Гвоздь, бабочка и человек у магазина

Оглавление
Об авторе 3
Пролог 4
Гвоздь, бабочка и человек у магазина 7
Выпечка душ 14
Эволюция бунта 22
В саду чудовищ пахнет земляникой 38
Супрематизм (в) науке 41
Простые удовольствия 50
Il Tenebrismo nella Campo dei Fiori 52
Многоуважаемому N 56
Синдром Гамлета 61
Восприятие неба 66
Дорога в беспредметность 68
Эпилог 72

























Об авторе
Автор книги – детский онколог, доктор медицинских наук, доцент. Окончил лечебный факультет Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова. В рамках последипломного образования прошел обучение в ординатуре кафедры онкологии, интернатурах кафедр педиатрии, детской хирургии, детской онкологии и организации здравоохранения, окончил аспирантуру Российского онкологического научного центра им. Н.Н. Блохина Минздрава России.
В 2013 – 2019 гг. работал в ФГБУ «НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина» Минздрава России, последовательно занимая должности научного, старшего научного сотрудника, заместителя директора по перспективному развитию НИИ детской онкологии и гематологии. С 2018 по 2019 гг. – главный внештатный детский специалист онколог Минздрава России в Центральном федеральном округе.
С 2016 по 2021 гг. – доцент кафедры онкологии Института клинической медицины им. Н.В. Склифосовского Сеченовского Университета. С 2021 по 2022 гг. – проректор по научной работе и инновационной деятельности, заведующий кафедрой онкологии ФГБОУ ВО «Тверской государственный медицинский университет» Минздрава России.
С февраля 2022 г. по июль 2023 г. – заведующий кафедрой онкологии, гематологии и лучевой терапии, с августа 2023 г. – заведующий кафедрой педиатрии медицинского факультета Высшей медицинской школы ФГБОУ ВО «Российский государственный социальный университет».
Лауреат ежегодной премии в области образования «Здравоохранение и медицинские науки» (2018 г.), первой литературной премии в области медицины «Здравомыслие» (2019 г.).




Пролог

Я сумел осознать, что вся наша наука - нечто вроде поваренной книги, причем правоверную теорию варки никому не позволено брать под сомнение, и к перечню кулинарных рецептов нельзя ничего добавлять иначе как по особому разрешению главного повара.
Олдос Хаксли, «О дивный новый мир», 1932

Кого в наше время удивить книгами, которые написали врачи? На полках книжных магазинов мы видим множество научно-популярных изданий, биографий, мемуаров. Как правило, эти книги посвящены так называемому «биохакингу». Таким термином принято называть подходы к пониманию и совершенствованию своего тела. Думаю, это полезная литература до той поры, пока читатели не делают из нее поспешных и удобных для себя выводов, начиная полагать, что все можно решить каким-либо одним лекарством, диетой или занятиями фитнесом.
Мне представляется, что медицина – довольно консервативная наука и на это есть множество причин, самые весомые из которых заключаются в необходимости жесткого контроля новых методик лечения и препаратов. Но я также наблюдаю и узость мышления своих коллег. Если вы не являетесь врачом, возможно признаетесь, что такая особенность характерна не только для медицины.
Я понимаю это каждый раз, когда оказываюсь на заправке или в супермаркете. Меня поражает, какой путь развития прошла жвачка и газированные напитки! Это колоссальная работа ученых, инженеров, маркетологов. Аналитика и социология, затраты и прибыль. Но, прежде всего, развитие и желание инноваций, стремление превзойти достигнутое в тех областях, где, казалось бы, развития быть не может. Конечно, во главе всего стоит прибыль. Но и медицина – тоже бизнес.
Довольно давно работая преподавателем и читая лекции, я заметил, что у студентов и молодых врачей нет стремления стать первыми в чем-то одном, пусть даже самом незначительном, нет желания создавать или внедрять что-то, чего никто не делал до них. Иными словами, они не хотят изобрести новую упаковку для жвачки или хотя бы ее оттенок.
Я часто слышу от своих коллег, что невозможно написать новый учебник. В ответ я рассказываю им свои впечатления от эволюции жвачки и газированных напитков. Всегда можно найти новую форму подачи материала, способ его изложения и иллюстрации, дополнить базовые знания их новой интерпретацией в свете изменения научной парадигмы. Я написал много новых учебников. Полагаю, они отличаются от тех, по которым учился когда-то и я.
Выдающийся французский поэт и художник Жан Арп, среди прочего – автор скульптуры «Человек, за которым наблюдает цветок», показал нам, что во всем можно найти новые подходы, новое видение привычных вещей, интерпретацию устоявшихся догматов, создать новую парадигму. Арп был дадаистом и сюрреалистом. Дадаисты отвергали логику и эстетику капиталистического общества, вместо этого выражая в своих работах бессмыслицу и иррациональность. Иррациональность – путь к открытию.
В медицине, как и в любой другой области знаний, нашлось место всем: простым врачам и ученым, чей ежедневный труд позволяет существовать обществу, преподавателям, благодаря которым обеспечивается преемственность знаний, выдающимся первооткрывателям и изобретателям, определяющим дальнейшей развитие, бездарным интриганам и шарлатанам, чье желание скрыть собственную несостоятельность препятствует развитию студентов, ординаторов, аспирантов, отделений, клиник, вузов.
Нет ничего хуже, чем быть в плену авторитетов. Истинных и мнимых. Научных руководителей и преподавателей, профессоров и академиков, начальников и директоров. Любой плен – всегда тупик, постоянный или временный.
В книгу вошли эссе, некоторые из которых написаны как прологи и эпилоги для моих учебников по медицине. Научная литература имеет, хотя широкий, но ограниченный круг читателей, который каждый автор стремиться расширить, что послужило причиной публикации настоящего издания. Я рассчитываю, что изложенные размышления помогут вам иначе взглянуть на медицину, с которой вы, вероятно, соприкасаетесь в той или иной степени. У меня есть и некоторые надежды на то, что книга повлияет на ваше мышление и поможет создать ваш «черный квадрат», который станет манифестом для других.
Как отмечают искусствоведы, «если бы произведения искусства оценивались по индексу цитируемости, Квадрат, вероятно, занял бы среди них первое место». Мир меняется и меняется намного стремительнее, чем наше мышление. Как писал К. Малевич, «И говорю: что никакие застенки академии не устоят против приходящего времени. Двигаются и рождаются формы, и мы делаем новые и новые открытия. И то, что нами открыто, того не закрыть. И нелепо наше время вгонять в старые формы минувшего времени».














Гвоздь, бабочка и человек у магазина

Если и раздается вдруг несогласный голос,
тут же поднимаются вихри,
уничтожающие того, кому он принадлежит.
Эрнст Юнгер, 1951

Он циничен и талантлив. Ему исполнилось 65 и он бурно празднует юбилей. По ночам, переходя от одной вечеринки к другой, он борется с ностальгией по былым временам. Он – знаменитый писатель Джеп Гамбарделла – главный герой киносатиры на современное общество «Великая красота» (режиссер Паоло Соррентино, 2013).
Как и Джеп – мое альтер эго – я предаюсь ностальгии и сбегаю от нее на шумные вечеринки. Я несколько моложе, но осознаю, что у меня большие шансы повторить судьбу главного героя другого фильма – профессора Исаака Борга («Земляничная поляна», режиссер Ингмар Бергман, 1957) и сменить вечеринки на земляничную поляну. A propos, есть шанс, что на поляне тоже можно устроить вечеринку!
Бегство от ответственности всегда приводит на поляну. Мы скатываемся в декаданс, предаемся греху, как его понимает религия, устраиваем перфомансы и, цитируя Джепа, «говорим о банальных и бессмысленных вещах, чтобы не созерцать собственную ничтожность». Потом выпиваем и занимаемся сексом.
Поэтому у меня больше двадцати выступлений в год на разных конференциях. Комнаты для докладчиков так манят алкоголем и беззаботностью! Для участников попроще – кофе-брейки. И разговоры в кулуарах. А кто это у нас идет? Это же академик N! Вы слышали, недавно он хвастался, как поменял асфальт во дворе вверенного ему учреждения и подарил любовнице мерседес. А этот господин в немодном костюме? Это знаменитый профессор! Вы знаете, из одного национального центра его уволили за взятки, ему удалось замять дело, теперь он заведует отделением в крупном столичном вузе. А этот небрежно одетый человек, в джинсах и без галстука? Это же главный бунтарь Максим Р.! Это ведь он устроил скандал в онкоцентре!
Господам, которых обсуждают, плевать на сплетни. Важно просидев положенное время в президиуме, они направляются в вип-комнату, где официант любезно нальет им бокальчик виски и предложит закуски. Там, в этих комнатах, объединившись в группы по интересам, они будут пить за здоровье своего лидера, как правило, главного внештатного специалиста, проклиная его про себя и страстно желая показать, что их роль не менее значима. Как опытный царедворец, он, конечно же, позволит им это невинное желание. Все, как у Клайва Льюса: «Мы должны изображать ад как место, где все носятся со своим достоинством, все важны, неприветливы и всех терзают невеселые страсти – зависть, самолюбие, досада» («Письма Баламута», 1942).
Вернувшись в лекционные залы, важные люди будут рассказывать наивным нищим врачам из провинции о том, что сказал так называемый лидер нации, про чувство долга и сыпать тезисами о том, как все должны сплотиться. Конечно же, каждый доклад будет посвящен достигнутым успехам. Прежде всего своим успехам, успехам здравоохранения, министра и страны. Но слушатели, за исключением запуганных маргиналов, не так наивны! Они продолжат обсуждать откаты, мерседесы и дорогие часы, потому что сами тяготеют к элементам роскошной жизни. Это так манит!
Что среди респектабельной, с точки зрения идеологии, публики делает такой еретик как я? Жду, когда стемнеет. Ночь прячет страхи и убожество несчастных людей, скрывает смущение от существования в этом мире. Мигающий свет, любовь спряталась в углу, робкая и рассеянная. Было так и поэтому жизнь для нас стала невыносимой.


На четвертом курсе университета мы проходили практику в Склифе. Никто не хотел в отделение психосоматики. Оно специализируется на оказании медицинской помощи пациентам, совершившим попытку суицида. Разрезанные вены, отравление таблетками, падение с высоты и прочие безумства с целью привлечь к себе внимание. Почти у каждого пациента гепатит, ВИЧ и сифилис. Наркоманы, музыканты, уголовники, безумные влюбленные.
Я пошел в это отделение добровольно. Начиная с 16.00 примерно до 8.00 следующего дня каждые две – три минуты карета скорой помощи привозит очередную отверженную душу. Самое «популярное» отделение клиники. Можно выполнять все манипуляции самостоятельно: сшивать сосуды, мягкие ткани и кожу, проводить осмотры и собирать анамнез. Это не всегда легко, потому что не все пациенты находились в адекватном состоянии. Многие были агрессивны и от помощи отказывались. В этом случае использовались фиксирующие ремни и удавки. Получение навыков сопровождалось риском получить инфекционное заболевание. Я узнал новый мир, скрытый от глаз тех, кто пока еще пьет вино в многочисленных кафе, расположенных по соседству.
Пройдут годы, я дам интервью всем российским и зарубежным газетам и телекомпаниям, меня объявят еретиком и каждый вор, занимающий важную начальственную должность, посчитает своим долгом оклеветать и осудить вызов, который я бросил системе. Той системе, которая отбирает на руководящие должности удобных и управляемых проходимцев. И я раскаюсь. В том, что когда-то хотел стать частью этой системы и изменить ее, заставить видеть в пациентах людей. Это окажется невозможно, потому что чувство вины и совесть, очевидно, приобретенные свойства, которые присущи не всем людям. Все, что у меня останется, это верность идеалам. Я окажусь у магазина, открыв еще один мир.
Ночью, когда основная часть покупателей уезжает, наркодилеры и продавцы поддельных телефонов и украденных где-то наборов инструментов заканчивают рабочий день, на парковке перед гипермаркетами собирается достаточно много машин. В них живут люди. У каждого своя причина и своя история. У них есть, где жить, и нет никакой необходимости спать в машине. Туда их привело желание уединения, боль и чувство отверженности. Влюбленные парочки или одинокие, переживающие личную трагедию, таксисты и те, кого выгнали из дома муж или жена. Каждое сиденье в машине – это комната. В одной ты ешь, в другой спишь, в третье можешь читать новости в сети или смотреть фильм. Гипермаркет услужливо предоставляет туалет и круглосуточный шведский стол. Почти отель под открытым небом. Утром вы едите домой принять душ, потом на работу, а вечером возвращаетесь на парковку.
Мы ищем утешения, но в мире, погрязшем в грехе, насилии и сладострастии приходим к вере и добродетели через страдания и лишения. Потому что зачем Бог тем, кто не ищет спасения. Им фон Штук адресовал свой «Грех» (1893) – не преступление против Господа, но бегство из серой реальности. На картине изображена полуобнаженная Ева со змеей, обвивающей ее тело, посылающая зрителю порочно-манящий взгляд из полумрака.
Прав великий Юрий Арабов, который однажды в личной беседе сказал мне: «Все проблемы от того, что Бог есть»! Но не Бог виноват, а человек, потому что забыл про покаяние, полагая, что все дозволено. Может быть, человека раскаявшегося искал в одном из первых задокументированных перфомансов основоположник этого направления в искусстве Диоген Синопский, когда днем ходил по улицам с фонарем?
Грех – страдания – покаяние. Трилогия жизни, целый год которой можно уложить в квадрат метр на метр, как в работе «Дневник» (1976) Александра Юликова, где каждая из 365 клеточек представляет один день и система из трех знаков «+», « – » и «0» оценивает прожитый день позитивно, негативно или нейтрально, а цвет передает эмоциональное состояние прожитого дня.
Что такое – Бог? Может быть ближе всех к истине подошел Станислав Лем и Бог – это Мыслящий океан? И мы созданы по образу и подобию потому, что наша душа – часть этого Океана. Поэтому Бог знает про нас все. Тождественный ли понятия нашего сознания и души?
Однажды Альберта Эйнштейна спросили, какой вопрос он считает самым важным. Его ответ был: «Дружественна ли к нам Вселенная»? Возможно, вопрос следует задавать конкретнее. Дала ли нам Вселенная свободу выбора? Может ли у нас быть неверный выбор? Или оценка нашего выбора навязана религиозными лидерами? Если выбор может быть неправильным, он ошибочен потому, что есть эталонный выбор или выбор, который предусмотрен установленными правилами? Изменяются ли эти правила? Должны ли мы оправдать ожидания или наш выбор и есть ожидания Вселенной?
На курсе психиатрии во время обучения в университете преподаватель, демонстрируя отличия в мышлении людей с психическим заболеваниями, задал нам вопрос: «Что лишнее в ряду: гвоздь, бабочка и человек»? Все выбрали гвоздь, потому что он неодушевленный. Пациенты с шизофренией отвечают также, но иначе объясняют: он цельнометаллический, литой, у бабочки и человека есть полости – это кишечник. Нестандартное видение мира, которое в случае психического заболевания является проявлением болезни. Потом преподаватель сказал, что ему не повезло в жизни, потому что не встретилось ни одного гения. И попросил задать этот вопрос неординарному человеку, если общение с таковым нам подарит судьба. Мне повезло больше, я задал этот вопрос Юрию Арабову. Он ответил, что лишний – человек, потому что больше всех страдает.
Я часто задаю этот вопрос и собрал коллекцию наиболее интересных ответов.

