Фуфаечка

Костюмерша принесла и выложила перед Олегом одежду для съёмок.
-Давненько же я не надевал фуфайки! – воскликнул актёр. - Хотя постойте-ка. Если подумать, то фуфайки я, вообще, никогда в жизни не носил.
От стёганки пахло швейным цехом. Она приветливо раскинула рукава и готовно вспрыгнула на плечи Олегу. Но оказалась не только вызывающе нова с виду, а и велика. Что делать? Ушивать? Тереть пемзой - состаривать?
Стоявшая в дверях горницы хозяйка дома Анна Петровна, повернулась, и через минуту пришла с фуфайкой поношенной, потёртой.
-Это деда Андрея.
-Настоящая! – с уважением произнёс Олег, держа её перед собой.
Фуфайка села как родная, и в плечах и на животе. Олег крутился перед зеркалом, вживляясь в необычную для себя одежду.
-Дедушка и ростом такой же был, - говорила Анна Петровна. - Вот сзади на вас поглядела, будто его увидела. Аж сердце зашлось.
Лучшей похвалы Олегу и не требовалось. Он взял листы роли и начал репетировать.
Во-первых, походка… Олег был актёр натуральной школы, и человеком наблюдательным. Перед съёмками особенно пристально вглядывался в деревенских мужиков рядом со своей дачей. Но никто не произвёл особого впечатления. Мужики ходили невыразительно, функционально. Без каких-либо вывертов. Правой-левой. Ни легко, ни тяжело. А для экранного героя надо было создать нечто неповторимое.
Зеркало в горнице имелось, но старое и мутное, никуда не годное. Олег установил телефон на подоконнике, включил на запись и устроил самопоказ перед телефоном.
Сначала прошёлся короткими неспешными шагами в глубокой задумчивости. Потом неровно, нервно с постоянной оглядкой. Затем вразвалочку, с наклоном влево и решительной отсечкой правой руки. Напоследок быстрым летящим шагом и с честным, открытым взором на лице.
Просматривать дубли уселся на старый, провальный диван под лимонным деревом.
Какой образ подойдёт для тридцатилетнего парня из большого города, имперца по убеждениям и Павки Корчагина по темпераменту? Последний дубль со стремительным и гордым видом героя лёг на душу, и тело запомнило.
Теперь со звуком…
Он опять установил камеру на подоконник и уже твёрдо в заданной манере прошёлся из угла в угол горницы со словами из сценария:
-Если не мы то кто? – он рубанул воздух перед собой. - Иначе погибель! Это задача нашего поколения икс. – Он сжал кулаки. - Наша страна душа мира. А душа страны – деревня!
Просмотрел файл, остался недоволен интонациями. И снова начал играть эту сцену, и записывать на видео.
Он расхаживал по комнате, выговаривал слова на разные лады, прогоняя через своё сознание различные сущности характера своего героя.
Парень, которого должен был играть Олег Смагин, по сценарию был натура тонкая, нервная, вплоть до истерики. Ушибленный второй мировой войной в её пропагандисткой версии, он стал чёрным копателем – поисковиком, каждое лето находил мрачное наслаждение от ковыряния земли на местах боёв. Зимой, как реконструктор, в кольчуге собственной вязки и в шлеме из алюминия, бегал в потешных битвах за городом. И погружённый в пучину времём, наконец припал к семейным корням. Увлёкся генеалогией. Нашёл в архивах следы предков в пятом колене.
К тому времени офис ему совершенно опротивел. И как только распался его несчастливый брак, он продал квартиру покойных родителей и на вырученные деньги купил в заброшенной деревне дом, ещё годный для жилья, а также трактор и другую технику, с помощью которой стал раскорчевывать окрестности в этой деревни предков (так предписывалось сценарием).
Материал был хорошо усвоен актёром Смагиным, он сроднился со своим литературным ровесником. Душа требовала артистического воплощения на съёмочной площадке.
Снова включив камеру на запись, Олег встал на точку съёмки, (это была седьмая половица от зеркала), схватился за полы фуфайки, распахнул её на груди - рванул, и заговорил, как бы преодолевая нестерпимую муку:
-Встанем! Пока ещё с вами мы живы и правда за нами! Там сверху на нас кто-то смотрит родными глазами. Они улыбались, как дети, и в небо шагали. Встанем! И ближе к ним станем.
Пылкая речь закончилась ударом кулака в стену.
Олег сел на диван и включил снятое видео.
Вроде бы смотрелось неплохо, чувствовался искренний порыв, и тон был взят верный, пафос шёл от сердца. Но всё-таки в своём актёрском теле Олег ощущал скованность, верный признак незавершённости в работе.
Теперь уже он ходил из угла в угол горницы своим природным шагом, сбросив оковы роли, широко и решительно, кулаком ударяя в ладонь, морщась от недовольства собой.
