и душу облегчить. И тогда только все поняли, что я собрался помирать. Матушка, недолго думая, исполнила мою волю, но взяла с меня обещание, что соглашусь на лечение травами.
Жила одна бабушка в далёкой, богом забытой деревеньке, много лет жила. Никто не помнил её возраста, но люди давно проложили тропу к её дому, потому что на машине было не подъехать близко.

Как Матушка моя рассказывала после того, как я смог исповедоваться, меня сразу повезли в ту глушь. Оставаться в доме бабушки Евдокии больше никому из моих родных не велено было. Сама она справлялась и ухаживала за мной. Я потерялся тогда во времени и вопросов никаких этой старой женщине не задавал. Я был в руках Божьих и, конечно же, этой старушки с крючковатым носом, поджатой нижней губой и очень острым взглядом. А ведь она день и ночь хлопотала возле меня, и я, конечно, слышал, как она молилась и просила за меня. Травяные настои и отвары казались мне ужасно горькими, и я выпивал всё это с большим трудом с деревянной ложки из рук бабушки Евдокии. Только на третьи сутки она озвучила день недели — воскресенье.
С её слов, ночью я несколько раз собирался помирать и воскресал снова, а полностью придя в себя, я уже вспомнил своё путешествие. Именно путешествие, иначе это никак не мне назвать. Очутился я в детстве. Чётко помню молодую маму и своего отца, который учил меня ездить на велосипеде. А было это в деревне у моей бабушки. С деревней у меня связано много добрых воспоминаний. И жену свою я именно оттуда привёз. Так вот, еду я на маленьком Орлёнке и падаю. Колени в кровь — больно, но плакать не стал, а снова сажусь и еду. Отец, помню, хвалит меня и громко хлопает в ладоши. А потом вижу овраг. Мы часто с ребятами там играли в войну и просто баловались. Ведь знаю, что дальше ехать опасно, но еду. Велосипед мой где-то внизу лежит поломанный, а я смотрю, как мой отец ко мне бежит со всех ног и, падая на колени, начинает креститься. А потом вижу себя молодцем. Влюбился в свою Варьку так, что голову от неё совсем потерял. Потерял — не то слово. Насмотреться на неё не мог, веришь? Так и поженились.
Совсем молодыми были, но уже такими счастливыми. Потом мне стало тяжело дышать, и я чувствовал запах ладана и жжёных трав. Я видел, как бабушка Евдокия шепчет надо мной и умывает меня. Наверное, святой водой. Потом снова увидел себя в этом прошлом, где были посторонние люди и много красивых женщин. Все они вытирали слёзы, а их одежды были чёрного цвета. Среди них не было моей Вареньки, и матери тоже я не видел. Эх, погулял я тогда в той жизни, наследил до неприличия и жену перестал уважать. А ведь вернее и преданнее её на всём белом свете не сыскать. Только Матушка моя. Мне хотелось прогнать всех этих людей прочь и искать свою семью, свою Вареньку. Только у меня не было ни сил, ни голоса. Я был пустым местом и болтыхался где-то между небом и землёй. Много видел из своей прошлой жизни, и гордиться особо было мне нечем. Потом была сплошная тьма. Ни света, ни звуков. Вообще ничего. Пробирал страх и жуть. Я мог думать, значит, жив ещё?!
Спустя долгое время, как мне казалось, появился вдали свет и стал заметен чей-то силуэт. 
Ко мне приближалась мама. Она была в своём любимом платье, на её лице была улыбка, и она протягивала ко мне руки. 
- Сыночек, не уходи. Рано ещё. 
Вот тогда я очнулся и понял, что буду бороться за свою жизнь. Ведь маме будет больно, если я вслед за отцом уйду и ничего путного в своей жизни не успею сделать. 
Савелий умолк. А я боялся его потревожить и ждал, ждал... 
- А ведь, когда я летел с обрыва в детстве, то видел Бога! 
Почему я смог забыть этот момент, не знаю, но точно видел. 
Спустя много лет я вспоминаю этот момент, и душа моя трепещет, веришь? 
Мне захотелось спросить Савелия, как выглядит Бог? Что тот мальчишка ещё видел или слышал? Но мужчина завёл машину, и мы тронулись с места. 
- Как тебя зовут, добрый человек? 
Оказывается, я даже имени своего не назвал во время нашего знакомства с ним. Я так проникся в эту историю, что мне хотелось только слушать, и чтобы тот, в свою очередь, не останавливался ни в коем случае. 
- Евгений. Можно просто - Женя. 
- Что я могу помнить, Женя? 
Мальчишкой я был, совсем пацаном ещё лет пяти - шести. 
Да и описывать я не мастак всё это в подробностях. 
Но кое-что помню, и, закрывая свои глаза, вспоминаю его взгляд такой глубокий и проникновенный, а ещё очень тёплый. Так смотрят только добрые люди, глубоко верующие в Бога. 
Я чувствовал его присутствие и тепло и понимал, что мне хотят помочь. 
И вот тогда, помнится, я услышал из его уст: 
- Поднимайся. 
Шею я себе тогда не сломал, а вот ноги... 
Ничего. Всё, как на собаке, зажило. 
Отец, правда, был мной не доволен. Ведь я свернул самовольно с дороги к обрыву. Глупым я рос и упрямым. 
Я закрыл глаза и даже не спрашивал, куда мы едем. Мне нужно было сосредоточиться и проанализировать весь рассказ Савелия.
А возможно, ещё далеко не всё. 
- Женя, просыпайся! Мы приехали. А дальше ножками. 
Ты долго спал, добрый человек, очень долго. 
Я успел позвонить своим близким, чтобы меня не ждали сегодня, а вот ты так никому и не позвонил, как я понимаю? 
А связь дальше пропадает, поверь мне. 
Я часто сюда возвращаюсь, чтобы поблагодарить бабушку Евдокию и гостинцев привести. 
Я набрал номер мамы. 
Пальцы не слушались, голос сел, хотя я практически в дороге не разговаривал. 
Мама сразу ответила и, не понимая, где я сейчас могу находиться, разволновалась. 
Обещал, что решу все свои проблемы и обязательно вернусь домой. 
А ещё я попросил прощения, если её чем-то обидел. 
Телефон я по совету Савелия отключил, потому как заряжать его не скоро теперь придётся. 