Академик РАХ В.А. Малолетков:
гвоздь                бабочка                человек
нет ничего лишнего, потому что человек может насадить бабочку на гвоздь и рассмотреть

Кандидат искусствоведения А.В. Серова:
гвоздь                бабочка                человек
потому что может насадить бабочку на гвоздь

Художник Л.А. Тишков:
гвоздь                бабочка                человек
потому что вспоминаю Чжуан-цзы, которому приснилась бабочка. И бабочка из рассказа Бредбери, когда ее случайная гибель изменила весь ход эволюции человека. Стихи Тихонова: «Гвозди бы делать из этих людей»… Хуже этого не придумаешь!

Максим Рыков:
гвоздь                бабочка                человек
потому что слишком прекрасна для этого мира

Художник и скульптор, член-корреспондент РАХ А.В. Морозов:
гвоздь                бабочка                человек
нет ничего лишнего, все имеет право на существование, однако гвоздь и человека роднит распятие Христа

Летом 534 г. Гелимера и две тысячи пленников провели по арене ипподрома в Константинополе. Правитель вандалов  сохранял хладнокровие и лишь повторял фразу из книги Экклезиаста: «Суета сует, все – суета!». Император Юстиниан  проявил милосердие: Гелимера помиловали, его войско присоединили к византийской армии.
Пройдет почти два тысячелетия, одним из символов Третьего рейха, прилежного ученика Рейха первого, станет провокационная работа Маурицио Каттелана «Он» (2001): метровая фигурка Гитлера в коленопреклоненной молитвенной позе, одетого в гимназическую форму. Преступник века предстанет перед зрителями в образе нашкодившего мальчика.
Как пройти на ипподром?
























Выпечка душ

В каждом поколении должен быть свой безумец,
который будет показывать истину так,
как он ее видит.
Борис Пастернак

Представьте, что вы приехали в незнакомый город. Вы идете по центральной улице, рассматриваете архитектурные особенности домов, попутно прослушивая аудиогид. Внезапно вы упираетесь в стену. Высота и длинна этой стены неизвестны, как неизвестно, что за стеной и почему кто-то построил ее именно в этом месте. Люди вокруг не обращают на стену никакого внимания.
Ординатура кафедры онкологии Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова проходила на базе Российского онкологического научного центра им. Н.Н. Блохина. Место для распределения нашлось в отделении опухолей костей. Мне не очень-то туда хотелось, как и многие ординаторы, я стремился в абдоминальную хирургию. Но постепенно увлекся, ассистировал на операциях, осваивал химиотерапию. В структуре онкоцентра был институт детской онкологии. И пациентов, относящихся к категории «молодых взрослых», направляли на лечение к нам. Сложная группа пациентов. Процент осложнений выше, химиотерапию переносят намного тяжелее. Поскольку желающих осваивать лечение всех возможных осложнений не было, я охотно и с энтузиазмом взялся за этот, хотя и небольшой, но важный сегмент.
Все решил случай. После окончания первого года руководство рекомендовало мне перейти в какое-нибудь другое отделение. На удивленный вопрос «почему?» мне прямолинейно ответили, что в коррупционной составляющей, то есть в поборах с пациентов, я не участвую, и прибыли заведующему отделом не приношу.
Времени подумать не предоставили. Собрав свои немногочисленные вещи, я вышел в коридор и направился в детский институт. Там, как и всегда, был дефицит кадров. Ситуацию несколько осложнял тот факт, что директор детского института являлся одновременно и заведующим отделом, из которого меня попросили удалиться. Этот человек не допускал мысли, что может ошибаться, не терпел возражения, инакомыслие и более всего ценил преданность лично ему.
Вопрос со взятками, как мне казалось, и впоследствии выяснилось, казалось ошибочно, в детской онкологии не стоял так остро, как во взрослой. Желающих переносить особенно высокие эмоциональные нагрузки, связанные с лечением детей, не было, и меня приняли.
На следующий день заведующая отделением вызвала меня к себе в кабинет и доброжелательным голосом, доверительно и любезно, за чаем наставляла, что все деньги, которые мне передадут, а также иные материальные ценности, к которым относились алкоголь, торты, конфеты, шоколад и вообще все, что можно съесть, выпить или продать, мне следовало передавать ей. Если же никаких ценностей не вручили, то мне следовало настоятельно рекомендовать родителям пациентов зайти в кабинет к заведующей перед выпиской. Как я понял, для строгой беседы о том, что, помимо денег, которые они уже заплатили ей в большинстве своем перед госпитализацией, следует благодарить еще и перед выпиской. Потому что, как вы понимаете, лечение ребенка с онкологическим заболеванием – процесс длительный, и может занимать год и более. Дело не только в алчности. Гибрис-синдром, как известно, требует демонстрации власти.
Отступать было некуда, но и участвовать в предложенном не собирался. Поэтому тихо саботировал указание: деньги не брал, торты и алкоголь делил с другими ординаторами, к заведующей перед выпиской заходить не советовал.
Довольно быстро это стало понятно, что привело к попытке моего очередного изгнания, но она осложнялась тем, что заведующую очень не любил тот самый директор, который ранее выгнал из отделения меня. Поскольку давний принцип «враг моего врага – мой друг» выше сиюминутной выгоды, доучиться и закончить ординатуру мне удалось. К тому времени уволили и саму заведующую, а меня, уже после окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации, приняли на ставку научного сотрудника.
Институт детской онкологии напомнил мне описание воспитательного дома «Hotel Dieu» . Читаем у Карамзина: «Я был в главной Парижской Гошпитали, в которую принимают всякой веры, всякой нации, всякого рода больных и где бывает их иногда до 5000, под надзиранием 8 докторов и ста лекарей. 130 Монахинь Августинского Ордена служат несчастным и пекутся о соблюдении чистоты; 24 священника беспрестанно исповедывают умирающих или отпевают мертвых. Я видел только две залы и не мог идти далее: мне стало дурно; и до самого вечера стон больных отзывался в ушах» .
Что же вместили эти годы в институте детской онкологии? Маленьких детей, которые, едва научившись говорить, от боли и страха кричали на перевязках: «Боже, когда ты меня заберешь»! Атеистов, которые пришли к вере. Верующих, которые за свои муки прокляли мир. Распавшиеся семьи, алкоголизм родителей и врачей. Детей, которые умирая, мечтали о том, как выступят на концерте. Медицинских сестер, которые закрывали двери в палаты и просили никого не выходит в коридор, когда по нему везли тело. И прощающихся перед выпиской со своими товарищами по палате. Они знали, что больше не увидятся. Было немало тех, кто достиг ремиссии, вернулся в счастливую жизнь. Такие случаи запоминаются, память старается вытеснить ужасы, но именно ужасы создают общую атмосферу отделения детской онкологии. Не клоуны и периодически заглядывающие селебрити, кто за хайпом, кто по зову души. Ее создают те, кто проклял свою судьбу.
Итак, после защиты диссертации, личную, ожидаемо корыстную заинтересованность в моей карьере, проявил единственный академик, который на тот момент являлся главным детским онкологом. Как и всякий академик, он был ленив и тщеславен, участвовать в работе на общественных началах, к которой относится и работа главного специалиста, не хотел, потому и использовал мой энтузиазм и определенную склонность к писательской деятельности в удобных для себя целях. Я был рад, поскольку это позволяло регулярно вырываться из сумрачного мира, где души каждого сопричастного обретали новую, зловещую, форму.
Там, в министерстве, царстве строгих и обрюзгших чиновников, устроенных по блату молодых красавиц на шпильках, откровенных фриков и вполне доброжелательных простых исполнителей, неофициально выполняя работу главного внештатного специалиста, то есть готовя ответы на многочисленные жалобы, запросы правительства, проекты порядков и приказов, мне открывался новый мир. Он не был идеален, но радикально отличался от ужасов онкоцентра.
Поскольку сотрудники старинного особняка ужасы понимать не хотели, то и проекты приказов приходилось писать в угоду пропаганде. Этот мир состоял из многочисленных совещаний, где директора федеральных клиник с подобострастием цитировали, что сказал лидер нации в своих посланиях, отчитывались об успехах и рассказывали об очередных проектах невиданного масштаба. А я смотрел на них и вспоминал строки из стихотворения Александра Розенбаума:

«Из девятого Дантова круга
Был смешон вид на вашу игру – балаган!»