И, в очередной раз развернувшись возле кадки с лимонным деревом, вдруг попал взглядом на зеркало. Он замер на полушаге. Из зеркала на него глядел небритый мужик в майке на голое тело. Это длилось несколько секунду, пока Олег стоял застыв от неожиданности. При первом же его движении мужик скрылся в туманном мире зазеркалья, исчез.
«Показалось. Не может быть. Это глупо, - думал Олег накидывая на зеркало покрывало с кровати. Он хотел было репетировать дальше, проходить роль и записывать отрывки. Но придуманный им «парень в фуфайке» ускользнул из воображения. Опять надо было собирать его по кусочкам.
Вдруг навалилась страшная усталость. Олег сел на диван и к ужасу своему увидел, как покрывало на зеркале колышется от толчков изнутри. Будто бы тот самый мужик в майке пытается выбраться наружу. Олег попробовал убедить себя, что колыхание производится сквозняком из открытого окна. Но трепетали не концы покрывала, а верх у рамки. И ткань была тяжёлая, не под силу ветерку.
Такое складывалось впечатление, будто под покрывало забрался котёнок.
-Какой, на фиг, котёнок! – прошептал Олег и стал торопливо расстёгивать пуговицы на фуфайке - Обычное переутомление.
Он повесил фуфайку на гвоздь у дверей и повалился на кровать за печкой. Время было позднее. А съёмки назначены на рассвете.
Спать! Спать, - командовал он себе.
Явь перетекла в сон. И уже ему снилось, как откинулось покрывало на зеркале. И через раму перешагнул мужик в майке и сапогах. Он спрыгнул на пол, встал во весь рост, громко топая, прошагал к столу и уселся, установив руку на локоть.
Он смеялся, скаля прокуренные зубы. Подмигивал. И другой рукой призывно махал, мол давай, померимся силами.
Олег встал с кровати (не понимая во сне или на яву), подошёл к столу и сел напротив мужика. Они сцепились руками и стали жать каждый на свою сторону. Олег держался из последних сил и, наверное бы проиграл, если бы не зазвонил телефон.
Звонил режиссёр. Торопил. Натура уходит.
Олег вскочил с кровати. Холодный, липкий пот покрывал всё тело. В знобком деревенском утре фуфайка оказалась весьма кстати.
Начали сцену раскорчёвки луга. Дым от выхлопа трактора сливался с клочьями тумана. Оператор ликовал. Чуть не под нож бульдозера лез со своей камерой. И потом - к Олегу в кабину, выцеливая его крупным планом.
По сценарию Олег должен был в этом эпизоде за рычагами трактора читать рэп на тему возрождения страны.
Он начал:
-Золотые купола, кресты, иконы, напомнят нам откуда мы и кто мы…
И поперхнулся на полуслове, увидав в окне на другой стороне кабины мужика в майке. Мужик опять же подмигивал, зябко ёжился и для согрева бил себя руками по плечам. Он появился всего на мгновение, но текст из головы Олега вышибло напрочь. Трактор ткнулся в дерево, остановился и заглох. Всё надо было начинать сначала.
Они снимали дубль за дублем. Солнце уже взошло высоко. Но слова рэпа вылетали из головы как только призрак мужика вставал на пути трактора, или появлялся на капоте, тыча лицом в стекло, а то и оказывался в кабине на сидении сбоку.
Дубль следовал за дублем. Дело мастеров искусства подвигалось медленно.
Становилось жарко. И в перерыве между сценами Олег снял фуфайку, повесил её на сук.
И как бывает при создании киноляпов, забыл, не надел её войдя в кадр на следующей сцене. И оператор, и режиссёр тоже проморгали, как говорится, зато были в восторге от игры Олега, - монолог в стиле патриотического рэпа на этот раз был прочитан блестяще.
Потом спохватились о фуфайке, ругали себя за невнимательность. Опять придётся всё переснимать. Но Олег ликовал. Он теперь твёрдо знал, отчего его сковывало во время игры, а в последней сцене позволило испытать творческий подъём. Он стал убеждать режиссёра и дальше снимать его в одной рубашке. Или в чём угодно, только не в фуфайке.
Долго спорили со сценаристом. Костюмерша приносила из походного гардероба то кожанку, то пиджак, и наконец – джинсовку.
Сошлись на джинсовке. И съёмка покатилась как по маслу.
Когда вечером Олег хватился фуфайки, то на суке её не было.
И никто не знал куда она делась.
Пришлось извиняться за пропажу перед Анной Петровной и в качестве возмещения дарить ей большое зеркало из гримёрной. Олег собственноручно повесил его на место старого, тусклого. Перед тем, как выставить этот раритет на чердак, он долго рассматривал трещину на стекле. Ему казалось, раньше её не было.
И все последующие ночи в своей горнице за печкой он спал потом молодым крепким сном.