Подморозило. 
Дороги были неровными, и приходилось быть очень осторожным, чтобы не завалиться на обочину. Потом шли через лесок, постоянно спасая лицо от веток деревьев, которые густо росли и хоть как-то защищали нас от мокрого снега.
Кроссовки мои уже хлюпали, а ноги коченели. Но надо было продвигаться вперёд. День уже на исходе, и быстро всё вокруг, погружаясь в зловещую тьму, начинало меня пугать. Савелий, вероятно, когда я спал, успел зайти в попутный магазин и тащил теперь тяжёлый рюкзак. Надо бы его сменить, но силы мои были на исходе. Самому бы добраться и не завалиться прямо в этом тёмном, сыром и холодном лесу.

- Почти пришли. Осталось километра с полтора. Потерпи, Евгений, потерпи, добрый человек. Как часто он стал меня называть добрым, и это мне было очень приятно слышать. А ведь и правда, по характеру я добрый, а вот сегодня в кабинете врача я вспылил, но на это была своя причина. Последний километр рюкзак нёс я, и он не тянул мне плечи, а наоборот, согревал мою спину от ветра. Так мы и дошли до небольшого домика, у которого из трубы валил дымок. А света в окошке не было видно.

- Дома бабушка, жива значит, и слава Богу! Обувь почисть маленько перед входом, а то смотри, сколько набрали земли по дороге.
Савелий без стука отворил тяжёлую дверь дома и поприветствовал хозяйку. Та, в свою очередь, что-то прошептала себе под нос, зажгла свечу и быстро велела всем снимать сырое и отправлять всё это на печку сушиться. Я разделся и стоял посреди дома в одних плавках, только они на мне были сухими. Савелий тоже повесил одежду на просушку и начал выкладывать продукты на стол. В доме было тепло, даже жарко, но мне тут же дали тёплое одеяло и шерстяные носки. Я почти забыл о своём недуге, и мне было интересно наблюдать за этими людьми, которые хотят мне только добра. А Савелия надо было провожать обратно в город. Испив горячего чая на травах, он засобирался, на ходу объясняя бабушке, в чём цель нашего приезда и какая хворь в моём теле случилась, просил эту женщину меня излечить. Я ещё подумал, а куда Савелий уходит в ночь, и вещи толком его не высохли. Не дай Бог, застудится человек из-за меня. Но когда тот был уже одет, стало понятно, что одежда на нём сухая, а усталость, как рукой сняло.
Остановиться он обещал в дорожной гостинице на ночь. Обещал, значит, сделает. А меня после чая отправили на печку. Я слышал, как бабушка, взбираясь ко мне по ступенькам, кряхтела и шептала себе под нос. И так всю ночь: то воды мне принесёт, то отвара, а ещё растёрла мне каким-то жиром грудь. Простуда не случилась, и это меня радовало, но что будет дальше? А дальше я смутно что помню, почти полный провал в памяти. Мне было слишком жарко на этой печке, но когда я очнулся, то первым делом попросил еды. Впервые услышал полный голос бабушки и удивился его бархатистости, мягкости. Она была довольна мной и просила остаться ещё на недельку - другую. - Ты почти здоров, мил человек, но ты мне нужен здесь. Поверь мне. Я знаю, что говорю. Я даже мысли не держал в голове, чтобы отказать в помощи этой доброй женщине, которая мне продлила жизнь. И смиренно выполнял все её указания, запоминал и записывал её рецепты и молитвы. Приходилось много писать и очень многое держать в памяти.
Вопросы задавать было лишним, это я понял сразу. Меньше слов и больше дела. Вот так сопливая осень перешла в настоящую зиму. Жизнь моя изменилась кардинально, и для меня она была сегодня по душе. А что будет потом? Да какая разница! Главное, что живу! Приезжали люди, просили о помощи, и бабушка, никому не отказывая, встречала и провожала всех с миром. Выгонять хворь она научила и меня, но для этого надо было через боль пройти и испытания. Я передавал письма своим родным и близким мне людям, просил их за меня не переживать и, как всегда, обещал вернуться. Я здорово окреп. Мне нужно было рано вставать и с первыми петухами хвататься за добрые дела. Печку бабушка топила сама, но меня заставляла смотреть, как и что надо делать, и, конечно же, запоминать. Чистил дорожки от снега к дому, колол дрова с таким рвением, что на несколько зим хватит. Лес рубить мне было запрещено, и я ходил искать поваленные деревья, распиливал их и потихоньку на санях волок к дому.
Редко когда народ не приезжал сюда, а так постоянно шёл люд и просил, умоляя помочь. Иногда бабушка укладывала человека на пол прямо на голые половицы и ничем не укрывала его, а с него градом поливал пот, и в бреду столько было сказано слов матерщины, что слышать это было невозможно. Выгоняли нечисть, лечили душу, отпаивали настойками, а из еды ничего. С виду дом старый, но внутри крепкий и светлый. Скудное хозяйство на кухне, древняя мебель и много икон — этого хватало бабушке Евдокии для нормальной жизни. Она редко была разговорчивой, всё больше молчала. Но я-то видел, что она разговаривает с Богом, еле шевеля губами с опущенной головой.

