Пьеса Оглянись лирическая комедия в 2-х действиях
КОВАЛЕВ АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ – молодой мужчина спортивного телосложения, 33 года; менеджер туристической фирмы;
СУХИНИНА НИНА ЭММАНУИЛОВНА – 32 года, миловидная, современная женщина, художник;
ШТЕЙНЦ ПАУЛИНА КАРЛОВНА – 68 лет, вдова состоятельного чиновника, эксцентричная, молодящаяся особа, мать Н.Э. Сухининой;
ЮКОВ ПЕТР ПАВЛОВИЧ – 67 лет, представительный мужчина с вкрадчивыми манерами;
СУХИНИН КОНСТАНТИН ИВАНОВИЧ – 34 года, служащий, заносчивый человек, одетый с иголочки, муж Н.Э. Сухининой;
СОФЬЯ ПОЛИКАРПОВНА – 65 лет, соседка и подруга П.К. Штейнц
Действие первое
Картина первая
Наши дни. Летний вечер. На автобусной остановке Андрей Николаевич Ковалев громко разговаривает по мобильному телефону, одновременно пытаясь поймать такси. В углу остановочного комплекса молча сидит человек пожилого возраста, хорошо одетый. Он внимательно наблюдает за Ковалевым.
Ковалев: Вот только не надо мне угрожать! Я уже тебе объяснял, что верну эти деньги. Когда-когда… Скоро! Вот прокручусь с одним делом – и верну! Да не надо так шутить! Тоже мне – крутой! Я сам приму решение… Да пошел ты!
(выключив телефон, Ковалев энергично ходит взад – вперед)
Ковалев – Вот ведь гад! Сам меня подставил, а теперь угрожает… Ну, он еще пожалеет! Эй, шеф! (машина проезжает мимо)
Человек на скамейке – Что, неприятности?
Ковалев – А Вам-то что?
Человек на скамейке – Да, видно, проблемы у Вас нешуточные, молодой человек…
Ковалев – Что за мода совать нос не в свои дела?
Человек на скамейке (вставая) – Может, я помочь хочу?
Ковалев (раздраженно) – То же мне – помощник! Чего надо?
Человек на скамейке – Не хотите ли спокойно поговорить? Нет, не здесь! Вот – кафе рядом – зайдем, посидим недолго… Есть конкретное предложение…
Ковалев (раздумчиво) – Еще время тратить… Хотя, ладно, все равно надо перекусить! Ну, пойдемте, послушаем заодно ваши предложения!
(в кафе за столиком)
Юков – Сначала позвольте представиться. Зовут меня Петр Павлович, фамилия – Юков. Я, так сказать, человек крайне заинтересованный в таком партнере, как Вы.
Ковалев – А я – Ковалев Андрей…Андрей Николаевич, 33 года, разведен, разорен, и вообще, в большой-большой ж... яме! Не понимаю, чем это я могу заинтересовать такого солидного человека, как Вы…
Юков – О, Вы не спешите, Андрей Николаевич! Обо всем по-порядку. Но сначала – за знакомство! (выпивают, закусывают)
Дело, так сказать, тонкое, но очень-очень выгодное. Можно сказать, доходное – и весьма!
Ковалев – Деньги, конечно, нужны, но только если это – не убийство, или хуже того – проституция, или что-то в этом роде…
Юков – Да побойтесь бога, Андрей Николаевич! Вы – и голубой экскорт! И в мыслях ничего такого нет… Тут (оглядываясь по сторонам) действовать предстоит…нестандартно, так сказать, нетривиально, и в то же время решительно и с большой выдумкой, импровизацией, если хотите.
Ковалев – А поконкретнее – можно?
Юков – Дело в женщине. Очень богатой. А действовать предстоит через ее дочь – она художница, вернее, сейчас уже не художница, а сотрудник Арт-галереи. А мамаша ее – вдова очень богатого чиновника. Он был заместителем министра, и в свое время много чего накопил. Там только одних картин художников – передвижников порядка двадцати штук! А сколько уникального фарфора, редкой мебели, да и драгоценностей – уму непостижимо!
Ковалев – А Вы-то откуда это знаете?
Юков – Ну как же? Я ведь сам помогал в свое время покойничку многое из этого богатства доставать! Искал, договаривался, перекупал! В общем, покрутился я изрядно, и не напрасно: коллекция-то очень приличная! Ну, и мне, конечно, переподали некие комиссионные. Но в последние годы жизни Эммануил Эмильевич, царство ему небесное, (крестится) стал очень уж жадным. И со мной так до конца и не расплатился за выдающиеся, надо сказать, вещи, например, за ордена царской России – помер в одночасье. А вдова покойника – еще скупее своего муженька! Паулина Карловна Штейнц – еще та бестия! Хитрая, все время поддакивает, сочувствует, как бы соглашается – а сама ни в какую, ничего не отдает из обещанного! Вот и сегодня буквально не пустила меня на порог. А я ведь за своим, кровным прихожу! Отдала бы хоть одну картину – в расчет за услуги неоплаченные – я бы и отстал. Но нет! Криком кричит: заявлю, дескать, в милицию на мошенника! Это я-то мошенник! А ведь когда-то я был почти что членом их семьи. Вот какая неблагодарность! Так бы и придушил эту змею! Ох, даже сердце заболело…
Ковалев – И что, я должен исполнить роль некоего альфонса, чтобы затем выкрасть это барахлишко?
Юков – Тише, ради бога! Тише… Что значит – выкрасть? За Вас это сделают другие люди. Вам надо только сблизиться с дочкой вдовы, войти в доверие, а может, и влюбить ее в себя. Словом, усыпить бдительность у молодой дамочки и у этой старой карги тоже. А дальше… Ну, в общем, потом обговорим все детали. Ну что, беретесь?
Ковалев (размышляя) – Никогда не был в таком идиотском положении… Но долг… Хм… А лет-то хоть сколько этой дочке? Она не страшилище какое-нибудь? А то ведь и глянуть будет тошно, не то что… (закуривает).
Слушайте, а подставы в этом деле никакой нет? А то ведь сунешься, а потом всю жизнь жалеть будешь. А?
Юков – Что Вы, что вы! Все по-честному! Никаких подводных камней…И она даже очень симпатичная. И гонорар, заметьте, очень серьезный. Вот, смотрите (рисует на салфетке цифры). И это только аванс!
(Ковалев смотрит на бумагу, медленно раздумывает, потом нерешительно кивает).
Юков – Ну, вот и ладненько! Вот и замечательно! Давайте за это дело выпьем!
Ковалев – Да вы не суетитесь так, Петр Павлович! Еще кой-какие детали – надо бы обговорить…
Юков – Да-да, слушаю, Вас, Андрей Николаевич!
Ковалев – Дело в том, что у меня в последнее время как-то не складывается с женщинами… Вернее, в каждой из них я теперь вижу лишь предательницу и хищницу. Опыт, знаете-ли… А тут – влюбить в себя…
Петр Павлович – Неужели все так безнадежно?
Ковалев – Знаете, мне тридцать три года, а я уже дважды был женат. Вернее, второй раз жил в гражданском браке, но ведь это тоже опыт. Первая жена, Людмила, меня устраивала полностью: умная, тактичная, приятная внешне… Но, как оказалось, совершенно не имела чувства юмора.
Петр Павлович – А это обязательно для жены?
Ковалев – А как? Мы же совсем молодые тогда были. Поженились, когда ей стукнуло 23, а мне – 25. Хотелось побольше удовольствий от жизни. Первые два года мы практически не расставались друг с другом, были, что называется, «не разлей-вода». Люда сразу сказала, что намерена строить карьеру, поэтому рожать будет только к 30-ти годам. И я согласился. А зря! Это я сейчас понимаю. А тогда… Вечеринки с друзьями, поездки куда-то, приключения разные… Я чаще стал отрываться с друзьями, а Людмила не вылезала из корпоративных мероприятий – успешно «шла в гору».
Потом замечаю, Людмила почти совсем не бывает дома. Я уже не говорю, чтобы она там что-то готовила – ей было это не с руки с первых дней нашей совместной жизни! Вернее, она не умела готовить совсем. Я попытался было сначала как-то на это влиять, а потом плюнул. Да и питаться у друзей и в ресторанах было и вкуснее, и приятнее. Так вот, на четвертую годовщину нашей свадьбы я решил: пора становиться добросовестным семьянином! У друзей уже детки пошли, своих забот добавилось, а я все как неприкаянный: жена вроде есть, а я ее сам не вижу, не то, чтобы с ней куда-то появиться…
Петр Павлович – Это Вам тогда уже под тридцать было?
Ковалев – Да, почти тридцать. Я подговорил одну свою подружку, бывшую, чтобы она пришла в офис к Людмиле, и предъявила ей на меня свои права – дескать, давай развод, поскольку мы с Андреем любим друг друга и ждем ребенка к тому же. Так ведь женушка моя сразу поверила! Вы представляете? Она мне даже не позвонила, не выяснила ситуацию! А просто молча выслушала Жанну (это так подругу мою бывшую зовут), потом достала одну тысячу рублей, протянула деньги Жанне и со словами: «Это ему на презервативы, чтобы предохранялся впредь!», развернулась и ушла! А потом сама подала на развод.
Петр Павлович – И ничего нельзя было исправить?
Ковалев – Да я сам сразу сделал вывод: зачем мне такая жена, если юмора не понимает? Тоже мне «Генеральный директор фирмы»! Я к тому времени хоть и был простой менеджер туристского агентства, но достоинство свое не растерял! Словом, мы расстались. Людмилу иногда вижу, она так и не замужем. А я не жалею: предала нашу любовь за тысчонку! Я, кстати, на эту тысячу презервативов накупил и ей по почте отправил. Обратно посылка не вернулась! Видно, пригодилась!