Девятый круг – для тех, кто предал. Пророческие строки. Именно так и произойдет.
Как смешно было слышать требования директора департамента медицинской помощи детям: «У вас в отчете не те показатели! У нас не может быть такой низкой выявлемости и такой высокой заболеваемости! Ах, дефицит кадров? Запомните, у нас не может быть дефицита»!
Настает мой триумф! Даже не верится, меня приглашает на беседу лично министр! Приятная и милая женина в очках встает из-за большого стола, приветствует меня, пожимает руку и предлагает сесть.
Расспросив об успехах, женщина с уставшей, но доброжелательной улыбкой, сказала, что ситуация в онкоцентре ужасающая, все погрязло в коррупции и в скором времени будет назначен новый директор. Женщина заверила, что меня ждет должность директора детского института, а также подписание приказа о назначении главным детским онкологом в Центральном федеральном округе и всесторонняя поддержка, направленная на развитие детской онкологии.
Вот это удача, как мне тогда казалось! Позднее пропагандисты скажут, что причиной дальнейших событий являлись мои личные амбиции. Я был в плену наивной уверенности в том, что такое назначение позволит организовать клинику, ориентированную на пациента, активизировать деятельность талантливых и честных врачей, которые при прежней власти были не в почете.
Последовавшие за этим события широко описаны, достаточно ввести в поисковой строке «конфликт в онкоцентре». В настоящее время эта история изложена несколько однобоко, поскольку большая часть оппозиционных СМИ признана иноагентами.
В 2018 г. назначается новый директор онкоцентра. Он приглашает меня в свой кабинет и предлагает должность заместителя директора института детской онкологии. Поскольку директором назначают талантливого хирурга, далекого от организации здравоохранения, я принимаю это предложение. Вполне успешный тандем, дополненный опытными клиницистами.
Но уже в 2019 г. под давлением одиозной личности – пропагандиста от медицины и главного детского гематолога, который реализовывал свою давнюю мечту, а именно получение контроля над всей помощью детям с онкологическими заболеваниями – на должность директора детского института назначают его креатуру – женщину с «говорящей» фамилией, отсылающей нас к ночи, когда католики устроили резню гугенотов в канун дня святого Варфоломея. В дальнейшем независимые от государства средства массовой информации будут иронично обыгрывать эту фамилию в заголовках репортажей.
У женщины с «говорящей» фамилией явные заболевания психического здоровья, тяга к власти, мелочкая мстительность за любое несогласие с ее мнением, жестокость и мелочная мстительность. Одним словом, ярчайшее проявление гибрис-синдрома. Конечно же, она незамедлительно приняла решение заменить всех врачей на преданных лично ей, пусть молодых и неопытных, но всячески пытающихся угодить и не имеющих своего мнения.
Нам, отработавшим в онкоцентре долгие годы, не просто предложили уволиться. В грубой форме при личном разговоре посоветовали «идти вон». Закономерной реакцией стало решительное сопротивление. Происходящее вылилось в публичную плоскость. Мы написали открытое письмо на имя президента, которое подписали не только врачи, но и родители пациентов.
И вот милая прежде женщина в очках, которая заученно рассказывала о необходимости повышения доступности и качества медицинской помощи, запрещает принимать меня на работу в клиники, обвиняет в «грубом нарушении врачебной этики и деонтологии», не объяснив, однако, что она понимает под этими словами и в чем заключается нарушение. Вскоре она и сама лишается министерской должности. Обнародование недостатков не прощают всем, министрам тоже.
За этим последовал невиданный вихрь публикаций во всех средствах массовой информации. Провластных и оппозиционных (тогда они еще существовали), на каналах блогеров, во всех соцсетях, на радио, телевидении, газетах! Утром, у дома, меня встречает очередь из журналистов с камерами. Телефон звонит, не переставая, поскольку корреспонденты хотели получить устный комментарий. Я едва успевал переезжать из одной студии в другую. Довольно необычно, когда мобильный телефон предлагает прочитать новости о себе самом.
Настает момент, когда на закрытой к настоящему времени радиостанции меня встречает известный журналист, отнесенный ныне к иноагентам, сочувственно посмотрел на меня и, немного смущаясь, произнес фразу, которую, полагаю, не доведется услышать никому еще долгое время: «Поздравляю! За последние три дня по цитируемости в СМИ вы обогнали президента. Поэтому вы здесь».
Что же происходило в это время в онкоцентре? Новое руководство не смогло обеспечить прежнее качество медицинской помощи, что закономерно привело к увеличению детской смертности. Но это же детская онкология, все можно списать на заболевание. Как сказал мне в частной беседе довольно известный депутат: «Вы всерьез думаете, что кого-то волнуют эти четыре тысячи детей, выявляемых ежегодно»? Я ответил: «До тех пор, пока это не ваши дети».
Были и положительные персонажи. Однажды мне позвонил один из руководителей министерства: «Я думал, что мы делаем что-то очень важное, что без нашей работы все развалится. Только сейчас я понял, какие мы все уроды…». Он не стал приносить в жертву свою карьеру и произносить эти слова публично, поэтому теперь занимает еще более значимую должность.
Параллельно с развивающейся в публичном пространстве битвой возрастало и давление на родителей пациентов: запугивание и угрозы отказать в лечении. Доведенные до отчаяния, они грозили перекрыть улицы.
Мы наивно верили, что чиновники проявят милосердие по отношению к такой максимально социально напряженной области медицины, но быстро поняли, что любой начальник принесет в угоду своей должности все и всех, пытаясь сохранить доходы, секретарей, водителей и мнимую значимость.
С государственной пропагандой нельзя сражаться честно. На всех федеральных канал в ток-шоу я видел свой портрет с комментариями приглашенных участников: предатель, карьерист и аморальная личность, выстроивший заградотряды из родителей и детей. И многие считали своим долгом публично осудить. Многие из числа таких же чиновников, которые таким образом пытались отвести внимание от своих прегрешений и сместить акцент на бунтарей, показав режиму свою лояльность.
Это краткий пересказ событий, которые заняли почти два десятилетия. Я намеренно не приводил имен упомянутых персонажей, поскольку участники будут все отрицать, но знаю, что прочтут это эссе, хотя и побояться признать, что узнали себя. Каждому из них я обязательно подарю по экземпляру.
Прошло пять лет. Медицина стала частью политики, превратившись в элемент пропаганды и кафкианский замок. Многие из наших хулителей работают и ныне, продолжая оправдывать свое существование бесконечными отчетами об успехах.
 Автор не преследует цели представить себя идеалистом. Мне тоже есть, за что просить прощения. За свою дерзость. Перефразируя Толстого, я чувствовал себя царем не потому, что верил, что произвел впечатление на пациентов, я еще не верил этому, – но потому, что впечатление, которое они производили на меня, давало счастье и гордость.
Посвящаю узникам совести и выражаю надежду, что мои последователи разрушат стену.








Эволюция бунта

Заключите меня в скорлупу ореха,
и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности.
«Гамлет», У. Шекспир, 1599

