Наследственность

– Мамочка, мне страшно, – прошептала в телефон Лера. – У бабушки опять эти ее голоса в голове. Что делать?

– Лерочка, запрись в комнате, а лучше уйди из дома на время, можешь ко мне на работу приехать, здесь посидишь, – умоляла дочь Вера. – Главное, не раздражай бабушку и не спорь с ней.

– Она меня закрыла снаружи и не выпускает из комнаты. Мам, когда мы уже отсюда съедем, я так больше не могу?! – закричала Лера в трубку и зарыдала.

С детства Вера знала – ее мама Любовь Евгеньевна человек сложный. Женщина была замкнутой, без подруг, без увлечений и интересов. Хотя одно хобби все же было. Любовь Евгеньевна строила великолепные копии настоящих зданий из спичек. То Эйфелеву башню, то Кремль, то старинный терем.

С такой мелкой работой она справлялась отлично. А вот маленькой Вере трогать мамины поделки строго запрещалось. Когда она однажды схватила такой домик и разрушила его, был большой скандал.

Своего отца Вера никогда не видела. Они с мамой жили с бабушкой и дедушкой в большой двухкомнатной квартире. У Веры и Любови Евгеньевны была одна комната, у старшего поколения – другая. Мама периодически устраивалась на работу, но надолго нигде не задерживалась. А иногда исчезала на несколько дней или неделю, реже – на месяц. Тогда бабушка и дедушка становились в жизни Веры главными людьми.

Вообще, подрастая, она понимала, что отношения матери с ее родителями выглядят странно. Любовь Евгеньевну очень опекали. Редко отпускали куда-то одну, она почти не занималась стиркой и уборкой. И редко утруждала себя какими-то дополнительными обязанностями.

Когда Вере исполнилось шестнадцать лет, один за другим ушли из жизни бабушка с дедушкой. Мать оформила наследство, они получили какие-то деньги и квартиру, дед успел ее приватизировать. Вера не пошла в десятый класс, после девятого поступила в училище на повара. Она понимала, что на мать рассчитывать особо не приходится.

Но та неожиданно быстро нашла себе новую шею, готовую тащить на себе груз ее содержания. Любовь Евгеньевна привела в дом Бориса, мужчину сильно пьющего, но работающего. За что ему платили неплохие деньги, Вера так и не поняла. Но отчим часто ими разбрасывался, крича девушке:

– На, купи себе шоколадку.

– Спасибо, дядя Боря, – отвечала ему Вера.

– Ты главное это, не дури, учись хорошо, – воспитывал ее отчим. – А то ремня всыплю. И мать слушайся. Она хорошая у тебя, только к жизни неприспособленная. Все жалеет меня, пропащего. А чего тут жалеть, плохой я человек, Верка. Сядь, посиди со мной.

– Дядя Боря, да мне уроки надо делать, – отговаривалась Вера. – Некогда совсем, зачет завтра.

– И ты брезгуешь, да?! – начинал кричать Борис. – А вот мать твоя никогда не отказывается. Хороший она человек.

Вера кивала и старалась побыстрее сбежать из кухни. А мать, узнав, что у нее появились карманные, старалась эти деньги отнять и спрятать. Впрочем, она все реже вообще интересовалась дочерью. Не спрашивала, поела ли та, где была, да и сама могла пропасть на несколько дней.

После таких загулов мать неделями приходила в себя, почти не ела, лежала лицом в стену и молчала. Но Вера даже не подозревала, насколько опасными могут быть эти признаки.

После одного из подобных периодов и дядя Боря, и его вещи из дома исчезли. Вера спросила мать:

– А где твой Борис? Он от нас съехал?

– Да уж, допился он, нет больше Бориса, – в сердцах ответила Любовь Евгеньевна. – Где теперь денег брать? Не на работу же мне идти.

– Мам, а на кого ты вообще училась? Я видела только школьный аттестат.

– Ни на кого, – огрызнулась ее мать. – Болела я сильно тогда, потом тебя родила, и все прошло. Не получила образования. А все родители мои виноваты. Дома запирали, следили, шпионили, как бы еще чего не натворила. А я их обхитрила, тебя в подоле принесла. Ох, они и орали! Но деваться некуда, приняли и содержали меня всю жизнь. А теперь что? Ты будешь вместо них?

Любовь Евгеньевна уставилась на дочь страшным, немигающим взглядом. Вера поежилась, но промолчала. Вскоре тревожное состояние у матери прошло. Она даже устроилась продавщицей в магазин у дома на канцтовары и снова занялась любимым хобби, правда, сетовала, что спички подорожали.

