Без Царя народ сирота

Весь быт старой Руси пропитан был церковностью. Русский человек тех времен своею живой душой очень дорожил милостью к нему Господа Бога и стремился освятить все важные события своей жизни молитвой, благословением архипастырей и пастырей.

Вот как, например, начинался день московских Государей. Вставали они, как пишет А. Д. Нечволодов в своих «Сказаниях…», в четыре часа утра. Умывшись и одевшись, Государь шел прямо в крестовую палату, где его поджидал духовник или крестовый священник. Здесь он молился около четверти часа, причем на аналой ставился образ того святого, память которого праздновалась в тот день. По окончании молитвы священник кропил Государя святой водой, называвшейся «праздничной»; она привозилась из разных монастырей и церквей всего государства, прославленных чудотворными иконами, и освящалась там в дни храмовых праздников; затем священник читал духовное слово из особых сборников, составленных из поучений отцов Церкви, — преимущественно святого Иоанна Златоуста. Потом Государь в одной из домашних церквей простаивал заутреню и иногда раннюю обедню. Затем с собравшимися во дворец боярами шел в одну из дворцовых церквей к поздней обедне. После чего он начинал принимать доклады и челобитные.

В Москве ежедневно обращались к Патриарху за благословением по тому или иному случаю. В канун великих праздников, и особенно 20 декабря — в канун особо чтившегося москвичами дня памяти святого митр. Петра, Патриарх посещал тюрьмы, благотворя заключенным. Особенно щедро помогали Патриархи в дни страстной седмицы. Обходя тюрьмы, они собственноручно раздавали заключенным милостыню, освобождали сидевших в тюрьмах должников, уплачивая за них деньги.

Благотворили также Государи. Царь Алексей Михайлович в Рождественский Сочельник рано утром ходил тайно в тюрьмы и богадельни, раздавал там щедрую милостыню; такие же подаяния делал он на улицах нищим и убогим. Вообще проникнуты были чувством христианского милосердия русские люди того времени.

Раздавали милостыню Патриархи во время своих «походов» — близких и далеких. Милостыня раздавалась «нищим и скудным людям, мужикам и женкам и робятам», письменно или словесно заявившим свое «челобитье». Деньги давались «ради пожарного разорения», «на окуп избы», «ради скудости». Святители на месте изучали нужду и подавали беднякам самую скорую и неотложную помощь.

Походная жизнь Патриархов, близко соприкасавшаяся с пасомыми, выражалась в молитвах в попутных храмах, благотворительность в различных подношениях святейшим от мирян и духовенства. Подарки бывали скромны, истинно от избытков своих: ягоды, яблоки, грибы, овощи, брага. Патриархи одаривали подносителей деньгами. Строго старая Русь соблюдала посты, в чем подавали пример святители и Государи. Первые два дня первой недели великого поста Патриарх и Царь вовсе не вкушали пищи, только в среду подавалось легкое кушанье, например, компот. В строжайшем воздержании проходила и Страстная неделя.

Когда наступала страстная седьмица, примолкали кремлевские колокола до радостной пасхальной ночи. Царь и народ облекались в темные одежды. Государь почти все время проводил в храме, под покровом же ночи тайно обходил тюрьмы, выкупал должников, помогал несчастным словом и делом. Существовал прекрасный обычай в большие праздники устраивать братские трапезы; на которые собирались и богатые и бедные. Увенчивался же быт этот дивным обрядом коронования на царство самодержцев, священным таинством миропомазания Предкоронационная присяга Государей, причащение отдельно Тела и Крови Христовых, вхождение в царском одеянии через царские врата — всё это подтверждало монархам особый чин церковный и ставило их в положение защитников Православия.

На этом истинном благочестии и держалась Святая Русь. Карамзин, подводя итоги русской истории до воцарения Иоанна III, говорит про тогдашнее время то, что не потеряло силы и в дальнейшем. «Если мы в два столетия, ознаменованные духом рабства, еще не лишились своей нравственности, любви к добродетели, к Отечеству, то прославим действие веры; она удержала нас на степени людий и граждан, не дала окаменеть сердцем, ни умолкнуть совести; в уничижении имени русского мы возвышали себя именем христиан и любили Отечество как страну Православия».