Петр Павлович – Выходит, любви-то и не было…
Ковалев (грустно) – Да, так вот и выходит…
Петр Павлович – А вторая жена?
Ковалев – Вторая была Ксения. Мы вместе в турагентстве работаем. Вернее, работали. Интересы, вроде, общие, да и человек она компанейский: веселая, сексуальная, за словом в карман не полезет. Когда стали жить вместе, она меня закармливала, ну просто на убой! Я уже и жениться решил на ней официально, после того, как два года мы с ней прожили гражданским браком. Заявление в загс отнесли. И после этого – как отрезало! Она стала на 360° совершенно другой! За день до нашей свадьбы она мне показывает список всех вещей, всей мебели, что были в моей квартире, вплоть до трусов и носков моих, и говорит, что все это надо указать в приложении к свидетельству о браке, а лучше, - в брачном договоре. Я наорал на нее основательно! Ксения ревела тогда белугой. А назавтра, когда должна была состояться свадьба, я поехал с дружками на церемонию на одной машине, попозже, а Ксения с подружками – на другой, пораньше. Напрасно Ксения ждала меня в загсе целых 3 часа! Мы с друзьями в это время уже гудели на базе за городом, остались там на целых три дня! В квартире, сразу как Ксения уехала на церемонию бракосочетания, я поменял замки. Так что, вернувшись, она поцеловала дверной пробой и прочла письмо, которое я ей оставил в двери. В письме была одна фраза: «Твои вещи находятся у соседки, жаль, что ты их не включила в общий список!»
Петр Павлович – Жестоко вы, однако, с ней обошлись!
Ковалев – Жестоко? Когда, вернувшись с базы, через 3 дня, я проверил домашний сейф, оказалось, что эта хищница успела-таки умыкнуть все деньги и золотые безделушки – портсигар, цепочку, часы и так далее! Ну, как верить после этого женщинам?! Да, сам я не герой, и ошибаюсь, и веду себя, порой, по-идиотски, но это все от избытка чувств, поверьте!
Петр Павлович – А к экстрасенсу сходить не пытались?
Ковалев – Да что толку от этих экстрасенсов? Я ведь понимаю, что сам во многом виноват. Но и на небесах, наверное, что-то должно сойтись, чтобы два человека почувствовали друг друга, и настоящая любовь случилась… А так – все это одна игра в любовь… Ну, что-то я захмелел, да разворчался…
Петр Павлович – Ничего, ничего, Андрей Николаевич! И хорошо, что выговорились. А вот насчет долга вашего…
Ковалев (раздраженно) – А это мое личное дело! И не лезьте, куда не надо! Сам разберусь!
Петр Павлович – ладно, ладно! Я ведь просто так спросил… Давайте выпьем! Ну их, этих женщин…(помолчали) Ну, так что, не передумали делом моим заняться?
Ковалев – Дело, как я понимаю, теперь наше общее…Есть у меня тут одна зацепка, как в квартиру эту попасть…(Ковалев и Юков склонились над столом и о чем-то оживленно продолжают говорить. Музыка заглушает их голоса).
Картина вторая
(Квартира Штейнц. Паулина Карловна, сидя у трюмо, делает макияж лица. Несмотря на зрелый возраст, эта дама всегда тщательно следит за собой. Квартира обставлена антиквариатом, на стенах – картины).
Паулина Карловна – Поэтому я тебе и напоминаю, Ниночка, что надо обязательно укрепить замок на входной двери…
(из соседней комнаты периодически выглядывает Нина Сухинина, ее дочь. Она собирается на работу, поэтому на ходу занимается укладкой волос и одевается).
Нина – Мама, ты опять все перепутала! Двери мы уже укрепили, и замок снова поменяли. Их и так целых три на дверях. А еще и сигнализация есть, и два засова! И потом, ты ведь почти всегда дома! Никому не открываешь! Нам надо замочек в папином столе заменить, это верно.
Паулина Карловна – Ну, как это я перепутала? Вчера мне показалось, что замок в двери как-то уж очень легко открывается, как-будто он расшатан. А ведь раньше его и открыть-то было очень трудно. Я тебе как начну открывать дверь, так все руки израню. А сейчас – очень просто. Тебе не кажется это подозрительным? У меня такое чувство, что кто-то пытается его открыть снаружи.
Нина – Мама, но ведь это только один замок, а остальные закрыты прочно!
Паулина Карловна – А остальные я и не закрываю, когда ты уходишь. А зачем? Основной замок очень надежен. И потом – я ведь совсем измучусь, открывая все замки, когда ко мне приходит подруга моя, Софья Поликарповна. А так – легко и быстро, с одним-то замком!
Нина (выходя на середину комнаты) – Вот видишь, а сама утверждала всегда, что надежно закрываешься, на все замки. Мама, ну нельзя же так! Все-таки у нас есть памятные вещи, довольно дорогие…
Паулина Карловна – Но я же не совсем вышла из ума, кому попало не открою! И потом, мне всего 68 лет! Ты что, считаешь это возрастом для меня? Посмотри, как я выгляжу! (Паулина Карловна вспорхнула с кресла и закрутилась в немыслимом танце, напевая. Ее яркий халат разлетался во все стороны. Выглядела она действительно лет на 20 моложе).
Нина – Мама, я тебе много раз говорила, что ты выглядишь зачастую, как моя старшая сестра, но никак ни мать!
Паулина Карловна – Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Это замечательно! К черту старость! Надо еще полетать, попорхать! А что нам, молодым, красивым да одиноким! Мы еще хоть куда! (она заразительно смеется, довольная своей внешностью).
Нина – Кстати, я забыла вчера вечером спросить: Константин не звонил больше?
Паулина Карловна – Нет, дорогая, не звонил. Все, видимо, окончательно кончилась ваша супружеская жизнь! Слава богу! Ведь говорила: Не пара он тебе! Все из себя какого-то принца строил! А на самом деле – кто? Простой клерк. Единственное, что в Министерстве работает, куда его Эммануил еще в свое время устроил. И что? Он хоть отблагодарил нас по-настоящему? Ну, женился на тебе, зато портил нервы каждый день. И как одолжение тебе сделал – дескать, цени, что на тебе женился! Если бы был жив твой отец, этого Константина давно бы уже ни то, что в Министерстве, в городе бы не было! Единственное, что ему нужно – так это вот богатство! (показывает на обстановку квартиры). Настоящий прохиндей! (Паулина Карловна гневно закуривает и усаживается в кресло). И я правильно сделала, что ему указала на дверь, еще тогда, год назад! Ты, вообще, собираешься развод с ним официально оформлять?
Нина – Ну, я же в скорости и подала на развод, и ушла от Константина, когда у нас пропал папин перстень… Я зайду в суд сегодня, постараюсь все ускорить… Ну, ладно, мамочка! Я побежала! Ты, главное, закрывайся на все замки и запоры. А если пойдешь куда-то…
Паулина Карловна – Я собираюсь в салон-парикмахерскую…
Нина – то обязательно все сдай на охрану! Не забудь, пожалуйста! (целует мать и уходит).
Паулина Карловна (докуривая сигарету и разговаривая вслух) – Вот так всегда! Убежит, даже не позавтракает! Ой, Нинка, несчастливая ты у меня какая-то… Вот Эмик, уже скоро, 5 лет будет как в сырой земле лежит. Нина тогда только – как год замуж вышла за этого Константина, будь он неладен. Эмик тоже не подарок был, но зато самостоятельный и богатый. А этот – муженек Нинин? Придет, только и ходит как павиан ряженый, да все пересчитывает, сколько фарфора стоит да картин в квартире висит. Неужели думает, что ему что-то достанется? Хорошо, что Эмик им с Ниной сразу отдельную квартиру после свадьбы купил, двухкомнатную. Ну, сейчас ее, конечно, делить придется… Мы-то с Ниной в этих хоромах как-нибудь проживем. Только бы мужа ей поприличнее найти… Тут я ходила в салон один, погодать на дочку. Денег, правда, содрали немеренно. Но ведь ворожея эта, Аделаида-кудесница, прямо сказала: пусть дочь плюнет через правое плечо 3 раза на человека, ее предавшего, и 3 раза его против часовой стрелки обойдет. Тогда он сам от нее отстанет! А Нине откроется новый, светлый путь. Как с чистого листа. Так ведь не хочет она этот обряд делать! Все смеется надо мной. Мне самой, что ли, вокруг Константина побегать… (звонок в дверь)
О, день начался!
Кто там? (открывает дверь)
- Здравствуй, подруга! (входит Софья Поликарповна с тортом).
Паулина Карловна – Ну, наконец-то! Я уже вся от скуки изнываю! Здравствуй, родная! (целуются)
Софья Поликарповна – А я с подарком к тебе, Паулиночка! Сегодня у меня день стряпни! Своих мужиков я накормила, и сразу к тебе. Давай чаевничать!
Паулина Карловна – Сейчас-сейчас! Проходи вот сюда, за столик, а я чай поставлю! (уходит на кухню. Софья Поликарповна ставит торт на обеденный стол, сама рассматривает картины)
(вернувшись с подносом, на котором чайник, чашки, сахар).
Что, любуешься на вечную красоту? (обе усаживаются за столом, пьют чай)
Софья Поликарповна – Да, твой Эммануил все-таки молодец был! Такую красоту собрал!