Возраст самого древнего пещерного рисунка превышает 45 тыс. лет. Искусство первобытного строя, Древнего мира, Средневековья, ренессанс, барокко, классицизм, рокко, ампир, модернизм, импрессионизм, футуризм, авангард, дадаизм, экспрессионизм, постмодернизм, NFT. Как записал в дневнике Лев Юдин: «Если тебе скажут: – “есть двадцать путей создать искусство”, скажи: – “неправда, двадцать один!”» (1928).
В живописи, графике, скульптуре, архитектуре, литературе, фотографии, музыке, кинематографе и перфомансе возникло множество разнообразных направлений, которые нашли воплощение в различных произведениях аналогового и цифрового искусства. Почему человечество так истово стремится передать это образное осмысление действительности? Почему некоторые произведения признаны мировым сообществом, другие же известны лишь узкому кругу специалистов?
Художник Гюстав Моро утверждал, что «живопись – это страстное молчание». Таким образом, талант – это способность передать энергию, страсть, эмоции через мазки на холсте или линии рисунка. Но этого явно недостаточно для того, чтобы произведение стало шедевром. Нужно быть в известной степени безумцем, воспринимать этот мир не так, как большинство. Довольно часто такое восприятие является следствием различных психических заболеваний. Известно, что многие выдающиеся художники страдали шизофренией. Но и этого мало, если такой безумец, обладающий талантом в том смысле, в котором мы определили его выше, не сумел создать вселенную, описав новую парадигму философской мысли словом или кистью.
Допустим. Но многие ли посетители музеев задумываются об этом? Конечно же, нет. Тогда почему мы не видим пустующих залов в картинных галереях? Почему даже далекие от искусства люди все равно назовут хотя бы несколько картин и художников, которые им известны? Кстати, какие это художники? На первом месте – Казимир Северинович Малевич и его «Черный квадрат» (1915). В эссе «Супрематизм (в) науке», опубликованном в книге «Клеточные технологии в онкологии» (2023), я подробно описал, цитируя Екатерину Кудрявцеву, «метаморфозы черного квадрата» и ту философию, графическим манифестом которой данное произведение является. Но так ли широко известны эти факты? Почему именно «Квадрат», именно черный (известно четыре варианта: 1915, 1923, 1929, 1929-1930), хотя Малевич создал еще белый («Белое на белом», 1918), два красных квадрата («Живописный реализм крестьянки в двух измерениях» и «Движение живописных масс в 4-м измерении», 1915), черный прямоугольник («Удлиненная плоскость», 1915), два круга («Плоскость во вращении или Черный круг», 1915, 1923) и два «Черных креста» (1915, 1923), стал таким известным? Только ли в радикальности этого произведения причина?
2010 год. Я покупаю баллончики с краской и создаю инсталляцию «Марс», раскрасив все объекты во дворе домов в центре Москвы в красный цвет: асфальт, стены первого этажа, песок в песочнице, траву, фонари и лампы. Особое сходство с планетой наступало ночью, когда включалось уличное освещение. Этот двор стал символом одиночества человека в современном мире, но инсталляция – местом, где собирались соседи, делились друг с другом мыслями, пытались понять себя и других.
Годом позднее рождается перформанс «Выхода нет», начавшийся с того, что входную дверь в подъезд, где сидел консьерж, я проклеил особо прочным клеем. Спустя некоторое время первый жилец попытался выйти во двор, но дверь не открылась. Потом к выходу потянулись другие жильцы. Предположив, что сломался магнит двери, они держали кнопку открывания нажатой, тогда как в это время консьерж разбегался от лифта по коридору и пытался выбить дверь. Но клей оказался прочнее. Через узкое зарешеченное окно за действом в подъезде наблюдали жильцы соседних домов. Как позднее признавались участники, тщетность и бесконечных попыток, ощущение внезапно наступившей изоляции заставило их пересмотреть свои взгляды.
Хулиганские выходки или арт-объекты? Еще Михаил Бакунин отметил: «Стремление к уничтожению также является творческим побуждением» (1842).
Молодой Роберт Раушенберг обратился к уже известному голландскому художнику Виллему де Кунингу, и попросил подарить рисунок, который он мог бы стереть, чтобы создать новое произведение искусства. Де Кунинг выбрал для Раушенберга рисунок с плотной зарисовкой карандашом, чернилами и углем, который молодому художнику было бы трудно удалить. Раушенберг работал более месяца, используя множество различных ластиков. Так появилось произведение «Стертый рисунок де Кунинга» (1953).
В 1960 году несколько французских художников (Арман Пьер Фернандес, Франсуа Дюфрен, Рэймонд Хайнс, Ив Кляйн, Марсьяль Райс, Даниэль Шперри, Жан Тенгели, Жак Виллегле и критик Пьер Рестани) создают группу «Новый реализм». Они поставили перед собой цель интегрировать реальность повседневной жизни в искусство, используя новые методы и материалы. Например, Арман работал с готовыми предметами, разбивая, поджигая, разрезая их и даже взрывая динамитом, создавая из остатков различные композиции («Сожженная скрипка», 1966).
Отец художника Пьеро Мандзони владел заводом по производству консервных банок. Однажды он сказал молодому Пьеро, что его искусство, выражаясь научно, представляет собой фекалии. В 1961 году Мандзони разместил собственные фекалии в 90 пронумерованных консервных баночках (30 г в каждой) и написал на них «Дерьмо художника» на четырёх языках. Банки были мгновенно проданы по цене, эквивалентной 30 г золота каждая. В 2016 году банка №69 продана на аукционе за 220 тыс. евро, что во много раз превысило стоимость 30 г золота.
Как известно, разум человека не может осмыслить, что такое бесконечность. В 1958 году в миланской студии Лучо Фонтана впервые прорезал полотно ножом. В 1964 году представлена работа «Пространственная концепция. В ожидании» – разрезанный лезвием холст, натянутый на подрамник. Позже художник писал: «Я создаю новое, бесконечное измерение. В этом и смысл: новое измерение, открывающее доступ в космос». Цикл «Разрезы» – манифест желания понять безграничность пространства.
«Я делаю чертеж двери, несу его к плотникам на Беговую. Потом беру эту дверь, нахожу на помойке ручку, привинчиваю ее и малярной краской все расписываю». Так Михаил Рогинский описывает обстоятельства создания «Красной двери» (1965), произведения, которое имеет не меньшее значение, чем «Черный квадрат» Малевича. На первый взгляд, работа не отличима от обычной двери, но это не дверь, а имитация: обманная иллюзорность и живописная фактура сближают ее с классической картиной, а материальность позволяет применить к ней понятие «объект».
Ай Вэйвэй, автор акции «Разбивая вазу династии Хань» (1995), которая заключалась в описанном действии, запечатленным на пленке, таким радикальным перфомансом не только проиллюстрировал тезис о том, что нельзя построить новый мир, не разрушив старый, но и напомнил, как во время промышленных революций в Китае уничтожалось историческое наследие.
Маурицио Каттелан заимствовал разрезы Лучо Фонтаны и воспроизвел с их помощью знак экспроприатора, героя люмпенов и бездельников – Зорро (1997).
В 2010 году Каттелан представил скульптуру L.O.V.E. (итал. liberta, odio, vendetta, eternita – свобода, ненависть, месть, вечность) – огромный средний палец, установленный в центре Милана и обращенный к зданию фондовой биржи, Palazzo Mezzanotte, построенному в фашистский период. Но это не всем известный непристойный жест. Это рука, вскинутая в фашистском приветствии, у которой другие пальцы, кроме среднего, отсечены.
В 2017 году Данила Ткаченко во время акции «Родина» сжег заброшенные деревенские дома, зафиксировав процесс на фотопленку.
Тот же Каттелан в 2019 году на выставке Art Basel в Майами представил знаменитую работу «Комедиант», созданную в трех экземплярах: свежий банан, приклеенный куском серебристого скотча к стене, и цена 120 тыс. долларов. Два экземпляра куплены частными коллекционерами, третий приобрел музей Гуггенхейма. Через несколько часов это обсуждал весь мир. Продуктовые магазины Европы и США стали приклеивали к стенам овощи и фрукты, продавая их по цене продуктов, а не произведения искусства.
Вернемся к классической живописи. Например, Исаак Левитан, «Март» (1895). Что мы видим на этой работе? Лес? Лошадь? Снег? Дом? Там нет ничего, только холст, покрытый красками. Лес, лошадь, снег – в нашем воображении. Малевич разрушил этот обман живописи, потому что когда мы видим «Черный квадрат», то это именно черный квадрат. Не лес, снег и лошадь. Этим разоблачением «обмана» живописи резонирует в нас творение Малевича.
Другую интерпретацию данного феномена представил Рене Магритт в работе «Вероломство образов» (1928): на картине изображена курительная трубка и подпись: «Ceci n’est pas une pipe» – «Это не трубка».
Нет современного искусства без провокации. И нет вообще никакого искусства, созданного по заказу. Поэтому стены Государственного Эрмитажа завешаны работами ремесленников, а в Новой Третьяковке власти запрещают выставки.
Искусство говорит правду о том, кто мы. Жить, стараясь не замечать, по привычке – одно, увидеть себя со стороны – другое. Это всегда воспринимается болезненно. Например, являясь почитателем гения Чекрыгина, посещение выставок его произведений бывает крайне мучительным. Образы, не поддающиеся однозначной интерпретации, контраст черного и белого, летящие, падающие, обращающиеся друг к другу или воздевающие руки фигуры. Василий Николаевич нарисовал углем мой мир.
Предельно точно это сформулировал Эрик Булатов: «Путь к свободе ведет через пространство искусства» (2007). Задолго до писал поэт-модернист Рильке: «Знайте же, что искусство есть путь к свободе. Все мы рождены в цепях. Кто-то о них забывает: он отдает их посеребрить или позолотить. Мы же хотим их порвать. Нет, не каким-то там мощным движением, диким и ужасным: мы просто хотим вырасти из них» (1898).
Искусство стирает ту инаковость, которую чувствует индивид, когда государство навешивает на него ярлык. Тоталитарные режимы склонны объявлять еретиками идущих против, создавать диссидентов, раскалывая общество. Но яростно и проникновенно мы можем писать только о том, за что страдали. Тогда это резонирует в других. Поэтому такая стигматизация неизбежно вовлекает любую империю в порочный круг, циркуляция по которому всегда заканчивается крахом.
Общество может позволить себе лишь одну нетерпимость – к желанию использовать служение других. Мы постоянно сталкиваемся с этим: в школе, в вузе, на работе, в выступлениях чиновников, главных врачей и академиков. Один, доминирующий над каким-либо коллективом индивид, пытается навязать свое мнение и сделать его догматом. Помню эту надменную безапелляционность во время лекций в университете. Примитивная категоричность на фоне скучных слайдов и монотонной бубнежки заученных наборов фраз. Они, скорее, отталкивают от профессии, чем увлекают.
Этим и опасно искусство. Сошедшие с «Доски почета» (1990) Рогинского главноуправители привели в «Тупик» (1938) Голополосова, ожили «Партизанские мадонны» (1967) Савицкого, пошел вниз «График истории» (1976) группы «Гнездо». В кинотеатрах уже не встречается «Жертвоприношение» (1986) Тарковского. Фильм «Мы» по одноименному роману Евгения Замятина запрещен к показу еще до премьеры, как был запрещен в СССР и сам роман, основоположник жанра «антиутопия».
Объявят ли «темной материей» творчество работавших в технике живописи цветового поля Марка Ротко, среди прочего, автора картин «Желтый и синий» и «№6» (1954), Барнетта Ньюмана (серия «Кто боится красного, желтого и синего», 1966 – 1970) или Шона Скалли?  Сальвадор Дали, автор «Атомной Леды» (1949), вряд ли предполагал, какой смысл могут придать картине. Клюн, конечно, тоже не был предусмотрителен («Супрематизм», 1916). Лишь совесть всегда черно-белая и любые полутона – сделка.
Еще Малевич отмечал, что «государство – аппарат угнетения тех, кто иначе мыслит». Запрещенное искусство вечно. Гений – всегда визионер. Возьмите любую теоретическую работу Казимира Севериновича, переложите на медицину или любую другую отрасль и не увидите ни одного противоречия. Например, письмо Александру Бенуа (1916) можно адресовать любому академику или министру. Но сам же Малевиче подчеркивал, что «меньшинству приходится всегда оставаться при особом мнении» (1919).
Нобелевский лауреат Фридрих Хайек в книге «Дорога к рабству» отметил: «Проще всего обрести поддержку людей легковерных и послушных, не имеющих собственных убеждений и согласных принять любую готовую систему ценностей, если только ее как следует вколотить им в голову, повторяя одно и то же достаточно часто и достаточно громко» (1944). Искусство может изменить систему ценностей, превосходя по своей мощи шаблонные лозунги диктатур. Над ним нет власти теорий Макса Нордау и бульдозеров.
Создавать иллюзию намного проще, чем развивать науку и медицину. Пропагандисты, даже в белых халатах, всегда верят, что ученики и потомки признают их величие, забывая, что основанное на подмене истинных ценностей обречено на порицание. Селекционируя бездарность, всеми силами избегая конкуренции, стремясь пожизненно занимать привычные должности, такие деятели удобны для поддержания иллюзии. Какие выступления! Показатели достигнуты и перевыполнены! Смертность снизилась. Материнская, младенческая, общая. И стадии онкологических заболеваний не распространенные, а «продвинутые». Все в соответствии с клиническими рекомендациями. Лучшая в мире медицина! Ну словно «Идеальные лозунги» (1972) Комара и Меламида!
 Мы-то научены творчеством соцреалистов. Знаем, что картины Лактионова, Бродского, Ефанова, Герасимова, Решетникова, Юона и прочих полны фальши и лжи. Знаем, чем заканчивались «Незабываемые встречи» (1936 – 1937). Это про них писал Давид Бурлюк и его великие соавторы (Маяковский, Крученых, Хлебников): «Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным» .
Полотна и книги сохранились в собраниях музеев и библиотек. Лживые речи чиновников утопают в протесте общества. Поэтому забывают министров после отставки.
Может быть, достижения нашей эталонной медицины предвосхитил Каттелан в работе «Без названия» (1991 – 1992)? Придуманный для выставки в Милане проект представлял собой обращение в полицию: заявление о «краже» из багажника автомобиля несуществующего выставочного экспоната и составление протокола с подробным описанием «произведения искусства». В разные периоды различные общественные и политические деятели, внутренние и внешние враги и враждебные государства объявлялись «ворами», но достижения остаются описанными только в различных национальных и региональных проектах, как описание того экспоната – только в протоколе ничего не подозревающего инспектора полиции.
Томас Кун в труде «Структура научных революций», основываясь на исторических фактах, утверждал: «Почти всегда люди, которые успешно осуществляют фундаментальную разработку новой парадигмы, были либо очень молодыми, либо новичками в той области, парадигму которой они преобразовали» (1962). Воспитанные теми, для кого желаемое – лишь начальственная должность, конечно же и своей целью считают исключительно номенклатурные достижения. Стремятся не к почтению, даже не к почитанию, но к почестям. Не к вниманию, но к знакам внимания. Искоренение этой порочной цепочки и есть необходимое условие для того, чтобы в России появилась наука в истинном понимании значения этого термина, а не царящее в настоящее время «наукообразие», основанное на бесконечном переписывании в различных интерпретациях доказанного ранее в зарубежных странах.
Петербургский ученый Борис Фирсов ввел в социологию термин «разномыслие». Разномыслие, как антипод «одинаковости», всегда разрушает монолит той власти, которая идентифицирует себя как «власть от бога», но не от народа. Наука может развиваться только в условиях разномыслия и инакомыслия. Подавление разногласий во мнениях по любым вопросам и темам всегда приводит к подмене понятий, когда наук трансформируется в наукообразие.
Подавление инаковости через надежду и страх – один из главных программных пунктов при строительстве монолитного общества. Надежду на то, что именно их избрали преемники, вселяют в наиболее озлобленных и примитивных, верящих в собственную исключительность, которые затем прикладывают все усилия для запугивания неугодных. Лев Троцкий: «В стране, где единственным работодателем является государство, оппозиция означает медленную голодную смерть. Старый принцип – кто не работает, тот не ест – заменяется новым: кто не повинуется, тот не ест» (1937). Страх изгнания из профессионального мира, управляемого директорами, которым посвящено эссе И. Кабакова «В будущее возьмут не всех» (1983). В одноименной инсталляции (2001) поезд отъезжает от платформы, на которой разбросаны отвергнутые будущим картины. Но любой чиновник – конформист до той поры, пока он пассажир этого поезда. Пока работодателю не приходит идея принести его в жертву общественному мнению. Дистанцировать систему от так называемых «перегибов» отдельных служащих, как будто и не являются они порождением самой системы.
Чем уже медицинская специальность, тем более монополизированной различными кланами она является. Яркий пример – детская онкология, в которой узурпация власти привела к фактическому уничтожению реальной медицинской помощи и подмены таковой на фейковую, но удобную и малозатратную картинку. Это следствие нарушения принципа, декларированного Томасом Куном: запрет на обращение к главам государств или к широким массам народа по вопросам науки, поскольку «признание существования единственно компетентной профессиональной группы и признание ее роли как единственного арбитра профессиональных достижений влекут за собой дальнейшие выводы» (1962). Это объясняет и порочность института главных внештатных специалистов. Тюрлики, сошедшие с полотен Гелия Коржева. Поскольку наука и практика супрематичностью не отличались, они придумали НМИЦы, ЦАОПы и прочие НЦМУ. Заумь неоутопистов, по какой-то причине полагающих, что все поверят в бумажные идеалы. Выдуманный мир существует только в сознании тех, кто его выдумал.
Очевидно утверждение, высказанное Ф. Хайеком: «Мир устроен так, что только при условии личной заинтересованности люди готовы в течение долгого времени отдавать все силы работе. По крайней мере очень многие могут хорошо работать, только имея какой-то внешний стимул или давление извне» (1944). Но что означает работать хорошо?
Неустанно подчеркивая, что жизнь человека – высшая ценность, люди сами же поставили эту ценность в прямую зависимость от экономической системы. И никого не смущают вечные жертвы дефицита бюджетов и военных конфликтов, сопровождающих всю историю человечества. Джон Рёскин: «Если бальные залы ярко освещены и туалеты прекрасны, то кому какое дело до того, сколько ужасов тут рядом и кругом»? (1870). Все свелось к тезису, сформулированному в картине Барбары Крюгер: «Я покупаю, следовательно я существую» (1987).
Политики всех уровней во всех странах неизменно декларируют различные свободы и обещания всеобщей доступности медицинской помощи, попутно дополняя свои лозунги расплывчатыми формулировками про необходимость повышения качества этой медицинской помощи. В сложившейся порочной системе, где важно лишь представить нужную для пропаганды идиллическую картину, никто из этих функционеров не задумывается над тем, что означает это качество с позиции пациента. Создание такой идиллической картины и означает работать хорошо. Рогинский написал дверь в нашу жизнь. Поэтому Сосуд Гигеи – артефакт из «Коллекции археолога» (2001 – 2009) Гриши Брускина.
Что можно предпринять, чтобы попытаться переформатировать сложившуюся систему? Необходимо создание свободной конкурентной среды. Между врачами, клиниками всех форм собственности и управленцами всех уровней. В сущности, если для государства важен только конечный результат, то есть повышение выживаемости и снижение смертности, то не должно иметь значения, кто именно из игроков данного рынка получит за свою работу бюджетные деньги. И такая свободная конкуренция, которая позволит пациентам самостоятельно выбирать врача и клинику без учета бесполезных для повышения качества медицинской помощи направлений и справок, безусловно, вытеснит всех, кто способен лишь на пропаганду. Что мешает выбрать такой путь, который уже доказал свою эффективность в других странах? Ответ очевиден: свободная конкуренция исключает возможность получения незаконных доходов от затрат на содержание излишних штатов, обновление зданий, инфраструктуры, закупок оборудования и расходных материалов.
На страницах эссе мы перечислили фамилии всемирно известных художников. В наш экскурс не вошли многие не менее знаковые деятели, например Энди Уорхол, Владимир Слепян, Пит Мондриан, Ханс-Петер Фельдман, Александр Юликов, Дан Во, Джексон Поллок, Марсель Дюшан, Андрей Монастырский, Рой Лихтенштейн, Виктор Пивоваров, Кара Уокер, Павел Пепперштейн, Эдуардо Кац, Илья и Эмилия Кабаковы, Кэтрин Опи, Марина Абрамович, Леонид Тишков. Многие ли имели художественное образование? Единицы. Художник, создавший наиболее известную во всем мире работу, пытался четырежды поступить в Московское училище живописи. Кто помнит имя директора или членов экзаменационной комиссии? Председателя пространства, как он называл себя сам, знают все.
Если бы все художники получили профессиональное художественное образование, мир искусства был бы чрезвычайно скучным. Главным недостатком многих вузов является чрезмерная консервативность. В России это в известной мере подмена понятий, поскольку причины обусловлены ленью, глупостью и невежеством: десятилетиями не меняющиеся программы, устаревшие учебники – очередные «Манускрипты Войнича», и системы преподавания, но, главное, уставшие и безразличные в основной своей массе преподаватели, которые или формально отрабатывают необходимый для получения ученых званий стаж, являясь внешними совместителями, или, по сложившейся привычке, читают заученные еще в молодости скучные лекции, гордясь формальным почтением, которое выказывают студенты из укоренившейся привычки раболепствовать.
Безусловно, невозможно стать врачом без высшего профессионального образования, но это именно тот случай, когда, цитируя Жванецкого, «что-то в консерватории необходимо подправить», потому как современные выпускники большей частью ориентированы на следование клиническим рекомендациям, способны лечить только по прописанным алгоритмам и не желают мыслить. Сомневаетесь? Тогда посмотрите на полки книжных магазинов, там давно нет классических монографий, сплошь руководства и справочники. Haute science нынче не в моде.
Следуйте за художником Львом Юдиным, который в письме Константину Рождественскому и Анне Лепорской изложил простое желание: «Мне так хочется быть хоть мельчайшей звездочкой в небе, чем важным звездочетом на башне. Ковылять своим маленьким путем, чем следить пути великих» (1926). Лев Александрович написал эти строки возрасте 23 лет. В 1941 году младший лейтенант Лев Юдин погиб в возрасте 38 лет в первом же своем бою. Будучи на передовой, Юдин получил «бронь» от Союза художников, но отказался воспользоваться ею, считая это предательством по отношению к бойцам своего взвода. Но осталась его пронзительная запись в дневнике: «Почему, зачем тебе надо вновь и вновь пытаться выразить этот мир. Ведь он тебя только отделять будет от людей. Никто не поймет. Никому не нужно. Нужно! Неправда. И это будет документ нашего времени. Нужно солнце, нужны и сумерки. Нужно, не нужно… Мне нужно! Да и другим. Я знаю, это внесло бы какую-то ноту во все, что делается. Это дополнило бы. Никто не видит того, что я вижу» (1930).
Его однофамилец, знаменитый хирург Сергей Сергеевич Юдин, лауреат двух Сталинских премий, увековеченный на портретах работы Сергея Нестерова (1933, 1935) и ряда других прославленных художников и скульпторов, выжил в двух Мировых войнах, отбывая заключение в лагерях, написал: «Поднимать общий культурный уровень врачей-хирургов, стремиться к повышению их духовных запросов совершенно необходимо, ибо повседневная больничная работа все же становится монотонной, если она длится долгими годами. А отсюда один шаг к тому, чтобы и сама хирургия превратилась из искусства в ремесло. <…> Как прогулки, охота и спорт совершенно необходимы для сохранения физического здоровья и сил, так театр, концерты, музеи и художественные выставки нужны для освежения духовных запросов и для той духовной гимнастики, без которой понизятся и атрофируются творческие способности».
Я прошел сложный путь противостояния с политиканствующими бездарностями, ныне забытыми. Одним это принесло славу, другим – позор, третьим – забвение, четвертым – новые идеалы. В тот период миры Хаксли сменились декорациями Оруэлла. Уверяю, некоторые относят их романы к утопиям, без всяких «анти», в том смысле, что предложенный общественный строй является идеальным. Ай Вэйвэй: «Меня поражает один факт (вероятно, он объясняется лишь какой-то темной логикой): механизмы изгнания остаются неизменными вне зависимости от времени и места действия. Сначала человека делают в глазах общественности изгоем, который не соответствует принятым нормам и стандартам. И вот он уже в шаге от того момента, когда его начинают воспринимать как опасность, угрозу для окружающих, якобы “нормальных” людей» (2022). Один из самых известных представителей мира искусства, пройдя через арест, заключение и изгнание за критику правительства, знает, о чем говорит. Узнал и я.
 Более не желаю иметь отношение к порочной системе, единственным продуктом которой являются никем не читаемые и нигде не используемые диссертации, написанные лишь в угоду тщеславия самих авторов, уродливые аттестаты ВАКа и пафосные возгласы членов диссертационных советов: «Ах, он же без костюма на заседание! Нас не уважают!».
Мне жаль потраченное на эти бессмысленные битвы время. Я верил им, тем, кто носил на лацканах пиджаков барельефы Ломоносова. Да и как было не верить, если ученые бутефлики рассказывали, как важно стать доктором наук и профессором. Не верьте! Ceci n’est pas une scientifique! Это не наука! Это платье великого кутюрье Ханса Кристиана Андерсена.
Мир признает выдающегося ученого Льва Гумилева, автора «Теории пассионарности и этногенеза». Защита второй докторской диссертации «Этногенез и биосфера Земли» состоялась в 1974 году (первую докторскую диссертацию на тему «Древние тюрки. История Срединной Азии на грани Древности и Средневековья» он защитил в 1961 году). Выходя на трибуну, Лев Николаевич воскликнул: «Шпагу мне»! И ему подали указку. При голосовании против был только один голос. Однако члены ВАКа отказались утверждать учёную степень. История предала их имена забвению.
Порочная система ученых степеней и званий подменила собой настоящую науку. Что такое диссертация? Согласно ГОСТу, это «научно-квалификационная работа, отражающая результаты научных исследований автора и представленная им на соискание ученой степени». К оформлению этой диссертация предъявляются жесткие требования и накладываются ограничения. Соблюдение этих требований и рамок давно стало основной сутью диссертационной работы, тогда как содержание не играет особой роли. Более того, соблюдение рамок требует оформления огромного числа справок, протоколов, заключений, где каждая подпись заверяется не только гербовой печатью, но и другой подписью. И все это в нескольких экземплярах. В итоге изнурительная подготовка документов, призванная повысить качество диссертационных работ, чрезвычайно осложняет подготовку соискателя к защите, поскольку именно он готовит заключения рецензентов, оппонентов, комиссий и диссертационного совета. Потом эти документы подшивают в папки и направляют в странную организацию – Высшая аттестационная комиссия. Чувствуется имперский размах! Любят все империи, основанные на порабощении народов, называть так величественно различные надзорные органы. Чтобы все контролировали друг друга. Тот же ВАК призван утверждать решения диссертационных советов и служить местом почетной ссылки для отставных чиновников, являясь еще и инструментом для наказания: раболепствующим диплом выдадим, еретикам – откажем. Наша псевдонаука давно уже стала дегенеративной. Есть ли желающие написать новые «Четыре элемента»?
По какой-то причине, очевидно, находясь в плену ауры этих выдуманных лидеров выдуманной науки, я тоже тщательно оформлял эти бесчисленные документы. Но я умею признавать ошибки. Это не они так талантливы, что сумели создать ауру, это я был так слаб, что хотел такого же мнимого величия. Больше не хочу.
Никакой ГОСТ не может регламентировать научную работу. Аннулируйте у академиков диссертации и не найдете вклада даже в псевдонауку. Впрочем, функционеры всегда формалисты, потому что ни для какой другой деятельности у них нет никаких способностей.
В 60 ячейках объекта «Рай – Чистилище – Ад» (1976) Риммы Герловиной размещены 50 кубиков с именами известных исторических лиц разных эпох. Зрителю предлагается распределить кубики с именами по ячейкам, определенным в названии, выполняя роль судьи. В какую ячейку мы попадем?
Следует помнить, что планеты и звезды сформировались благодаря темной материи, оставив нам лишь бесконечно малые величины.
Свобода? Ненависть? Месть? Вечность!

