«… Всё пережила она (Русь), всё вынесла, потому что держалась за крест Христов, потому что искала помощи в непобедимой силе этого креста, у алтарей Божиих храмов, у гробниц святых Угодников — страдальцев и молитвенников за землю Русскую; потому что помнила и хранила завет своего равноапостольного князя-просветителя любить, до последней капли крови защищать святую веру, жить так, чтобы в жизни святилось Имя Божие, чтобы был народ не на словах только, но и на деле народом православным, «Святою Русью»... (С. Ф. Платонов. Святой равноапостольный князь Владимир).

И этот дух старой Руси воздвиг на славу ей таких Государей-христолюбцев как Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, три Мстислава — отец, сын, внук, Даниил Московский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Царь Феодор Иоаннович, о котором после его кончины современники говорили «угасе свеща земли Русская, померче свет Православия»; в новом царственном Доме — Царь Алексей Михайлович…

Понимание духовного облика своих архипастырей — своих служителей Церкви и пламенных отечестволюбцев, понимание того же облика Государей, преданных Православию и, после Бога, превыше всего любивших Родину, — благотворно влияло на русский народ того времени, вырабатывая у него особые верноподданнические чувства к великим князьям и Царям, благословенным Церковью.

Какою дорогою похвалою русскому народу звучат отзывы чужеземцев, относящиеся ко времени Иоанна IV Грозного и приводимые Р. Ю. Виппером в его книге «Иван Грозный» (М., 1922). Рюссов, ярый противник вторжения «московитов» в Ливонию, пишет: «Русские в крепостях являются сильными боевыми людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, русские — работящий народ: русский, в случае надобности, неутомим во всякой опасной и тяжелой работе, днем и ночью, и молится Богу, чтобы праведно умереть за своего Государя. Во-вторых, русский в юности привык поститься и обходиться скудной пищей; если только у него есть вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдадут крепость, как бы ничтожна она ни была, то не смеют показываться на своей земле, так как их умерщвляют с позором; в чужих же землях они не могут, да и не хотят оставаться. Поэтому они держатся в крепости до последнего человека, скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю. Немцу же решительно всё равно, где бы ни жить, была бы только возможность вдоволь наедаться и напиваться. В-четвертых, у русских считалось не только позором, но и смертным грехом сдать крепость» (С. 105).

Француз де Ту в своей Всеобщей истории, вышедшей в начале XVII в., говоря о величии Иоанна IV, об изумительном военном строе его державы и послушании воинства, пишет: «Нет Государя, которого бы более любили, которому служили бы более ревностно и верно. Добрые Государи, которые обращаются со своими народами мягко и человечно, не встречают более чистой привязанности, чем он» (С. 107).

Рейнгольд Гейденштейн, польский шляхтич, сторонник Батория, следовательно, особый ненавистник Иоанна IV, в 1578 году писал о последнем: «Тому, кто занимается историей его царствования, тем более должно казаться удивительным, что при такой „жестокости“ могла существовать такая сильная к нему любовь народа, любовь, с трудом обретаемая прочими Государями только посредством снисходительности и ласки, и как могла сохраниться необычайная верность его к своим Государям. Причем должно заметить, что народ не только не возбуждал против него никаких возмущений, но даже выказывал во время войны невероятную твердость при защите и охранении крепостей, а перебежчиков было вообще мало. Много, напротив, нашлось и во время этой самой войны таких, которые предпочли верность князю, даже с опасностью для себя, величайшим наградам» (С. 91).

Стойкость и послушание русских Гейденштейн объясняет их религиозными убеждениями: „Они считают варварами или басурманами всех, кто отступает от них в деле веры… По установлениям своей религии, считая верность к Государю в такой степени обязательной, как и верность к Богу, они превозносят похвалами твердость тех, которые до последнего вздоха сохранили присягу своему князю и говорят, что души их, расставшись с телом, тотчас переселяются на небо“ (С. 91).

Неразрывность связи Церкви с Самодержавной Монархией отлично понималась, как мы видим из вышеизложенного, не только духовенством, но и всей толщей народной. Духовенство поэтому никогда не было «аполитичным».