Паулина Карловна – Всю жизнь собирал! Сначала сам, как стал ездить по командировкам, что-то прикупал, привозил. Надо сказать, бессистемно: понравилось, или кто-то нахвалит – вот и купит. А потом, со временем, стал каталоги разные выписывать, начал подбирать по историческим периодам, по конкретным коллекциям, по темам, или по именам известным. Ну, к примеру, фарфор царский. Или, ордена царской России. А уж после, как стал заместителем Министра, человек один ему свои услуги предложил. Что-то находил, что-то привозил. Только уже 5 лет успокоиться не может этот Петр Павлович! Представляешь, заявляется тут ко мне на днях в очередной раз и требует, чтобы я расплатилась якобы за долги Эммануила перед ним. Дескать, за последнюю партию орденов Эммануил с ним не рассчитался комиссионными процентами. Да быть такого не может! Эммануил настолько был дотошным, что сразу все планировал и расписывал по пунктикам. А уж с поставщиками своими он рассчитывался в первую очередь. Я этому Петру Павловичу пригрозила милицией, так он сразу ушел. Конечно, вся коллекция уже давно в различных каталогах издана, да и застрахована… Но все равно очень небезопасно рядом с ней находиться! Я иногда так переживаю, так переживаю…
Софья Поликарповна – Конечно, богатство-то какое! Но только ведь все под надежной охраной! Надо ли так переживать?
Паулина Карловна – Да я бы давно большую часть всего этого добра распродала! Только ведь все записано на Ниночку! А она – ни в какую! Говорит: память об отце! Пока есть силы – будем сами охранять! Только как тут сохранишь, если ее родной муженек уже свои лапы запускать начал!
Софья Поликарповна – Да ты что? Этот Константин, что ли?
Паулина Карловна – Он самый! Представляешь, год назад, после дня рождения Ниночки, когда они с Константином были у меня, мы вместе посидели, правда, без всяких радостей – от этого Константина одни только колкости наслушаешься. Наутро я обнаруживаю, что в секретере стола нет перстня старинного, его Эмик покупал за бешеные деньги. Перстень очень ценный, 18 век, с бриллиантами. Кроме Константина – некому было его украсть! Так ведь он такую истерию закатил, когда я ему прямо сказала: верни украденное! Как он меня только не обозвал! Представляешь: назвал меня мымрой без ретуши! Что он имел ввиду? Ну, Ниночка-то у нас с характером, еще дай бог каким. Она об его башку вазу сразу разбила! И ваза тоже не дешевая была… Но бог с ней, с этой вазой. Главное, еще ушла от него сразу, а недавно подала на развод. А Константин этот так и не признался, что именно он перстень забрал. Все позванивает, говорит: «Нина, вернись, иначе не прощу за такое оскорбление». Это он-то собирается прощать! Наглость неслыханная! Ну, как тут не переживать?
Софья Поликарповна – Да, от такого зятя надо избавляться сразу – иначе по миру пустит! А Нина-то до конца решила идти, или все-таки передумает разводиться?
Паулина Карловна – Она настроена решительно! Да, по-моему, и любви-то у них особой не было… Детей так и не завели – все дела, все беготня…
(раздается телефонный звонок, Паулина Карловна спешит ответить по телефону)
Паулина Карловна – Да, да, правильно позвонили! Да, нам нужна домработница! Да, нужны серьезные рекомендации… Нет, проживать здесь не нужно. Уборка – ежедневная с 10.00 до 12.00, и приготовить обед нужно будет. Вот и все. Ну, сходить 1 раз в два дня на рынок. Всего работать предстоит с 10.00 до 14.00, может до 15.00 часов. Оплата? Оплата очень хорошая. Это мы при встрече обговорим. Адрес помните? Заходите, звоните! До свидания! (кладет трубку)
Софья Поликарповна – Так вы все-таки решили снова брать домработницу?
Паулина Карловна – Да. После Ильиничны никого уж не хотела брать. Все-таки 25 лет она у нас работала, пока не померла. Царство ей небесное! (крестится). Но все эти шесть месяцев так тяжело одной, ты не представляешь! На себя совсем времени не остается! Я и в парикмахерскую выбраться не могу, все некогда. Ниночка дома появляется часто поздно вечером, а то и к ночи. В ее Арт-галерее – бесконечные вернисажи, презентации, бенефисы… А она, как главный художник, отвечает за все. И потом, Ниночка сама не оставляет желания вернуться к живописи, она ведь очень талантливая! После смерти Эмика Ниночка как-то сникла, и писать практически перестала. Она очень любила отца! (прикладывает носовой платок к глазам).
Софья Поликарповна – А ведь Ильинична жила у вас постоянно. Не хотите нового человека пускать в свою жизнь?
Паулина Карловна – А зачем? Я пока еще бегаю, и зарядку делаю, так что за мной ухода не требуется. Лишний человек в доме – это ведь такая головная боль! Еще неизвестно, на кого нарвешься. Вот, моя хорошая знакомая, Алевтина Матвеевна, рассказывала. У них домработница стала проживать в квартире, поначалу все нормально было. А потом – кот сгинул, следом – собака отравилась. А когда уж сынок ее стал отчего-то желтеть – Алевтина Матвеевна забила тревогу! Установила за домработницей слежку, наняла частного детектива. Тот выследил, что домработница ходит к одной гадалке и берет у нее какие-то травы. Оказалось, что эту траву она и подсыпала – то кошке, то собаке, а затем и сыночку хозяйскому. Всех по очереди отравить хотела! Оказалось, что она в заключение была 2 раза. А рекомендации ее оказались фальшивыми. Вот так-то! Хорошо, хоть сыночка успели вылечить. Теперь Алевтина Матвеевна никого не берет – сама управляется. А я в таких хоромах одна никак не управлюсь! Пыль – она каждый день появляется! И ковры вроде я все убрала, а все равно – эти картины, хрусталь – они как притягивают эту пыль!
Софочка, подожди, я сейчас переоденусь, и мы сходим с тобой в парикмахерскую, ты не против?
Софья Поликарповна – Да я с удовольствием! Зайдем по пути ко мне – я мигом соберусь!
Паулина Карловна (уходя в смежную комнату) – Ну, я сейчас!
(раздается звонок в дверь)
Паулина Карловна (выглядывя) – Софочка, открой, пожалуйста! Там должна придти женщина по поводу устройства домработницей – так ты ее пропусти! Я скоро!
Софья Поликарповна (у двери строго) – Кто там? Как Вы сказали? Вы одна? Минуточку, я посмотрю (смотрит в дверной глазок. Открывает дверь). Входит мужиковатая женщина средних лет, явно деревенского типа: в очках, в кофте, длинной темной юбке, на голове светлая косынка, в руке небольшая авоська. (это пришел переодетый женщиной Ковалев).
Ковалев (низким голосом) – Я по объявлению…(откашлявшись, далее говорит более высоким, похожим на женский, степенным и певучим голосом). Я звонила, и мне сказали подойти, познакомиться… Вы хозяйка?
Софья Поликарповна – Нет, хозяйка сейчас выйдет… Да Вы проходите! (Ковалев нерешительно потоптавшись, проходит в гостиную). Присаживайтесь! Вы издалека?
Ковалев – Сама-то я из Тульской области, но живу в работницах уже, считай, 15 лет.
Софья Поликарповна – А почему от предыдущих хозяев уходите?
Ковалев – Последние три месяца я не работала, мать у меня померла в деревне. Ездила, хоронила, летом дом продавала, да все затянулось по времени. Вот хозяйка ждать-то и перестала… А сейчас все дела закончила, и опять в Москву. Привыкла я к городу. Да и в деревне, почитай, никого из родных не осталось, все разъехались, или померли…
А работы-то здесь по дому много?
Софья Поликарповна – Вам хозяйка все расскажет и покажет.
Ковалев (оглядывая комнату) – Тут, я смотрю, картин много, да фарфора, да хрусталя. А мебель какая старинная…
(подходит к картине и долго рассматривает ее).
- Дорогая, наверное… (пытается потрогать картину пальцем)
Паулина Карловна (выбежала, кричит) – Руками не трогать!
(Ковалев от неожиданности неловко поворачивается, и, зацепившись юбкой за стул, внезапно остается без юбки – в трусах и смешно торчащей кофте).
Софья Поликарповна (кричит) – Да это же… мужчина! Паулиночка, это что?! (Паулина Карловна, одетая в брючный костюм, вдруг делает акробатический кульбит, переворачивается через голову, и, быстро открыв ящик письменного стола, выхватившей из него пистолет и направляет оружие на Ковалева)
Паулина Карловна (кричит) – Стой, стреляю! Руки вверх!
(Ковалев, опешив от экстремальной ситуации, поднимает сначала руки вверх, затем пытается надеть юбку, сумка вываливается из его рук)
Ковалев (своим голосом)– Вы… вы чего? Вы в своем уме?
Паулина Карловна (входя в азарт) – А вы? Вы кто? Вы как посмели заявиться сюда в таком виде? Руки! Руки держите!
Ковалев – Я… это… Я разыграть хотел!
Паулина Карловна – Кого разыграть? Вы же наверняка грабитель! Хотели под видом деревенской дурочки проникнуть в квартиру? Кому вы лапшу на уши вешаете? Софочка! Немедленно звони в милицию! (держит под прицелом Ковалева)
Ковалев – Не надо милицию! Я все расскажу! Ну, погодите, не звоните! (умоляет)
Паулина Карловна – Ну, и что Вы хотели мне соврать? Только быстро!
Ковалев (запинаясь) – Я…я поклонник Вашей дочери – Нины Эммануиловны. Тайный поклонник! Вот…познакомиться с ней хотел… но необычным способом… чтобы веселее вышло… Вот… Она же такая строгая, недоступная… Я на вернисаже ее увидел, а подойти не решился. А, тут читаю Ваше объявление про домработницу, и решил пошутить, переодеться женщиной… Я в студенческом театре разные роли играл: и Деда Мороза, и Бабу-Ягу, и Корчагина, и…Жанну д’Арк…
Паулина Карловна – Кого-кого играл? Жанну д’Арк? Это как?