В саду чудовищ пахнет земляникой

Наука тогда только мудра,
когда бескорыстна в своих положениях.
Джон Рёскин, 1872

В моем кабинете висит репродукция знаменитого триптиха «Сад земных наслаждений» . Много лет назад я купил ее в музейном магазине Государственного Эрмитажа. Очередной растерянный посетитель просит разрешения войти. Я намеренно не использую гнетущее слово «пациент». Этот посетитель – мой добрый друг, хотя я впервые его вижу. Как нам не быть друзьями, если днями ранее его жизнь разделилась на «до» и «после», как когда-то моя, когда я поступил в ординатуру по онкологии?
Я сижу в этом кабинете добровольно, его же привел малопонятный, но пугающий диагноз. После беседы он будет сострадать нашей общей доле сопричастности к ужасающему миру онкологических центров, миру босховского масштаба, где молятся даже бесы, потому что каждая койка – это Овчая купель.
В этом мире существуют свои законы. Их открыл физик и популяризатор науки Деннис Овербай, когда в ироничной форме переформулировал три фундаментальных начала термодинамики:
                1) Вы не можете победить;
          2) Вы не можете прервать поединок;
  3) Вы не можете выйти из игры.
Моего посетителя ожидают страхи, борьба с осложнениями и бездушной медицинской системой. Излияния страданий на застольях, в банях и церквях. Только в скульптурах Шадра «Любовь» (1927) и «Борьба за жизнь» (1930) так похожи! В жизни реальной добро пожаловать на «Трапезу нечестивых» . Красно-черные тона, схематичное изображение безликих фигур, бутылка, газета. Amor fati  – удел безумцев.
В конце беседы я покажу ему на репродукцию триптиха: «Теперь это ваш мир. Можете найти себя на картине. Мы все живем в этом саду». У нас с мои другом один шанс на спасение – следовать совету Бергмана, в фильме которого один из героев наставлял другого: «Первая заповедь врача – просить прощения» .
Вы просили прощения сегодня? Не ждите вечера! Закатные зори освещают очарованием ностальгии все кругом, даже гильотину.
Эпилог
Практикующему врачу, который не является ученым, крайне трудно составить объективное мнение под влиянием потока информации. По этой причине разработка клинических рекомендаций, безусловно, облегчает доступ к большому объему данных, изложенной в сжатом виде.
Однако внедрение клинических рекомендаций на законодательном уровне привело к определенной деградации, уподобив многих врачей обезьяне, которую описывал профессор Пильман в романе братьев Стругацких: «Обезьяна нажимает красную кнопку – получает банан, нажимает белую – апельсин, но как раздобыть бананы и апельсины без кнопок, она не знает. И какое отношение имеют кнопки к бананам и апельсинам, она не понимает» .
Я знаю, что многие осудят меня за резкие суждения. Гюстав Лебон в книге «Психология народов и масс» писал, что в толпе индивид освобождается от сознания своего ничтожества и бессилия, испытывает чувство неодолимого могущества в силу многочисленности своей группы. Толпа живет иллюзиями и верит в чудеса. Толпа снимает с человека обязанность делать выбор и делегирует принятие любых решений своему лидеру. В душе толпы преобладает не стремление к свободе, а потребность подчинения .
Каждый представляет себя как минимум горой Шихаллион  и уверен, что создал magnum opus . Забыли, что «мастодонт» в переводе с латыни означает – неожиданно! – «молочные зубы» ?
–  Ну, что же теперь, а? – спрашивал у читателей и самого себя главный герой романа «Заводной апельсин» .
Ответ на этот вопрос я нашел в статье Альберта Эйнштейна: «Развитие науки и творческая деятельность разума в целом требуют еще одной разновидности свободы, которую можно было бы охарактеризовать как внутреннюю свободу. Это – свобода разума, заключающаяся в независимости мышления от ограничений, налагаемых авторитетами и социальными предрассудками, а также от шаблонных рассуждений и привычек вообще. Подобная внутренняя свобода – редкий дар природы и весьма желанная цель для каждого индивидуума» .
Автор не претендует на роль современного Уильяма Додда , но предостерегает своих коллег от повторения судьбы его дочери Марты.







Супрематизм (в) науке

Много говорят о гениальности всего старинного;
да, оно гениально постольку,
поскольку оно самобытно времени.
И гениально постольку,
поскольку оно составляет силуэт к будущему.
К.С. Малевич, 1918

