Словесность, ч. 2

               

Как известно, изящную словесность иноязычных авторов лучше читать в оригинале. Почему? Потому, что не всё можно толком перевести. Далеко не все понятия чужого языка имеются в нашем великом и могучем…

Например, у народов крайнего Севера для обозначения снега есть с десяток слов, что объясняется тем, что для них жизненно важно точное описание качества снега.

А вот и другой пример. Канцлер Горчаков замучался объяснять Бисмарку значение русского слова «ничего». Нет его эквивалентов в немецком языке. Пришлось для этого привлечь другой язык, в котором нечто подобное было.

Понятие синестезия мозговеды используют для объяснения способности некоторых людей к цветовому восприятию музыки. Такой редкой способностью обладал, например, композитор Скрябин.

Это я к тому говорю, что звуки речи тоже создают подобный эффект, гармонирующий или не гармонирующий с её смысловым содержанием.       И эту гармонию или дисгармонию проблематично перевести.               

Например, идиш имеет множество слов с уменьшительным и ласкательным оттенком. Русское слово девушка на идиш звучит как мейделе, а на немецком как медхен. Смысловое значение этих слов идентично, а их мелодика весьма разная.

Арсенал слов русского языка для унижения старого человека довольно ограничен. Старый хрыч, старый хрен, старпер и, пожалуй, всё. А вот на идиш есть куда более выразительные для этого средства, не имеющие русскоязычных аналогов. Одно только слово пиргешмотер чего стоит…

Хотя я обходился и без него, называя за глаза одного старца Калашниковым. Для этого у меня были весомые основания, поскольку на каждом шаге он не считался с тишиной длинными и короткими очередями…

Чем именно обогатилась французская словесность во времена парижской коммуны я точно не знаю. Но я точно знаю о том, что российская словесность после октябрьской революции обогатилась новоязом.

Ну и ещё кое-чем по мелочам. Например, надписями на стенах общественных туалетов, которые трудно отнести к образцам изящной словесности.

А ещё статьёй Сталина образца 1938 года о диалектическом и историческом материализме, которая хотя и не была образцом изящной словесности, но тем не менее, породившей целый поток книг, статей и диссертаций псевдо философского содержания, наполненный псевдо философской лексикой.

                Конец части 2