Ковалев – Да случайно вышло…Исполнительница роли Жанны ногу сломала прямо на спектакле, оступилась, а никто другой текста не знал, кроме меня. Вот я и вышел на сцену в роли Жанны д’Арк…
Паулина Карловна – Боже мой! Еще артистов нам не хватало! Ты слышишь, Софочка, как он заливает? (Ковалев делает движение к двери). Стоять, кому я сказала!
Софья Поликарповна – Так я звоню, Паулиночка?
Паулина Карловна – Звони! Пусть он в милиции расскажет про Жанну д’Арк , Бабу-Ягу, про Папу Римского…
Ковалев (пятясь к двери) – Какого папу? Смотрите! Кто-то в окно лезет! (обе женщины разом вскрикнув, повернулись к окну)
Где?
(Ковалев бегом спешит к двери, быстро открывает ее и убегает прочь по лестнице)
Софья Поликарповна – Караул! Держите вора! Паулиночка, стреляй! (Паулина Карловна, не целясь, стреляет вослед Ковалеву)
Картина третья
(в зале Арт-галереи Нина Сухинина поправляет вывешенные картины, сверяет с текстом, находящимся в ее руках, этикетки, придирчиво осматривает всю экспозицию. Вбегает Константин)
Константин – Нина, нам надо поговорить!
Нина (резко) – Мы обо всем поговорили в суде! Чего ты еще хочешь? Послезавтра нас разведут – и все! Какие еще претензии?
Константин – Зачем так спешить?
Нина – А затем, что пора закончить эту мыльную оперу! Чем дальше – тем больше узнаю о твоей мерзкой и мелочной сущности!
Константин – Что ты такое говоришь? Я же люблю тебя! Ну, произошла некая неприятность – я-то не виноват! Ты только и знаешь, что поддакиваешь своей матери, а меня и слышать не хочешь.
Нина – Да потому что мама-то права во всем! (в зале появляется Ковалев. Он невдалеке осматривает картины, периодически бросая взгляды на громко спорящих Нину и Константина).
Нина – Ты же совсем забыл, что у тебя есть дом! И благо дело, если бы пропадал на работе – тебя там тоже редко видят! А видят тебя на лошадиных бегах, на приемах разных, да в казино! И не одного, заметь! А всякий раз с разными …мамзельками!
Константин – Какими еще мамзельками? Это мои сотрудницы – пресс-секретарь или помощница. Это чисто деловые встречи!
Нина – Знаю я твои деловые встречи!
Константин – Все твои предположения совершенно беспочвенны и бездоказательны!
Нина – Да мне ничего никому не надо доказывать! Все! Хватит! Гуляй дальше, хоть с кем!
Константин – Нина… (пытается взять Нину за руку, она резко отталкивает его, тогда Константин резко хватает Нину за плечо)
Нина – Что ты себе позволяешь?
Константин (резко) – Нет, ты меня выслушаешь! (снова пытается захватить рукой Нину)
Ковалев (неожиданно перехватывает руку Константина) – Поосторожнее размахивать руками!
Константин – Чего? А ну-прочь отсюда! Отпусти руку!
Ковалев (настойчиво) – Дама не хочет с Вами разговаривать, неужели непонятно?
Константин – Да ты кто такой? Я с женой разговариваю!
Нина – А не надо со мной разговаривать!
Константин – Ах, так! Ты уже успела себе нового ухажера завести?
Нина – А тебе какое дело? Кого хочу – того завожу!
Константин – Стерва! Ты еще пожалеешь! (Ковалеву) И ты пожалеешь! (быстро уходит)
Нина (отдышавшись) – Как вас зовут, спаситель?
Ковалев – Андрей. Андрей Николаевич.
Нина – А я – Нина. Нина Эммануиловна. Пока Сухинина. Но скоро сменю фамилию мужа на свою, прежнюю.
Ковалев – Очень приятно. Разводитесь?
Нина – А! Не будем об этом. Кстати, что Вы здесь делаете? Сюда же нельзя заходить – мы готовим новую выставку.
Ковалев – А я нигде не увидел вывеску с ограничением входа – вот и зашел. И, простите, невольно стал свидетелем вашего…разговора.
Нина – Ну, ладно! Спасибо Вам, что вмешались! А то мой, надеюсь, бывший муж, совсем уже совесть потерял. А сейчас мне надо работать, извините.
Ковалев – А можно я еще побуду, посмотрю. Я тихонько, мешать не буду.
Нина – Хорошо, побудьте. Только, пожалуйста, никаких вопросов и приставаний. Договорились?
Ковалев – Хорошо, хорошо! (продолжает осматривать выставку, изредка наблюдая за Ниной).
(Нина продолжает расклейку этикетажа к картинам. Затем, подставляет стремянку к высоко висящей картине, и пытается взобраться).
Ковалев – А, давайте я помогу!
Нина (неуверенно) – Ну, если Вам не трудно…
Ковалев – Да, нормально! Я сейчас! (Ковалев взбирается на стремянку, поправляет картину, Нина ему показывает, как надо установить полотно).
Нина – Ну, вот, хорошо! Спускайтесь!
(Ковалев спускается вниз). Вам, что, нечем заняться, раз Вы согласились мне помочь?
Ковалев – Да, собственно, я сейчас в отпуске, решил заглянуть в галерею – давно не был. Поэтому – да, время свободное есть.
Нина – Тогда, может, поможете мне принести еще 2 картины из соседнего помещения – а то наш работник сегодня не вышел на работу, видимо, опять загулял.
Ковалев – Командуйте! Я готов! (Нина с Ковалевым уходят в соседнюю комнату).
(В зале снова появляется Константин. Он, воровато, оглядевшись, прячется за стоящее в кадке большое раскидистое дерево-цветок. Возвращаются Нина и Ковалев, неся в руках 2 картины).
Нина – Отдохните, Андрей Николаевич! Давайте присядем! (Ковалев и Нина присаживаются на банкетку, стоящую посреди зала).
Нина – Ну, как, понравилось наше фондохранилище?
Ковалев – Да, впечатляет! Я и не знал, что у вас такая большая коллекция живописи.
Нина – И не только живописи! У нас и скульптура, и изделия народных мастеров, и ковры, да много чего! Вам так нравится живопись?
Ковалев – Да, я поклонник русских художников. Нравится Репин, Крамской, Куинджи, многие художники-передвижники… Я как-то был в доме-музее Репина под Питером, в Комарово. Еще больше проникся его творчеством. Как же велико его искусство! Я просто окрыленным вышел после этого посещения!
Нина – Как Вы хорошо говорите… Хотите, я приглашу Вас на открытие вернисажа?
Ковалев – Спасибо! Обязательно приду! А когда?
Нина – Послезавтра, в 18.00.
Ковалев – Буду! А сейчас – показывайте, куда крепить эти картины?
(Нина и Ковалев направляются к противоположной стороне от дерева, за которым спрятался Константин. Воспользовавшись моментом, Константин убегает незамеченным из-за своего укрытия)
Нина – Ну вот, все почти и сделали! Спасибо Вам, Андрей Николаевич! Пора и домой!
Ковалев – Можно, я Вас провожу?
Нина – Да не надо, я люблю пройтись одна до дома.
Ковалев – А Ваш бывший? Вдруг опять начнет преследовать?
Нина (раздумывая) – Ладно, согласна. Пойдемте, я оденусь, и отправимся в путь.
Картина четвертая
(Нина и Андрей стоят на смотровой площадке. Вечерний город сияет огнями и шумом проезжающих мимо машин)
Нина – Вот, рассказала Вам почти все про искусство передвижников!
Ковалев – Очень занимательно. Признаюсь, многого я и не знал. Но вы говорите, что сами рисуете?
Нина – Да, по образованию я – художник. Как говорят, неплохой. Только последние годы что-то не пишется. Замужество, потом папа умер, новая работа в Арт-галерее – все закрутилось почти одновременно. А тут еще проблемы с мужем… В общем, до творчества руки пока не доходят. А потом, кураж должен быть! А его-то как раз и нет.
Ковалев – Не жалеете?
Нина – Как не жалею? Конечно, жалею. Вот, развешиваю картины и вижу, что в моем авторстве эта работа была бы другой. Ну, это и естественно… Берусь иногда что-то набрасывать, идеи какие-то записываю. Цикл работ в будущем хочу посвятить отцу. Словом, к творчеству, надеюсь, еще вернусь. Только вот толчок нужен. Внутренне какое-то созревание должно произойти. Пока я холодная и безразличная. Одинаковая каждый день. Как на автомате: встала, умылась, позавтракала, пошла на работу, затем домой. И так день за днем…
(Андрей и Нина присаживаются на скамейку. помолчали)
Нина – С Вами легко, Андрей. Я давно ни с кем так долго откровенно не говорила…И почему-то не боюсь совершенно незнакомого человека! (смеется)
Ковалев – А чего меня бояться? Я вполне адекватный мужик, и женщин не обижаю. Ну, почти не обижаю.
Нина – А что – был опыт?
Ковалев – Личный опыт, конечно, был. Он разный. Сейчас я свободен. В поиске ли я? Наверное. Хотя чувство к человеку возникает, как правило, незапланированно. На то оно и чувство.
Нина – По-моему, вы какой-то разочарованный, или обиженный. Я ошибаюсь?
Ковалев – Скорее, разочарованный. Ошибок и сам я сделал немало, и женщины тоже не прибавили особого оптимизма. Пока. А так… Да все нормально! Вот, познакомился с Вами, и рад, что Вы такая искренняя, своеобразная. И красивая.
Нина – Это комплимент?
Ковалев – Это правда. Мне тоже с Вами легко. Нравится, как Вы смеетесь.
Нина – Как смеюсь?
Ковалев – Как-то необычно, со слезами.