В наиболее цитируемой научной работе всех времен и наук, Томас Кун определил, что «научная парадигма – безоговорочно принятая научным сообществом модель научной деятельности». При этом смена парадигм происходит тогда, когда «фундаментальные теории начинают колебаться под влиянием фактов, не укладывающиеся в эти теории» («Структура научных революций», 1962).
Исторически сложилось, что научной составляющей в онкологии, как и во многих других областях медицины, в России не уделялось внимания по многим причинам: отсутствие необходимого финансирования, специалистов и дефекты в подготовке кадров. Как результат – трансляционная медицина, хирурги, химиотерапевты, узкая специализация, и дефицит врачей с клиническим и научным мышлением, то есть тех, кто призван лечить пациента, а не болезнь, при этом разрабатывая новые научные протоколы.
В итоге наглядной иллюстрацией медицинской помощи пациентам с онкологическими заболеваниями является работа Иеронима Босха (или его ученика?) «Извлечение камня глупости» (около 1500): сидящий на стуле мужчина надеется, что сможет избавиться от камня в голове, то есть пациент идет на поводу у шарлатанов, обманывающих его.
На картине вверху написано «Meester snijt die keye ras» («Мастер, вырежи камень»), внизу – «Myne name Is lubbert das» («Меня зовут Любберт Дас»). На старонидерландском kei означает не только камень, но и цветок. Мы видим, что именно цветок «доктор» достает из головы пациента. Выражение «Van de kei snijden» (вырезать камень) также означает обмануть кого-то: «врач» с воронкой – шарлатан, которые во множестве путешествовали по Средневековой Европе, предлагая свои услуги.
Перевернутая книга на голове монахини (или жены пациента?) – отсылка к ложной науке, перевернутая воронка на голове «хирурга» – иллюстрация перевернутости мира вверх ногами, символ того, что божественный проект переиначивается и становится дьявольским явлением. Виселица и крест на заднем плане – воздаяние за обман.
Особенно символично, что искусствовед Лотте Бранд Филипп интерпретировала цветы как знак денег, утекающих из продырявленного кошелька, висящего у пациента на стуле.
Первый в России Институт для лечения опухолей имени Морозовых (1903, назван по фамилии меценатов, в настоящее время – МНИОИ им. П.А. Герцена), созданный по инициативе Льва Львовича Левшина, включал лабораторию экспериментальной онкологии, где впервые начали использовать культуру тканей для исследований и заложили основы иммунологии. Научно-исследовательский институт онкологии (1927), созданный усилиями Николая Николаевича Петрова, включал экспериментальное отделение. Понимал важность научной составляющей и Николай Николаевич Блохин, организовывая Институт экспериментальной патологии и терапии рака (1951), одним из подразделений которого являлся отдел иммунологии рак. При последующих руководителях идеи основателей развития не получили.
Искусствовед Паола Волкова: «Историю делает история, а не люди. Людей, которые делают историю, никогда не существовало и не будет существовать. Все те, кого мы называем историческими деятелями, это рекруты. Александр Македонский был рекрутом. Цезарь был рекрутом. Все, что он рекрутировал, приносило успех. Он знал, зачем он пришел в этот мир, и сознавал возложенную на него миссию. <…> И мы не виноваты, что у нас очень плохие рекруты, которые не обучены многим вещам. У них нет политического и исторического образования. Они ничего не могут, потому что не рекруты» .
Вполне возможно, сами того не сознавая, мы являемся свидетелями очередной смены парадигм, по сути, научной революции. И основы ее заложили клеточные технологи: на раннем этапе – трансплантация гемопоэтических стволовых клеток, позднее – иммунотерапия.
Аутологичная трансплантация костного мозга – предтеча персонализированной терапии, в основе которой лежит персонификация собственными клетками. Этот метод не только позволил преодолевать токсичность высокодозной химиотерапии, но и способствовал развитию генной модификации и инженерии, совершенствованию методов подбора пары «донор-реципиент» с учетом ДНК-методик типирования, предшествовал аллогенной трансплантации, которая позволила реализовать эффект «трансплантат против опухоли».
Использование гемопоэтических стволовых клеток нашло применение не только в онкологии. Это лечение пациентов с неопухолевыми заболеваниями: иммунодефициты, болезни накопления, апластические и гемолитические анемии, аутоиммунные болезни (рассеянный склероз, системная красная волчанка, ревматоидный артрит, системная склеродермия), при которых «перезагрузка» иммунной системы позволяет выбить аутоиммунный клон с помощью химиотерапии, моноклональных и поликлональных антител, затем собрать стволовые клетки в момент восстановления гемопоэза, поскольку «наивная» иммунная система не содержит патологического клона, провести еще один курс химиотерапии с последующей трансплантацией. Формирующиеся лимфоциты не прошли патологического обучения и дифференцировки в сторону аутоиммунного клона, что позволяет рассчитывать на достижение полной ремиссии.
Перспективным направлением является регенеративная медицина и антивозрастная терапия, когда собранные в молодом возрасте стволовые клетки, которые не стареют при соответствующем хранении, криоконсервируют и вводят пациенту в старшем возрасте, восстанавливая популяцию стволовых клеток.
Генные манипуляции с гемопоэтическими стволовыми клетками позволяют внести недостающий ген или скорректировать дефект гена. Обратная инфузия генно-манипулированных клеток обеспечивает их приживление и функционирование прежде дефектного (отсутствующего) гена in vivo, что эффективно при болезнях накопления, иммунодефицитах, гемофилиях, сахарном диабете.
Позднее получила развитие персонализированная иммунотерапия, основанная на применении клеточных вакцин, изготовленных из дендритных клеток пациента с помощью антигенов опухоли данного пациента.
Таким образом, истинная персонализация подразумевает использование генотипов людей с целью адаптации терапевтической стратегии для конкретного человека, определения предрасположенности к заболеванию, обеспечения своевременной и целенаправленной профилактики.
Параллельно с наукой развивалось искусство. Художник и философ К.С. Малевич, основоположник супрематизма, создав новую философию и «Черный квадрат» как ее графический манифест (1915), полагал, что уничтожил фигуративную живопись: «На художнике лежит обет быть свободным творцом, но не свободным копировальщиком, грабителем, имитатором и ловким сплетником. Художнику дан дар, чтобы творчеством своим он увеличивал сущность нашей жизни, а не загромождал ее лишними копиями» (1918). По сути, история черных квадратов, коих написано множество как до Казимира Севериновича, так и после него, есть история человечества.
Впервые четырехугольники с белыми полями впервые стали изображать в Англии: в случае кончины аристократов печатали траурные книги, в которых черные четырехугольники изображались на первом развороте. Позднее стали печатать такие изображения на каждом развороте подобных книг. Позднее, в целях экономии, стали совмещать страницы с текстом с черными блоками: траурные рамки с тем же смыслом дошли до наших дней.
Каждый художник вкладывал в созданный им квадрат свой смысл. Духовные искания, исторические аспекты, юмор, даже пейзажи. Например, Берталь назвал свою картину «Вид на Ла-Хог под покровом ночи» (1843). Или игра слов и изображений в книге Шама «История Месье Лажониса и Месье Ламеласа» (1839), где на одной странице изображены два черных квадрата: один подписан «Месье Лажонис, погасив свечу, добрался до кровати в полной темноте», второй – «Месье Лажонис ничего не понимает: не подушки, нет одеяла, и его матрасы тверды, как скамейки».
Вспомним и творение Поля Гюстава Доре, который разместил на обложке альбома «Живописная, драматическая и карикатурная история Святой Руси на основании текстов хроникеров и историков: Нестора, Сильвестра, Карамзина, Сегюра и т.д. в 500 рисунках с комментариями» (1854) черный прямоугольник, под которым написал: «Происхождение российской истории теряется во мраке веков».
В 2016 г. на одном из полей «Черного квадрата», а именно первого варианта картины (1915), выявлена частично утраченная надпись, сделанная карандашом по высохшему слою белил: при реконструкции с помощью микроскопа первые два слова могут быть прочитаны, как «Битва негров», далее буква «ю», что может являться частью слова «ночью». Почерк, возможно, принадлежит автору. Это позволяет предположить, что за основу Малевич взял работу Альфонса Алле, который в «Первоапрельском альбоме» (1897) изобразил семь окрашенных разными цветами прямоугольников с различными подписями. Черный подписан «Битва негров в пещере глубокой ночью». Стоит отметить, что Поль Бийо, друг Алле, на 15 лет раньше написал черный четырехугольник, который назвал «Сражение негров в тоннеле» (1882).
Не имеет значения, была ли идея заимствована. Черных квадратов – множество, но мир супрем создал только К.С. Малевич.
Это направление философии нашло почитателей и в музыке. Сам Малевич выступил в роли композитора, написав на чистом белом листе заголовок: «Цель музыки – молчание» (1923). Ранее Альфонс Алле написал «Траурный марш для похорон великого глухого» (1897), который не содержал ни одной ноты: партитур марша представляла собой пустую страницу нотной бумаги. Композитор и последователь дадаизма Эрвин Шульгоф написал для фортепиано произведение «Funf Pittoresken» (1919), третья часть которого, «Предсмертная тишина», представляет собой минуту молчания. Позднее композитор Джон Кейдж написал музыкальную пьесу «4’33’’» (1952) для вольного состава инструментов. Название произведения, состоящего из трех частей, соответствует его продолжительности: первая часть – 30 секунд, вторая – 2 минуты 23 секунды и третья – 1 минута 40 секунд. Музыканты не играют на инструментах, содержанием являются звуки окружающей среды, услышанные во время исполнения композиции.
Стоит отметить, что на творчество Кейджа оказал влияние знаменитый авангардист Марсель Дюшан, создатель ready-made искусства и дадаизма, автор таких новаторских и провокационных произведений, как «Велосипедное колесо» (переднее колесо, установленное верхней частью велосипедной вилки в сиденье деревянной табуретки, 1913) «Сушилка для бутылок» (в буквальном смысле сушилка для винных бутылок, 1914) и «Фонтан» (мужской писсуар с надписью «R. Mutt», 1917).
Вытеснит ли персонализация традиционные подходы к лечению и унифицированные лекарственные препараты? В настоящее время ответа на данный вопрос у человечества еще нет. Но можно утверждать, что, как и супрематизм в искусстве, персонализированная иммунотерапия уже заняла свое место в науке и практике. Как ready-made искусство основано на придании бытовым вещам нового смысла, так и это направление основано на придании новых функций собственным клеткам человека.
Можно ли выделить в науке условное супрематическое направление? Или нет никакой иной научной мысли, кроме супрематической? Слово Казимиру Севериновичу: «Творить значит жить, вечно создавая новое и новое. И сколько бы мы ни распределяли мебель по комнатам, мы не увеличим и не создадим их новой формы. И сколько бы ни писал художник лунных пейзажей или пасущихся коров и закатиков: будут все те же коровки и те же закатики. Только в гораздо худшем виде. А ведь от количества написанных коров определяется гениальность художника» (1916). Но разве задумываются об этом многочисленные псевдоученые, написавшие множество статей и диссертаций, повторно доказывающих и обосновывающих уже доказанное и обоснованное ранее, в зарубежном научном мире? Только в гораздо худшем виде.
Задача данного труда не в том, чтобы стать новой «Победой над Солнцем» (1913, 1920). Главная цель – показать многообразие научных подходов, подчеркнуть ценность постоянного поиска новых.
Процитируем Олдоса Хаксли: «Науку можно определить, как метод сведения множественности к единству. Наука стремится объяснить бесконечно разнообразные природные феномены, игнорируя уникальность единичных, частных событий, сосредоточив внимание на общем, что есть у этих феноменов, и, проанализировав события, формулирует абстрактный «закон», согласно которому феномены обретают определенный смысл и становятся доступными оценке и анализу. Например, яблоки с незапамятных времен падали с деревьев, а Луна вращалась вокруг Земли. Люди наблюдали эти факты в течение всей своей истории. Однако лишь Исаак Ньютон понял, что общего между этими феноменами, и сформулировал теорию всемирного тяготения, согласно которой определенные аспекты поведения яблок, небесных тел, как, впрочем, и всех тел во Вселенной, можно объяснить, исходя из стандартизированного набора определенных идей» .
Искусство дарует науке идеи для новых открытий. Наиболее честно путь к ним сформулировал К.С. Малевич: «Но смогут ли трусливые плюнуть на своих идолов. – Как мы вчера!!! Я говорю вам, что не увидите до той поры новых красот и правды, пока не решитесь плюнуть» (1916).
Простые удовольствия

Посвящается жертвам тщеславия и гордыни,
как своей, так и чужой.

Красный цвет – оммаж Михаилу Рогинскому. Надпись на моей докторской диссертации, прибитой к доске, – отсыл к перфомансу сербской художницы Марины Абрамович, название – к фильму «Молодость» .
«Я делаю чертеж двери, несу его к плотникам на Беговую. Потом беру эту дверь, нахожу на помойке ручку, привинчиваю ее и малярной краской все расписываю». Так Михаил Рогинский описывает обстоятельства создания «Красной двери» (1965). Работа не отличима от обычной двери, но это не дверь, а имитация, идея двери.
В знаменитом «Rhythm 0» (1974) Абрамович смирно стояла 6 часов, в то время как зрители могли делать с ней все, что им вздумается, используя любой из 72 предметов, разложенных на столе: «предметы для удовольствия» и «предметы для разрушения». Все начиналось с малого: прикосновений, изменений положения тела и цветов. На третий час с нее срезали лезвиями одежду, на четвертый – резали лезвиями ее кожу и подвергали сексуальным домогательствам.
В фильме «Молодость» один из героев прославился произведением «Простые мелодии». Человеку науки необходима свобода. Какой бы авторитетной ни была установившаяся концепция, следует убеждаться в том, что она остается верной и после появления новых фактов. Интеллектуальная независимость для ученого является необходимостью. Он должен иметь возможность высказывать то, что считает правильным. Нарушение этого принципа приводит к тому, что разрушение трансформируется в удовольствие, наука становится имитацией. Для подавления независимости используются «предметы для разрушения», в том числе репрессивные механизмы диссертационных советов и ВАКа.
Зритель волен интерпретировать инсталляцию как аллегорию распятой науки, табличку на судьбе безвестного ученого или предложить иную трактовку.




