Ещё мне было непривычно смотреть на людей, которые, цепляясь за жизнь, готовы пожертвовать многим. Кто-то обещал бросить пить, а кто-то заниматься прелюбодеянием, многие отказывались ругаться матом и злорадствовать. Только дети в чём провинились в этой жизни — мне было не понять. И бабушка всем помогала, знала хорошо своё дело.
- Есть у меня к тебе просьба, сынок. 
Помру я скоро, чувствую это. И не зря ты ко мне пришёл, совсем за другим, нежели думаешь. 
Душа твоя чиста, как у младенца, а вот хвори той в тебе не было. Ошибся твой доктор, а может, анализы перепутали, пойди их разбери теперь. 
А внушение дало сбой в твоём организме, поверь мне, старой. 
Знаю, что справишься здесь вместо меня. 
Ты нужен людям, Женя. 
Я слушал и не верил, что вот так кто-то может в одну секунду вынести смертный приговор и надломить человека, отнять у него будущее. 
Я жил своей жизнью, строил планы, добивался целей, и потом всё вокруг меня меняется одним разом. 
Где-то далеко мой город, в котором живут мои родители, мои друзья и подруги, коллеги, в конце концов, а я здесь, в глуши. 
Мне надо было всё переосмыслить и принять решение. 
Понять, для чего я здесь? 
Вечерили молча. 
Простая еда теперь мне приносила только радость. 
А ведь ни один человек не пришёл в этот дом с пустыми руками, кроме меня, естественно.
Оглядываясь назад, я вспоминал изобилие продуктов в холодильнике родительской квартиры. А ещё шкафы, которые были набиты вещами, и не всегда это всё носилось. А что теперь? 
Я научился стирать бельё руками. А на печке за ночь всё высыхало. 
Для чего мне это нужно? 
Я хорошо освоил деревенский быт и старался всегда всю домашнюю работу брать только на себя. 
Вот и сейчас нашёл важное дело. 
Затеял мыть пол в доме, заодно хорошо подумать, как мне правильно поступить, чтобы не оступиться. 
Я тщательно промывал каждый угол, как учила меня бабушка Евдокия. 

- Грязные углы в доме быть не должны, понимаешь, сынок? 
В них скапливается не только пыль, а ещё сгустки отрицательной энергии. 
Мои письма родителям передавали добрые люди, они же и привозили мне по моей просьбе тетради и карандаши. Ведь некоторые возвращались сюда не раз, чтобы благодарить бабушку. 
А народ шёл щедрый, зная, что никогда здесь не возьмут денег за благие дела, и поэтому несли простые продукты и свечи.
Сарафанное радио работало слишком хорошо, чтобы не знать, где живёт врач, далеко от людей, в глубинке. 
Я принял решение, и оно было осознанным... 
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. 
Автор: Валентина Назарова, 2023 г.