Нина (улыбаясь) – Не знаю, почему со слезами получается. Но так всегда бывает, когда я от души довольна, или действительно смешно. Это глупо, наверное, со стороны выглядит?
Ковалев – Это заразительно! Вам не говорили, что вслед за вашим смехом тоже хочется улыбнуться и засмеяться?
Нина – А почему же Вы тогда не смеетесь?
Ковалев – Но я же улыбаюсь, глядя на Вас!
Нина – Какой же Вы хитрый, Андрей!
Ковалев (смеется) – Вот уже и хитрый! Не замерзли? (накидывает на Нину пиджак)
Нина (вставая) – Спасибо. Я место это очень люблю. Сюда, в детстве, мы с отцом приходили, особенно в выходные дни. Я часто брала с собой мольберт и рисовала. Вид здесь удивительный! А папа сидел на этой скамейке и читал. Он отдыхал здесь от своей ответственной работы… Я нередко себя вижу маленькой… Во сне ли, или когда иду домой по улицам, или когда мечтаю о чем-то…Мне кажется, что маленькой хочется быть тогда, когда тебя обижают, когда хочется, чтобы кто-то защитил, оберег от неприятностей…
Ковалев – А я думаю, что это все от одиночества…
Нина – Может, и от одиночества…Хотя я никогда одинокой и не была – некогда было! В школе и в институте я успевала и учиться хорошо, и общественной работой заниматься. Все чего-то организовывала, всех собирала, увлекала. Кстати, в институте у нас образовался такой неформальный кружок, своего рода интеллект-клуб. Чаще всего мы собирались в Красном уголке нашего общежития, а иногда и у кого-то в комнате. Каких только тем не обсуждали! И «ответственность художника перед обществом», и «поиск своего «я» в искусстве», и «вопросы свободной любви». Только политику не трогали – потому что никто ею не интересовался.
Ковалев – Так уж и никто?
Нина – Представьте, это правда! Мы какие-то аполитичные были. Ни на первомайскую демонстрацию, ни, тем более, на ноябрьскую демонстрацию, вообще не ходили.
Ковалев – Как же Ваш отец реагировал? Он все-таки в Министерстве работал.
Нина – Папа был прежде всего профессионал. Он никого из начальников дома не обсуждал. Ничем не возмущался, молча делал свою работу. Такой удобный тип чиновника: всегда «за», ни слова возражений, никогда не опоздает, никогда не подведет. Конечно, это старая закалка с еще сталинско-брежневских времен.
Ковалев – И мать так же аполитична?
Нина – А мама всегда была на виду. Она же начинала как драматическая актриса, раз даже снялась в каком-то кинофильме, чуть-ли не в главной роли. Но потом серьезно и долго болела. А как ей получше стало – устроилась главным администратором в Центральный концертный зал. У нее очень много знакомых и друзей среди артистов. А к политике мама вообще равнодушна. Она может только поохать, когда где-то что-то случается. А так – всегда была занята семьей, мной и папой, ну, и собой, конечно же. Так что одинокой я себя как-то не очень представляю.
Ковалев – А муж Ваш, Константин?
Нина – Когда папа меня познакомил с Константином, он был начинающим чиновником в департаменте у отца. Поначалу Костя был очень интересным собеседником. Он все время старался меня чем-то удивить, куда-то увезти. Помню, ездили мы в горы, на Урал, с друзьями на машинах. Я даже после нарисовала несколько пейзажей, так меня вдохновила местная природа. Константин и шашлык вкусный готовил, и ухаживал за мной, как за принцессой, и стихи читал под звездами… Я здорово над ним поначалу подшучивала, но он справился с испытаниями! А вот по душам мы с Костей так толком ни разу и не поговорили. Мне всегда было важно с человеком общаться душевно, как бы сверять свои чувства и мысли. И это должен быть очень близкий человек. Вот папа был таким. Он, по сути, был одиноким человеком. Мама, вечно шумная, яркая, любила компании. А отец дома хотел лишь одного – тишины и покоя. И еще, чтобы ему никто не мешал отдаваться любимому занятию – коллекционированию картин, нумизматики, антиквариата. А отдыхал папа чаще со мной. Я тоже дома больше молчу, и компании к себе домой, практически, не приводила. Так и отдыхали дома вдвоем: я что-то рисую, или читаю, а папа занимается с каталогами, с кем-то консультируется по телефону… А после смерти папы Константин сразу изменился. Стал резким по отношению ко мне и к маме. Появился командирский тон, нетерпимость, требовательность. Начал вдруг почти каждый день пересчитывать коллекции папиных картин и антиквариата. Маме это очень не понравилось! Я ему тоже несколько раз говорила, чтобы не лез, не его ведь это… А уж когда дорогой перстень пропал – все, терпению пришел конец!
Ковалев – Что, из-за этого богатства?
Нина – При чем здесь богатство? Просто, как оказалось, давно все уже выгорело. Вдруг, глядя на суетящегося, какого-то нервного Константина, я поняла, что никогда его и не любила. Где тот Костя, который за мной так красиво ухаживал, клялся в любви? Он незаметно превратился в человека, который и меня стал считать просто дорогой вещью, неодушевленной… А, ладно, хватит!
Андрей, Вы все обо мне, да обо мне спрашиваете, а о себе почти ничего не рассказали.
Андрей – А что рассказывать-то? Был женат. Дважды. Один раз официально, другой – гражданским браком. Но обе попытки оказались неудачными.
Нина (вскрикнув) – Ой, смотрите, Андрей, какие необычные облака окружают город! А вон – маленький просвет, он почти исчез, его все время пытаются закрыть эти темные тучи. Как будто черные силы пытаются заслонить весь белый свет…
Андрей – Вы, как художница сейчас живописуете такими сочными красками…
Нина – А вы разве этого не видите?
Андрей – Облака, как облака…
Нина – Скажите, Вы меня легкомысленной считаете?
Андрей – С чего Вы это взяли?
Нина – Ну, как? Развожусь с мужем, который при должности, положении, чего-то непонятного ищу по жизни, а надо бы сидеть и наслаждаться тем, что имею… Так Вы подумали?
Андрей – Нина, Вы сейчас как бы на перепутье: старое бросаете, а новое не знаете, с чего начать. От этого и метания, и поиски…
Нина (смеясь) – Да Вы психолог! Так легко все разложили. А если не так все просто?
Андрей – Я и не говорю, что все просто…
Нина – Давайте начистоту! Скажите, я Вам нравлюсь?
Андрей – Нравитесь.
Нина – Почему же Вы так плохо за мной ухаживаете? Могли бы на чай или на кофе пригласить…
Андрей – А правда, чего – это я? Нина, приглашаю Вас в кафе!
Нина – Нет уж, поздно! Раз я первая об этом сказала, то я и приглашаю Вас на чай… ко мне домой! Это рядом! Мама тоже будет рада!
Андрей (нерешительно) – К Вам? Домой?
Нина – А чего Вы так боитесь? Пойдемте, пойдемте! (смеясь, берет Ковалева под ручку и уводит)
ЗАНАВЕС.
КОНЕЦ I ДЕЙСТВИЯ.
Действие второе
Картина пятая
(В квартире Штейнц. За обеденным столом сидят Нина, Андрей и Паулина Карловна. Они пьют чай)
Паулина Карловна (увлеченно) – Вы ешьте пирог, Андрей Николаевич, не стесняйтесь! Вот я и продолжаю… Когда с этого грабителя в женском одеянии спала юбка – все и открылось! Это был мужчина!
Ковалев – Как – мужчина?
Паулина Карловна – Мужчина, переодетый в женщину!
Ковалев – И что ему надо было?
Паулина Карловна – Он говорил, что захотел пошутить, и таким образом познакомиться с Ниночкой, дескать ее поклонник… из самодеятельного театра.
Ковалев – Почему – из самодеятельного театра?
Паулина Карловна – Так он же сам рассказал, что играл там разные роли – от Жанны д’Арк до Папы римского!
Нина (укоризненно) – Мама!
Паулина Карловна – Именно так! Словом, если бы не моя отличная физическая подготовка и умение пользоваться оружием (это оружие от мужа осталось), мы с Софочкой, неизвестно еще, были бы живы! А ты мне все не веришь! (всхлипывая)
Нина – Прямо цирк какой-то!
Паулина Карловна – Кому цирк – а у кого-то с сердцем плохо было! Еле Софочку откачала! Да и сама-то не помнила потом ничего! Сейчас только в память и прихожу! Точно тебе говорю – это за коллекцией приходили!
Нина – Дверь не надо всем подряд открывать, тогда и проблем не будет!
Паулина Карловна – Теперь что, мне прикажешь, как замурованной, в этих стенах сидеть? Нет уж! Сдай ты это добро все в хранилище какое-нибудь, а лучше – продай!
Нина – Мама, прошу тебя, не начинай снова! Коллекция должна быть неприкосновенной, так папа завещал. Придет время, может, и передадим ее в музей. А пока – нет!
Ковалев – А вы не думаете, что, возможно, этот посетитель действительно влюблен в Нину Эммануиловну?
Паулина Карловна – Оригинальный влюбленный! Нина, а ты не знаешь случайно этого «поклонника – артиста»?
Нина – Ну откуда же я его знаю? Да и вообще, давайте сменим тему, сколько можно об одном и том же?
(помолчали, пьют чай)
Паулина Карловна (заинтересованно) – Андрей Николаевич, а с Ниной вы давно знакомы?
Нина (твердо) – Мама, с Андреем Николаевичем мы знакомы уже… несколько часов.
Паулина Карловна – Как – часов? Ты же по телефону сказала, что он твой школьный товарищ!