Il Tenebrismo nella Campo dei Fiori
Посвящается
Джованни Мочениго  и Джордано Бруно,
палачу и мученику

В год, когда вышла эта книга, РАН проводила конкурс. Выбирали художественный образ российской науки. Работы победителей экспонировались на мультидисциплинарной выставке о диалоге искусства и научного знания. Такую формулировку предложил ИНИОН , основной организатор. Прием работ и их оценка конкурсной комиссией заняли много месяцев. Так много, что я успел забыть об этом конкурсе. Каково же было мое удивление, когда однажды, поздно вечером, я получил письмо, из которого следовало, что моя работа «Простые удовольствие» победила в номинации «Инсталляция».
Во время встречи с куратором выставки на вопрос о том, какие у меня пожелания по экспонированию, я ответил так: зал драпируется черной тканью, которая имитирует готические своды, работа подвешивается на цепь. На потолке закрепляются прорезанные мешки с пеплом, который медленно падает вниз. Свет в зале выключен. Луч прожектора освещает работу. Каждого зрителя при входе встречают два человека в рубищах из мешковины. Один предлагает свежий инжир и произносит фразу: «Попробуйте свой грех»! Второй задает вопрос: «Узнаете вкус?», после чего начинает смеяться.
Инжир – отсыл к притче Иисуса Христа о неплодной смоковнице в винограднике, которая показывает упорство людей во грехе и милосердие Бога: «Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: „Вот я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает?“ Но он сказал ему в ответ: „Господин! Оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, – не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее“» (Лк. 13:6-9). Впрочем, зритель волен придерживаться иной трактовки: «По утру же, возвращаясь в город, взалкал. И, увидев при дороге одну смоковницу, подошел к ней и, ничего не найдя на ней, кроме листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла» (Мф. 21:18-19). В контексте выставки инжир символизирует РАН, которая имеет только «листья», но не имеет плода научных достижений. Поскольку именно листьями смоковницы прикрывались Адам и Ева после грехопадения, такой лист вручается каждому пришедшему на выставку академику.
Хотя свет в зале выключен, на выходе размещен выключатель. После просмотра зритель вправе принять решение, включать свет или нет. Включение света символизирует приверженность первому варианту трактовки, сохранение темноты – второму. В конце каждого дня производится подсчет голосов.
Конечно, мое предложение, хотя и вызвало одобрение организаторов, было отвергнуто по тем причинам, которые в настоящее время принято называть политическими. Однако для экспонирования изготовили конструкцию, которая безошибочно идентифицировалась как виселица, что вполне меня устроило.
Одним из первых прием тенеброзо в живописи использовал Микеланджело Меризи, вошедший в историю, как Караваджо. Во время одного из тюремных заключений он познакомился с Джордано Бруно. Последний, как известно, сожжен в 1600 году, первый убит спустя десять лет влиятельной семьей Томассони в качестве мести за убийство одного из ее членов, совершенное за два десятилетия до этого.
В полной мере эффект тенеброзо в науке я ощутил, когда на определенном этапе карьеры был сослан на работу проректором по науке в один из медицинских вузов центрального федерального округа. Близость к столицам – час до Москвы и три – до Питера, оказали негативное влияние, породив отрицательную селекцию. Все, кто умели читать, прочитали расписание электричек и уехали. Кумовство, семейственность, коррупция приобрели гротескные формы. Оставшиеся в этом городке не воспринимали ни чужаков, ни тезис о том, что работа не должна быть формализмом.
Мое пребывание в этом месте наиболее точно характеризуют строки из одного романа: «Неожиданно для всех появился какой-то странный тип, натворил невесть что и исчез так же внезапно, как и прибыл» . Полагаю, маленький норвежский городок на побережье, описываемый в романе, мало походил на обветшавший и темный, а зимой еще и заснеженный городок, хотя и с интересной историей. Сотрудники более всего ценили почитание, знаки внимания, плели бесконечные интриги и почему-то считали себя «академической средой», хотя, применительно к российской действительности это термин противен мне даже в самом благородном его смысле.
Там, в старом здании вуза, где когда-то располагалась гимназия, позднее – НКВД, была своя Площадь Цветов. В подвале, где в настоящее время виварий и все тонет в запахе мочи кроликов и крыс, расстреляли свыше шести тысяч заключенных.
Спустя семь месяцев борьбы с окопавшимися в этом вузе деградантами, я положил на стол заявление об увольнении по собственному желанию и, несмотря на уговоры ректора, женщины откровенно глупой и жадной до власти, замешанной в громких скандалах и являвшейся фигурантом уголовных дел, сел в машину и уехал в Москву.
И ранее, работая в национальных исследовательских центрах, я не испытывал иллюзий относительно места научной работы в устройстве нашего государства. Но там, в этом маленьком городке, я понял, что длительная история отрицательной селекции все превратила в фейк. Имитация стала национальной идеей. Так появились «Простые удовольствия», которые стали символом российской науки в наше осторожное время.
Более всего я желаю читателям избежать участи жертв гордыни и тщеславия, как своей, так и чужой. Для этого нужно включить свет…

























Многоуважаемому N

Не любил Старший Лесничий ни крестьянские дворы,
ни пристанища поэтов, да и всякое место,
где люди делали что-то разумное.
Лучшее из того, что обитало
на его территориях, представляло собой род грубых мужланов,
вся радость жизни которых состояла из выслеживания
и травли и которые все поголовно – и отцы, и дети – были преданы старику.
Эрнст Юнгер, «На мраморных утесах», 1939

В далеких 80-х, когда я только пошел в школу, нас учили, что настоящим комсомолкам серьги не нужны. Прошло много лет и в 2023-м я услышал призыв, обращенный к профессорско-преподавательскому составу в одном из вузов, который заключался в пожелании следить за моральным обликом студентов, а именно пресекать ношение коротких юбок и яркого маникюра. Эти слова сказал безвестный чинуша, с небольшим животом и большими комплексами. Предположу, что мы ходили в школу примерно в одно время. Уверен, он не читал Гюстава Лебона, который написал, что в толпе индивид освобождается от сознания своего ничтожества и бессилия, испытывает чувство неодолимого могущества в силу многочисленности своей группы . Вам точно встречались такие люди. Чиновники, преподаватели, врачи, директора. В их душе, в душе этой толпы, преобладает не стремление к свободе, а потребность подчинения. И они не видят иного, кроме как заставить подчиниться всех нас.
Слово Альберту Эйнштейну: «На первый взгляд свобода и наука не связаны между собой слишком тесно. Во всяком случае, свобода может отлично существовать без науки, то есть существовать в той мере, в каком может жить без науки человек с его врожденным стремлением к познанию. Но что значит наука без свободы?
Человеку науки прежде всего необходима духовная свобода, ибо он должен пытаться сбросить с себя оковы предрассудков и, какой бы авторитетной ни была установившаяся концепция, постоянно убеждаться в том, что она остается верной и после появления новых факторов. Поэтому интеллектуальная независимость для ученого-исследователя является самой насущной необходимостью. Но и политическая свобода также чрезвычайно важная для его работы. Он должен иметь возможность высказывать то, что считает правильным, и это не должно сказываться на его материальном положении или ставить под угрозу его жизнь» (1940).
Мне представляется, что у подобного ментального единообразия, характерного, впрочем, только для тоталитарных режимов и групп, есть еще одна причина. Ее блестяще проиллюстрировал лауреат Нобелевской премии по литературе (1950) Бертран Рассел: «Если человека с психическим расстройством, воображающий, что он некий верховный правитель, окружающие изолируют в специальной медицинской организации, то у такого же человека, который заявляет о величии своей нации, класса или социальной группы появляется множество сторонников, для которых он становится лидером, что способствует возрастанию “коллективного безумия”».
Он же дал нам простой рецепт: «Существует два простых принципа, которые, если они будут приняты на вооружение, могут решить все социальные проблемы. Первый – это то, что образование должно научить людей принимать утверждения только в том случае, когда существуют некоторые основания думать, что они истинны. Второй принцип состоит в том, что работу следует давать, руководствуясь лишь тем, способен ли человек выполнять ее».
Академики погрязли в выяснении, кто из них «уважаемый», а кто «глубокоуважаемый», представляя себя как минимум горой Шихаллион , будучи уверенными, что уже создали свой magnum opus , оставаясь при этом «великими инкогнитумами». Они забыли, что «мастодонт» в переводе с латыни означает – неожиданно! – «молочные зубы» , но помнят, что людей, которые размышляют, сложно контролировать и они создают административные сложности.
Тот безвестный чинуша имеет все шансы стать академиком. Если предсказание сбудется, я обязательно подарю ему эту книгу и подпишу: «Многоуважаемому N»… Поскольку наш герой привык читать только распоряжения начальства, он не откроет книгу и не узнает себя.
Обезличенный господин N, уже с барельефом Ломоносова на лацкане пиджака, своими молочными зубами перемолол много судеб. Первой в этой череде была его собственная. Художник Бенджамин Хейдон оставил в дневнике такую запись: «Провел несчастное утро, сравнивая себя с Рафаэлем». Зависть требует много жертв.
Но, вполне возможно, что N так и не станет академиком. Тогда он сохранится в истории только на страницах этой книги. Государство, как бы оно ни называлось в дальнейшем, будет содержать библиотеки, в которых эта книга будет стоять на полках. И переломным моментом в судьбе этого несчастного N станет ничем не примечательное выступление на собрании, которое случайно услышал еретик.
Другой занимательный персонаж. Проректор крупного вуза, экономист по образованию. Но выступает с лекциями по педиатрии, организации здравоохранения, даже онкологии. Выступает уверенно и на удивленные вопросы врачей отвечает раздраженно, утверждает, что медицина должна быть открытой и каждый имеет право высказывать свое видение на лечение и подготовку медицинских кадров. Более того, по никому неизвестным причинам удостоился звания члена-корреспондента Российской академии художеств. Можно было бы подумать, что он всесторонне одарен, разбирается в экономике, медицине, искусстве. Но, как это часто бывает, этот господин – всего лишь успешный конъюнктурщик, алчный до знаков внимания, поскольку суждения его сродни разговорам на кухне, какие обычно ведут люди, как правило, не достигшие успеха ни в одной из областей.
Господин N очень хочет достигнуть значимого положения проректора. У него достойный учитель! Оба ненавидят молодость, самоутверждаются за счет подчиненных, покровительствуют льстецам и всегда готовы польстить раздающим награды.
Иммануил Кант писал, что «уважение – это признание за другим права на инакомыслие». Я не уважаю описанных выше персонажей. Полагаю, что это взаимно, потому что «неотъемлемое право человека думать иначе» конъюнктурная глупость обезличенных N не прощает.
Один из художников, которых нацисты относили к представителям дегенеративного искусства – Пауль Клее. Философ Вальтер Беньямин так описал его монопринт «Angelus Novus» (1920): «На картине изображен ангел, выглядящий так, как будто он собирается отойти от чего-то, что он пристально созерцает. Его глаза вытаращены, рот открыт, крылья расправлены. Так изображают ангела истории. Его лицо обращено к прошлому. Там, где мы воспринимаем цепочку событий, он видит одну-единственную катастрофу, которая продолжает нагромождать обломки на обломки и швыряет их к его ногам. Ангел хотел бы остаться, пробудить мертвых и восстановить то, что было разбито. Но из Рая дует буря; она запуталась в его крыльях с такой силой, что ангел больше не может их закрыть. Буря неудержимо толкает его в будущее, к которому он повернут спиной, в то время как груда обломков перед ним растет ввысь. Эта буря - то, что мы называем прогрессом» (1940).
В 1958 году Лучо Фонтана прорезал ножом холст, натянутый на подрамник. Так появилась серия работ «Пространственная концепция. В ожидании». Позже художник писал: «Я создаю новое, бесконечное измерение. В этом и смысл: новое измерение, открывающее доступ в космос». Цикл «Разрезы» – манифест желания понять безграничность пространства.
Вы пытались понять? Или буря обошла вас стороной? Тогда не пропускайте собрания!

























Синдром Гамлета

Искусство – это одно из самых бескорыстных деяний человека.
Андрей Арсеньевич Тарковский

Высшее, что может сделать искусство, – это представить
истинный образ благородного человеческого существа.
Оно никогда не делало больше этого;
оно не должно делать меньше этого.
Джон Рёскин