Веру такое настроение мамы радовало.

Несколько лет они прожили вполне мирно. Потом Вера закончила учебу, встретила молодого человека Петра. Привела его домой знакомиться с мамой, а та внезапно просто встала и ушла к себе в комнату посреди чаепития.

Проводив Петю, Вера вернулась домой, постучала к матери. Та не отзывалась, Вера ушла спать. Потом среди ночи внезапно проснулась от запаха гари. Дым шел из ванной, Вера метнулась туда. Любовь Евгеньевна жгла в тазу какие-то старые фотографии, на вмешательство дочери рассеянно сказала:

– Петя этот так на отца твоего похож, тот же типаж, не будет с ним счастья, дочка.

– Но мама, мы только начали встречаться, – возмутилась Вера. – Откуда тебе вообще что-то знать? Просто не лезь в мою личную жизнь.

– Только не рожай! – закричала ей мать. – Не смей, слышишь?!

– Да я и не собиралась! – возмутилась Вера. – У нас еще ни до чего не дошло даже.

– Вот и хорошо, – кивнула Любовь Евгеньевна. – И не приводи его больше сюда.

Отношения с Петей продолжились, домой Вера его больше не приводила. Они встречались где придется, то на свободной квартире друзей, то на даче или в общежитии, где жил парень. Через полгода Вера поняла, что у нее сбился цикл. А потом более опытные подружки посоветовали ей сделать тест. Результат был пугающим – беременность. Вера бросилась к Пете, но тот лишь усмехнулся, мало ли от кого она этого ребенка нагуляла.

От матери девушка свое положение решила скрыть. Но токсикоз помешал ее планам. Глядя на дочь, в очередной раз выходящую из ванной комнаты с мокрым от испарины лицом, Любовь Евгеньевна все поняла. Она начала кричать:

– Ну и где теперь твой Петя? Смылся? Бросил тебя? Иди на аборт, пока не поздно!

– Я буду рожать, – уперлась Вера. – Это мое решение.

– Учти, я помогать не буду. И вообще не планирую так рано становиться бабушкой, – предупредила ее мать.

По мере того как у Веры рос живот, поведение ее матери становилось все более странным и агрессивным.

– Ты хочешь отобрать у меня квартиру! – кричала Любовь Евгеньевна. – И в еду мне что-то подмешиваешь. У супа странный вкус.

– Мам, да я вообще тот суп не видела, – отбивалась от ее нападок Вера. – Что ты выдумываешь?

– Я больше не буду есть дома, – заявила Любовь Евгеньевна. – И вообще построю себе шалаш в лесу. Буду готовить на огне и слушать дождь.

Глаза ее снова стали пустыми и безжизненными. Любовь Евгеньевна вышла из квартиры. А вечером на лестничной площадке Веру встретила соседка Анна Романовна, одноклассница матери:

– Верунчик, куда бежишь? – весело спросила она. – Что? У матери опять обострение шизы?

– Какое обострение, тетя Аня? – рассеянно спросила Вера. – Вы о чем?

– А ты чего? Не знаешь? У нее же диагноз, в старших классах поставили. Давно приступов не было. А до этого твои бабка с дедом ее то и дело укладывали. Ты смотри, может, и сейчас уже пора врачам звонить.

– Не может быть! – возмутилась Вера – Я бы знала.

– Да откуда, если тебе никто не сказал?! У нее и группы инвалидности нет, считают вроде стабильной. Ты чего, правда не в курсе?

– Нет, – расстроенно ответила Вера, – и куда мне обращаться? Она вообще бред несет.

– Я у матери спрошу и тебе позвоню, – ответила соседка. – Эх, тебе теперь такой груз тащить!

А Вера пошла домой, понимая, что все отлучки матери в ее детстве теперь получили свое объяснение. Да и странности в поведении, и нежелание работать тоже были объяснимы.

Вечером соседка передала ей контакты психиатрической больницы. На следующий день Вера сходила туда. Врач сразу сказал, что если мать не агрессивная, госпитализировать ее принудительно не получится. Только добровольно.

Но эта информация ей не пригодилась. Через неделю Любовь Евгеньевну увезли в больницу с улицы с острым психозом. В больнице она провела три месяца. За это время Вера успела родить, малышку назвала Валерией, Лерочкой, и вернуться домой. Встречали на выписке ее подружки-одногруппницы. Они же подарили новорожденной приданое – кроватку, коляску, пусть и не новые, но крепкие и целые. А еще несколько пакетов с пеленками и ползунками, детскими кофточками и чепчиками.