Ковалев – Э…Мы действительно познакомились только сегодня. Я… знакомый школьного товарища Нины Эммануиловны… (Нина благодарно кивает Ковалеву)
Паулина Карловна – А я поняла, что это Вы – школьный товарищ…
Нина – Мама, ну какая разница?
Паулина Карловна (строго) – А разница в том, что неизвестного мужчину с первых часов знакомства порядочные девушки в свой дом не приводят! (раздраженно встав, она уходит в соседнюю комнату)
Ковалев (вставая) – Я пойду, Нина Эммануиловна.
Нина (резко) – Нет, сидите! Я сейчас! (уходит вслед за матерью. Слышится их громкий разговор. Через несколько минут Нина возвращается. Следом за ней приходит смущенная Паулина Карловна. Ковалев в это время нервно ходит по комнате).
Паулина Карловна (тихо, вытирая слезы) – Вы извините меня, Андрей Николаевич! Совсем нервы сдали. Не хотела Вас обидеть…
Нина (ласково) – Мама, давай лучше споем гостю что-нибудь задушевное.
Ковалев – А можно?
Паулина Карловна (сдержанно) – Не знаю, получится ли…Я давно не играла и не пела…
Нина – Споем нашу любимую песню, а, мама?
Паулина Карловна – Ну, ладно!
(начинает играть на фортепиано, Нина и Паулина Карловна вместе поют песню)
«Праздник стучится в двери»*
День оказался трудным,
А ночь еще трудней.
Быть человеку нужным
Хочется стать скорей!
Припев: В чудо опять поверим,
Радость коснется нас!
Праздник стучится в двери,
Праздник, который в вас!
Ты не страшись препятствий,
Ты не страшись врагов.
Прочь все уйдут ненастья,
Если к борьбе готов!
Припев
Я так хочу дождаться.
Время, в котором, верь,
Нам повезет, и статься,
Кончится ход потерь!
Припев.
Ковалев – Здорово! Вы просто профессиональные исполнители! Так душевно и искренне поете, что дрожь пробирает. Спасибо!
Нина – Вам правда понравилось?
Ковалев – Да, очень!
Паулина Карловна – Вот когда был жив мой муж, мы пели втроем… Это было что-то! У Эммануила был очень красивый баритон. А песня эта – его любимая…
Нина – Да, папа любил петь. (помолчали)
Ковалев – Ну, мне пора. Спасибо Вам за чудесный вечер!
Нина – Вам спасибо, Андрей Николаевич!
* стихи Е.М. Акулича
Паулина Карловна – Я не загадываю, но сердце мне подсказывает, что Вы еще к нам не раз придете, Андрей Николаевич.
Ковалев (смеясь) – Так я вам скоро надоем!
Нина – Заходите, не стесняйтесь!
Ковалев – Спасибо, до свидания! (уходит)
Паулина Карловна – Приятный молодой человек!
Нина – Наконец-то ты это заметила, мама!
Паулина Карловна – Но я заметила и другое!
Нина – Что еще?
Паулина Карловна – А то, что именно Андрей и был тем переодетым в женщину мужчиной, что приходил к нам!
Нина – Не может быть!!! Тебе, наверное, показалось?!
Паулина Карловна – А вот и нет! Я его сразу узнала, только виду не подала. У меня ведь профессиональная память, дочка. Все-таки я – актриса!
Нина – Ну почему же ты не сказала это при Андрее?
Паулина Карловна – А зачем? Я поняла, что ты ему действительно нравишься. Только вот из-за чего? Если он влюблен в тебя – это одно, а если он имеет при этом какую-то корысть? Или послан Константином?
Нина – Да ты что, мама! Андрей в галерее и защитил меня от Константина, который набросился с кулаками на свою жену, то есть на меня!
Паулина Карловна – И что? А если они этот ход вдвоем и придумали? Нет, дочка, здесь надо все проверить!
Нина – Так как же это понимать?!
Паулина Карловна – Ты не должна показывать, что знаешь о нем больше, чем он рассказывает о себе. А там – посмотрим!
Нина – Но, мама! С первых дней знакомства – и таить что-то за пазухой? Я так не могу! Я должна с ним поговорить!
Паулина Карловна – Не вздумай! А вдруг он правда тебя любит, но не знает, как это сказать? Вот и придумывает всякие ходы – подходы! Надо быть очень осторожной и чуткой!
Нина – Тогда я не знаю… Я совсем запуталась…
Паулина Карловна – Вот и хорошо! Тебе надо отдохнуть! Пойдем-ка спать! А утром что-нибудь придумаем! (уходят).
Картина шестая
(Андрей стоит в полутьме, на остановке у дома Нины, ожидает такси. Неожиданно из темноты появляется Петр Павлович Юков)
Юков – Не помешаю, Андрей Николаевич? Доброй ночи!
Ковалев – Вы? Откуда здесь? Что – караулите? Или следите за мной?
Юков – И караулю, и слежу. А чего Вы так боитесь? Я же должен управлять процессом. Мы ведь с Вами в одной лодке…Позвольте полюбопытствовать: как идут наши дела?
Ковалев (раздраженно) – Да идут дела, идут! Только вот я не люблю, когда за мной по пятам ходят! Что Вы тут, как сыч старый, вынюхиваете? Все боитесь, что богатства Штейнц мимо Вас уплывут?
Юков – Зачем Вы так, Андрей Николаевич? Во всем должен быть порядок! И обзываться нехорошо. Какой я Вам сыч? Я, если хотите, демон! Ваш демон!
Ковалев – Уж сразу скажите, что Вы – Бэтмэн! Да еще и летаете!
Юков (жестко) – Ну, ладно, пошутили, и хватит! Выяснили, когда хозяев дома не будет? И как Вы вообще намерены дальше действовать?
Ковалев – А никак!
Юков – Что значит – никак?
Ковалев – Пусть все идет своим чередом. А как созреет момент – я сам все обеспечу.
Юков – Нет, так дело не пойдет! Мы должны точно знать: как, когда, в какое время!
Ковалев – Кто это – мы?
Юков – Зачем вам знать? Мы – это мы! Скажем так: партнеры по общему делу.
Ковалев – Уж не Константин ли Ваш партнер?
Юков – А хоть бы и он! Это дела не меняет!
Ковалев – Ну и парочка подобралась!
(появляется Константин)
Константин – Кому это я там мешаю?
Ковалев – А вот и партнер закадычный появился!
Константин – Что, не нравлюсь? Так я не девушка, чтобы нравиться. Вы мне тоже неприятны, господин Ковалев. Что это я на «вы»? Мы на равных! Ишь, как ты присосался к Нине! Неужели по-настоящему влюбился?
Ковалев – А тебе какое дело?
Константин – Ну-ну!... Дерзай! Только бесполезно это! Ниночка таких, как ты, не приветствует. Ей романтиков подавай, на руках носи. А людей с сомнительной репутацией семейство Штейнц и близко к дому не подпустит! Это я знаю по себе!
Ковалев – Что Нине нравится – я сам узнаю, без тебя. Ты перстень-то, поди, продал?
Константин – И про это тебе уже рассказали… И что, у них убыло? Да у них этих вещичек больше, чем надо! Я же член семьи, могу взять что-нибудь для себя.
Ковалев – Член семьи… Вор ты обыкновенный, Константин!
Константин – Ну, ты!
Ковалев – Что – я? Ну, ударь, попробуй! Сдачи получишь, мало не покажется!
Константин (успокаиваясь) – Робин Гудом решил заделаться? Только у нас такое не пройдет – ты с нами связан одной цепочкой!
Юков – Андрей Николаевич, Константин! Хватит напрягать друг друга! Еще не хватало переломать себе кости.
Ковалев – Знал бы я, с кем придется общаться – никогда бы не подписался под это дело…
Константин – Ничего-ничего! Дело чистое, верное. Ты, наверняка, уже напел Ниночке про свои чувства, и тещу обаял. Так что все пройдет безболезненно. Только не советую дергаться!
Ковалев – А если я передумаю? Вот сейчас уйду – и с концом! Что вы мне сделаете?
Юков – Не надо так шутить, Андрей Николаевич! Вы – в деле! И это многое значит. Если что сорвется – ответите по полной. Уж я найду, как это сделать.
Ковалев – Все пугаете… Попробуйте! Я вам не только руки-ноги переломаю, но и ваши мерзкие физиономии в Интернете выложу, подельнички! Советую не мешать мне!