А. Д. Нечволодов в четвертой части своих «Сказаний…» приводит запись из дневника поляка Маскевича: «В беседах с москвитянами, наши, вы хваляя свою вольность, советовали им соединиться с народом польским и также приобрести свободу. Но русские отвечали: "Вам дорога ваша воля, нам наша „неволя“". У вас, поляков, не воля, а своеволие: сильный грабит слабого; может отнять у него имение и самую жизнь. Искать же правосудия по вашим законам долго, дело затянется на несколько лет. А с иного и ничего не возьмешь.

У нас, напротив того, самый знатный боярин не властен обидеть последнего простолюдина: по первой жалобе Царь творит суд и расправу. Если же сам Государь поступит неправосудно, его власть: как Бог, он карает и милует. Нам легче перенести обиды от Царя, чем от своего брата: ибо он владыка всего света».

Сильно не любящий Иоанна IV Карамзин, описывая его кончину, всё же должен был признать народную любовь к нему: „Когда же решительное слово: „не стало Государя!“ раздалось в Кремле, народ завопил, громогласно…»… Конечно, народ платил долг христианский и верноподданнический. И через 330 лет после кончины Грозного Царя простой народ служил постоянно панихиды у могилы его в Архангельском соборе, веря, что благодаря этой молитве устроится правое дело, проигранное в судах. Народному сознанию понятна была мысль, развитая тем же Иоанном Грозным в его „правиле“ для Царей: „Всегда Царям подобает быть обозрительными, овогда кротчайшим, овогда же ярым. Ко благим убо милость и кротость, ко злым же ярость и мучение. Аще же сего не имеет — несть Царь“.

„Шемякина смута, — говорит И. Е. Забелин, — послужила не только испытанием для сложившейся уже крепко вокруг Москвы народной тверди, но была главной причиной, почему народное сознание вдруг быстро потянулось к созданию московского Единодержавия и Самодержавия. Необузданное самоуправство авантюристов-властолюбцев, которые с собою силою всегда поднимаются во время усобиц и крамол, лучше других способов научило народ дорожить единством власти, уже много раз испытанной в своих качествах в пользу земской тишины и порядка.

Кн. Василий Темный, человек смирный и добрый, который все случавшиеся бедствия больше всего приписывал своим грехам, всегда уступчивчивый, — по окончании Смуты, когда всё пришло в порядок и успокоилось, стал по-прежнему не только великим князем или старейшиной в князьях, но, помимо своей воли, получил значение Государя, то-есть властелина земли, земледержца, как тогда выражались“.

В Смутное время XVII века народ, оказавшийся предоставленным самому себе, закончил тем, что вручил Самодержавную власть новому Царю. И по праву поэтому мог в 1488 году ответствовать Иоанн III императору Фридриху III, предлагавшему великому князю через посла Попеля королевский титул: „Государь, великий князь, Божией милостью наследовал державу русскую от своих предков и поставление имеет от Бога и молит Бога да сохранить оную ему и детям его вовеки; а поставления от иной власти никогда не хотел и не хочет“.

М. В. Зызыкин в своей книге «Царская власть и закон о престолонаследии в РоссииW приводит послание 120-летнего Патриарха Александрийского Иоакима, отправленное в 1558 году Царю Иоанну IV. Обращаясь к Грозному, как к «боговенчанному, возвеличенному победами от Бога, великому поборнику Православия, светлейшему Царю богоутвержденной Земли православной Великой России», Патриарх называл его не только русским, но и своим Государем, „вторым солнцем, надеждой благих времен».

«Яви нам, — писал он, — в нынешние времена нового кормителя и промыслителя о нас, доброго поборника, избранного и Богом наставляемого ктитора святой обители сей, каковым был некогда боговенчанный и равноапостольный Константин… Память твоя пребудет у нас непрестанно не только на церковном правиле, но и на трапезах с древними бывшими прежде Царями».

В 1561 году Константинопольский Патриарх совместно с Собором 31 митрополита отправил Иоанну IV Послания, в коих он признавался увенчанным законно Царем и во всех православных церквах устанавливалось поминание его. «Будем молить Бога о имении твоем, да будешь и ты, как равноапостольный и приснославный Константин»… Это и было признанием России Третьим Римом.