Мать приехала из больницы притихшая, какая-то погасшая, но выглядела совершенно нормальной. О ее болезни они не разговаривали. Любовь Евгеньевна неожиданно радостно вошла в роль молодой бабушки. Охотно возилась с Лерой, гуляла, кормила. Вера смогла выйти на работу поваром в соседний ресторан. Мать в первый год привозила ей дочку покормить, потом они справлялись сами.

Никаких признаков обострения и даже ухудшения состояния у нее не было. Лера пошла в детский сад, потом в школу. Девочка была умная, хоть немного своенравная, знания схватывала на лету. Вера из повара со временем стала шефом. Сменила ресторан в своем районе на более престижное заведение. Денег стало больше. Тут у матери и начались новые периоды обострения.

В первый раз десятилетняя Лера позвонила Вере с улицы.

– Мам, тут бабушка в одних трусах по улице бегает и кричит, приезжай поскорее! – попросила девочка. – Мне страшно, домой очень хочется.

Вера бросила все и приехала. Мать пришлось госпитализировать, ей назначили препараты, стало чуть легче. Но хватило ненадолго, приступы становились все чаще. Любовь Евгеньевна то распахивала окна в ожидании инопланетян, то рассказывала небылицы о шпионах, которые за ней следят. После очередной отправки бабушки в больницу Лера спросила у матери:

– А бабушка почему с ума сошла? Со мной так же будет?

– Нет, что ты, доченька, – попыталась утешить ребенка Вера. – У тебя все нормально.

– А может, я позже с ума сойду, – вздохнула Лера. – Во дворе уже дразнят, не пройти спокойно. Мам, а нам обязательно жить с бабушкой? Может, уедем? Я ее боюсь.

Вера что-то пообещала дочери, а сама впервые задумалась о том, что эта болезнь может проявиться и у нее, и у Леры. С этого дня женщина жила в постоянном страхе. Регулярно ловила себя на мысли, что оценивает поступки и поведение дочери иначе.

Она даже консультировалась у врачей. И те объяснили, что это генетическая лотерея. Болезнь наследственная, но уточнить, проявится она у потомков или нет, невозможно. Вероятность в случае с Верой примерно один к пяти, а у Леры около десяти процентов. Конечно, это женщину не успокоило.

А мать снова выписали из больницы, она продержалась почти год, а потом снова начала изводить родственников.

– Ты отнимаешь у меня пенсию, не могу ее найти! – заявила Любовь Евгеньевна Вере. – Я соседям расскажу. Пусть заставят тебя отдать мои деньги.

– Мама, я ничего не брала.

– Значит, это девчонка, которая с нами живет. Кстати, кто она такая? Ты ей доверяешь?

– Мама, это твоя внучка, Лерочка, – поясняла терпеливо Вера.

– Нет, это кто-то другой прикинулся моей Лерой, выгони ее из дома. Нам такие тут не нужны. И ты тоже выглядишь подозрительно! – с этими словами мать завизжала и бросилась на Веру с кулаками, та едва ее успокоила.

С каждым днем Вере все страшнее было уходить на работу. Мать уже была на инвалидности, но все еще считалась дееспособной. А оставляя ее вдвоем с внучкой, Вера серьезно рисковала. И чувствовала вину перед дочерью. После очередного приступа бреда и Лериной истерики от испуга Любовь Евгеньевна снова легла в больницу.

Врач предупредил Веру:

– Быстро не ждите. Она в обострении, я бы вообще рекомендовал оформлять в специализированный интернат. Вы с ней явно не справляетесь.

– А как нам это сделать? – спросила Вера.

– Лишайте дееспособности, медицинские документы мы вам предоставим, оформляйте опекунство и подавайте заявление в соцзащиту. У вас дочь несовершеннолетняя, подумайте о ней. Еще год-два, и у Любови Евгеньевны ее фантазии могут перерасти в действие. Тогда вам никто гарантии безопасности не даст.

Вера занялась оформлением документов. После специальной экспертизы мать признали недееспособной. А врачи помогли ускорить процесс получения места в специализированном интернате.

Вера могла навещать там мать, она приехала сразу после перевода Любови Евгеньевны, привезла ей любимые пирожные. Но та даже не взглянула на дочь. Просто смотрела в стену выцветшими голубыми глазами и молчала.

После нескольких таких визитов Вера приезжать перестала. Теперь она живет вдвоем с дочерью и каждый день боится, что однажды неудачная наследственность матери победит, и она или Лера тоже окажутся больны.