Юков – Давайте без оскорблений! Итак, я жду Вашего звонка! И чтоб без глупостей! Всего доброго, Андрей Николаевич! (уходит с Константином)
Ковалев (оставшись один, рассуждает) – Надо же так вляпаться… И что же я такой невезучий? Вроде и дело выгодное, а душа к нему уже не лежит. Мешает что-то… Казалось бы: чего тебе надо, Андрей? Возьми ты эти картинки, побрякушки разные, да и сдай этому пройдохе Юкову… А как подумаю о Нине, да и о матери ее чудной – так и бросить все хочется. (закуривает). Похоже, я вконец запутался… Долги надо отдавать, да и жить на что-то надо. Работу… потерял. Вернее, выходить на нее совсем не хочется. Скука одна! Сейчас бы завалиться куда-нибудь на сеновал, отоспаться досыта, а с утречка на речку – порыбачить, потом покупаться! Эх-эх! (потягивается). Красота! (задумчиво). Да, Андрюха, совсем твои дела плохи… Вот ведь как получается в жизни: вроде все было, все устраивало, и женщины только азарту добавляли. А чего-то все не хватало. Прыгнуть, что ли хотел повыше? Но не вышло. Или сам не вышел. Скорее второе. Суетиться стал много. И жен-подруг поэтому бросал. Важное что-то в себе теряю… И чувство такое, что не со мной все это происходит, а с кем-то другим. Вроде со стороны за собой наблюдаю и надсмехаюсь: а если так попробовать? А, может, так прокрутиться? Или здесь что-то урвать? И не хочется что-то при этом менять. Так ведь привычнее, да и многое потом само собой рассосется… Получается, вроде и не живу толком, а плыву по течению. Как там Нина говорила: «внутреннее созревание должно произойти в самом себе». Да… Что-то у меня ничего не не вызревает… А ведь картины можно самому толкнуть…Нужен мне тогда скупердяй Юков…Опять же: к чему мне это? Одни проблемы…Думай, Андрюха, думай!... А Нина могла бы быть хорошей женой. Она какая-то…своя… Может, мне все бросить и уехать? Пусть они тут сами разбираются…Трушу, что ли? Да, вроде, и не боюсь я этого Юкова… Муторно как-то…Получается, по жизни люди мне попадались большей частью такие же, как я сам. А другие и не могли быть в поле моего зрения: зачем мне они были? Хотя, конечно, я всегда по-хорошему завидовал тем, у кого все получается – и в личном плане, и в профессии, и в бизнесе: и крутиться могут, и отдохнуть, и деньги потратить, и снова их заработать. К таким удача так и липнет по жизни. А тут – надо пахать! Да не все получается, как хочешь! А хочешь многого: и квартиру, и коттедж, и машину, и любовницу! И все деньги, деньги, деньги! И всем дай! А где их взять?! Но воровать-то я так и не научился. Так, по мелочам что-то пробовал пробить, перехватить, подсуетиться… А ведь я по образованию экономист. Мог бы и свой путь выстроить в профессии… А все лень! А самое главное – бесполезно! Кому это надо: чего-то доказывать, выпячиваться?
Профессиональный рост? Все это фикция: захочет хозяин фирмы – пошлет учиться, не захочет – сам крутись. Работа на дядю – это не для меня! Уж лучше самому что-то потихоньку делать, на себя!
А может, я чего-то не понимаю, или не хочу понять? Меня ведь толком никто никуда и не приглашал на работу – сам пытался устроиться. Но устраивался потому, что надо было что-то жрать. А там – скучно! Нео-хо-та было ни-че-го! Смысла не видел… И сейчас не вижу… А может, мне Нине все рассказать? Признаться, покаяться? В ее доме так уютно на душе у меня давно не было…Или – ничего не делать?...Андрюха, будь мужиком! Решай что-то! Решай!
(внезапно появляется Нина)
Нина (запыхавшись) – Андрей! Как хорошо, что я Вас застала!
Ковалев – Что случилось?
Нина – С мамой стало плохо, «скорую» пришлось вызывать. Сделали укол, вроде она уснула…А я гляжу из окна, Вы стоите на остановке, никак уехать не можете… Может, Вам лучше вернуться к нам? Побудете еще, а то мне что-то страшно. А потом такси вызовем. Ведь к остановке такси не подъедет, да еще ночью…
Ковалев – Пойдемте, конечно!
(возвращаются в квартиру Штейнц)
Картина седьмая
(на кухне квартиры Штейнц сидят Андрей и Нина. Нина угощает гостя кофе)
Нина – Вы простите меня, Андрей, но я хотела с Вами поговорить. Только не знаю, как начать…Правда, мама меня просила этого не делать… Но я не могу иначе… Я пыталась заснуть после вашего ухода, но никак не могла… А тут мама закричала, что сердце у нее колет…Я сначала ей лекарство накапала, а уж потом «скорую» вызвала. Правда, она приехала быстро, ночью-то пробок нет… Вот…
Ковалев – Да вы присядьте, успокойтесь. Может, Вам лекарство принять?
Нина – Нет, не надо! Я… в порядке!
Ковалев – Что вы хотели спросить?
Нина – Это правда, что именно Вы были тогда у нас, переодетым в женщину?
Ковалев – …А… откуда…
Нина – Мама Вас узнала…она же актриса, у нее память на лица – профессиональная.
Ковалев – Вот как…Я еще подумал, когда Вы пригласили меня к себе на чай, что не надо бы идти, как чувствовал…
Нина – И что, причина посещения нашей квартиры не во мне, а, действительно, в коллекции?
Ковалев – Послушайте, Нина, я вам сейчас все объясню…
Нина – Ну что ж, попытайтесь…
Ковалев – Только…можно что-нибудь выпить?
Нина – Коньяк есть. Будете?
Ковалев – Налейте, пожалуйста! (Нина наливает полстакана коньяка и протягивает Ковалеву. Тот одним махом выпивает содержимое)
Ковалев – А Вы – не хотите выпить?
Нина –А что, пожалуй, и я выпью! (наливает себе и тоже выпивает)
Ковалев – Вот теперь легче. А то день какой-то несуразный… Нина, может, мы перейдем на ты? Уж разговор слишком официальным получается…
Нина – Пожалуйста, я согласна!
Ковалев (встает) – Понимаете… понимаешь, все не так просто… Вернее, изначально все казалось просто…Но сейчас все так запуталось, что…я сам еще толком не разобрался… Вот… Я попал в сложную ситуацию…Доверился своему старому знакомому, а он меня подставил на крупную сумму… А тут встречает меня Петр Павлович…
Нина – Какой? Юков?
Ковалев – Да, Юков.
Нина – Все понятно…
Ковалев – Ну и… предложил помочь ему в получении от Вас картин, которые якобы Вы ему должны отдать в расчет за его услуги твоему отцу… У меня на тот момент не было другого выхода…да и деньги он мне предложил…хватит рассчитаться с долгами…Аванс выдал…
Нина – И ты принялся ухаживать за мной…
Ковалев – Сначала – да!
Нина – То есть и в квартире, и в галерее ты оказался не случайно?
Ковалев – Получается, так…
Нина – И на что же ты рассчитывал, Андрей? Чтобы я в тебя влюбилась? А дальше?
Ковалев – На это я не рассчитывал… Вернее, рассчитывал, но не так, чтобы определенно…Но вышло, похоже наоборот…
Нина –Как это?
Ковалев – Я не думал поначалу тобой увлекаться, считал, что работа есть работа…А получается, что я не могу выполнить эту работу из-за тебя, Нина!
Нина (иронично) – Да что ты говоришь?
Ковалев – Ты можешь не верить, но я скажу…Вот что движет человеком? Скажешь – любовь? Да, наверное. А мною двигали…деньги. От этого и все проблемы. Хотя, разве это плохо, когда хочется жить достойно?
Нина – Да нет ничего плохого…
Ковалев – Но когда все подчинено только деньгам, невольно теряешь собственное «я».
По сути, почему я разводился со своими женщинами? С одной стороны, потому, что деньги и собственная гордыня оказались выше подлинных чувств. Да и чувств, значит, не было. Кстати, расставаясь с женами, я уходил, никогда не оглядываясь назад. Мать мне всегда говорила: «Ты весь в отца. Он тоже гордый был. Когда ушел от нас – даже не оглянулся. А если бы оглянулся – пришел бы назад. Есть такое поверье!».
Я сейчас это понимаю, что гордыня во многом заела. И вторая причина в том, что после расставания с Ксенией, гражданской женой, стал считать, что все женщины – большое зло для мужиков. Чем должна заниматься женщина? По-моему, сохранять семью и воспитывать детей. А вот раскрепощение женщины, ее эмансипация приносят только вред. И семье, и обществу. Это я не только на личном примере сделал такой вывод. Мне кажется, все мужики это со временем понимать начинают. Да, поначалу многих даже забавляет или льстит, когда любимая женщина и закурить может, и выпить, и сматериться, и мужиков на место поставить. Но когда она еще и в работу с головой уходит, а семья побоку – все, считай пропала совместная жизнь!
Так что меня с прошлым ничего не держало. На тот момент! Тут я и решил укрепить свой дух, свою волю. Стал йогой заниматься. Хочешь, покажу? (встает на голову у стены. Стоит так некоторое время, помахивая при этом ногами).
Ковалев (вставая на ноги) – Вот так я каждый день по 5-10 минут, три раза, укрепляю нервы и силу воли!
Нина – Удивил! Я, когда перенервничаю с Константином, всегда сажусь на шпагат! Вот, смотри! (садится на шпагат)
Ковалев (снова вставая на голову) – Смотрите, какая у нас с тобой получается совместная фигура!
Нина (смеется) – А что, весьма колоритная композиция!
Ковалев (вставая на ноги) – Ух, здорово!
Нина (поднимаясь) – Ну, ладно, нервы мы сообща укрепили, что дальше?
Ковалев – Я еще стихи начал писать! Но все почему-то про женщин получается…
Нина – Прочти, не стейсняйся! (снова наливает коньяк себе и Ковалеву)
Ковалев – Вот одно, быстро его написал, под впечатлением:
(декламирует)
А, давайте забудем про горести,
Про проблемы и новый слушок!
Соберемся компанией вскорости
И махнем на реки бережок.
Красота захлестнет душу полностью.
И зачем мы страдаем зазря?
Посмотри, как таинственной полночью
Нам призывно сияет луна!
Гладь реки соблазняет загадочно,
И войти я в нее в миг сорвусь –
Там, в отблестках воды, манит сказочно
По-девичьи невинная грудь…
Потакать я желаньям решился,
И поплыл на божественный лик…
- Ты куда это там навострился? –
Остановит вдруг женушки крик.
Нина – Браво! (смеется). Нет, правда, хорошо!
Ковалев – По-моему, тоже ничего, сойдет.
Нина – А ты действительно талант, Андрей! И артист, и чтец, и поэт, и соблазнитель, и… грабитель…
Ковалев (хмуро) – Еще никого не ограбил…
Нина – Но ведь думал об этом? И думаешь по-прежнему?
Ковалев – Я совсем о другом сейчас думаю. (подходит близко к Нине). Я думаю о том, как тебя поцеловать! (неожиданно целует Нину)
Нина (пытается отталкивать Ковалева) – Ну, это уже слишком!