Как интересна медицина и как скучны учебники! Потому что писать их должны художники слова, а не конструкторы текстов. Парадокс в том, что первые в большинстве своем не поняты современным обществом, которое преимущественно состоит из вторых.
Задача авторов – не только изложить в доступной форме необходимые знания, но и затронуть темы, которые, хотя и выходят за рамки федеральных государственных образовательных стандартов, но формируют личность врача. Среди таковых важнейшими являются гуманизм, свобода мышления и образное осмысление действительности.
Реализация этой задачи привела к написанию серии так называемых «концептуальных изданий», в том смысле, под которым «концептуализм» понимается как литературно-художественное течение, когда сама идея произведения выше его физического выражения. Концептуальные издания отличает, среди прочего, коллаборация с деятелями искусств: художниками, сценаристами, режиссерами. Это позволило создать художественный образ, как необходимое дополнение научного содержания, определить нравственную канву служения обществу.
В споре о том, что же такое медицина – наука или искусство – ответ зависит от того, как именно мы определяем эти понятия. Например, цитата А.А. Тарковского, вынесенная в эпиграф, диктует необходимость относить медицину к искусству. Вместе с тем Д. Рёскин справедливо отмечает, что «наука была тогда только мудра, когда была бескорыстна в своих положениях» (1887), отождествляя при этом понятия «наука» и «знание». Однако следует отделять медицину, как врачевание, находящееся в практической плоскости помощи конкретным пациентам, от науки, направленной на поиск новых достижений и открытий, той науки, которая создается в лабораториях.
Ученый может быть корыстен и тщеславен, врач – нет. При этом не следует считать учеными тех многочисленных врачей, которые имеют ученые степени и звания, поскольку диссертация – это всего лишь квалификационная работа, отражающая результаты исследований автора, лежащие, как правило, сугубо в практической плоскости, при этом повторяя результаты, полученные в зарубежных исследованиях. По этой причине в Императорской академии наук среди членов практически не было клиницистов, только фундаментальные исследователи. Например, Сергей Петрович Боткин, Николай Васильевич Склифосовский и Матвей Яковлевич Мудров академиками не являлись, но благодарный мир их помнить. Современные же академики становятся известны, как правило, после скандалов и расследований правоохранительных органов. Потому что есть только одно желание, которое может позволить себя врач – признание. Все чаще видим подмену понятий, когда стремятся к почестям и восхвалению.
Декларируя жизнь человека, как высшую ценность, общество поставило эту ценность в прямую зависимость от экономических моделей, денег и прочих материальных ресурсов. Перейдя к материальным отношениям, люди таким образом инициировали определенную сегрегацию, которая трансформировалась в желание одних достигать превосходства над другими, используя различные идеологические базы.
Джулиан Хаксли, брат писателя Олдоса Хаксли, автор термина «трансгуманизм» (1957), являлся последователем справедливо порицаемой евгеники, что не мешало ему изучать роль современных технологий и медицины, направленных на благополучие человека. Но какой процент населения в современном мире имеет доступ к этим технологиям? И не являются ли ограничения для существенного процента населения в известной степени искусственными, то есть инициированными самим обществом? Не только политиками, лидерами государств и общественных организаций, но и рядовыми его членами, в том числе многими врачами.
Яркий пример – модель организации медицинской помощи и ее финансирования. Ограничения, накладываемые финансированием, различными справками, формами и направлениями, в известной степени являются современной интерпретацией строчки из врачебных клятв Древнего Египта: «Клянусь не лечить раба без дозволения хозяина». Безусловно, в угоду электорату и общественному мнению формулировки стали менее прямолинейными.
Располагая крайне ограниченными знаниями о самих себе, нашей планете и Вселенной, человечество прилагает максимум усилий и средств не для восполнения этих знаний, а для дальнейшей сегрегации, войн и передела сфер влияния. При этом подчеркнуто ценим жизнь и призываем к миру.
Попытка исправить выбранный вектор, преодолеть эти ограничения и реализовать желание служить людям неизбежно приводит к выбору, который на примере творчества Шекспира описал Андрей Тарковский: «Трагедия Гамлета заключается вовсе не в том, что он гибнет физически. Он обрекает себя на смерть, собираясь вправлять этот вывихнутый век. Человек, который обрекает себя на служение людям, на желание соединить разорванную нить времени, то есть отдавая себя историческому процессу в услужение, являясь катализатором его, и в этом процессе окончательно и бесповоротно растворяясь. Опасность погибнуть ради прогресса, исчезнуть совершенно, это и есть трагедия, которую испытывает Гамлет. Это трагедия личности, потому что не каждый с большой легкостью отдаст себя в жертву другим».
В этом синдроме и заключен парадокс человечества. За все века существования – ни одного года без войн, ни одного месяца без противостояний на внешнеполитических аренах, ни одного дня без убийств и грабежей. И даже служение – нередко через насилие, совершаемое над собой или другими. Никто не протестует и не осуждает. Потому что еще до того, как одни весело пили пиво и шнапс в Мюнхене и Берлине в то время, когда в Дахау и Заксенхаузене, расположенных в получасе езды, гибли тысячи, Д. Рёскин отметил одну особенность: «Если бальные залы ярко освещены и туалеты прекрасны, то кому какое дело до того, сколько ужасов тут рядом и кругом?» (1887). При этом большинство открытий в медицине совершились не в лабораториях, а на полях сражений, во время войн и вооруженных конфликтов, в концентрационных лагерях. И те немногочисленные, кто предпринимал попытки сопротивления, с молчаливого согласия большинства, которое танцевало на балах и веселилось в пивных, объявлялись предателями и еретиками. Был ли у человечества иной выбор?
Сербская художница Марина Абрамович в знаменитом перфомансе «Rhythm 0» (1974) ответила на этот вопрос. По задумке она должна была смирно стоять 6 часов, в то время как зрители могли делать с ней все, что им вздумается, используя любой из 72 предметов, разложенных на столе: «предметы для удовольствия» и «предметы для разрушения», например, цветы, мед, хлеб, бритвенные лезвия, нож, заряженный пистолет. Абрамович стояла с табличкой: «Инструкции: на столе лежат 72 предмета, которые можно применять ко мне как хочется. Перформанс. Я – объект. В этот промежуток времени я несу полную ответственность. Длительность: 6 часов (8 часов вечера — 2 часа ночи)».
Все начиналось с малого: прикосновений, изменений положения тела и цветов. Затем один мужчина взял лезвие и сделал на ее шее надрез. На третий час с нее срезали лезвиями одежду, на четвертый – резали лезвиями ее кожу, подвергали сексуальным домогательствам, кто-то заставил ее направить на себя пистолет. Насилия и домогательства достигли невероятных масштабов. Абрамович прокомментировала этот перфоманс так: «Эта работа раскрывает нечто ужасное о человечестве. Она показывает, как быстро человек может причинить тебе боль при подходящих обстоятельствах. Она показывает, как легко обезличить человека, который не сопротивляется, который не защищает себя. Она показывает, что, если создать соответствующие обстоятельства, большинство „нормальных“ людей, очевидно, могут стать очень жестокими». Так возможен ли иной выбор?
Работа Леонида Тишкова «В зеленой лодке» (2015) из серии «Частная луна» является законченным художественным образом медицины как мира, объединяющего врачей и пациентов, детей и взрослых, мира, где даже во мраке «Дней затмения»  каждый имеет право на свет Солнца, отраженный от Луны. Это символ будущего – гуманного общества, в котором все ресурсы направлены на достижение благополучия человека, сохранение его жизни. Только тогда совершим мы новые открытия, когда это будущее перестанет представляться утопическим. Потому что иначе любые достижения направим на сегрегацию и разрушение, превратив в утопию любой из возможных сценариев будущего.


















Восприятие неба

Рай рухнул, все разбежалось и одичало.
К.С. Малевич, «Мир как беспредметность», 1922

В те времена, когда Вселенная начинала свое расширение из точки сингулярности, появилось понятие бесконечности. Мы не знаем, где именно образовалась эта точка, и исходим из того, что единственное пространство, которое существует, – то, которое создает сама Вселенная.
Что же представляла собой сингулярность? Если вы полагаете, что ее размер сопоставим со знаком пунктуации, который вы видите в конце каждого предложения в книге, то существенно его преувеличиваете. В пунктуационном знаке заключено около 50 х 1015 протонов. Это огромная цифра. Возьмем один из этих протонов и уменьшим ровно в миллиард раз. Предполагается, что именно таким был размер сингулярности. При этом в нее умещалось все, что вы видите на планете Земля и все, что вы не можете увидеть, включая Солнечную систему, галактики и частицы материи. Сингулярность так бесконечно мала, что не имеет размеров.
С этого момента был положен предел человеческому разуму, который, как известно, понятие бесконечности осмыслить не может. Вы убедитесь в этом, если попробуете представить бесконечную прямую, мысленно продолжая ее в обе стороны.
Я задумался, как графически можно изобразить наш разум, и представляю его так.
               
;               

От нас скрыто все, что выше бесконечной прямой, как и сама прямая. Так устроено мышление любого человека, независимо от возраста и образования: ребенка, студента, профессора, академика, членом какой бы академии он ни был, хотя у меня есть сомнения насчет членов РАН, во всяком случае ее медицинского отделения. Этот краеугольный камень уравнивает всех людей, даже студентов с экзаменаторами и врачей с пациентами.
Ваша задача, как исследователей, не заглянуть за линию горизонта, что невозможно, но понять, что под ней. Под ней – вы. С этого факта начинается познание себя и границ дозволенного.
























Дорога в беспредметность

Все-таки, что би ни говорил и как бы ни говорил
 в живописи ли, словом ли, остается нечто невыраженное,
и это невыраженное и есть главное.
В.Н. Чекрыгин, 1921

«Тело человека состоит из клеток, тканей и органов. Клетка является элементарной единицей всех живых организмов». Так начинается учебник анатомии под редакцией М.Р. Сапина. По этому учебнику учились и продолжают учиться многие поколения врачей. Как правило, первое занятие у первокурсников – именно анатомия. По сути, эти два предложения – первое, что мы прочитали, начиная изучать медицину. Тогда мы только догадывались о том, что такое опухоль, из каких патологических клеток она состоит и как развивается из клеток нормальных.
Как правило, этот выбор медицинской специальности изменяется по мере обучения и не всегда бывает осознанным, потому что к тому моменту, когда необходимо определиться с поступлением в ординатуру, далеко не все из нас осознают всю сложность последующего пути.
Свою специализацию я выбрал много лет назад, еще до поступления в Сеченовский университет. И тоже не представлял, куда это приведет меня. Романтику наивных представлений о профессии онколога давно разрушила реальность в лице псевдоинтеллектуальных академиков и всех тех, про кого Илья Кабаков написал в эссе «В будущее возьмут не всех» (1983):
«У нас в школе был директор, очень строгий, свирепый – к весне, к концу года он сказал:
– В пионерский лагерь школы на всё лето поедут только те, которые это заслужили. Остальные останутся здесь.
У меня всё оборвалось внутри… От начальника зависит всё. Он может – я не могу. Он знает – я не знаю. Он умеет – я не умею. Начальников в школе у нас было много: директор Карренберг, завуч Сукиасян, поэт Пушкин, военрук Петров, художники Репин и Суриков, композиторы Бах, Моцарт, Чайковский… И если ты их не послушаешься, не сделаешь, как они говорят и рекомендуют – «останешься здесь».
В этой леденящей фразе заключено изначальное разделение всех людей, как детей, на три категории:
1. Кто возьмёт.
2. Кого возьмут.
3. Кого не возьмут…
<…>
Но возьмут немногих – лучших. Тех, кого отберёт директор – он знает кого».
Каждого из нас ждут такие директора. Политиканы от медицины, которые никогда не несли ответственности за пациентов, преследовали личную выгоду, порицали и хулили инакомыслящих, тех, кто не признавал их мнимого величия, в итоге селекционируя таких же, как они: трусливых, лживых, мстительных, конкурентноспособных только в одном – пропаганде собственной значимости.
Это про них написал Фазиль Искандер в сатирическом произведении: «Он еще не знал, что душа, совершившая предательство, всякую неожиданность воспринимает как начало возмездия» .
Ницше ухмыляется с портретов, напоминая про бездну и то, что будет, если долго в нее смотреть, а в голове звучит монолог Сталкера из одноименного фильма Андрея Арсеньевича Тарковского: «Ведь ничего не осталось у людей больше. Это ведь единственное место, куда можно прийти, если надеяться больше не на что. <…> Сталкеру нельзя входить в Зону с корыстной целью. <…> Но моего вы у меня не отнимайте, у меня и так уж все отняли, там, за колючей проволокой. Все мое здесь, понимаете? Здесь, в Зоне. Счастье мое, свобода моя, достоинство, все здесь. Я ведь и вожу сюда таких же, как я, несчастных, замученных. Им не на что больше надеяться. А я могу, понимаете, могу им помочь. <…> В этом все, ничего не хочу больше». И «зона» эта – онкологическая клиника, отделение, пациент – мир поистине босховского масштаба. И никакое сознание даже гениального ученого и врача не способно осознать и вместить этот мир, как никто из нас не способен осознать бесконечность.
 Истинный трагизм многих онкологов в том, что, как Сталкер, мы хотим вернуться в «зону», в наш «Сад земных наслаждений», ибо иные давно забыли. И лишь самые смелые признаются себе в том, что Писатель, обращаясь к Сталкеру, сказал эти слова и про многих из нас: «Вы же здесь властью упиваетесь, тайной, авторитетом!».
Вспоминается эпизод, который произошел в моей жизни несколько лет назад. Один посетитель Национального медицинского исследовательского центра онкологии им. Н.Н. Блохина, где я тогда работал, спросил в коридоре, где выход. Не задумываясь, буднично и естественно, я почему-то ответил: «Выхода нет, есть дверь на улицу, она этажом ниже». И тогда понял, что двери на улицу тоже нет. Она – в беспредметность, о которой писал К.С. Малевич: «Науке, искусству нет границ, потому что то, что познается, безгранично, бесчисленно, а бесчисленность и безграничность равны нулю. <…> Если мир – творение науки, знания и труда, а творение их бесконечно, то оно равно нулю. <…> Сущность различий. Мир как беспредметность» .
Уже узнаешь себя на мрачных угольных рисунках Василия Николаевича Чекрыгина. В серии работ, созданных в 1920 – 1922 гг., изображены фигуры людей, погруженных во тьму: летящих, падающих, воздевающих руки. Перед зрителем разворачивается полное тревожного драматизма действо, отмечается неустойчивость композиции, нервозная штриховка, контрасты черного и белого.
Нет ни материального, ни нематериального. Пустыня. Но солнца нет. То ли песок, то ли снег. Ни тепло, ни жарко. Опустошение. Может быть об этом мире в фильме режиссера «Элегия дороги» рассказывает голос за кадром: «Нигде никого не было. Будто здесь никто и не живет и это декорация в ночи для тех, кто обитает выше, чтобы убедить тех, кто обитает выше, что здесь, внизу, на земле, все давно уже очень-очень хорошо, как только может быть хорошо творение Божие»?  Или, возможно, тот, другой, предметный мир, так хорош, потому что есть этот, беспредметный, который дает шанс тем, кто оступился?
Это мир супрем, который детально описал К.С. Малевич: «Нет той точки, от которой возможно было бы провести линию, нельзя установить точку даже в воображении, ибо само воображение знает, что нет пустого места, нельзя также и провести линию и другой фигуры, ибо все занято и заполнено и сама точка или линия уже множество, уже бесконечна и вширь и, вглубь, и в высоту, и во время, и в пространство, и все в бесконечности будет ничем, то есть необъятным для сознания думающего овладеть выявлениями линии или объема и плоскости. <…> Рай рухнул, все разбежалось и одичало» (1922).





















Эпилог











Долг человека – служить. Именно поэтому искажается эта идея, превращается в борьбу за власть. Для того, чтобы не служить, а использовать служение других. В мире существует единственный принцип отношений – это служить и больше ничего.
Андрей Арсеньевич Тарковский