Ковалев – Почему?! Я люблю тебя, Нина!
Нина (иронично) – Ужас! Грабитель признается мне в любви! Дожила! А что? Наверное, сама к этому шла…Любишь, говоришь? А я вот не знаю…не уверена. Поначалу ты мне, Андрей, конечно, показался. Видный мужик, как говорят, фактурный, вроде неглупый. Но какой-то неопределенный…Без стержня! Все тебя куда-то несет, все тебе приключения подавай, жизнь легкую. Так ведь? Поверь, я этого натерпелась с Константином – досыта! С меня достаточно!
Ковалев – Ты меня пока плохо знаешь! Я надежным могу быть, и буду таким тебе по жизни!
Нина – Надежность – это хорошо… Только как вот поверить в искренность чувств, когда обстоятельства говорят об обратном!
Ковалев – Но я же сразу признался! Ты не знаешь, как мне мучительно трудно было себя переломать, пересмотреть все негативное в себе, все наносное! И я это смог! Значит, есть во мне здоровое начало, осталось что-то человеческое! Значит, я не безнадежен?
Нина – Наверное, не безнадежен… Хотя, как знать… (загадочно улыбается)…Я всегда представляла себе любимого человека необычным, неординарным… Скажешь, ты как раз подходишь под это определение? Не знаю… Константин меня часто попрекал: дескать, тебе подавай все романтичное, возвышенное, в розовом цвете! Да не так это! Просто хочется видеть в любимом человеке ЛИЧНОСТЬ! Пусть с недостатками, но личность! Чтобы у него были свои интересы, задумки, цели, которых бы он добивался, показывал характер, упорство, оптимизм. И меня тем самым заряжал! Ты, думаешь, художнику не нужна поддержка? Что у него все замыслы сами собой приходят? Нет, конечно! Подпитывать должно все окружающее, и муж – в первую очередь. А как иначе? Чем меня подпитывал в последние годы Константин? Жадностью своей, неприязнью, желанием наживы? Разве это помогало мне творить? Вот с тобой, помнишь, облака увидела? А ведь это случилось впервые за последние два года! Я в эти годы и на небо-то не смотрела, не мечтала!... Ошибиться опять боюсь, Андрей… И годы идут, и родить хочется… (заплакала)
Ковалев – Нина, послушай. Я же вижу, что я тебе нравлюсь. Зачем же лукавить и прятать свои чувства? Мне хорошо с тобой. Я душой оттаял рядом с тобой. Там, в галерее, я сначала не понял, почему вдруг меня к тебе тянет. А сейчас понимаю: с тобой мне уютно и тепло! Ты не фальшивая. Ты такая, какая есть – и дома, и на работе, и на улице. Естественная. Не приноравливаешься ни под кого, не строишь из себя «даму из высшего общества». А насчет «грабителя»… Знаешь, я даже рад, что судьба распорядилась так, что через такой экстрим мы с тобой познакомились… Я даже не ожидал от себя самого, что так смогу сказать о своих чувствах… Что – я тебе совсем не подхожу?
(В черном проеме кухонной двери, к косяку которой прислонился спиной Андрей, внезапно появляется белая рука, которая сзади ложится на шею Ковалеву. Грубый голос говорит: «Вы нам подходите, Андрей!» Ковалев от неожиданности присаживается, затем кричит сдавленным от страха голосом: а-а…а… В проеме двери кухни появляется в халате, с повязкой на голове Паулина Карловна)
Паулина Карловна (продолжая говорить нарочито грубым голосом, входит на кухню) – Что не ожидали, голубки? (Андрей, опешив, смотрит на Паулину Карловну, а Нина начинает смеяться гомерическим хохотом)
Нина – Мама, ну я же просила тебя появиться не таким страшным способом!
Паулина Карловна (усаживаясь за столик и наливая себе коньяку, говорит далее своим голосом) – Знаешь, я решила неожиданно сыграть роль привидения, чтобы несколько взбодрить твоего поклонника…
Ковалев – Ну, вы же… у вас же… сердце!
Паулина Карловна – Какое сердце, молодой человек? Побойтесь бога! Давайте лучше выпьем. (все выпивают). Андрюша! Мы с Ниночкой решили Вас просто разыграть, чтобы заманить снова в квартиру. Никакой «скорой» не было!
Ковалев – Но зачем? Вы же меня чуть немым не сделали!
Нина – Просто я не могла удержаться до утра, чтобы не расспросить тебя про тот маскарад, который ты устроил в первый приход к нам! Мама сначала была против, но потом согласилась подыграть мне, изобразив внезапную болезнь.
Ковалев – Да… Тут все такие артисты, что мне ох, как далеко до вас! (все смеются).
Паулина Карловна – А я, ну никак не могла усидеть у себя в комнате, слушая вас! Так хотелось присутствовать при этом, так хотелось, что я зашла крадучись в ванную, намочила руку холодной водой, и тихонько пробравшись, положила ее на Вашу шею, Андрей!
Ковалев – О! это было что-то! Я признаюсь в любви, и вдруг такой пассаж: громовой голос и холодный душ! Паулина Карловна, Вы просто мастер перевоплощения!
Паулина Карловна – Спасибо, что Вы оценили! Ну, ладно, не буду вам мешать! Пойду прилягу, а то ведь скоро уже утро… Пока-пока! (уходит)
Нина – Андрей, ты не обиделся?
Ковалев – Не успел! Все так неожиданно!
Нина – Для меня – тоже! Но мне это начинает нравится, и ты – вроде тоже мне начинаешь нравиться…(Ковалев приближается к Нине, они сливаются в поцелуе)
(вдруг раздается звонок в дверь)
Ковалев – Я подойду! Кто там? (за дверью женский голос: «Это соседи! Вы нас затопили!»). Подождите, сейчас открою! (открывает дверь. Внезапно в квартиру вваливаются два человека в черных масках, один быстро ударяет Андрея в голову, тот падает. Другой бросается к Нине, она успевает вскрикнуть: «Что это?»… Затемнение)
Картина восьмая
(Гостиная квартиры Штейнц. На стенах висят, вразнобой, пустые рамки картин, все разбросано. Исчезли малые скульптурки с комода. Паулина Карловна, охая, развязывает Нину, освобождает ее рот от клейкой пленки. Затем они обе приводят в чувство оглушенного Андрея).
Нина – Ты как, Андрей?
Ковалев (кривясь от боли) – Да нормально… Оглушили чем-то, сволочи… А ты как?
Нина – Я – ничего! Мне рот заклеили, а глаза и руки завязали! Но я слышала, как грабители два раза чертыхнулись…
Паулина Карловна (причитает) – Все самое ценное утащили! Все украли! Говорила тебе, сдай ты все это добро…ох…
Ковалев – Это я виноват! Я должен был это предвидеть! Он не стал ждать меня, он понял, что я не буду этого делать…
Нина – Кто, Юков?
Ковалев – Да, он. И еще… Константин. Думаю, второй был именно он.
Паулина Карловна – Я ведь совсем уже уснула, как слышу, что-то упало, потом топот, дверь хлопнула. А вышла из комнаты – Андрей лежит без сознания, Нина вся связанная. Думаю, сейчас сама свалюсь в обморок! Константин, говоришь, и Юков? Они – могли! Они на все пойдут, мерзавцы, лишь бы наживиться за чужой счет…
Ковалев (возбужденно) – Я – виноват! Я должен был вас защитить, и коллекцию сохранить! (ходит по комнате, держась за голову). Нет мне прощения! Ведь они могли и убить тебя, Нина! Они поэтому и глаза тебе завязали, боялись, что ты их узнаешь… Подонки… Я должен их найти… Я должен их заставить вернуть все… Я не могу смотреть вам в глаза, пока этого не сделаю! (пытается идти к двери, шатается)
Паулина Карловна – Вы куда, Андрей? Вы же идти не можете! Вам лежать надо!
Нина – Андрей, погоди, не торопись! Ты должен придти в себя!
Андрей – Нет, прости меня, Нина! Я должен идти! Я не приду – пока их не верну! Я их верну, слышишь! (шатаясь, но довольно быстро уходит)
Нина – Андрей, стой! Не пущу! (бросается вслед)
Паулина Карловна – Ты-то куда? А, теперь все равно! Где теперь вернешь это богатство?
Нина (вернувшись) – Ушел… Мама, не надо так драматизировать! Ты же ничего не знаешь!
Паулина Карловна – Чего не знаю? Говори!
Нина – Я же подлинники все – и картины, и скульптуры – сдала давно на хранение в банк! А сама потихоньку изготовила копии, и поставила их по местам. Месяцев десять у меня на это ушло. Поэтому – пусть они, эти грабители, радуются! До поры до времени!
Паулина Карловна – Ну, слава богу! А Андрей-то ничего не узнал – убежал! Пойду-ка я убираться…
Нина (подбежав к окну, приговаривает) – Андрей, ну, оглянись! Ну, оглянись, любимый… (подбегает к другому окну, суетиться, пытается открыть окно, кричит):
- Андрей, все хорошо! Не надо никуда ходить! Вернись! Андрей, оглянись!
(внезапно замирает, громко кричит)
- Мама! Мама! (вбегает испуганная Паулина Карловна, в руках уже веник)
Паулина Карловна – Что? Что случилось, дочка?
Нина (кричит) – Мама! Он оглянулся! Он оглянулся, мама! (подбегает к матери, целует ее, обнимает, кружит ее по комнате). Он оглянулся, мама! Значит – вернется! (плачет)
Паулина Карловна (плачет) – Конечно, вернется! Глупая ты, моя девочка! Вот ты и нашла свое счастье…
Свидетельство о публикации №224090600633